Дневник ангела

«Вновь улыбнусь?» сверкнуло в голове красным светом. «Обязательна полюблю?» зло завибрировала мысль. Пока автомобиль на ужасающей быстрой скорости мчалась по пустой дороге, Вегас перебирал, прокручивал вновь и вновь, услышанные от Пита слова. — Я тебе не позволю, бросить меня! — отчеканил. Солнце украшало голубое небо и взглянув на него, Вегас уверенно произнёс: — Сегодня мой последний день. Сегодня мы встретимся. Альфа ветром пронесся до своего кабинета. Искать пришлось недолго. Все дневники, что хранились на нижней выдвижной полке рабочего стола, были заграбастаны. Так же быстро добравшись до комнаты Венис, Вегас поставил дневники на мягкую постель. — Прости, сын. Но тебе придётся узнать правду. Хотел бы этого Пит? Неважно. Вегас этого хочет. Он желает, чтобы Венис знал, об страданиях папы. Знал через что ему пришлось пройти из-за него. Знал, как тому было больно и одиноко. Не для жалости. Нет. А для ненависти. Венис, должен возненавидеть его за всё то, что было за эти семнадцать лет. Венис поверит. Он будет гореть яростным пламенем. Будет ли он винит себя? Нет. Эти дневники, в которых черным на белом, ясно прописаны все его дьявольские деяния. Единственный виновный в сложившейся трагичной судьбе всей семьи. Вегас спешил. Он был нетерпелив. Его распирало от чувств, особенно сильно он скучал. Очень сильно, по одному человеку, что просил забыть его. Но это лишь, подтолкнуло действовать быстрее. Казалось, ещё чуть-чуть, ещё минута и Пит забудет его. Там, в своей следующей жизни, забудет, и примет кого-то ошибочно, за свою судьбу. Хотя вот он, Вегас, его единственный, его любимый. Для такого отчаянного и последнего поступка, день был слишком красочным и ярким. Прямо, как Пит. На той же машине, на такой же скорости, альфа добрался до пустого побережья. Почему то, именно через океан, Вегас чувствовал невероятную связь с супругом. А так же этот огромный солнечный шар, что отражался на водной глади, напоминало улыбку возлюбленного. Такая же, ослепительная. Сегодня, альфа готов не только ослепнуть, но и умереть. Вот и он. Грешный, погрязший в собственной жестокости и злости. Утонувший в своей вязкой болоте, под названием обида. Виновный, перед Питом, перед его детьми. Сейчас, стоя по колено в воде, и устремив свой взор на небо, Вегас предстал перед своим Богом. Перед своим Питом. — Эй, Пит! — на весь голос крикнув в небо, — Я не согласен! Я против, — зло, — Ты хочешь вновь убежать! Ты снова мне не веришь?! Хочешь избавиться от меня. Но знаешь, я не уйду, — сказано-отрезано, — Прячься, убегай сколько захочешь, смерть не остановит меня. Я найду тебя, где бы ты ни был! Я найду и никогда не отпущу! А перед этим, — голос сорвался, орал слишком громко и болезненно. А всё, чтобы Пит услышал. Альфа прокашлялся. — А перед этим, ты заставишь страдать за всю боль, что я тебе причинил, за каждую слезинку, что ты пролил из-за меня. Я всё вынесу. Любую жестокость, любую ненависть от тебя, лишь бы знать, что ты есть, что ты рядом, — кажется, Вегас высказался. Выпустил всё, что сформировалось после смерти мужа и после той записи. Он опустошен, и одна лишь грусть была у него. Теперь альфа не кричал. Он знал, что и до этого в этом не было необходимости. Но так, его вправду услышат, — Забери меня. Прошу тебя, забери меня. Я… я без тебя никто. Я без тебя не существую. Меня просто нет. Вегас держал спину прямо. Он боялся повернуться в сторону знакомого голоса. — Я хочу извиниться перед тобой, — дрожь в голосе, и Вегас уверен, что потряхивает и самого Пита,— Вегас, я уйду, — сказано-отрезано. «Я знаю» промелькнуло в голове. «Ты уже» — Бабушка поведала мне однажды, что человек должен знать два заветных слова: спасибо и извини. Но я добавлю третье: люблю. Так вот, я люблю тебя, Вегас. И мне очень жаль. — Я тебя тоже…— тихо выдохнул Вегас, — Я люблю тебя. — Даже не смотря на то, что я ушёл по собственному желанию. Я никогда не стану жалеть об этой жизни. В ней было столько любви, столько тепла, наших детей и тебя,— чем дальше Пит говорил, тем увереннее его голос звучал, — Но, что насчёт тебя? Жалеешь ли ты, Вегас, об этой жизни? —Нет, нет, нет, — голова протестующие затряслась в стороны, — Я… я, — но в сознание стукнуло всё то, чего он успел натворить за эту жизнь, сколько боли причинил близким. Особенно Питу. — Я знаю, что тебя терзают сожаления. Помнишь, тот день, когда я выбрал не тебя? — Вегас помнил. Он так отчетливо помнил тот день, ведь каждый раз у него в голове были мысли «если бы». Но один лишь альфа был ответственен за всё то, что тогда произошло, и могло бы произойти. Вегас знал, он всегда знал, что должен был забрать Пита. Пита, против которого был весь мир. — Когда отказался от нашей любви, испугавшись и эгоистично бросил одного? — всё было в точности да