All for You

      Прошло очень, очень много времени с тех пор, как Тошинори ступал в полуразрушенное здание, которое Гран Торино называл своим домом. Это место оставило как хорошие, так и плохие воспоминания. Хотя это был дом Торино, Шимура-сенсей тоже часто его посещала. Но теперь, когда она умерла... Плохое, как правило, перевешивало хорошее.          Воспоминания Тошинори о смехе Шимуры-сенсея были нечеткими и потускнели с возрастом, но память о жёстком обучении, которое он получил от Грана, чтобы защитить его от этого человека, всё ещё оставляла фантомные боли в его теле — и боль в его сердце, когда он медленно начинал понимать, что, возможно, всё это было зря.   Он может никогда не сразиться со Все за Одного.    Он может никогда не добиться о̶т̶м̶щ̶е̶н̶и̶я̶  справедливости за Нану.    Он может никогда не достичь цели Одного за Всех.    Всё из-за одного больного ребенка.          Он не мог упрекать ребёнка — он был ребёнком. Ребёнок не имел никакого контроля над своим происхождением, или своим состоянием, или тем, что это значило для мира в целом. Он хотел, чтобы ребёнок быстро выздоровел и прожил хорошую, счастливую, безопасную жизнь.          Что не означало, что жизнь Тошинори не станет легче, если ребенок не усложнит ситуацию.          Тошинори вздохнул, его мысли спутывались, и постучал. Не было смысла отгонять мысли. Гран позвал его сюда, чтобы поговорить, и он мог захотеть поговорить только об одном.    — Входи, Тошинори, — раздался изнутри голос Торино, — дверь открыта.    — Это действительно разумно? — спросил Тошинори, открывая дверь.          Гран фыркнул со своего места на диване, рядом на столе стояла тарелка тайяки и стакан чего-то похожего на алкоголь:       — Ты сомневаешься в моей способности защитить себя, мальчик?          — Нет, нет, конечно, нет, — ответил Тошинори, быстро отступая, даже когда закрывал — и запирал — дверь за собой.          — Не похоже, что эта дверь остановит кого-то, кто в любом случае представляет реальную угрозу, — с горечью сказал Торино.          Тошинори стоял молча, реальность тяготила его плечи. Он подошёл и сел рядом с Граном. Тот молча налил ему стакан того, что пил сам.          — Нет, наверное, нет, — наконец согласился Тошинори. Был шанс, что у Все за Одного была какая-то причуда телепортации, и он тайно исчезал из больницы, чтобы творить зло, но... Он не мог не думать о том, как быстро Все за Одного исчез обратно в той больничной палате после их «встречи». Он не мог не думать о том, каким усталым тот выглядел.          Тошинори сомневался, что он когда-либо покидал эту палату, не говоря уже о больнице.    Гран выпил.  — Ты много думал об этом ребенке, да, Тошинори? — раздался вопрос.    — ...Трудно не думать об этом, — признал Тошинори.   Гран хмыкнул, соглашаясь.        — Достаточно, чтобы придумать какой-то недоработанный план усыновления?   Тошинори фыркнул, глядя на своего старого наставника краем глаза: — Это... Было спонтанно.    — Очевидно, — фыркнул гран.          — Думаете, я не мог думать об этом серьёзно? — спросил Тошинори, положив руки на колени.          — Я не думаю, что тебе следует заводить детей, пока они не научатся готовить для себя, — Торино поставил свой стакан.          Эти слова пронзили его сердце. Тошинори нахмурился и посмотрел в пол, его грудь заболела.    — Но я думаю, ты бы справился, — тихо добавил старик.    Тошинори посмотрел на него. Гран отвёл взгляд.    — Спасибо, Гран, — мягко сказал Тошинори.    Тот хмыкнул: — Не благодари меня за правду, Тошинори.          Тошинори мягко улыбнулся и снова сел. Некоторое время воцарилась дружеская тишина, в окна заглянуло запоздалое солнце.          — Скажи мне, Тошинори, — начал Гран, — если ты думал, даже бессознательно, о том, чтобы забрать этого ребенка... Почему у тебя вообще есть список условий для того, чтобы оставить ребёнка с этим монстром?          Тошинори посмотрел на наставника и увидел, что тот смотрит на него в ответ. Его глаза были тверды, а губы сжаты в тонкую линию. Тошинори повернулся к своей чашке, наблюдая, как его пальцы теребят стекло. — Гран...   Гран надавил:       — Мы видели, что он без колебаний убивает детей, когда они встают у него на пути. Что будет с этим ребенком, когда Он устанет играть в дом?         Тошинори тяжело вздохнул, наблюдая, как солнечные пятна, разбросанные по стеклу, смещаются с наступлением сумерек. Он уставился на свой большой палец.        — Не то чтобы я хотел оставить ему ребенка, Гран. Я думаю, что это ужасная идея, особенно для ребёнка. Но в то же время...   Гран хмыкнул, подталкивая его.          — В то же время, в тот день, когда я столкнулся со Все за Одного в той больничной палате... Я никогда не ожидал, что он будет выглядеть так ужасно, — Тошинори невесело рассмеялся:       — Я ожидал, что он будет пользоваться новым планом, новым заложником надо мной, я ожидал, что он будет злорадствовать, поймав меня в месте, где я никогда не смогу дать отпор. По крайней мере, я ожидал, что он будет выглядеть собранным. Он выглядел так, будто не спал уже неделю, Гран, и столько же не ел. На нём даже не было костюма, я почти уверен, что на нём был халат из самой больницы.    Гран ничего не сказал, просто продолжил смотреть и ждать.          — Наблюдая за ним там... Я полагаю, мне просто казалось, что он отключился. Он даже казался... Искренне взволнованным в какой-то момент, и то, как он вёл себя, когда ребёнок расстраивался... Как будто этот ребёнок был для него большим приоритетом, чем я. Он повернулся ко мне спиной, Гран, не задумываясь! А потом пришли результаты теста ДНК... — Тошинори снова вздохнул, — мне кажется, по крайней мере, сейчас, что если я не позволю Все за Одного оставить сына, даруя шанс, он сойдет с ума, и вся Япония заплатит огромную цену. — Итак, — наконец сказал Гран, — я так понял, что Незу убедил тебя, да?   — Да, немного, — неохотно признал Тошинори.    Гран фыркнул, допивая остатки своего напитка и ударяя кружкой об стол. — Невероятно.   Тошинори осторожно наблюдал за Граном краем глаза.    Часы тихо тикали, пока Тошинори смотрел, как тот смотрит в никуда.    — Ты должен был избавиться от него, когда у тебя был шанс.          Тошинори вздрогнул, глядя на Торино с открытым ртом. Мужчина встретился с ним взглядом, стиснув зубы и скрестив руки.  — ...Я был в больнице, Гран! — издал протест Тошинори: — Кроме того, это ты сказал мне не...         — С каких это пор ты меня слушаешь, мальчик?! — прорычал Гран, взмахнув ногой и швырнув стол — и тайяки — через всю комнату, вскочив на ноги и ткнув пальцем в лицо Тошинори.    Тошинори не дрогнул.    Они смотрели друг на друга, не мигая.    — Я не мог этого сделать, Гран, и ты это знаешь, — мягко сказал Тошинори.    Гран зарычал.          — Если бы мы были где-нибудь ещё, я бы... Но там были младенцы, Гран. Крошечные младенцы. Я бы никогда не простил себя.    Гран снова зарычал и вскочил, начав расхаживать по комнате.    — Я не простил себя за то, что заставил его плакать.   Гран споткнулся о собственные ноги и уставился на Тошинори с выпученными глазами.    Тошинори моргнул.    — ...Все за одного?! — закричал Гран.   Тошинори подавил вздох.    — Нет! — закричал Тошинори в ответ: — Ребёнка!   — О, — произнёс Гран, придя в себя.    Тошинори посмотрел на свою руку, уставившись на большой палец.       — ...Я думаю, — признался он. — Было трудно сказать. Сработало какое-то медицинское оборудование, и он выглядел так, будто плакал, но... Я ничего не слышал.         Гран хмыкнул, медленно подошёл и плюхнулся на диван рядом с ним. Тошинори не поднял взгляд.          — Что такого интересного в твоём большом пальце, а? Я заметил, что в последнее время ты часто так делаешь.          — ...Ступня ребенка была такого размера, — сказал Тошинори, указывая на первый сустав большого пальца.    Гран замер.    — Ты уверен, что это не игра света или что-то в этом роде? — спросил он.    Тошинори вздохнул:       — Наверное, я не уверен. Видеть его было тяжело — Все за Одного не подпускал меня близко, а в кроватке его не было. Это было больше похоже на... Стеклянную клетку или что-то в этом роде. Всё, что я действительно мог видеть, были его ноги и руки. Но они были маленькими, Гран. Меньше, чем я думал, это возможно.   Гран тяжело вздохнул:       — Трудно представить ребёнка меньше новорожденного. Котаро был уже слишком мал. Но Нана всегда боялась преждевременных родов по какой-то причине — так что это, должно быть, было частью этого.          Они сидели молча. Часы тикали. Некоторые тайяки упали на пол. Солнце скрылось, и в окна закралась чернильная синева. Снаружи замигали уличные фонари.    — Это просто несправедливо, — сказал Торино.    Тошинори посмотрел на него.          Тот смотрел куда-то вдаль, как будто видел что-то, чего Тошинори не мог. Его руки были скрещены, выражение лица было смесью гнева, меланхолии и горя.        — Не справедливо, что он может оставить своего ребенка, а Нана нет, — закончил он.          Тошинори посмотрел в то же место. Мысленным взором он мог видеть сияющую улыбку Наны и ощущать успокаивающее тепло, которое она всё ещё приносила ему.    — Это несправедливо, — согласился Тошинори, — это действительно несправедливо.