Игры по струнам души

Пробирающие до костей истории о горах, что на Востоке, о злачных лесах, что расположены на многие километры в низине, слухи, подтверждённые реальными рассказами о людях, что не возвращались оттуда, — из деревни в деревню передавались по всем провинциям азиатских стран. Эти истории не были простыми страшилками, чтобы уберечь детей от любопытства исследовать лес, они были реально доказаны, их боялись сами взрослые: истинный страх сбившегося с пути странника — оказаться в проклятых местах и встретить там свою смерть. Что именно происходило за горами — никто не знал. Знали только одно: ещё никому не удавалось вернуться оттуда. Ни живым, ни мёртвым. -- Холодные капли дождя больно били по лицу. Ветви деревьев словно специально поднимали свои корни из почвы и норовили о них споткнуться, а колючие ветки разворачивались прямо в лицо бегущей девушки в накинутом на ночную рубашку чёрном балахоне. Гром, не переставая содрогать землю, будто гнался за ней, а яркая молния, мгновенно осветив путь, тут же накрывала дорогу темнотой. Девушка бежала, глядя под ноги, чтобы не упасть, и совершенно не видела, куда ведёт её лесная тропа. Ей было всё равно. Лишь бы убежать подальше, не оглядываясь, куда-то прямо, вниз, потом всё дальше, дальше… Бархатный капюшон, намокнув от непрекращающегося дождя, давно слетел с головы под силой ветра, и тянул своей тяжестью назад, но Мэй не сдавалась. Убрав прилипшие к лицу мокрые пряди, она вдыхала ртом воздух. Силы были на исходе, а понять, сколько уже времени девушка провела в лесу — было невозможно. Её мысли были заняты словами родного голоса: «Беги как можно дальше и никогда не возвращайся. Не дай им узнать о том, что ты выжила. А ты выживешь. Обязательно». Последние слова матери, что услышала девушка перед тем, как скрыться от напавших на деревню разбойников. Известия о грабежах по всей территории Северной и Восточной провинций из места в место ходили уже несколько месяцев. Жестокие убийцы не жалели ни женщин, ни детей, насильно забирая некоторых из них в рабство. Разграбив последнее, что могло быть у обычных крестьян, они поджигали деревни, оставляя убитых без достойного погребения, а раненых — погибать страшной смертью, но на родной земле, защищая близких. -- — Куда же смотрит император? — нахмурив брови, мужчина обращался к приятелям, собравшимся в трактире. — Какое ему дело до простых крестьян, Куро? — господин Мамору вдохнул табак из кисэру. — Твоя правда, брат. Да только где же это видано, что целая провинция вне всякого закона? — Поговаривают, император очень болен и совсем не покидает дворец. Всем управляет знать, да только все мы знаем, что для таких господ является высшей ценностью. — Монеты, будь они прокляты, — недовольно ответил один из самых молодых мужчин. — Монеты…, — вновь закуривая, медленно протянул Мамору, задумчиво глядя в пол. — Скоро и до нас нечисть доберётся. — Мы врагов и на шаг к деревне не пропустим, — хором закричали мужчины. — Они проползут к нам незаметно, слово змеи, друзья мои… Недолго нам осталось жить спокойно. Собирайте лучше припасы, да как можно быстрее жён своих и дочерей в леса отправляйте. Там, глядишь, и нам суждено будет присоединиться. И вместе найдём пристанище. — Какие же леса, господин. Если уж здесь нас ждёт быстрая и ясная смерть, то что произойдёт с душой, не говоря уже о теле, в тех проклятых местах — даже богам не ведомо. — Какой-никакой, но шанс, Иоши. Всяко лучше, чем услышать крики дочери, которую поганая коно-яро своей рабыней сотворит… Слова главы оказались пророческими, да только никто к ним не был готов: эта ночь оказалась последней для многих жителей деревни. Как только разбойники ворвались в дом соседей, отец велел Мэй бежать через задний выход, пока они с матерью задержат нападавших. — Ты должна быть сильной, дочка, — поцеловав её в лоб на прощание, отец взял вилы и ближе подошёл к входной двери. Заплаканные глаза матери навсегда останутся в памяти девушки. — Не дай им знать, что ты жива… -- «Мама…» Слёзы смешивались с каплями дождя, стекающими по лицу, и Мэй была больше не в силах сдерживаться. Размытая пелена притупила взор, и девушка споткнулась о мощный извилистый корень дуба, упав на грязную землю. «Я осталась одна. Совсем одна. Живы ли они? О, как же я хочу, чтобы они остались живы…», — Мэй, рыдая, во всю кричала в густую чащу, сливаясь с раскатами грома. Горло уже охрипло, глаза опухли, тело ужасно ломило, что нельзя было и подняться… Не ощущалась даже боль где-то внизу в сломанной от падения ноге. Последние силы покидали её, донося непрекращающимся эхом последнее наставление матери. Вот так, ещё немного, чтобы подняться, но руки предательски дрожат, и девушка лишь в состоянии облокотиться о мощный дуб, веки становятся всё тяжелее, голос матери отдалялся, звуки грома стали фоном.

