Лишние

— Ну что, опять? — устало спрашивает Шилов, опускаясь на лавочку рядом с Даф. Та, как всегда, молчит и глаз не поднимает. Только рассматривает свои кеды. Когда-то белые, теперь пожелтевшие, потёртые, с процарапанными подошвами и грязными шнурками. — Понятно, — со вздохом заключает Шилов. — И когда? Даф забирается на скамейку с ногами, подтягивает колени к груди, обхватив их руками. Опускает подбородок на ладони. — Вчера вечером. Я пришла, и... Что скрывается за этим таинственным "и", Даф так и не находит в себе силы озвучить. Шилов, впрочем, догадывается и так. — И что ты сделала? — помогает ей Шилов. Дафна всхлипывает. — Ни... ни... ничего! Они меня да...дааже не замееееетили! Я ещё в коридоре услышала, что они в спа..спааальне, приоткрыла дверь, и... Дафна захлёбывается воздухом. — И ушла, — заканчивает за неё Шилов. — Да-а. Увлеклись они, значит. Когда я их заставал, они хотя бы звук экранировали. Даф прячет лицо в ладони. Она плачет не так, как Прасковья. Не яростно, а очень жалко, абсолютно по-человечески, с всхлипами, подвываниями и шмыганиями носом. Шилов осторожно протягивает руку и похлопывает её по плечу. — Перестань, а? И так тошно. Можно подумать, ты в Эдеме ничего не знала! Она же едва ли не каждый вечер к нему заявлялась. В голосе Шилова нет уже ни злости, ни ревности. Разве что досада и что-то вроде усталости. — А ты? — спрашивает Дафна с внезапным интересом. — Что "я"? Как я к этому отношусь? Или перепадает ли мне её внимание? Дафна краснеет. Полузадушенно выдавливает "и то и то". — Что, в чужой личной жизни ковыряться интереснее, чем в своей? — язвит Шилов, но без злости, скорее, по привычке. Слишком долго он считал светлых своими врагами. Слишком долго готовился стать повелителем Мрака. Слишком зол был поначалу на Дафну, что не дала ему забрать силы у Мефодия в их самую первую встречу. А теперь они и врагами-то, по сути, не являются. У неё уже нет ни крыльев, ни флейты, ни магии. Ну, флейта, может быть, и есть, только Дафна на ней уже давно не играет. Не хочет лишний раз растравлять душу. Шилов её понимает. У него уже нет ни Дара, ни меча, ни Никиты. Ну, Никита, может быть, и есть, но не у него. Он снова тот четырёхлетний мальчик, возвращённый к родителям. Светлые даже изменили им память, чтобы им казалось, будто бы не было прошедших четырнадцати лет. Виктор иногда видит их семью на прогулке, но не подходит. Не хочет растравлять душу. Дафна, не отвечая на сарказм, терпеливо ждёт ответа. Параллельно сдирает пальцами облупившуюся краску со скамейки. — Да. Иногда мы спим. Но... редко. Пару раз. Видишь ли, она предпочитает проводить ночи с Буслаевым. Но иногда, если он вдруг бывает занят... — фыркает Шилов. — Пару раз было и такое, что она приходила от него, но всё ещё хотела продолжения. Тогда она вспоминала и обо мне. Дафна молчит. Но чувствует знакомую горечь в голосе у Виктора. — Ты, наверное, хочешь спросить, не противно ли мне быть на вторых ролях, — не спрашивает, а утверждает Шилов. — Знать, что я для неё ничего не значу. Что она вертит мной как хочет. Дафна начинает оправдываться, говорить, что ничего она такого не думала, и как он вообще мог такое предположить. Затем привычно ойкает и зажимает рот рукой: боится, что от вранья потемнеют перья. А потом вспоминает, что крыльев у неё больше нет. И вздрагивает, словно от удара ножом. Шилову кажется, что повадки Дафны он изучил лучше, чем Прасковьины. — Да. Меня это злит. Но я не могу уйти и бросить её. Постоянно думаю, что надо — и не могу. Один раз уже всё, решился, собрался, вышел в прихожую — а там она. Уже знает. — И? — спрашивает Дафна. — Что "и"? Тебя конкретные позы интересуют, качество, количество, общие впечатления? — мрачно интересуется Шилов, и Дафна краснеет ещё сильнее. — Она настолько... — Дафна щёлкает пальцами, пытаясь подобрать наиболее целомудренное слово, — притягивающая? Шилов неопределённо пожимает плечами. Дафна отворачивается. Виктор знает, что она думает о Буслаеве. Наверняка корит за всё только себя. Что это она что-то сделала не так, была недостаточно раскрепощённой, бесстыдной, страстной... Уж конечно она не думает, что это Буслаев — мудак, не умеющий держать ширинку закрытой. Хотя, горько усмехается Шилов, чем он лучше его, он, точно также теряющий любое самообладание при виде Прасковьи. — Ты его любишь? — непонятно зачем спрашивает Виктор. Дафна кивает. — Да. В первый раз когда застала их вместе, чуть с ума не сошла. Я действительно не знала! Я ему доверяла! Отчаяние. Боль. Обида. Будь у Виктора сейчас Дар Кводнона, он бы не преминул повампирить такие сильные эмоции. — Он сказал, что это так, ничего не значит. Что любит только меня, что он ждал меня из Эдема, скучал... Что Прасковья его сама вынудила. Что он просто потерял голову. Что этого больше не повторится... Виктор хмыкает. Наивность Даф — это что-то с чем-то. — И потом... Каждый раз был последним. Самым последним. Самым-самым последним. Окончательным. Шилов закатывает глаза. По его губам Дафна читает "Женщины!" — А потом сам знаешь. Лигул. Силы Кводнона. Дарх. — Мой меч, — добавляет Виктор, и Дафна кивает. — Я слышал, коронация состоится уже через неделю. Повелитель и Повелительница Тартара. Не хило, да? Дафна горестно вздыхает. — Эссиорх говорит, что они специально решили не стравливать их между собой, а короновать сразу двоих. Чтобы показать Свету, что страсть сильнее любви. — Ты до сих пор веришь в любовь? — издевательски вскидывает брови Виктор, и Дафна от удивления перестаёт всхлипывать. — А ты нет? Разве ты её не любишь? Шилов дёргает подбородком. — Нет. Не люблю. Но без неё я жить не могу. И Дафна знает, что это так. Знает, что даже прикусывая ночью её шею, он думает о ней. Знает, что именно поэтому он любит, когда она молчит во время секса — тогда в темноте можно представить, что это Прасковья извивается под ним. Знает, что ему нравится вот таким способом мстить Прасковье и Мефодию. Знает — и нарочно красит губы алой помадой. Которую Виктор размазывает поцелуем, неожиданно наклонившись к ней и притянув её двумя пальцами за подбородок. — Идём, — говорит он, вставая и протягивая ей руку. — К тебе идём. И давай не будем ждать темноты. Сегодня я хочу попробовать с тобой. И Шилов целует Дафну ещё раз.