Увидимся в самом конце

— Она мертва, как я и предполагал, — Когами закурил, откидываясь на спинку дивана. Уже второй украденный аватар. И если о смерти настоящего владельца Талисмана они не знали, то девчонку, что звалась в сети Спуки-Буги, они могли спасти. Когами старался не задерживать в голове подобные мысли. Если бы они работали чуть быстрее, были бы чуть сообразительней, чуть упорнее, скольких они могли бы спасти? Если размышлять о подобном, можно сойти с ума. — Жаль Акане-тян, — вздохнула Караномори. — Они не были особо близки. — Это ничего не значит. Акане не тот человек, кому была бы безразлична судьба человека, пускай и почти чужого. Она наверняка чувствует вину. Когами давно не чувствовал так остро, но он прекрасно понимал разницу между собой и инспектором Цунемори. — И тут она права, — согласился он. — Это наша вина. Нужно было сообразить ещё тогда, когда Талисман сорвал вечеринку в клубе. Украсть чужой аватар в сети дело непростое, но взломать голограммы — уже несколькими уровнями выше. Возможно, преступник обладал необходимыми навыками, но у Когами было неприятное чувство, что за ним стоял кто-то ещё. Теперь и Спуки-Буги на счету злоумышленника, а Когами до сих пор не понимал, что им двигало. Украсть чью-то популярную сетевую личность можно было ради жажды внимания, ради денег, ради развлечения, в конце концов. Но стоит поступить так снова, и истинные мотивы начинают расплываться. Что, если таких аватаров у него было не два и не три? Убить ради этого — слишком безумный поступок. — Попробуй отследить все входы в сеть Спуки-Буги с того вечера и сопоставить их с активностью Талисмана, — попросил Когами. — Это сложно, он постоянно заходит через разные прокси-сервера. — Но последнее местоположение Талисмана тебе удалось отследить, хотя мне кажется, что Аоянаги там его уже не найдет. Пока Когами с Цунемори занимались аватаром её одноклассницы, Аоянаги не стала ждать и вместе с Кагари и Гинозой уехала проверять последнюю точку, откуда была зафиксирована активность поддельного Талисмана. — А ты сомневался во мне? — довольно хмыкнула Караномори. — Я сказала «сложно», я не говорила «не смогу». У него есть фора, а у меня есть французские духи, которые ты обязательно раздобудешь мне за сверхурочные страдания. Когами закатил глаза. — За сверхурочные, вообще-то, стоит просить надбавку у начальства, — посоветовал Когами. — Я не хочу надбавку, я хочу духи. — Тогда и требовать их нужно с Аоянаги. — Нехорошо вынуждать инспектора покупать контрабанду, — покачала головой Караномори. — Иногда твои хотелки доставляют мне больше головной боли, чем ежеквартальные отчёты, — посетовал Когами. Караномори не раз оказывала Когами услуги и любила за это требовать с него подношения. Несмотря на то, что все просьбы Когами были в рамках их дел и отказать ему Караномори бы всё равно не смогла, он не противился её капризам, а она неизменно придумывала ему утомительные задачи. Ведь всё что угодно, будь то контрабандные духи или настоящий кофе, она могла бы сама купить в сети. Это была их маленькая игра, которая досталась Когами в наследство от Сасаямы. Когами смотрел в потолок, где в потёмках терялись короба вентиляции и внушительные пучки змеящихся проводов, и слушал, как Караномори быстро щёлкала по клавиатуре. Несмотря на нетерпение и голод, с которым ему хотелось поскорей получить новую информацию и раскрыть дело, несмотря на сверхъестественно быстрый темп работы Караномори, ему казалось, что время в этой комнате остановилось. Всё дело было в том, как с годами ничего здесь не менялось, как ровно сама Караномори плыла с одного задания на другое, не тратя лишних эмоций. Довольство собой и азарт, иногда злоба на преступника, но никогда — излишние сожаления. — Почему ты больше не тренируешь Гино? — спросила она, не отворачиваясь от экранов, чтобы заполнить паузу. — Потому что основное он усвоил, дальше справится тренировочный дрон. Когами ответил теми же словами, что Гиноза прекратил их совместные тренировки. Возражать было бессмысленно, потому что это было правдой, пускай Когами и не хотелось их прерывать. Караномори издала огорчённое мычание. — Какая досада, — протянула она. — Ваши