Дело было ни в пророчествах, ни в связи прошлого и будущего, ни даже самой природе добра и зла. Дело было в замкнутом круге, когда однажды всё подлежит уничтожению, а потом возрождению. Со слов Люси Хартфилии, последней Заклинательницы Духов.
— К чертям собачьим! — воскликнул Макаров, вскакивая со своего кресла. Стопка бумаги на его столе разлетелась сотней белых листов по кабинету — Венди зажмурилась, словно на неё обрушилась лавина. Остервенелый взгляд Мастера и его дрожащие руки яснее ясного давали понять, что он взбешён. Венди нервно дёрнулась, когда Макаров на неё взглянул. Лаксас никак не отреагировал. — Полюшка посмотрела, что конкретно это было? — Да, — Венди кивнула и зажмурилась от боли, стянувшей повреждённую щёку. — Заклинание. Но мне всё равно показалось, что по коже прошлись лезвием. «Плюс один шрам в копилку», — с грустью подумалось ей. Она провела рукой по недавно порванной щеке и нащупала подушечками пальцев заживающий шрам: в сердце больно кольнуло. Лаксас внезапно спокойно повернулся к ней и, сощурив глаза, изучил взглядом. — Я всё понимаю, — тихо проговорил он. — Но не понимаю, как ты вообще его не почувствовала. Ты же Драгонслеер, у тебя нюх априори лучше, чем у любого другого человека. Венди посмотрела на Лаксаса снизу вверх и покачала головой. — Мы же с тобой это уже обсуждали, Лаксас. Я не почувствовала. Я не знаю почему. Не знаю, как он так быстро проскочил, что я не увидела. Не хочу ничего говорить подобного, но… ты ведь его тоже не учуял, верно? Лаксас заколебался на мгновение, но потом кивнул, в душе совершенно не хотя признавать очевидное. — Однако я стоял на достаточном расстоянии, чтобы не учуять его. Не хочу оправдываться, но так оно и есть, по сути. К тебе он был ближе. Макаров закатил глаза. — Что мы в конечном итоге имеем: покушение на Мираджейн и Роуга, зверское убийство на площади невинных людей, все улики которого указывают на то, что это был Нацу, нападение на Венди, пропавшую Эрзу и Жерара и постепенно зреющее недовольство народа, — пролепетал Мастер, затем выдохнул и отвернулся. Он сел обратно в своё кресло, сложив руки в замок. Лаксас кивнул. — Так себе расклад. Макаров откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза: лицо его выглядело осунувшимся и уставшим, тяжёлые веки наливались свинцом: он не спал уже три ночи подряд, отдавая всего себя на решение возникающих проблем, которые сыпались на него снежной лавиной, собирались в один большой не менее снежный ком, чтобы прибить его одним ударом. Он был знаком с подобными проявлениями. Великие революции, смертоносные войны, конец мира начинаются всегда с подобных… мелочей и неприятностей. А тут еще и Даниэлла… как знак необратимого. — От Нацу нет вестей? — странно жалобно спросила Венди, нарушая возникшую тишину и кидая полный надежды взгляд на обоих Дреяров. Лаксас вздрогнул, очнувшись от наваждения. — Нет, — он отрицательно качнул головой. — Это хорошо. Возвращаться ему сейчас в город, пока мы пытаемся разобраться с его подставой, — не лучшая идея. Он всё может испортить. — Он уже не такой идиот, — буркнул Макаров, не меняя позы. — Да, Люси сильно изменила его, но тягу к восстановлению вселенской справедливости где надо и нет даже она не смогла приуменьшить, поэтому… — Венди, — внезапно начал Мастер, прерывая внука, — я не могу тебе обещать, что мы найдём этого нападавшего. Мы до сих пор не смогли разобраться с Мираджейн и Роугом, а тут ещё и ты… вполне возможно, что это был один и тот же человек, который опять ускользнул, поэтому… Лаксас опустил голову. Если и было что-то, что он и ненавидел в своём деде, так это его… стремление взять всю ответственность и вину на себя. Лаксас отчасти и сам был таким же, но вместе с тем он всегда старался не заниматься самобичеванием, когда это было совсем некстати. Макаров был немного другого поля ягода. Он всегда умел решать проблемы, а когда не мог — впадал сначала в состояние полной апатии, а потом начинал работать с удвоенной силой, и если это не приводило ни к какому результату, то старался замолить грехи любым возможным способом. Может, для кого-то это и был знак, что Макаров почти святой?.. Но не для Лаксаса. Тот предпочитал рационально распределять… роли. И виноватых тоже. — Дед, прекрати. Макаров устало покосился на него, приоткрыв глаза. — Да что прекрати-то? Вы в опасности, а я даже представить не могу, что с этим делать, чтобы вас