when we were young

Если бы вы спросили Регулуса Блэка, когда все это началось, скорее всего, он не смог бы вам ответить. Вопрос не в том, когда, а в том, где, это он знает точно. Хогвартс. Их история началась в Хогвартсе. И, возможно, это одна из причин, почему Регулус так любит Хогвартс, даже после стольких лет; каждый камень в замке хранит в памяти поцелуй, драку, шепотом рассказанный секрет, который вызывал у них хихиканье в темноте ночи. Но Хогвартс — волшебное место, и Регулус влюбился в него с того самого момента, как переступил порог Комнаты приема в одиннадцать лет, широко раскрыв глаза и испугавшись до глубины души. Регулус не сразу полюбил структуру замка, построенного так, чтобы выдержать вечность, с его невероятно высокими башнями и коридорами, которые, казалось, тянулись на многие мили. Виадук был одним из его любимых мест; он любил свешивать ноги через край и тайком курить с Питером в одиозные часы полуночи, потому что Филч никогда не проверял там наличие учеников. Регулусу особенно нравилось Черное озеро — идеальное место, чтобы окунуть пальцы ног в воду, даже если ты не умел плавать, как бы ни пытались научить тебя твой несносный брат и его друзья. Регулус мог сидеть на берегу с хорошей книгой и закусками целыми днями. А еще в Хогвартсе была великолепная Часовая башня, куда он и его друзья время от времени пробирались, подвешиваясь на толстых неиспользуемых канатах так высоко, как только могли, осмеливаясь прыгать с одной лестницы на другую, пока им не удавалось проделать весь путь до медно-золотых колоколов на самом верху. Регулусу нравилась и форма. Она не была особенно стильной, но он любил ее за то, как она влияла на его бедное подростковое сердце, когда ее надевал Джеймс Поттер. Знал ли Джеймс, что верхние пуговицы на рубашках существуют не просто так? Эта причина заключалась в том, чтобы вызывать у Регулуса сердечный приступ каждый раз, когда Джеймс обнажал хоть немного красивой бронзовой кожи, как он делал в этот самый момент, потягивая свой красно-золотой галстук, чтобы ослабить его, пока он смеялся с Сириусом и Ремусом над какой-нибудь неуместной вещью, которую Питер только что рассказал им. У Джеймса в тот день была тренировка по футболу, подумал Регулус, накручивая спагетти на вилку. Ему придется приклеиться к Питеру, чтобы не было подозрений, когда он… — Ты пялишься, — сказал ему Эван, пихнув его локтем под ребра. — Хватит пялиться. Регулус закатил глаза. — Отвали, — пробормотал он. — Сириус заметит, — пропел он, с раздражающей ухмылкой кривя губы. — И ему это ни капельки не понравится. — Он слишком занят, целуясь с Ремусом в каждом углу замка, чтобы даже взглянуть на меня, не говоря уже о том, чтобы заметить, что я неравнодушен к его лучшему другу. — И что тот тоже неравнодушен к тебе. Регулус почувствовал, как горит его лицо. — Заткнись, вовсе нет. — Только вот так оно и есть. — Откуда ты можешь это знать? — Не знаю, может, из-за всех этих провожающих взглядов и хихиканий? — предположил Эван. — Сириус, должно быть, слепой, если он всего этого не замечает, Господи. — Оставь его в покое, он влюблен, — бездумно вмешалась Пандора, не поднимая глаз от своего телефона. Влюблен. Это был… один из лучших способов сказать об этом. Эван насмешливо хмыкнул. — Что ты вообще здесь делаешь? — спросил он. — Возвращайся за свой столик, зануда. — Я здесь, потому что за столом Рейвенкло дерьмовый WiFi, — сказала она. — Кроме того, у тебя нет права раздражаться из-за них, когда ты полдня пялишься на Амброзию, а вторую половину дня ищешь ее. — Это ложь, — поспешил сказать Эван. — Кстати, где она вообще находится? — Она помогает Джулии красить волосы. Пандора опустила телефон, чтобы одарить его ехидной ухмылкой. — Доказано. Эван посмотрел на Регулуса в поисках помощи, но тот лишь пожал плечами. Он ничего не мог сказать по этому поводу, потому что Пандора была на сто процентов права. — Ты до чертиков меня бесишь, — насмехался над ней Эван. — Я так рад, что отстал на год, мне хоть не приходится постоянно смотреть на твое уродливое лицо. Пандора откинула верхнюю губу в ошарашенном выражении. — Ты ведь понимаешь, что у нас одинаковые лица? — Нет, твое уродливое, а мое нет. И это была подсказка Регулуса, чтобы отгородиться от них. Он знал, что лучше не ввязываться в ссору между братьями и сестрами. Поэтому вместо этого он сосредоточился на Джеймсе, на том, как он закинул руку на плечи Ремуса и