драки лучше, чем порно. Когами, разумеется, знал, что и в спортзале были камеры наблюдения, но он не думал, что Караномори наблюдала за ними, как за бесплатным шоу. Он скептически фыркнул. С того разговора Караномори больше не поднимала их с Гино тему, и Когами уж было решил, что если она и не потеряла совсем интерес к их отношениям, то по крайней мере решила тактично не форсировать события. Когами вот не форсировал. Он прекрасно понимал, где пролегали границы, которые не следовало переступать. Несмотря на то, что очень хотелось. И Караномори, конечно, с удовольствием поглазела бы на двух хорошо сложенных потных мужиков, но привлек её не только тестостероновый азарт сражения. Их тянуло друг к другу. Когами знал, что не его одного. Трудно забыть, как за адреналиновой дрожью, за сбитым дыханием и прямым взглядом может последовать не только удар в челюсть, но и не сдержанный поцелуй. Когда-то мог. Когами видел это понимание и в чужих глазах. Но с каждой новой тренировкой Гиноза контролировал своё тело и свои эмоции всё лучше, и Когами тоже. Его уже не мучило неумолимое напряжение ниже пояса, даже когда он видел обнажённого Гино в спортивной раздевалке и общей душевой, которую тот всё-таки перестал избегать. Он уже мог заснуть вечером без необходимости снимать это напряжение собственными руками. Когами знал, что рано или поздно наступит день, когда он перестанет злоупотреблять своим боевым преимуществом и выкручивать Гино руки или прижимать его беспомощного к матам, только чтобы втянуть ноздрями его запах или невесомо коснуться губами волос. Жаль только, что тренировки прекратились раньше, чем он это смог. Так же, как осознавал своё не погашенное влечение, Когами осознавал, что отбросит его, потому что Гино сказал «нет». Сказал, но скользил пальцами по шее, отпуская захват, смотрел расплывшимися по радужке зрачками в глаза, даже когда следовало бы следить за руками, отворачивался, когда Когами снимал в раздевалке штаны. Улыбался, когда Когами играл с Даймом, обсуждал с ним дела с чашкой кофе и садился рядом за обедом. Отзываясь на собственное имя, Гино с такой готовностью оборачивался, что Когами сбивала с ног эта неосознанная и такая красноречивая реакция. Но все эти сигналы тела значили недостаточно в сравнении с поведением Гинозы, в сравнении с тем, что тот говорил. — Скажи, что у меня в спальне нет никакой камеры, — пробормотал Когами. — А вы уже переместились туда? — взволновалась Караномори. — Я сообщу тебе первой. Колесики её кресла шумно шоркнули по полу, заворачивая Караномори к нему. — Шинья, почему ты ничего не делаешь? — возмущённо и очень серьёзно спросила она. — Тебя всё устраивает? — Он рядом, — ответил Когами. — Меня всё устраивает. Она хотела было что-то возразить, такое же эмоциональное и, наверняка, простое в своей логике, но звук входящего звонка отвлёк её. Когами решил не мешать разговору, да и сидеть тут без дела совсем уж долго не стоило — грозило такими вот разговорами — поэтому он встал и собирался уйти. — Когами, — окликнула Караномори его уже в дверях, и голос её звучал так взволнованно, что Когами разом окатило какой-то жаркой волной, бьющей в позвоночник ледяным шлейфом. — Группа Аоянаги попала в засаду, — сообщила она. — В квартире Талисмана была бомба. В висках запульсировало и чувство неприятного дежавю окутало голову, оседая жёлчью на языке. Как тогда, когда он вышел из жилища Томы Кодзабуро в Огисиме и обнаружил пустую машину Гинозы. — Они… — выдохнул Когами. — Все живы, — поспешила успокоить его Караномори. — Только Гино ранен. Она сказала, что, кажется, несерьёзно, но в стуле Когами будто проросли иголки, и он не мог ни расслабиться, ни встать, пришпиленный ими к месту. Внешне он не проявлял почти признаков тревоги — держать эмоции в узде у Когами получалось явно лучше, чем у инспектора Цунемори, но до Масаоки им обоим было далеко. Печальная, озабоченная, но совершенно каменная статуя, распространяющая спокойствие, как аромалампа. Когами посматривал на него и пытался писать отчёт, чтобы отвлечься. Он знал, отчего сердце так громко колотилось, будто его сжали в клетке и оно бьётся там о железные прутья. Пусть подобное было