*

Запах травяного чая первым встретил девушку после пробуждения. Из открытого окна дул лёгкий ветер и слышалось пение птиц. Мэй не открывала глаза, как обычно, давая себе ещё несколько минут перед тем, как встретить новый день. «Какой чудесный аромат. Сегодня праздник? Мама принесла мне чай в комнату?», — улыбаясь, думала девушка. Мягкая постель была такой желанной, ещё и готовый завтрак ждал прямо у кровати. Осознание приходило постепенно. Сначала о себе дала знать боль в горле, затем за ней, при попытке повернуться, — боль в правой лодыжке, и после — яркий свет солнца, светящего прямо в глаза в незнакомом месте. — Тише, тише, девочка, — седой старик с длинной бородой рукой указывал на перевязанную ногу. — Перелом такими резкими телодвижениями быстро не заживёт. — Что… Кто вы? — Мэй, как могла, прислонилась ближе к стене. Ужас накрыл её: «Они меня нашли. Поймали. Я в плену». Увидев неподдельный ужас в глазах юной гостьи, Чонган ещё больше смягчил голос. — Не бойся, ни в каком ты не плену. Меня зовут Чонган, ты в моём доме. Здесь тебе ничего не угрожает. — А кто? — шёпотом спросила Мэй. — М? — Вы сказали «ничего» не угрожает. Вероятно, есть кто-то, кто способен на вред. — Ха-ха-ха, — легко засмеялся мужчина, и тут же вновь его лицо стало благоговейным. — Никто тебе здесь тоже не навредит. — Как я здесь оказалась? — хрипло произнесла девушка. — Да лежала ты под дубом, девочка. С первыми лучами солнца парень нашёл тебя, подумал, мёртвая, а ты живая оказалась. Принёс ко мне на лечение. Ногу твою посмотрел, закрепил, чем нужно. А дальше ты и проспала весь день. — Парень? — Мэй вспоминала прошлую ночь. Побег, падение и накрывший сон от изнеможения под дождём. — Да-да, один из наших. Ты, как там говорят, на «проклятых землях», хе-хе. — Я за горами?! — глаза девушки округлились. — Я… Что… Что вы будете делать со мной? Страшные картины жуткой смерти, или, что ещё хуже — жалкого рабства в грязи и голоде, тут же возникли в голове брюнетки, смешав воедино все другие приукрашенные рассказы местных кичливых врунишек, возвращающихся из лесов и якобы видевших то, что происходило за горами. — Как что? Лечить да выхаживать! — чуть сощурившись, с улыбкой ответил Чонган. — Чтобы я стала рабыней без недугов? — дрожь в голосе подвела решившую казаться бесстрашной Мэй. — Сейчас ты наша гостья. Ничего и никто здесь тебе не грозит, как я и обещал. Давай выпьем чаю, и ты расскажешь о себе. Девушка с опаской взглянула на напиток, однако боль в горле вновь напомнила о себе, а горячий напиток — именно то, что было ему нужно. Чонган показательно налил из того же кюсу и себе, вдохнул аромат лечебных трав, глотнул. Мэй, проследив за его состоянием после, тоже отпила и первой начала разговор. — Меня зовут Мэй, я простая девушка из семьи ремесленников. На нашу деревню напали душегубы, родители остались, помогая мне сбежать… Я не знала, куда мне податься, поэтому, просто бежала всё дальше в лес, — слова давались тяжело, но горячий чай смягчал горло. — После… Плохо