Дневник ангела

Я ненавижу то, кем являюсь. Не хочу принимать свою сущность, то кто я есть, на примере отца, стало проклятием. Отец, я виню в этом тебя. Или я просто не выношу именно тебя? Определённо, он виноват во многом, если не во всем. Но это теперь не имеет значения. Папы больше нет, а его прах будет витать где-то над океаном. Если же жизнь бумеранг, как когда-то говорил дядя Макао, то почему же тогда папа не получил ту же любовь, которую дарил отцу. Я был так слеп. Если бы я только знал, я бы непременно … Но что я смог бы? Оказалось не всегда что посеешь, то пожнёшь. Или отец всегда был таким… таким гнилым? Мой бедный папа! Я так скучаю по тебе… Раньше, как сейчас уже кажется не существовавшем прекрасном прошлом, я был безмерно счастлив. Я родился здоровым альфой. Рос в окружении отца, папы и множества дядь. Как говорит Рейн, красивый и с золотой ложкой во рту. Я никогда не жаловался, действительно я был счастливым и добрым ребёнком, и после таким же подростком. Присущее по стереотипам альфе высокомерие, тщеславие, и некая строгость, иногда даже агрессивность с животными инстинктами были мне чужды. Может потому что меня вырастил и воспитал такой человек, как Пит? А где был отец? Сейчас, перебирая в памяти воспоминания, понимаю что его было мало в моем детстве. Я не замечал, честно. Может любовь, которую дарил папа, и развлечение с дядями были достаточны. Я был так глуп, глух и слеп. Мне не удалось стать утешением для человека, который меня родил. Я смел беззаботно наслаждаться своим детством, пока мой дорогой родитель страдал, и плакал в одиночку по ночам. Защищал мои сны, пока о его сне никто не позаботился. Каково же жить надеждой на взаимную любовь? Нет, на адекватную взаимную любовь. Я не знаю, и надеюсь не узнаю. Благо, Рейн и я вправду любим друг друга. По настоящему, не как мой отец любил папу. Я никогда не назову это любовью. Никогда … Нет, Вегас был одержим Питом. Он никогда бы его не отпустил. Держал бы его на цепи, как пса, как питомца, но не выпустил бы его ни за что. Но даже цепь не сможет удержать кого-то в этом мире. Смерть заберёт, наплевав на то, что ты там хотел. Если бы не дневник, что ты не успел уничтожить, я бы остался в неведении, слепо продолжая уважать и чтить отца. Отца, который причинил столько боли и мучений моему папе. Я очень сильно хочу обнять тебя, прижаться к груди, и почувствовать твою ладонь на моей макушке. Но этого больше не будет. Папа навсегда покинул меня, и я не почувствую ту ласку и заботу. Но во мне загорелось что-то иное, темное, то, что не одобрил бы мой дорогой Пит. Я почувствовал ненависть, лютую ярость, страница за страницей что становилась лишь больше, сильнее. И та боль, строчка за строчкой, написанная на этих листах, я прочувствовал её. Мне больно только от слов, что я прочёл, но какого же было моему папе, что проходил всё это в одиночку? Наверное, сама смерть пожалела его, и решила забрать моего ангела хранителя. Долгое время я не мог смотреть в глаза Пан. Она напоминала мне о неверности отца, об его предательстве. Но я не могу её ненавидеть. Несмотря на то, чья она дочь, папа полюбил Пан, как своё дитя, дарил ей столько же любви, сколько и мне. Он нежно целовал её лобик, плёл ей косички, покупал красивые платья. Она росла, не зная бед, хоть и была живым напоминанием измены отца. Мой мир пошатнулся, моя милая сестрёнка, иногда теперь казалась мне маленьким чертёнком. Она ребёнок чужой омеги, который смел связаться с замужним альфой. Но я буду заботиться о ней, несмотря ни на что. Ведь даже если в ней есть частичка моего ужасного отца и разлучника омеги, она воспитана моим папой. Она не будет такой как её биологические родители, она будет прекрасной леди, воспитанной Питом. Я никогда не скажу ей правду, это разрушит её, просто убьёт. Папа бы этого никогда не хотел. Теперь я понимаю многие вещи. Раньше я хотел быть как мой отец, подражать ему. Думал, что задерживаясь на работе до поздна, иногда даже до утра, он обеспечивает нас безбедной жизнью, работает в поте лица. Иногда улетал на долгие командировки, на месяц или два. Сейчас, вспоминая, куда улетал, я отчётливо понимаю, какую именно работу он проделывал. Как раз таки после «командировки» на Мальдивские острова, и появилась малышка Пан. Но я такой дурак! Восхвалял отца, говорил папе о том, что хочу быть как он, ездить с ним в командировки. Сейчас кажется, что мои слова звучали как издёвка, как нож по раскалённой ране, и всё из уст собственного ребёнка. Воспоминания копошились, выдавая новые, проясняя некоторые подозрительные моменты прошлого. Странные звуки и запах что исходили прямо из кабинета отца. Теперь уже не шум, а отчетливые, громкие стоны иллюзорно выдавал мой мозг. Кабинет, который дома, который рядом со спальней моих родителей, и с папой в этой самой комнате, безмолвно плачущим в темноте, совсем один. Я не знаю почему он так поступал с самым светлым, любящим человеком в его жизни. Измены это не всё. Сатана использует все средства. А мой отец был никем иным, как самим дьяволом. Растормошив, отхлестав сердце и душу моего ангела, он решил измываться и над телом. До сегодняшнего дня, я был обманут, и поверил словам папы, что он до сих пор иногда работает телохранителем. Теперь я понимаю, каким наивным я был, что глупо в это верил. Папа с тех пор, как стал частью этой семьи, никогда не работал. Опять же дьявол требовал полную изоляцию своей жертвы от внешнего мира. Убивая его словами, выходками, кулаками он смел его ревновать! Он болен, никак иначе. Своей фальшивой работой он объяснял многое. Так что, я думал о том, что мой папа крут, раз уж имея такие синяки и ссадины на теле он выходит победителем в любой схватке. Сейчас я готов выть и кричать. Я считал побои отца над папой чем то восхитительным. Я не знал, но … я ненавижу свой язык, ненавижу себя. Я хочу чтобы мне на голову упал кирпич, хочу забыть всё это! Стремительно быстро я схожу с ума, представляя прихрамывающего папу, который весь день не садился. Я великий глухой и слепой. Даже думал, что у папы на что-то аллергия, раз уж у него часто слезятся глаза. А это были слёзы. Но я не забуду. Кто-то должен знать, как моему папе было горько. И кто-то должен таить ненависть к отцу. В тот же день, как в руки мне попал дневник, я помчался к Вегасу. После смерти папы, прошло всего три месяца. Он покинул нас в апреле, и с того самого апреля отец не выходил из их спальни, сидел в заточении, страдал, как я думал. Прежнему мне это казалось настоящим проявлением любви, но сейчас, после всей правды, я не верю не его слезам, не изменившемуся характеру. Собственный отец вызывал лишь отвращение и ненависть. Может он был вампиром, который питался болью папы. И теперь грустит, потому что лишился этой извращённой пищи. Теперь я стану его вампиром, и буду пить его боль большими глотками, пока жизнь не покинет его тело.