when we were young

Любовь к Регулусу, казалось, всегда была естественной для Джеймса. Это такая вещь, которая просто есть, подобно приготовлению чашки чая масалы, езде на велосипеде или завязыванию шнурков. Просто естественно, инстинктивно. Любовь к Регулусу всегда была инстинктивной, даже когда они были подростками, прятавшимися в чуланах для метел в перерывах между уроками и по очереди выскальзывавшими за дверь с перекошенными галстуками и мятыми рубашками. Джеймс шел на следующий урок с улыбкой на лице и замиранием сердца в груди. Прошло всего несколько месяцев, прежде чем они начали вести себя бесшабашно, после чего Сириус стал замечать постоянные отлучки Джеймса. Он донимал Джеймса вопросами, а тот в ответ запинался, отвечая ерундой, пока Сириус не счел, что Джеймс сосётся с рандомными людьми, и решил устроить ему нечто наподобие импровизированного урока сексуального образования, в результате чего Питер завывал от смеха, а Ремус изо всех сил пытался удрать из общежития. — Мы не будем пользоваться презиками, которые дал тебе мой брат, — шипел на него Регулус всего несколько дней спустя. — А почему бы и нет? — интересовался Джеймс. — Ты никогда не жалуешься, когда мы пользуемся презиками, которые я у него украл. Сказать, что Регулус был немало удивлен, получив эту информацию, было бы преуменьшением. Джеймс все равно время от времени подворовывал презервативы у Сириуса, и это не переставало раздражать Регулуса и приводило его в осудительное хмурое состояние, которое Джеймс всегда считал весьма милым. Еще одной замечательной привычкой Регулуса, еще до того, как они начали встречаться, стало ждать Джеймса по окончании футбольной тренировки, чтобы потом возвращаться в замок вместе, иногда приклеиваясь к Питеру, а иногда и в одиночку. Плюсом того, что Регулус ждал один, было то, что после этого Джеймс мог отвести его в более уединенное место, но всё же существовал и минус: практически каждый педик в Хогвартсе хотел залезть Регулусу в штаны, и товарищи Джеймса по команде не были исключением. Одним из самых преданных поклонников Регулуса был не кто иной, как Гидеон Прюэтт, нападающий Гриффиндора и худший кошмар Джеймса, с его сексуальными волосами и ужасной привычкой прижимать руку к стене, когда он разговаривал с Регулусом. Сейчас Джеймсу кажется забавным, что он стал хорошим другом близнецов во время учебы в университете, но тогда, когда ему было семнадцать, он мог посмотреть на Гидеона и тут же начать замышлять убийство. — Тебя ищет Фабиан, — сказал он Гидеону тем вечером, пытаясь, и вероятнее всего безуспешно, сдержать рвущуюся из глаз жажду крови. Будучи явно позабавленным, Регулус вопросительно поднял бровь. Гидеон ухмыльнулся. — Да неужели? В любых других обстоятельствах Джеймс, вероятно, почувствовал бы слабость в коленках, оказавшись на другом конце ухмыляющегося взгляда Гидеона. Джеймса раздражало то, насколько привлекательными были близнецы. — Точно, — сказал Джеймс. — Ну, тогда где он? Джеймс гаркнул. — Я не знаю, сам поищи. Это твой брат, не мой. Гидеон засмеялся, кивнул и повернулся, чтобы одарить Регулуса еще одной ухмылочкой. — Еще увидимся, малыш Блэк, — сказал он, похлопал Джеймса по плечу и съебался куда подальше. Вот и хорошо. — Ты милый, когда ревнуешь, — сказал ему Регулус, подойдя к нему и засунув руки в задние карманы джинсов. Джеймс закатил глаза. — И ты милый, когда пытаешься заставить меня ревновать, — ехидно ответил он. Джеймс никогда не был ревнивым человеком, но можно с уверенностью сказать, что вскоре после того, как он начал встречаться с Регулусом, он стал выглядеть немножко слишком опекающим. Ни