наклонился, чтобы игриво поцеловать его в щеку. Кто-то должен был наказать Джеймса, за то что он так назойливо привлекателен, подумал Регулус, делая очередной глоток воды — и тут же выплевывая ее обратно в стакан, когда Джеймс сфокусировал на нем взгляд, склонив голову набок и дразняще улыбаясь. Блестяще. Пандора усмехнулась, но Эван не выглядел впечатленным. — Ты очарователен, — насмешливо ворковала она, протягивая ему салфетку, и Регулус выхватил ее из ее рук, щеки его пылали ярко-красным цветом. — Да иди ты. Вот на что были похожи эти дни для него, в целом. Постоянная игра в гляделки, флирт и беготню друг за другом, как щенята, в то время как Сириус цеплялся за Ремуса. Иногда Регулус сидел на трибунах, чтобы посмотреть футбольную тренировку, но чаще всего он ждал, оправдываясь тем, что занят домашней работой, пока Джеймс не выйдет из раздевалки, свежевымытый и вызывающий у Регулуса всевозможные противоречивые эмоции.        — Редж! — Джеймс говорил каждый раз, как будто его все еще удивляло, что Регулус ждет его. — До сих пор тут? На реакцию Регулуса уходила пара секунд, но затем он надевал свою маску уверенности и, преодолевая дрожь в голосе, произносил то, что мог придумать на месте. — Я что, один должен возвращаться в общежитие или что? — спросил Регулус, однажды пасмурным днем, когда он чувствовал себя особенно храбрым. — Я могу заблудиться, понимаешь? Джеймс смотрел на него в замешательстве одно мучительное мгновение, прежде чем его лицо расплылось в ухмылке. — Я бы не позволил тебе пройти весь путь обратно в одиночку, — сказал он. — Замок слишком большой, в нем очень легко заблудиться. Регулус кивнул, его желудок крутило и выворачивало от прилива адреналина. Оглядываясь в прошлое, Регулус мог бы утверждать, что именно тогда все и началось. Джеймс повесил сумку Регулуса на плечо и спросил с ухмылкой: — Есть планы на выходные? Да, у Регулуса были планы на выходные. Он должен был отправиться с Сириусом и Нарциссой за покупками в Лондон. — Ничего не приходит в голову, — сказал Регулус, с ухмылкой поджав губы. — Может, подготовлюсь к выпускному экзамену по физике. Ложь, ложь, ложь… — Знаешь, я и сам неплохо разбираюсь в физике, — небрежно заметил Джеймс, но в его глазах мелькнула озорная искорка, которая заставила Регулуса на добрых пять секунд потерять контроль над собственным языком. — Правда? — В конце концов, они дали мне стипендию не за красивую внешность. А должны были. — Это ты так предлагаешь мне учиться с тобой? — поинтересовался Регулус. Джеймс задумался на мгновение, а затем покачал головой. — Это я прошу тебя притвориться, что ты учишься со мной, а вместо этого, возможно, посмотреть фильм. Регулусу пришлось очень сильно сконцентрироваться на том, чтобы поставить одну ногу перед другой, чтобы не упасть лицом в грязь. — Почему бы нам сразу не пойти в кино? — должен был спросить он, но не спросил, потому что он был трусом, и один этот разговор уже выбил из него достаточно смелости. Поэтому вместо этого он сказал: — Думаю, у нас получится. И всё вышло довольно-таки хорошо, как он понял. Довольно-таки хорошо для Джеймса и хорошо для него. А может быть, все началось раньше, с нескольких украденных взглядов и сдержанных улыбок, которыми они делились с разных сторон Большого зала, с чего-то, что казалось секретом, но вовсе не было секретом… Нет, нет, этого тоже не может быть. Вполне возможно, что все началось еще до того, как Регулус осознал, что его жизнь будет очерчена мальчиком в круглых очках и с коварной улыбкой, который взглянул на него, вскочил со своего места в Хогвартс-экспрессе и воскликнул, не пропуская ни мгновения: — Ты, должно быть, Реджи! Да, так-то оно лучше. — Для тебя я Регулус, — шипел он, крепко пожимая руку Джеймса и решая свою судьбу. В конце концов, бесполезно как было, так и оставалось пытаться определить один из многих моментов, ознаменовавших увлечение Регулуса Джеймсом, или пытаться определить тот самый момент, когда увлечение переросло во что-то большее, во что-то иное, что-то едва осязаемое и ужасающее, что заставляло его не спать по ночам, глядя на потолок на протяжении долгого времени. Единственное, что когда-либо имело значение, и чего Регулус не знал ни тогда, во время первой поездки на поезде, ни в тот вечер, когда Джеймс вручил ему сумку у входа в общий зал Слизерина, это то, что начало, истинное начало, будет преследовать его в кошмарах на протяжении многих лет.

