All for You

Изуку был несколько вялым.          Он не так сильно ёрзал и не жаловался, когда медсестрам приходилось менять подгузники. Он по-прежнему поворачивал к нему голову, когда Хисаши говорил, всё ещё, казалось, оживлялся, но не открывал при этом глаз, и его не так интересовала пустышка, как обычно.          С тех пор, как Хисаши заметил странное поведение Изуку, он почувствовал, как в его животе начинает формироваться камень.    Что-то было не так.          Но... Что ж, Хисаши был известен как беспокойный человек, когда дело касалось Изуку, и он не хотел упоминать что-то настолько беспочвенное, как «плохое предчувствие», когда это могло вызвать у Изуку чрезмерный стресс или дополнительные испытания. Скорее всего, это разрешится само собой.    Приходилось надеяться.    — Доброе утро, Мидория-сан! — весело сказала Анда, входя.          Хисаши кивнул в знак приветствия, чувствуя себя немного подавленным этим утром. Камень в его животе тяжело давил, но он хранил молчание. Всё будет хорошо.    — Хотите помочь сегодня? — спросила она, начав проверять Изуку.    Хисаши моргнул, глядя на неё.          Честный ответом было нет. Не потому, что он не хотел быть частью заботы Изуку — Он хотел! — у него просто...   Было плохое предчувствие.    — Конечно, — сказал Хисаши, сложив руки на коленях.    Всё будет хорошо. Он был уверен в этом.    Анда усмехнулась: — Замечательно! Сегодня Вы будете менять ему подгузник.          Хисаши заерзал, теребя край рукава. Он подавил желание показать какие-либо другие признаки беспокойства.    Было ли это действительно безопасно?    Он не был уверен...   Нет.    Нет, всё будет в порядке.    Анда не предложила бы, если бы не думала, что он готов.    Всё будет хорошо.    — Хорошо, — мягко сказал он, вставая со стула, чтобы вымыть руки и встать рядом с ней.   — Давайте разбудим его и расскажем, что происходит, — сказала Анда.          Хисаши кивнул, открывая отверстия инкубатора и протягивая руку внутрь. Он позволил рукам замереть рядом с Изуку, собираясь с силами.          Он уставился на сына, сжав губы. Изуку не смотрел на него в ответ. Его глаза были закрыты. Он спал — это нормально! Но... Камень в его животе рос.    Он был таким тихим.    ̶Ч̶т̶о̶-̶т̶о̶ ̶б̶ы̶л̶о̶ ̶н̶е̶ ̶т̶а̶к̶.̶ ̶         Хисаши сжал кулаки, включил причуду устойчивых рук, а затем осторожно обхватил голову и ноги Изуку.    — Н-н, — издал Изуку, его лицо недовольно скривилось.    — Доброе утро, Изуку, — тихо сказал Хисаши, — папа поменяет тебе подгузник, хорошо?    — Ннгн, — повторил Изуку, его руки упёрлись в пелёнки, а ноги упирались в руки Хисаши.    — Сегодня он суетливый, не так ли? — спросила Анда чуть менее весёлым голосом, чем раньше.          Хисаши хмыкнул, позволив Изуку оттолкнуть его. Он снова сжал руки в кулаки, наблюдая за Изуку, пока Анда суетилась вокруг. Он чувствовал, как его неустойчивость давит на ограничения причуды. Камень в его животе теперь казался валуном.    И всё же он не мог понять, что его беспокоило.    Всё было хорошо.    ̶Ч̶т̶о̶-̶т̶о̶ ̶б̶ы̶л̶о̶ ̶н̶е̶ ̶т̶а̶к̶.̶ ̶         — Ну, суетится он или нет, мы все равно должны сменить ему подгузник! — заключила Анда, возвращаясь. Она сунула ему чистый подгузник через одно из отверстий. — Мы положим этот чистый подгузник под него, прежде чем мы сделаем что-нибудь ещё, чтобы избавиться от беспорядка.          Хисаши кивнул, хватая подгузник. Он увеличил размер подгузника — первые были едва больше кредитной карты. Этот был больше, но... Ненамного. Он развернул подгузник и остановился.          — Вы схватите его за ноги и поднимете — осторожно! Как раз достаточно высоко, чтобы подложить под него, — сказала Анда.    — Ох, — произнёс Хисаши.    В ушах начало звенеть.          Он уставился на крошечные ножки Изуку, наблюдая, как его сын раздвигает свои крошечные розовые пальчики.          Он подумал о последнем бою, в котором участвовал, и о том, как твёрдые камни и кости хрустели и превращались в пыль под его пальцами.          ...Почему это снова беспокоит его? Почему неустойчивость так сильно давит на причуду? Почему ему казалось, что этот камень в его животе вот-вот раздавит его?    Он поднимал Изуку раньше — он даже держал Изуку раньше — и всё без происшествий!   Он мог сделать это!         Хисаши глубоко вздохнул и заставил руку двигаться. Он запнулся, когда увидел, что его рука дрожит. Он... Почему его так сильно трясло, что даже причуда устойчивых рук не могла сдержать дрожь?    Всё было хорошо!    ̶Ч̶т̶о̶-̶т̶о̶ ̶б̶ы̶л̶о̶ ̶н̶е̶ ̶т̶а̶к̶.̶ ̶         Он все равно толкнулся вперёд, очень осторожно обхватив рукой ноги Изуку и приподняв их.    — Ннгах! — закричал Изуку, ещё сильнее упираясь руками в пелёнку.    — Он в порядке, — заверила его Анда, и Хисаши тяжело сглотнул.    Он быстро подсунул чистый подгузник под ребёнка и осторожно опустил его.    — Прости, Изуку, — прошептал он.          — Возможно, ему это не нравится, но это нужно сделать, — сказала Анда, похлопывая его по спине. Хисаши едва сопротивлялся желанию вздрогнуть. — Хорошо, теперь мы можем снять старый подгузник. Расстегните его по бокам, сложите грязный подгузник, чтобы убедиться, что он ни к чему не прилипнет, и мы посмотрим, что нам нужно убрать.          Хисаши кивнул, прикусив щёку изнутри, пока его предательски трясущиеся руки тёрлись о бока плачущего ребёнка.    Наконец он схватился за него и расстегнул грязный подгузник.          Желудок Хисаши выпал из его тела, оставив внутри ледяную пустоту. Лёд пронзил его позвоночник. Петля затянулась на его шее. Голос Анды растворился в звоне в ушах.   Он не мог дышать.    Потому что там, в крошечном подгузнике Изуку.    Была кровь.