от этого отгородить. Больше всего меня пугает последовательность событий, — он выпрямил спину и повернулся вполоборота ко внуку. — Это такое затишье, что я себе и представить не могу, какой будет буря. Лаксас закатил глаза. — Дед, при всём уважении. Ну вот какая буря, скажи мне? Ну вот что такого? Очередного злодея с манией величия мы устраним. Тёмную Гильдию повергнем, всех остальных осветлим. Дело не в первый раз, в конце-то концов. Кто-то крупно решил нам насолить, и ты уж конечно меня извини, но за весь наш непременно светлый путь мы нажили себе огромное количество врагов, которые не исчезают по мановению волшебной палочки и которые точно так же хотят мести. Нам надо просто найти эту змею и придушить её. Макаров закатил глаза и покачал головой, а Лаксас ободряюще усмехнулся — второй так до конца и не понял, кого он хотел ободрить больше: изнурённого деда, молчаливо испуганную Венди или самого себя, точно так же откровенно уставшего и задолбавшегося. Венди попыталась приподнять уголки губ в светлой и понимающей улыбке, но вышло у неё откровенно плохо: свежий шрам делал своё дело. — Ты смеёшься, а я ведь тебе серьёзно говорю. Мы всё время упускали из виду, а бабка Люси на горизонте не просто так замаячила, — немного истерично (насколько вообще истеричность была возможна для Мастера) отозвался на слова внука Макаров. — Заклинателей осталось мало, почти все ключи собраны у одного человека, внезапно объявляется Даниэлла, начинает твориться какой-то Ад с людьми и… — он набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить свою речь, но внезапно замолк, смотря на скептично поднятые брови Лаксаса. Его внук демонстративно поджал губы и посмотрел куда-то в сторону, всем своим видом давая понять, что не доверяет внезапно выдуманной теории Мастера. — Дед, ты мне дорог, но кончай чушь пороть. Всё нормально будет. Сейчас вернётся Нацу с ребятами, мы соединим нашу информацию с информацией «Саблезубого Тигра», скооперируемся и найдём виновника. Я понимаю, что тебя немного кроет, поэтому иди и отдохни. Мы сами справимся. — Да ни черта ты не понимаешь! — Макаров чуть ли зубами не заскрежетал. — Это всё… — Да-да-да, — произнёс Лаксас, двинувшись к выходу, — я всё понял, — он повернулся к Венди и кивком указал ей на дверь. — Пойдём, Венди. Деду в первую очередь нужен отдых. Девочка посмотрела на Мастера, но тот махнул рукой, показывая, что помощь ему совсем не нужна, и он совершенно не обидится, если Венди по настоянию Лаксаса уйдёт. Он отчасти привык, что Лаксас всегда делает и думает так, как ему саму захочется, а не так, как говорит логика, но смириться с этим полностью не мог. Он доверял внуку, но не настолько, чтобы… в общем, Макаров очень погорячился и уже жалел о том, что начал этот разговор: не в то время, не в том месте и не с тем человеком. Мир его детей не должен сходить с орбиты только потому, что когда-то кто-то где-то что-то сказал. Они столько раз избегали самого наихудшего конца, что не избежать в этот раз было бы просто глупо. Или… наоборот?.. …фортуна так часто задаривала их подарками, что в этот раз её бесконечный колодец иссяк, и она решит прекратить испытывать на них свою щедрость?***
— У старика с этим всем крыша ехать начала, — Лаксас сокрушённо покачал головой. — Ещё чуть-чуть, и я точно с такими же темпами свихнусь. — Тебе нельзя, — прошептала Мираджейн, — знаешь же, что… — она не договорила, так как продолжение он знал и сам, а лишний раз произносить это вслух Мира не решалась, так как считала такие мысли слишком крамольными. Его голова покоилась у неё на коленях, и Мира видела каждое движение Лаксаса. Каждое едва заметное нервное подёргивание, когда она осеклась в разговоре. Лаксас знал. Знал лучше, чем кто-либо другой, что его дед тоже не вечен. И сколько бы раз он ни был богоизбранным волшебником, он точно так же не властен перед обычной смертью. Безусловно, Дреяр-младший понимал, что время, отведённое Мастеру, рано или поздно закончится, несмотря на все усилия Полюшки, Венди и прочих в Гильдии. Вечной жизни не существовало. Даже для самых сильных. И нужно было быть идиотом, чтобы не понимать этого. Даже Нацу, который всегда старался видеть лучшее в любой ситуации, в конечном счёте смирился: в последний раз они сидели с Драгнилом и вели разговор именно об этом за пинтой пива. Нацу признавал, что лучшей кандидатуры нового Мастера, чем сам Лаксас, нет, и также