Звонкий смех развеет мглу

      Он опять сбежал в нижний мир.       Как же он устал от вечной ругани Секиуна, от вечной слежки Киуна. Он уже давно вырос, а эти двое всё равно моют ему мозги порошком по нескольку раз на дню. И если нравоучения Секиуна можно перетерпеть, то постоянный надзор Киуна раздражает как жужжание комара.       Как же красив мир, богом которого он родился. В Такамагахаре время течёт незаметно, а в мире смертных уже цветёт сакура. Солнце освещает нежно-розовые лепестки, и усыпанные лепестками тропинки ведут неприкаянного бога прочь от его храма. Тихо журчит-шепчет рядом река, и водоворот эмоций в душе бога постепенно успокаивается. Взгляд Такемикадзути, до этого плавно скользящий по ветвям сакур, остановился на отдельно-стоящей королеве-сакуре. Лучи солнца тонким невесомым шатром нежно покрывали ветви и мягко касались хрупких цветов.       Взгляд кроваво-красных от сдерживаемой злости глаз опустился к основанию дерева, и только тогда бог заметил, что он тут не один. Прямо под королевой-сакурой стояла девушка в белой хакаме. Солнце золотило её светлые, почти жёлтые, как колосья пшеницы, волосы, забранные в низкий пучок. На фоне белых как снег рук тёмным пятном выделялись покрытые разъедающей скверной кисти, а на поясе висел деревянный меч.       — Здравствуй, а что ты тут делаешь?       На звук голоса девушка обернулась и открыла глаза. Взор огненных глаз встретился с огромными родниковыми глазами на белом, как алебастр лице. Душа кивнула на королеву-сакуру, видимо, подразумевая, что она любуется на спокойно падающие лепестки. Такемикадзути тоже стал смотреть на сакуру, но его взгляд всё равно останавливался на девушке. Что это за деревянный меч у неё на поясе? Судя по всему, она не реликвия, а просто чистая душа. Тогда почему всё ещё жива, а не съедена призраками? Откуда у неё скверна на руках?       Бог, свирепый нрав которого известен всем небесам, вдруг почувствовал желание помочь одинокой душе. Он подошёл к ней и, взяв за локоть, чтобы не коснуться скверны, потянул за собой. Огромные глаза обернувшейся девушки словно молили о промедлении, и он отпустил еë. Душа, сняв с пояса меч и неся его на вытянутых подошла к сакура и положила меч на траву у еë корней. После этого она подошла к богу и протянула ему свою покрытую скверной руку. Он снова взял еë за локоть и повëл. Он помнил, где тут неподалёку есть озеро со святой водой, и сейчас вëл еë туда. За всë время пока они шли, девушка не произнесла ни слова.       Вскоре они подошли к озеру, один берег которого был отвесной скалой, из которой вытекала водопад, брызги которого сверкали в лучах солнца как алмазы.       — Иди, вымой в воде озера руки, и они очистятся от скверны. Но аккуратней, вода ледяная.       Девушка улыбнулась и, кивнув богу, пошла обходить озеро. Подойдя с другой стороны озера к скале, она начала лезть по почти отвесными камням к водопаду. Наконец, подобравшись к нему почти вплотную, она коснулась своими руками отвесно падающих струй воды. Сверкающие брызги окропили еë всю, и девушка засмеялась звонким, как журчание горного ручья, смехом. Скверна уже сошла с еë рук, и она уселась на небольшом выступе скалы. Такемикадзути, наблюдавший за ней со стороны, решил дать ей имя, сделав своей реликвией.       — Имя моë Такемикадзути-но-о-но ками. Имя посмертное да удержит тебя здесь, имя новое да обратит тебя моей слугой. Ты священное оружие в моих руках. Дарую тебе имя личное и имя формы. Имя личное — Гюки. Имя формы — Рецу. Явись Рекки!       Девушка превратилась в русский одноручный меч.