помню, но я упала, а очнулась здесь. — А что умеешь делать? — будто пропустив мимо ушей рассказ о побеге, спокойно спросил мужчина. — Я, кхе-кхе, умею собирать рис, немного разбираюсь в травах. — Чай поможет твоему горлу. Знаешь, что в составе? — М-м, я знаю, что ромашка смягчает, а чабрец снимает воспаление. Ещё чувствую аромат мяты и, кажется, чайную розу. — Молодец, Мэй. Всё так. Девушка улыбнулась и сделала глоток. — Про наши края ходят много разных слухов. И бóльшая часть из них, чего таить, правдива. Брюнетка подняла выразительные глаза на дедушку. — Для защиты клана необходимо идти на крайние меры. А чтобы лишний раз никто посторонний не лез за горы, появилась и мысль о том, что отсюда не возвращаются. — О каком клане вы говорите? — Об этом тебе расскажут другие, если сочтут нужным. Мы не причиним тебе вред, однако не стоит удивляться, замечая на себе, мхм, — подбирая более мягкое слово, Чонган погладил бороду, — внимательные взгляды. К тебе будут присматриваться, чтобы понять, кто ты: друг или же враг. — Мне нет нужды враждовать, я сама еле сбежала от своих врагов… Внимательный сощурившийся и молчаливый взгляд мужчины заставил девушку перевести тему. — А как долго моя нога будет заживать? — поглаживая повязки, спросила Мэй. — Недолго, но зависит от тебя. Пока лежи, никаких нагрузок на эту, да и на другую ногу тоже. Сейчас твёрдые повязки будут, пока всё правильно срастётся, потом уже можно пытаться ходить. Заметив понурое настроение Мэй, мужчина продолжил. — Не страшно, не переживай. Не успеешь заметить, как вновь способна будешь танцевать. Мэй резко взглянула на него. Танцы — её единственное увлечение, которое отвлекало от рутины жизни. Вечерние собрания на площади во время праздников — были её любимым отдыхом. Девушка танцевала и, прокручивая услышанную на ярмарках музыку, пританцовывала, собирая травы. Была подобно струнам сямисэна собрана и, в то же время, обладала гибкостью и утончённостью в каждом движении. — Хе-хе. Хочешь спросить, откуда знаю? Мэй кивнула. — Твои движения. Аккуратные и плавные, ты сидишь ровно даже на мягкой лежанке. Я как-то знал одну танцовщицу… В общем, много чего из её выступлений запомнил. — Я в детстве тоже мечтала выступать. Надеть кимоно, взять веер в руки… Сейчас давно такого нет, это просто любимое занятие. Теперь кивнул Чонган. — Отдыхай, Мэй. Набирайся сил. Позже ужин, а завтра посмотрим, — улыбнувшись, сказал он и вышел из комнаты. Входная дверь за ним закрылась. Оставшись одна, на Мэй нахлынули ожидаемые мысли. Нога болела, зато с горлом было получше: лечебный чай действительно ослабил боль. «Мне нужно понять, что делать дальше. Эти люди… Не убили меня, а спасли. Дедушка Чонган кажется настроенным доброжелательно, но долго оставаться я здесь не смогу. Кто знает, что решат они спустя несколько дней? Вдруг сочтут, что я представляю угрозу? Мне это совсем не нужно… Знать бы, что случилось с нашей деревней…» Утомительная для бессонной ночи беседа и успокаивающий чай унесли девушку в дремоту.