признавал, что сам плохо подходит на эту роль. Именно тогда Лаксас понял, что в Гильдии не осталось детей, потому что самый последний ребёнок вырос и превратился во взрослого мужчину, готового нести ответственность за все свои поступки. Лаксас тогда сказал, что за ним слишком много грехов, однако Нацу покачал головой и произнёс фразу, навсегда оставившую ощутимый след в памяти Громовержца: «Если ты признаёшь свои грехи, значит у тебя их уже давно нет». Он тогда встал, похлопал Лаксаса по плечу и вышел из Гильдии, оставив первого в состоянии некоего ступора. Лаксасу нельзя было ошибиться, потому что он был следующим. И это знали и принимали для себя все: кто молча, кто вслух, кто равнодушно, кто с радостью, но принимали все. Без исключения. Мираджейн наклонилась к Лаксасу, щекоча своими волосами его шею. Он потянулся к её резинке для волос и распустил её маленький хвостик на макушке, заставив волосы рассыпаться и образовать незатейливый каскад. — Тебе так лучше, — произнёс он, вглядываясь в каждую черточку лица. Мира пожала плечами. — Если хочешь, я буду так ходить всегда, — она улыбнулась и посмотрела прямо ему в глаза. — Хочу, — Лаксас кивнул, закладывая руку за голову. — Очень хочу. Мира хохотнула и облизала пересохшие губы; невесомо провела указательным пальцем по его шраму на лице и опустилась к шее. — Значит, так оно и будет, — беспечно пожала плечами она, отнимая руку от его шеи. Лаксас перехватил её за запястье и притянул Миру к себе. Больше они не разговаривали на темы, которые невольно заставляли сжиматься сердце, и полностью отдались поцелуям. Им казалось, что время бежало слишком быстро. Они и глазом не успели моргнуть, когда на настенных часах стало одиннадцать вечера. Мира не любила оставаться у него на ночь, считая это отчасти неправильным, Лаксас же считал, что ей пора уже к нему переезжать. Однако Мира старалась всегда сводить эту тему на нет и лишний раз не провоцировать Дреяра; не то, что бы она была приверженцем «до свадьбы — ни-ни», но Лаксаса к себе слишком уж близко не подпускала, жизнь научила её… не доверять, мягко говоря. Для Лаксаса она раскрывалась, не опасаясь ничего, но подсознательно всё равно выискивая подвох, хотя прекрасно знала, что его нет. Ей было трудно смириться с ролью его девушки, но с каждым днём она привыкала всё больше, стараясь не слишком травмировать окружающих их согильдийцев фактом существования их отношений: и хотя все приняли это почти как само собой разумеющееся, парочку сильнейших волшебников, могущих стереть город с лица земли чуть ли не одним только щелчком пальцев, немного опасались. Потому что когда они были по отдельности — это одно, а когда их двое, да ещё и заодно — один Бог знает, что может случиться. — Я тебя провожу, — вставая с кровати, сказал Лаксас. — В этом нет нужды, — пожала плечами Мираджейн и встала перед зеркалом в тщетных попытках привести себя в порядок и мало-мальски приличный вид. Лаксас посмотрел на неё, как на умалишенную. — После того, что случилось с Венди, я вообще тебя не хочу отпускать дальше, чем на метр от себя. Ты и так уже наглоталась этого сполна, — отчасти раздражённый таким беспечным отношением Миры к своей жизни ответил ей Лаксас, поправляя рубашку. Мира закатила глаза. — Я — Демоница, забыл? — А Венди — Убийца Драконов, и это её не спасло. Мира всплеснула руками. — Она ребёнок! — Да, который одним своим дыханием может разрушить здание. Повторюсь: её это не спасло, — запыхавшись от усердной заправки рубашки в джинсы, произнёс Лаксас. Мира замолчала, не найдя, что ответить на вполне резонное замечание Дреяра. Она пригладила чуть спутанные волосы и провела костяшкой указательного пальца под нижними веками, чтобы стереть остатки размазавшейся туши. Посмотрев в зеркало и поставив себе в уме удовлетворительную тройку за внешний вид, она повернулась к Лаксасу и молча кивнула. — Я готова, — сказала Мира, теребя руками складки платья. — Я тоже, — послышалось из гостиной, и Лаксас вошёл в комнату, на ходу надевая свою излюбленную шубу. — На улице холодно. Ты так пойдёшь? Мира вновь обречённо выдохнула: в последнее время Лаксас, судя по всему, окончательно потерял связь с реальностью, раз стал опекать её, словно маленькую. Она не успела ничего ответить, потому что в следующий момент надевала его толстовку, услужливо кинутую на кровать самим Лаксасом. — Так-то лучше, — произнёс он, пропуская Миру вперёд и закрывая за собой дверь.***