привычно в их работе, пусть за Аоянаги и Кагари он переживал не меньше, но Гино… Он ведь только обрёл его вновь. Послышались усталые шаги и приглушённое коридорами нытьё Кагари, и дверь почти бесшумно отъехала в сторону. — Гино, — Когами подорвался с места и сделал неуверенный шаг навстречу. Гиноза недовольно поморщился, явно понимая посыл, вложенный в одно его имя, и считая, что волнение в голосе того не стоило. — Всего лишь царапина, — отмахнулся он, демонстративно поднимая вверх перебинтованную в кисти правую руку. Когами кивнул. — Вы в порядке, Аоянаги-сан? — пролепетала взволнованная Цунемори. Днём она узнала о смерти своей одноклассницы, к которой была косвенно причастна, а теперь её окатило страхом потерять коллег — не мало испытаний для одного дня. Надо сказать, на неё многое свалилось с самого дня появления в Бюро, но Цунемори держалась молодцом. Когами даже испытывал за неё гордость. Аоянаги на её вопрос только устало простонала, взъерошивая подпорченную взрывом причёску. — Ужасный день, — пожаловалась она. — Ещё и начальство вызывает. — Почему? — удивилась Цунемори. — Ах, если бы я знала, — вздохнула в ответ Аоянаги. — Может быть, шефа Касей интересует, как справляется наш новый инспектор. Цунемори испуганно распахнула глаза. — Не переживайте, инспектор Цунемори, — улыбнулась Аоянаги, — я просто пошутила, — она присела за своё рабочее место, быстро просмотрела рассыпанные по столу бумаги, раскладывая их на две кучки, и добавила: — Ребята, все могут быть свободны. Сегодня дежурит второй отдел. Кагари аж присвистнул от восторга. Когами посмотрел на Гино. Тот расслабился, сбрасывая свою профессиональную сдержанность, и теперь выглядел особенно уставшим и бледным. Ранение его, может быть, и вправду было несерьёзным, но переделка, в которую он попал с Аоянаги, вытряхнула из Гинозы весь запас энергии и решимости. Тогда, после участия в перестрелке, ему понадобился психолог и успокоительные, взрывы перед самым лицом требовали не меньше усилий для того, чтобы справиться с налетевшим стрессом. И вообще-то у исполнителей был доступ к антистрессовым препаратам, но, похоже, у Масаоки была другая терапия. Он смотрел на Гино, пристально и изучающе, и кажется, тоже кое-что видел на его бледном лице. — Пойдем-ка со мной, — бросил он ему, легонько хлопнув по плечу, и направился к выходу. Гино нахмурился и неуверенно ступил следом. Масаока обернулся и кивнул Когами, молча приглашая и его. Когами в комнатах Масаоки чувствовал себя свободно, он часто бывал здесь, и они обсуждали со стариком дела Бюро или спорили о книгах. Масаока не читал, с таким увлечением проглатывая книги, как это делал Когами, но он многое знал об искусстве и философии, имел богатый жизненный опыт, не скованный когда-то рамками системы «Сивилла». Когами любил тут бывать. Масаока любил зелёный чай, крепкий и терпкий, оседающий на языке плотной горечью, и любил его не с печеньями или японскими сладостями, а под сигарету. Так обычно пили кофе — с сигаретой, но Масаока выбирал чай. Или что-то покрепче. — Что это? — спросил Гиноза, подозрительно уставившись на этикетку с надписью Highland Park. Ещё минуту назад он рассеянно осматривал помещение, диваны, такие же, как у всех исполнителей в комнатах, кухонный уголок, внушительную часть которого занимал бар, и мольберт с неоконченной картиной у окна, а теперь сидел на том самом диване с напряжённой спиной и смотрел, как Масаока вынимал из шкафчика бокалы с толстым дном, напоминавшие хрустальные тюльпаны. Когами не знал, успел ли Гиноза побывать здесь раньше или нет, но выглядел он так, будто это был его первый визит в жилище Масаоки. По крайней мере не удивительно — они не очень-то ладили, пускай старик и относился к нему доброжелательно. — Это виски, — ответил Масаока, хотя Когами не сомневался, что Гиноза успел прочитать и это на этикетке. — Я не пью алкоголь, — запротестовал Гино. — Сейчас тебе это нужно, Нобучика, — заявил Масаока, подвинув ему бокал, на треть заполненный насыщенным красноватым золотом. Когами свой бокал взял без приглашений. Он не был фанатом виски, как он думал, но старик неизменно удивлял его тем, что каждый напиток может иметь новый