❖

— Ты все делаешь неправильно, — сказал ему Сириус со вздохом, и Регулус закатил глаза. — Не так уж сложно держать кисть так, как я тебе сказал. Просто подберись немного ближе к краю щеток, Редж, ради всего святого. Отойдя от холста, Регулус бросил непритязательный взгляд на брата. — Не все из нас прирожденные художники, Падс, — поспешил встать на его защиту Ремус. — У него сегодня день рождения, дай ему поблажку. Как будто у Сириуса была эмоциональная способность перестать быть засранцем из-за такой мелочи, как день рождения, особенно если он выпил слишком много огневиски. Регулус провел большую часть дня в Хогсмиде со своими друзьями и братом, выпивая слишком много пинт сливочного пива и поедая все, что Джеймс настаивал купить для него, будь то шоколадные лягушки или кексы со слишком большим количеством апельсиновой глазури. Ночью они сидели в пустынном общем зале Гриффиндора и ждали, когда Эван достаточно протрезвеет от своего пьяного оцепенения, чтобы они могли вернуться в общежитие без его попыток целоваться с ближайшим доступным человеком. Амброзия проводила пальцами по его волосам, а Питер сплетничал с очень хихикающей Пандорой — все это благодаря травке, которую Питер доставал у того сомнительного паренька с Хаффлпаффа. Из них получилась бы симпатичная пара, отстраненно подумал Регулус. В тот вечер Регулус почти ничего не пил. Он предпочитал следовать примеру Джеймса и время от времени прикладываться к идеально завернутой сигарете Пандоры. — Отлично, — протянул Сириус и наклонил голову в сторону, чтобы лучше видеть картину Регулуса. — Это собака? — Это кролик, — невозмутимо ответил Регулус. — Вот его ушки, видишь? И маленький хвостик. Во всем своем пьяном блеске Сириус произнес: — Его хвост похож на хер. Регулус изобразил отвращение, но прежде чем он успел что-то сказать, Джеймс вмешался. — Оставь именинника в покое, а? — сказал он Сириусу. — Мне больше нравится кролик с большим членом. Вся кровь в теле Регулуса прилила к его щекам, и он не мог винить в этом траву, не так ли? — Кто-то сказал «член»? — спросил Эван, с трудом приоткрывая один глаз. — Кто-то говорит о членах… — О твоем члене они только и говорят, — сказал ему Питер. Ремус толкнул его ногой в бок, но Питер не стал отступать. Этого было достаточно, чтобы глаза Эвана широко раскрылись. — О моём? — пролепетал он. — О, Боже, они увидели фотографии? Пандора скривила лицо, как будто только что почувствовала запах чего-то тухлого. — Ты что, шлешь всем свои дикпики, отвратительная ты свинота? — А ты нет? — удивился он. — У меня нет члена! — Спи, — сказала ему Амброзия, сдерживая смех. Она пожала плечами, когда Пандора пробормотала «кому он, блядь, посылает фотки члена?». — Никто не видел твой член. Эван кивнул, но бросил на них подозрительный взгляд, прежде чем устроиться поудобнее и снова закрыть глаза. Усмехнувшись, Регулус вернулся к своему холсту, и только тут заметил, что Сириус наносит зеленую краску на хвост зайчика, чтобы он выглядел меньше. — Эй! — воскликнул он, отбивая руку Сириуса. — Прекрати! — Я улучшаю картину! — Но это моя картина! — Это мой холст! — Ты подарил его мне! — Я никогда прямо не говорил, что он твой, — возразил Сириус. — Я спросил тебя, хочешь ли ты что-нибудь нарисовать, ты сказал «да», и я передал тебе холст. Ключевое слово — передал. Следовательно, я все еще имею право принимать решения по отношению к нему. — Не имеешь, — шипел Регулус на своего брата. — Это мой холст, мой кролик, и я намалюю ему член, если, черт возьми, захочу. — Зачем тебе вообще давать кролику член? — поинтересовался Ремус. — Это был хвост! — ныл