*

Чарующая музыка уносит юную Мэй прямо в сердце собрания звуков. Переплетение сямисэна, немного ритмов тайко, продолжительное звучание сякухати… Мэй кружится в танце на фоне падающих листьев сакуры в райском саду. Девушка чувствует неземное блаженство, радость, проникающую под кожу, наслаждается умиротворением в своей душе. Прикрыв глаза, она медленно, расслабив пальцы, отводит в сторону правую руку, затем — всё так же медленно, — её невесомо касается левая. Лёгкий ветер развевает выпавшую прядь чёрных волос из собранной причёски, украшенной цветами. Розовое платье, на котором расположились всё те же цветы и белые узоры, подтянуто шёлковой нитью на тонкой талии. Движение в сторону, лёгкое покачивание, разворот. Музыка заполняет собой все ненужные мысли, освежая голову, придавая сил и наполняя свободой. Пролетающая где-то вверху птица даёт о себе знать. Раз, другой. Что-то не так. Мэй поднимает глаза. Перед ней высокие скалистые горы, а над ними сгущаются тучи. Взгляд девушки привлекает движение перед ней, и она в ужасе замедляет дыхание: её деревня, её дом — пылают. Огонь перекидывается с крыши на крышу, распространяется с немыслимой скоростью, повсюду крики и боль… — Мама! Папа! — кричит девушка в толпу, но никто её не замечает. Все мечутся из стороны в сторону, хотят выбираться из разрушающихся стен когда-то надёжного жилища, но… не могут. Что-то удерживает их внутри, помогая огню подбираться всё ближе. — Что же вы… Как вы… — от собственного бессилия Мэй падает на землю. Острая боль пронзает её тело, начиная снизу. Над ней нависает фигура. Чудовище закрывает собой последние остатки небесного света, насмешливая улыбка застывает на его лице, а глаза превращаются в два красных огонька. Его злобный смех звучит эхом отовсюду, и всё вмиг поглощает темнота… -- — Мэй! Мэй! — кто-то трясёт её за плечи в надежде заставить проснуться. Девушка кричит и плачет, находясь в бреду. Её тело горит, крики становятся всё слабее от вновь посаженного горла, и никакие тряски не помогают вывести её из этого состояния. — Держи её, держи, чтоб не дёргалась, — Чонган кивнул парню с длинными чёрными волосами, собранными в хвост, и чуть отошёл, чтобы подготовить травы для успокоительного снадобья. — Всё хорошо, Мэй, всё будет хорошо, — стараясь, чтобы дедушка Чонган не услышал, обращался к ней парень. Налив в чашу лекарство, мужчина поднёс её ко рту девушки. — Аккуратно. Вот так, — с помощью парня с серьёзным взглядом и сужеными на переносице морщинами, ему удалось аккуратно заставить Мэй проглотить напиток. Запалив какие-то травы в мешочке и поставив их у кровати девушки, старик выдохнул. — Теперь лучше. Мэй успокаивалась. Больше не кричала, не дёргалась. Смочив тряпочку всё тем же лекарством, что он давал выпить Мэй, Чонган протёр ей влажные от слёз глаза. — Держись, девочка. На лице парня нельзя было различить эмоций. Бесстрастное выражение превратилось в непроницаемую маску, ставшую привычной из-за многолетнего опыта выживания в опасном мире. Его мысли невозможно было предугадать. — Первая ночь всегда такая. Дальше — лучше. Травы выведут всё зло, — будто понимая, о чём думает парень, мешая что-то в ступе сказал Чонган. — Пора тебе. Негоже будет пугать её, если проснётся. Тебя она не знает. Всё постепенно. — Да, дедушка, — всё так же равнодушно оглядев Мэй, парень поднялся и направился к выходу. — Доброй ночи. — Деревья дарят нам подарки не просто так, Кадзу, — проговорил Чонган. Парень ничего не ответил, мельком ещё раз взглянув на Мэй и вышел из хижины. — Ничто не просто так… — шептал себе под нос старик.