вкус, даже если носит всё то же название. — Я не… — всё ещё пытался сопротивляться Гино, но его дрогнувшие пальцы всё же неуверенно сжали бокал. Он выглядел невероятно усталым, как будто вот-вот выпадет из своей одежды и осыпется пеплом на диван. Казалось, что остатки его воли держались исключительно на туго затянутом галстуке — никто в первом отделе не носил галстук завязанным настолько туго, даже Масаока. — Не каждый день натыкаешься на бомбу, — вздохнул Масаока, опускаясь в кресло напротив. Ободряющую улыбку с его лица на мгновение смыло, и он тоже теперь выглядел так, как будто и его встряхнуло взрывной волной. — Успокоит нервишки, — добавил он. — Это высококлассный виски, выдержан в бочках из-под хереса, потому в нём есть нотки сушёных фруктов. А ноты верескового меда — это добытый вручную торф. Когами казалось, Масаока может рассказывать про алкоголь бесконечно, с таким вдохновением и изысканностью, будто они обсуждали европейскую живопись прошлого века. Гино сунул нос в стакан, принюхался и недовольно наморщился. — Пахнет алкоголем, — флегматично заявил он. — Пей давай, — усмехнулся Масаока. Первым совету последовал Когами, сделав хороший глоток обжигающего ароматного напитка, и Гиноза, проследив за ним, смело хлебнул тоже. Он резко зажмурился, а потом распахнул глаза, отчаянно закашливаясь и прижимая забинтованную руку к губам. Щёки его обдало румянцем. — Какая гадость, — прохрипел он. Масаока усмехнулся и, отняв у него бокал, плеснул туда ещё. — Со вторым не торопись, — посоветовал он. Когами не следил, сколько выпил Гино — похоже, не понравился ни вкус, ни эффект — но явно меньше его самого, хотя Когами не пил слишком много. Он знал, как быстро можно опьянеть от алкоголя, тем более с непривычки. И после стресса. Гино выглядел немного потерянным в пространстве. Потемневшие глаза влажно блестели, едва борясь с натиском тяжёлых ресниц, обожжённые виски губы раскраснелись, а сам он расслабленно прилепился к спинке дивана, рассеянно крутя в пальцах пустой бокал. Он вяло поддерживал беседу, но когда речь заходила о делах Бюро и работе исполнителей, врезался в спор с таким пылом, что Когами опасался, что у него либо пар из ушей повалит от злости, либо коэффициент преступности подскочит, пробивая потолок. — Поэтому вы оба до этого и докатились! — Гиноза повышал голос всё сильнее, до той степени, которую мог осилить пьяным и разбитым переживаниями дня. — Преследовать преступника — как хватать тигра за хвост! Неужели вы не видели, где стоит остановиться?! — Иногда остановиться просто нельзя, Гино, — устало улыбнулся Когами. Они поднимали этот разговор уже не раз и в прошлом. Спорить не хотелось, тем более, что запутанный опьянением, Гиноза вряд ли слышал хоть один аргумент. Он ездил по больному. По своему больному. — Кто-то же должен выполнять эту работу, Нобучика, — снисходительно добавил Масаока. — Ну конечно, у людей с нормальным психопаспортом же не может быть твоего хвалёного чутья детектива! — вспылил Гиноза. Когами вспомнил, как во время расследования на заводе Хачиоджи тот спорил с Масаокой из-за того же. Казалось, что с потемневшим оттенком Гино должен был лучше понимать и Масаоку, и Когами, и он, конечно, понимал, но смириться как будто всё ещё не мог. И вот сейчас, доведённый до бесконтрольной откровенности алкоголем, напуганный взрывом, он даже перешёл на фамильярное обращение к старику, хотя раньше себе подобного не позволял. Масаока не выглядел обиженным, но когда Гино грохнул пустым бокалом о стол, то ли выказывая своё возмущение, то ли требуя добавки, Когами решил, что эту вечеринку пора бы уже сворачивать. — Мы, наверное, пойдём, — сказал он, поднимаясь, и потянул Гино за локоть. Гино был явно нацелен продолжать спор и дальше, но всё равно послушно встал, как будто не отдавал себе отчёт, чем занималось его тело, пока мысли неистово кружились на карусели с дымным ароматом торфа. Когами потащил его к выходу. — Спасибо за вечер, старик, — бросил он напоследок. — Заходите ещё, — улыбнулся Масаока, подливая в свой бокал. — Спокойной ночи, — уже не так агрессивно пробубнил Гиноза. Идти от комнаты Масаоки до комнаты Гино было не так уж далеко, но тот