для кого не было секретом, что оба брата Блэка привлекали внимание, куда бы они ни пошли. Люди уважали Регулуса, они умолкали, когда ему было что сказать, даже если это было что-то, что он просто выудил из своей задницы, как в тот раз, когда ему удалось убедить кучку пуффендуйцев, что в стенах замка похоронены мертвецы, просто чтобы посеять панику. Вначале Джеймсу было трудно сдерживать свою ревность, особенно если учесть, что никто не знал, что Регулус был в отношениях. Обычно они заканчивали тем, что орали друг на друга в пустых классах, а потом со злостью целовались, чтобы решить свои проблемы. Это не особо здоровое поведение, но они были молоды и по-идиотски влюблены, и они работали над этим. В любом случае, им это было необходимо, потому что они хотели быть уже сложившейся парой, прежде чем рассказать Сириусу о своих отношениях. Поэтому Джеймс не сказал ни слова по этому поводу и просто взял сумку Регулуса, повесил ее на плечо, и последовал за Регулусом, пока тот сплетничал о последнем ночном исчезновении Пандоры и Питера. — Я пытался спросить его, но этот чертов ублюдок бывает таким скрытным, — проворчал Регулус. — Ты случаем ничего не знаешь, а? Джеймс пожал плечами. — Не знаю. Регулус не преминул сказать: — Конечно, знаешь, это всё вы и ваш чертов кровный договор. Кровный договор, вы можете себе представить? Кровный договор между четырьмя семнадцатилетними подростками. В теории это звучало гораздо интереснее, чем на практике. Не было ни церемонии, ни мантий, ни свечей, ни, тем более, тайных заговоров. Они совершили его на четвертом курсе после пары рюмок огневиски, украденного на кухне, и это превратилось в целый цирк: они пытались проткнуть друг другу большие пальцы ножом для разрезания коробок, пока не проступила малейшая капелька крови, а затем судорожно пытались пробормотать свой девиз под приступы истерического смеха и пару слез, вырвавшихся на волю. «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость». Так они шептали друг другу перед тем, как затеять какую-нибудь шалость. А когда они возвращались в свое общежитие после того, как наполняли вентиляционные трубы конфетти или крали левые ботинки у каждого члена футбольной команды Слизерина, они звенели рюмками и хором говорили: «Шалость удалось». Джеймс до сих пор время от времени оплакивает потерю этого чувства. В них почти не осталось озорства после того, как начались годы учебы в университете и жизнь стала бурлить, не говоря уже о том, что Гарри появился, а Джеймс превратил своих лучших друзей в почетных родителей. Вот что происходит, когда человек взрослеет, не так ли? Все теряется по дороге. И Джеймс действительно многое потерял за эти годы. Он потерял что-то из своих отношений с Сириусом, что-то фундаментальное, что с годами отдаляло их друг от друга все дальше и дальше, и все потому, что Джеймс был слишком большим трусом, чтобы признаться в своем самом большом секрете человеку, который называл его своим братом. Он потерял обоих родителей в одну и ту же минуту, без предупреждения, без оглядки, без единого слова. Но он никогда не думал, что может потерять кое-что, по крайней мере, не сейчас, когда они тайком пробрались в пустынную раздевалку, чтобы быстро перепихнуться, прежде чем встретиться с друзьями на ужине, — Регулуса. — Мы опоздаем, Джейми, — пожаловался Регулус, когда Джеймс начал стягивать его ремень. — Думаешь, меня это волнует? Регулус тогда рассмеялся, он был такой юный и яркий. Тогда, в объятиях Джеймса, целуя его, расстегивая ширинку дрожащими пальцами, которые все еще не были уверены в своих движениях. Регулус был тогда. А потом его не стало.