Макаров буквально жил в своем кабинете, вылезая только для того, чтобы переговорить с некоторыми своими знакомыми. Через две недели должны были быть предоставлены магическому сообществу результаты первых экспертиз, проводимых над сожжёнными телами. Об этом не знал никто, кроме Мастеров сильнейших Гильдий Фиора и Богоизбранных волшебников. И это создавало целый ворох… неурядиц. Макаров до сих пор не знал, чем будет отвечать на вопросы, которые обязательно возникнут по поводу следа от магии Нацу. Отчасти именно поэтому он был весь на взводе, а навалившаяся проблема в виде раненой Венди лишь усугубляла его состояние. Нервы у него постепенно не выдерживали: их натянутые струны лопались, а в мозгу творился какой-то безумный Хаос, где одна теория наслаивалась на другую, и в конечном счете получалось нечто непонятное. Он посмотрел вновь на бумагу, присланную ему Даниэллой. Он послал ей уже несколько писем, но все они, судя по всему, не дошли, потому что ни одного ответа от неё он так и не получил, либо она прочитала его письма, но отвечать не захотела — это было вполне в духе Хартфилии: во всяком случае, он бы не особо удивился, если бы так произошло. Когда-то давно они были друг с другом знакомы: не стали близкими друзьями, но знали друг друга достаточно хорошо. Когда Люси вступила в Гильдию, он послал ей три письма, в которых говорилось о том, что её внучка стала частью Fairy Tail. Тогда он ответа так и не дождался. Даниэлла всегда была далека от семьи, она не любила Джудо Хартфилия, но принимала выбор своей дочери Лейлы, хотя и категорически не понимала его. Сама Даниэлла поведала об этом Макарову, когда они встретились на одном из званых вечеров когда-то очень давно. С того момента они друг о друге ничего не слышали, Даниэлла жила своей жизнью и не появилась, видимо, даже на похоронах Лейлы. Впрочем, принимая во внимание сложность её характера, у неё были свои причины это сделать… Макаров опустил голову и коснулся морщинистым лбом холодной поверхности письменного стола. Даниэлла никогда не бросала слов на ветер. Это его больше всего и напрягало. А ещё его напрягало, что он знал единственного человека, который мог полностью копировать ауру человека и делать это так искусно, что не придерёшься. Зереф был поистине великим магом, далеким от идеалов света, правда, но великим. Макаров был даже готов признать, что среди светлых магов за всю историю равных Зерефу не было. Впрочем, среди тёмных тоже… Правда была в том, что про Акнологию не было слышно ни слова. Зереф по слухам был мёртв, хотя верить слухам — самое неблагодарное дело из всех возможных. Да и не стал бы Зереф заниматься подобным: уж слишком велики были его планы, чтобы развлекаться сжиганием людей заживо. Он поднялся со своего места и вышел из кабинета, оставив дверь открытой. В Гильдии почти не осталось народу: лишь Арзак с Биской о чём-то негромко переговаривались, попивая вино, — они в последнее время часто так сидели вечерами, стараясь каждую свободную минуту проводить вместе, словно подсознательно чувствовали, что подобных вечеров осталось не так много в их жизни. Они обернулись и молча кивнули Мастеру, затем снова вернулись к вину. Макаров прошёл мимо них, мягко улыбнувшись и не став тревожить. Мираджейн и Лаксаса на месте не было — они теперь тоже часто сбегали вдвоём из здания Гильдии, чему Макаров, честно признаться, был несказанно рад: наконец-таки и на его обалдуя нашлась прекрасная девушка. Они все были его детьми — кто чуть ближе, кто дальше, но все — его родные и близкие. Трудно было понять, что им вновь вскоре придётся сражаться не на жизнь, а насмерть. Потому что круг замыкался постепенно, но незаметно для большинства. Чувствовали гнёт такие, как Нацу с Люси, Лаксас с Мираджейн, Грей или Мастер. Но они были в некотором роде уникальными, непохожими на остальных. Другие подсознательно ощущали подвох, но не понимали: слишком уж сильна была вера в этот мир. Было несколько неудобно оставаться внутри ещё дольше: Мастер чувствовал, что подглядывал за чем-то очень интимным, когда смотрел на ворковавшие парочки и улыбавшиеся лица остальных, и ощущал себя не в своей тарелке, что ему чертовски не нравилось. Потому он стремглав вышел из Гильдии и направился к Зданию Совета: ему нужно было найти хоть что-то, что могло оправдать Нацу, который априори был не виновен — в этом Макаров не сомневался.