так опасно шатался, цепляясь носками туфель друг за друга, что Когами решил не ускоряться без особой необходимости. Лишь спустя пару минут он понял, что всё ещё тянет Гино за руку, вцепившись в рукав пиджака, а тот совсем не вырывается. Когами обернулся. Гино брёл следом, нахмурившись, и лицо его казалось обиженным, Когами рассмотрел бы получше, да чёлка, как всегда, мешалась, спадая на глаза. Он отпустил рукав и скользнул ниже, беря Гино за руку, плотно наложенные бинты скользнули в ладонь. Гиноза промолчал, как будто и не заметил. — Больно, — спустя минуту всё же пробормотал он тихо каким-то охрипшим голосом. Заметил, понял Когами и перестал сжимать его ладонь, а просто переплел их пальцы. Но вот теперь Гиноза среагировал и руку свою из этого плена выдернул. Это движение стоило ему равновесия, и он неловко шагнул в сторону, едва удерживаясь на ногах. Реакции Когами были быстрее — он схватил его, не давая упасть. — Чёрт, — выплюнул Когами, и дёрнул Гинозу в сторону, понадежней перехватывая под мышкой. — Моя комната в другой стороне, — только и успел пробормотать тот, когда Когами оттащил его в угол за кофейный автомат, куда точно не доставали камеры видеонаблюдения. — Что ты?.. Когами прижал его к себе, и Гино охнул, как будто выдохнул слишком резко. От одежды и волос его всё ещё пахло дымом и гарью, глубже вколачивая в грудную клетку Когами воспоминания о том, что случилось несколькими часами ранее, и он уткнулся носом Гино в шею. Там пахло острее — им самим, призраком лосьона после бритья, немного алкоголем. Когами ощутил безумную тягу, будто курильщик, у которого отобрали сигареты три дня назад, а теперь дышали дымом в лицо. Хотелось вдыхать в себя запах Гино, прижаться к тёплой шее губами, снять его одежду и впитывать запах тела, что там был острее и человечней, запутаться в нём, как в мокрых простынях, и наполнить им лёгкие. Не отпускать, никуда не отпускать. — Отпусти, Когами, — прошипел Гино, упираясь рукой ему в плечо и отталкивая. — Гино, — только и пробормотал Когами в ответ. Он не мог ему сказать, как испугался сегодня и как скучал вчера и все эти три года. Не мог сказать, как хотел бы быть всегда рядом и как больно ему было, что не может. Но всё же отпустил. Гино едва заметно покачивался, пытаясь стоять прямо, и дышал сквозь приоткрытые губы, а глаза его пьяно блестели. Когами протянул руку и, схватившись за узел его галстука, потащил его вниз, ослабляя наконец, как хотелось сделать весь вечер. Гиноза глубоко вздохнул, будто галстук и правда мешал ему дышать. — Не смотри на меня так, — рассерженно произнёс он. — Как? — уточнил Когами, но Гино не ответил. Ничего хорошего в происходящем не было. Ни пьяный в стельку Гиноза, которого следовало побыстрее доставить в кровать, ни сам Когами, чьи пальцы всё ещё горели, вспоминая мягкое ощущение волос Гинозы, которых он касался минуту назад. Нужно было просто вернуться в свои комнаты и не вспоминать об этом завтра. Когами сделал шаг в сторону. Но в эту же секунду Гино тоже двинулся с места, шагнул, не рассчитав, слишком близко, наступая Когами на ногу, и схватил его за лацканы пиджака. Когами подумал, что ударит, но вместо этого Гино прижался своими губами к его и поцеловал, смазано, как будто не мог в должной мере управлять языком, но настойчиво. Всё ещё не отпуская пиджак, второй рукой он скользнул Когами на шею, и бинты неприятно шкрябнули по коже. Но Когами было плевать. Такие сигналы тела, пожалуй, были красноречивей слов. Вкус крепкого виски, ванили, горького дыма скользили во рту чужим языком, а пальцы привычно зарывались в волосы, сжимали короткие пряди на затылке и отводили длинную чёлку с лица. Когами прижимал Гинозу к стенке кофейного автомата своим телом, и металлический ящик опасно скрипел, бешеное сердце колотилось в рёбра, встречая такой же ответный стук. Он успел бы наполниться этими ощущениями до опасного края, но Гино снова оттолкнул. — Не смотри, — едва слышно выдавил тот хрипящие слова, — на меня так. Гино обошёл Когами по слишком резкой и большой дуге и, едва справившись с покачнувшимся телом, повернул в сторону своей комнаты. Когами приклеился следом, чтобы убедиться, что тот дойдет.