❖

Одной из любимых вещей Джеймса в том, что Сириус был сопливой сучкой, было то, как часто он брал Ремуса с собой на выходные в путешествия, куда никто другой не приглашался. Джеймс обычно проводил эти выходные с Питером в общей комнате, смотря фильмы ужасов, пока им не становилось слишком страшно подниматься обратно по темной лестнице, но вскоре Джеймс обнаружил, что проводит эти выходные с Регулусом, в то время как Питер пропадал хрен знает где. — Мне нравится, как много времени Сириус дает нам побыть наедине из-за своего лунного луча, — сказал Регулус Джеймсу, разгружая закуски, которые Джеймс получил из Хогсмида. — Куда они вообще уехали? — В данный момент я даже не хочу спрашивать. В идеале они должны были бы устроить свой маленький пикник в Запретном лесу, но на улице было -3°C, а весь лес был покрыт толстым слоем снега, так что им лучше было укрыться за каменными стенами замка. Чуть ранее в тот день Джеймс предложил им отправиться на день в Годрикову Лощину, чтобы посмотреть кино, но Регулус поспешил отказаться. После рождественских праздников, проведенных с семьей, Регулусу потребовалось несколько недель, чтобы прийти в норму. Джеймсу было больно видеть, как свет в глазах его парня тускнеет, а в глазах плещется боль, которую Джеймс никогда не сможет понять, ни тогда, ни сейчас. Но Джеймс был настойчив, и он любил Регулуса больше всего на свете, поэтому он старался изо всех сил поддерживать Регулуса, когда тот хотел, чтобы Джеймс был рядом, и оставлять его в покое, когда он этого не хотел. В последнее время, однако, казалось, что Регулус не хочет оставаться один ни секунды на дню. Джеймса это вполне устраивало. Чем больше времени он мог потратить на то, чтобы Регулус чувствовал себя в безопасности и в любви, тем лучше. Поэтому он придвинулся к изголовью кровати и прижал Регулуса к своей груди, целуя его в макушку. Регулус засмеялся, обхватил руками торс Джеймса и уткнулся лицом в его шею. — Такой слащавый. — Тебе это нравится, — сказал Джеймс, дрожа с головы до ног от ощущения того, что его парень расслабленно прижимается к его телу. Джеймс приносил ему покой, это было очевидно, но знал ли Регулус, что от одного только биения его сердца Джеймс чувствовал себя как на небесах? — Я люблю тебя. — Даже если я слащавый? Регулус поднял на него глаза, серые глаза сияли обожанием. — Особенно потому, что ты слащавый. Джеймс наклонился и нежно поцеловал его в губы. — Я тоже люблю тебя, Джаан, — сказал он, подняв руку, чтобы погладить щеку Регулуса. Веснушек, украшавших прекрасные черты лица Регулуса, тогда было не так много, а те, что были, постепенно исчезали, пока не наступил май, и он мог купаться на солнце часами напролет, пока Эвану не пришлось силой возвращать его в замок. Регулус был красив, в любом виде, с веснушками на румяных щеках или без них, и с неугасающим любопытством во взгляде, чего Вальбурга не могла у него отнять, по крайней мере, пока. — Где Эван? — спросил Джеймс, разрывая зубами пачку мальтизерс. Регулус поднял на него бровь. — Как ты думаешь, где он? — Следит за Эми по Хогсмиду? — А он когда-нибудь занимается чем-нибудь еще? — хмыкнул он. — Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы сойтись наконец. — На мой взгляд, еще пару лет, пожалуй. И Джеймс был прав. Им действительно потребовалась пара лет, чтобы сойтись в конце концов. Но когда это произошло, Джеймса не было рядом, чтобы поздравить и хорошенько поиздеваться над ними. По правде говоря, Джеймс не думал, что увидит кого-либо из них когда-либо снова. И это нормально, говорил себе Джеймс. Просто еще одна вещь, которую он потерял по дороге. Эван, Эми, Пандора, их непринужденное подшучивание, их легкие разговоры, часы, проведенные вместе за учебой… — Ты точно не хочешь ничего делать сегодня? — поинтересовался Джеймс. Регулус покачал головой. — Я бы лучше остался здесь, — сказал он Джеймсу. — Но ты можешь пойти куда-нибудь, если хочешь, дорогой. Тебе не обязательно оставаться со мной. И Регулус имел в виду именно это. Он бы никогда не заставил Джеймса быть там, где тот не хотел. Джеймс снова задался вопросом, может ли он еще что-то сделать, чтобы показать Регулусу, что нет места, где бы он хотел быть, кроме как с ним, ведь Регулус был его самым любимым местом во всем мире. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что у тебя есть выбор, — сказал он. — Мы можем делать все, что ты захочешь. Улыбка Регулуса медленно превратилась в ухмылку. — Все, что я захочу? — промурлыкал он. Джеймс закатил глаза. — Да, любимый, — усмехнулся он. — Все, что ты захочешь. И он знал, чего хочет Регулус, еще до того, как Регулус бросился на Джеймса, чтобы поймать его губы в поглощающем поцелуе. У Джеймса не было особого опыта, когда они только начинали это делать, у Регулуса и вовсе не было, но вместе они познавали все, что им было нужно. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем они выясняли, где и как они хотят, чтобы их держали, трогали, целовали, трахали. Пока что Джеймс больше всего запомнил одну вещь: Регулус хотел — нет, он нуждался в том, чтобы его обожали, боготворили. Когда Джеймс раздевал его в тот день, это было единственное, что он хотел сделать. Иногда слов было недостаточно, и Джеймсу нужно было своим телом показать Регулусу, как сильно он его любит. — Ты прекрасен, мой маленький король, — прошептал он, поглаживая бедро Регулуса, и наслаждался тем, как от этих слов темнели глаза его парня. Все началось с шутки, как и большинство других вещей, но прошло совсем немного времени, прежде чем это переросло в нечто большее. Регулус был маленьким королем, его маленьким королем, единственным владельцем его сердца и его разума. Джеймсу было смешно тогда и сейчас смешно, насколько хорошо Регулус всегда знал, на какие кнопки нажимать и за какие ниточки дергать, чтобы Джеймс по своей воле прогнулся назад. А как иначе, когда губы Регулуса выглядели такими красиво покусанными и покрытыми синяками? И как иначе, когда его фарфоровая кожа так легко расцветала от прикосновений Джеймса? — Почему ты так смотришь на меня? — спросил его Регулус в тот день, задыхаясь и с немного сорванным голосом, потому что Эвана не было рядом, так зачем сдерживаться? Джеймс пожал плечами. — Мне нравится смотреть на тебя, — просто ответил он, проводя пальцами по изгибу позвоночника Регулуса. — Разве мне не разрешается смотреть на своего парня после того, как я только что его трахнул? С губ Регулуса сорвался фыркающий смех, хотя и немного рваный, и он придвинулся ближе к Джеймсу. Джеймс воспользовался этой возможностью, чтобы заключить Регулуса в свои объятия. Он не хотел ничего, кроме как чувствовать кожу Регулуса на своей, зарыться носом в кудри Регулуса и остаться там навсегда. — Я люблю тебя, Джеймс, — прошептал Регулус. И вот оно. Джеймс. Кто-нибудь произнесет его имя так, как это делал Регулус, как будто он любил каждую букву больше, чем предыдущую? Никто. Вот и весь ответ — никто. — Я люблю тебя больше, Регулус, — прошептал он в ответ. Руки Регулуса обхватили его шею и притянули к себе для очередного поцелуя, и Джеймс не в первый раз удивился, как прикосновения Регулуса могли так легко воспламенить его. В последующие месяцы Джеймса преследовал не только плач Регулуса, но и его «Прости меня». Это было каждое маленькое чудесное воспоминание, которое он собирал в Регулусе на протяжении многих лет. Пальцы Регулуса обводили контуры его спины, груди, живота, подбирались ко рту и проводили по губам, прежде чем поцеловать его, в его глазах светилось то озорство, которого не было в ту ночь, когда Джеймс открыл свою дверь и увидел Регулуса, который уже не был его, стоящим снаружи с двумя офицерами за спиной.