он. — Господи Иисусе, теперь я собираюсь дать ему член. — Мы можем перестать говорить о членах хоть на на пару секунд, пожалуйста? — Джеймс вздохнул, откинув голову на край кресла. — Тогда, пожалуйста, скажи Сириусу, чтобы он… — Регулус хрюкнул, отдергивая свой холст от кисти Сириуса. — Ну ты и дрянь! С этими словами он наклонился вперед и провел длинную синюю линию вдоль лица Сириуса. Сириус обиженно открыл рот и, не теряя времени, поспешил провести кистью по щеке Регулуса и провести ею до ключицы. О, нет. Нет. Регулус попытался стереть краску с шеи тыльной стороной ладони, но в итоге размазал ее по челюсти. — Я тебя, нахуй, убью, — гаркнул он и повалил Сириуса на землю с легкостью и беззаботностью, на которую способен только младший брат. Сириус закричал, но это не помешало Регулусу обмакнуть пальцы в красную краску и провести ими по лбу Сириуса, и он как раз собирался засунуть один из них в ухо брата, когда Сириус ударил его ногой в живот и повалил на спину. Регулус даже не успел подняться, когда Сириус провел оранжево-розовой рукой по его лицу, стараясь заляпать горькой краской весь рот. Возможность была слишком хороша, чтобы упустить ее, подумал Регулус и бездумно прикусил пальцы Сириуса достаточно сильно, чтобы тот завопил. Слабая сучка. Регулус продолжал бы кусать его так долго, как только мог, если бы Джеймс не вздохнул и не сказал: — Редж, он пьян, почему бы тебе не помучить его завтра вместо этого? Я обещаю, что он будет держать голову в туалете все утро. Задыхаясь, Регулус оттолкнул Сириуса и быстро залез за спинку дивана. В этот момент он, наверное, выглядел как Пикассо, но Джеймс смотрел на него с неизменным умилением, даже когда Регулус пытался стереть краску с языка тыльной стороной запястья. Регулус хотел навсегда сохранить это выражение лица Джеймса. — Ты испачкал мои волосы краской! — пожаловался Сириус, проводя пальцами по своим длинным черным локонам. — Зачем ты это сделал? — Это ты начал, — ворчал Регулус, все еще надежно охраняя диван. Сириус бросил в него шальную щетку, но Регулус вовремя увернулся от нее, и она укатилась к Пандоре. Она откинула ее в сторону сапогом, заправила свои розовые волосы за ухо и продолжила рассказывать Питеру о своих планах на лето. Питера, казалось, это ничуть не беспокоило. Совсем наоборот. Питер был беззащитен, когда дело касалось красивых и умных женщин, поэтому Регулус не мог винить его за то, что он так пялится на Пандору. — А теперь мне нужно в душ, — проворчал Сириус, поднимаясь на ноги, опираясь на ногу Ремуса, но он был достаточно пьян, чтобы опрокинуть своего парня на диван. Ремус закатил глаза, но тем не менее крепко держался за Сириуса, помогая ему встать без единого возражения. — Давай, я помогу тебе дойти. Если бы Регулус не был так раздражен, он бы нашел в себе силы умилиться им. Джеймс слегка наклонился к нему. — Надеюсь, когда-нибудь он научится пить, — прошептал он, когда Сириус и Ремус направились к лестнице, ведущей в общежитие. — Хочешь, я покажу тебе другую уборную, пока всё не высохло? Дело не в том, что тебе не идет, ведь розовый — определенно твой цвет, но я не думаю, что ты хочешь провести последние несколько минут своего дня рождения с краской на лице. Регулусу не удалось вовремя подавить улыбку, но он не мог заставить себя париться еще и о ней. Он ухватился за руку Джеймса и позволил ему поднять себя одним быстрым движением. Регулус уже не был пьян, не совсем, и все же он как-то умудрился споткнуться о собственную ногу, и Джеймсу пришлось остановить его падение, обхватив рукой за талию. Джеймс Поттер — навеки вечный джентльмен. Остальные даже не удостоили их взглядом. Джеймс отпустил его, но Регулус не успел надуться, как что-то задело его пальцы. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, о чем безмолвно просит Джеймс. Регулус был бы десять раз проклят, прежде чем отказался от нее. Не произнося ни слова, Регулус собрал все остатки мужества и переплел свои пальцы с пальцами Джеймса. Несколько мгновений они не двигались, слишком занятые тем, что смотрели друг другу в глаза, чтобы даже попытаться заговорить. Пальцы Регулуса крепко сжали пальцы Джеймса, и он вздрогнул, когда Джеймс сжал его руку в ответ. Впервые за все время Регулус задался вопросом: неужели любовь должна была ощущаться так близко к голоду? Регулус никак не мог найти ответ на этот вопрос там, между стенами проклятой гриффиндорской общей комнаты, где в одном углу их пьяные и обкуренные друзья болтали без умолку. Молча, он позволил Джеймсу провести его по темным коридорам до самой ванной комнаты, которую он и сам прекрасно знал, как найти, но что в этом интересного? Как и ожидалось, ванная была совершенно пустой, в ней не было ни души. Лампочка дважды мигнула, когда Джеймс щелкнул выключателем, омывая их своим тусклым теплым светом. Джеймс взял с вешалки полотенце для рук и предложил Регулусу сесть на раковину, и Регулус подчинился, хотя, отпустив руку Джеймса, он почувствовал, что хочет устроить истерику. — Тебе сегодня было весело? поинтересовался Джеймс, прислонившись к раковине рядом с ним. Регулус покачал головой. — Это был худший день в моей жизни. Не был. Не был, потому что он провел этот день с Джеймсом, приклеившимся к нему, а в зрелом шестнадцатилетнем возрасте Регулус мало о чем еще мог просить. Джеймс усмехнулся, смочив полотенце водой из крана. — Должно быть, всё было кошмарно, — сказал он. — А что было самым ужасным? — Ты, — рассудил Регулус, когда Джеймс начал вытирать зеленую краску с его шеи. — Хм, могу себе это представить, — пробормотал Джеймс. — В таком случае, может быть, будет лучше, если ты проведешь лето с близнецами в их коттедже посреди этой чертовой глуши, верно? Ухмылка Регулуса исчезла с его лица. — Ты издеваешься надо мной? — произнес он, и Джеймс разразился смехом. — Как будто я позволю тебе бросить меня со своим братом, — сказал он Регулусу. — Мне его и так хватает. — Так вот почему ты приглашаешь меня к себе? Возможно, ему не следовало задавать этот вопрос, понял Регулус с опозданием на пару секунд. В конце концов, он прекрасно знал причину, и даже мысль об этом вызывала у него тошноту. Джеймс не был в курсе всего, что происходило за воротами поместья Блэков, и это был единственный способ обеспечить их с Сириусом безопасность, хотя бы на лето. Как Сириусу удавалось убедить мать разрешить это, Регулус не мог понять, но он всегда выходил из ее кабинета с таким видом, будто только что выиграл войну. Регулус не гордился тем, что люди чувствовали необходимость защищать его. Он не нуждался в защите, ни Сириуса, ни Нарциссы, и уж точно не Джеймса. Сидя на раковине, Регулус решил, что единственное разумное решение, которое он может принять, если Джеймс произнесет хоть слово по этому поводу, — это бежать. Но Джеймс не убежал. Регулус глубоко вздохнул, когда на губах Джеймса появилась ухмылка, и он нежно прошептал: — То, что ты приходишь, — это лучшая часть лета, Редж. Мне не нужно иметь причину, чтобы наслаждаться твоим обществом. Даже тогда способность Джеймса лишать его дара речи была просто поразительной. Когда Джеймс снова наклонился к нему, Регулус почувствовал запах сливочного пива и дорогих шоколадных конфет, которые Беллатриса прислала ему и которые каким-то образом оказались в руках Джеймса к концу вечера. Голод. Вот что чувствовал Регулус в любви, хотя бы иногда. Голод, жажда, желание… Неужели любовь должна была ощущаться именно так? Его сердце билось все чаще, дыхание перехватывало в горле, руки дергались в попытке не схватить Джеймса за воротник рубашки и не обслюнявить его до потери сознания. Регулус никогда раньше не был влюблен. Более того, Регулус не знал, что такое желание другого человека до того рокового дня, несколько месяцев назад, когда Гриффиндор выиграл футбольный матч у Хаффлпаффа, а Джеймс задрал футболку выше головы, празднуя победу со своими товарищами по команде. Конечно, у Регулуса и раньше бывали стояки, он не был ребенком, но в этот раз — в этот раз все было по-другому. Это не его тело делало что-то само по себе и требовало внимания, нет. Это был Джеймс, пот струился по его животу, руки и плечи напряглись, когда он сделал мяч из своей футболки и бросил его в голову Гидеона Прюэтта. Любовь… любовь отличалась от желания, не так ли? Должна была отличаться. Но если это было по-другому, то почему у него было такое чувство, словно эти слова были сплетены в единую нить? По крайней мере, три раза в день Регулус задавался вопросом, чувствует ли Джеймс то же самое, что и он, когда они оказываются рядом, ту же жгучую боль от желания прикоснуться, исследовать и отпустить. Джеймс вытер нос и лоб, темные глаза пробежались по чертам лица Регулуса, на мгновение задержавшись на его губах. Позволит ли он Регулусу прикоснуться к нему так, как он хотел? Прикоснется ли он к Регулусу так, как хотел бы, чтобы прикоснулись к нему в ответ? Когда Джеймс вытер краску со рта, Регулуса охватила внезапная и пугающая уверенность в том, что ответы на его вопросы раскроются перед ним как можно скорее. Прикосновение. Ему нужно было прикоснуться к Джеймсу. И он должен сделать это до того, как у него появится хоть малейший шанс отступить. Молча, Регулус поднял руку и положил ее на щеку Джеймса. Прикоснись ко мне, с болью подумал Регулус. Прикоснись ко мне, пожалуйста. Дыхание Джеймса заметно сбилось, когда Регулус провел пальцами по его губам. — Что ты делаешь? — прошептал Джеймс, и Регулус вздрогнул. Что он делает? Регулус не хотел долго размышлять над этим вопросом. Он не проронил ни слова, не отвел взгляд от губ Джеймса, даже не моргнул, когда руки Джеймса нашли его талию и он медленно шагнул между ног Регулуса. Прикоснись ко мне, притяни меня ближе, дай мне узнать вкус твоих губ… Джеймс поднес палец к его подбородку и наклонил его лицо так, что Регулус был вынужден посмотреть в его выпученные зрачки. — Можно тебя поцеловать? — спросил он так тихо, что можно было подумать, будто он боится разбудить весь замок. Регулус не мог связать ни одного предложения, ни когда Джеймс был так близко к нему, ни когда все его тело гудело от чего-то, с чем Регулус еще не был знаком. Поэтому он не ответил. Он просто наклонился вперед и поцеловал Джеймса в губы, с краской и со всем остальным, Регулусу было наплевать, потому что Джеймс притягивал его к себе, а Регулус обнимал его за шею, и замок вокруг них мог разлететься на щепки, а единственное, что волновало бы Регулуса, это ощущение зубов Джеймса, впивающихся в его нижнюю губу. В ту ночь Джеймс был на вкус как сливочное пиво и шоколад. На следующий вечер он вкусил сигарет и тыквенного сока, а на их первом свидании — клубничного пирога от мадам Паддифут. После смерти Эффи и Монти Регулус обнаружил, что чаще всего губы Джеймса имели вкус спиртного. Регулус не успел узнать, какой вкус был у Джеймса в ночь его отъезда.