наоборот, — Я помню, помню. Я был так неосторожен и жесток с твоим сердцем, что сумел уничтожить ту, малую частичку любви, что сохранилось в тебе, — прослеживалась злость рассказчика на самого себя. Пит обвинял, корил, — Представь себе, встреть ты кого нибудь другого? Встреть человека храбрее, сильнее меня? Того, кто полюбив, не стал бы бежать от испытаний судьбы? Я так много думал об этом, — проскользнула горькая усмешка, — И знаешь что, Вегас? Ты бы определенно был бы счастлив. Я ведь знал это. Знал! И даже после всего, так жалко, отчаянно и эгоистично продолжал держаться за тебя! Как я посмел, желать прощения?! Как я посмел, вести себя, как страдалец, как жертва?! Как же посмел, мечтать вновь заполучить твой взгляд, полной любви, — слёзы, которые Пит так и не смог сдержать, хлынули так внезапно и громко, — Поэтому…,— сквозь плачь, — Поэтому, я прошу прощения. Я… Мне так жаль. Но я более тебя не потревожу. Это всё слова Вегаса. Как он посмел, как посмел обвинить во всём Пита. Это была его зона ответственности, от которой он отрекся. Его бесчисленные обещания, клятвы, что ни разу не были сдержаны. Вспомнить его слова, сказанные стоя на коленях, его слова о терпимости, верности и любви. Ничего из этого, не оказалось правдой. Разве полюбить Пита, сделать его своим не по его инициативе? Разве, он не разрушил жизнь, простому пареньку, что в спокойствии и в тихом счастье, проживал свои дни, связавшись с ним? Разве, не для любви он был создан, а не для страдании? Как бы не горька была мысль, съедающая изнутри, разве Питу не было бы лучше с кем то другим? С тем же самым Кинном? Лучше, чем с ним. Это как?! Без побоев, без обвинении, без ненависти, без измен и без равнодушия. Разве это было сложно? Разве горящая в груди обида, комком застрявшая в горле оправданий? Они стоили стольких слез и криков? Они стоили смерти Пита? Нет! Ни капли! Он не поверил своему омеге. Не признал своего сына, что Пит вынашивал под сердцем. Он слепо следовал за обидой и злостью, он слышал злые языки, он верил, этим ядам заполняющие его нутро. Так почему сейчас, разум и сердце прояснились? Неужели он заигрался? Как же. Это не игра была. Это был Вегас, тот самый Вегас, оставшийся один, прямо, как тот мальчик, лишившийся матери. Как он думал, что совсем одинок, когда смотря в глаза любимого, он услышал отказ, он услышал презрение. Он думал, но на самом деле у него была семья, у него был Пит. Все эти семнадцати лет, у него был близкий человек, что не покидал его несмотря на все мучения и невзгоды. В тишине и всхлипы и то, как Пит пытается собраться и успокоиться. У него с трудом получается. Даже, начинает говорить фальшиво улыбчиво и непринужденно. — Но, Вегас Тирапанякун, спасибо тебе! Я был так счастлив. Спасибо тебе за всё! Спасибо, что вспомнил об этом храме, а то, это запись оказалось бы напрасной, — смех сквозь боль и слёзы, — Спасибо, что полюбил меня. Спасибо, за наших прекрасных детей, — но всё же, слёзы победили. А Пит так и продолжал строить из себя, улыбчивого паренька, — Спасибо, за то, что подарил мне столько тепла. Спасибо, за поцелуи, за каждое нежное прикосновение. Спасибо, за всё! Спасибо! Слушать, всё это было невыносимо. Слышать его надломленный голос, плачь. Вегас разрывался чувствами. Но всё же ему было чертовски больно. Словно, не слёзы заполнили глаза, а раскаленная кислота. Внутренности жгло и рвало одновременно. То, какими мыслями и чувствами Пит покинул это мир, просто убивали альфу. Каждое слово, каждое извинение, каждое «спасибо» кнутом проходились по Вегасу. Дышать стало невыносимо трудно. Грудь опускалась-поднималась. Но легкие никак не справлялись. Словно дышать стало невозможно. Вегас чувствовал, что задохнется. Уже задыхался. Но голос продолжил: — У меня есть просьба. Перед смертью, ведь можно загадать желание. Просьба от умершего мужа? — Я сделаю всё что ска…— сквозь сложные вдохи и выдохи — Вегас, давай расторгнем наши клятвы, — вновь это притворная добродушность, — Зачем же я тебе нужен в следующей жизни? Закончим нашу историю на этой. Просто сквозь сезоны, месяцы и дни, отпускай и мысли обо мне. Постепенно, начни меня забывать. И когда нибудь, в одно утро, ты проснешься и не вспомнив моего имени. Ты почувствуешь легкость. Ты вновь улыбнешься. Ты обязательно полюбишь. Легкий ветерок продувал спальню, наполняя её свежестью весны. Казалось небо открылось, после продолжительного сезона дождей. Стало светло и тепло. Чему-то очень долгому и губительному пришёл конец. Наступило спокойствие. Венис понял. Он отпустил. Но никогда не смел забывать. Он помнил, как наткнулся на эти дневники, как прочёл их, как впал в ярость. Совсем не как, тот Венис, которого воспитал Пит. Желание убивать было просто дьявольской силы. Поэтому в тот день, когда в поисках отца, ради мести, он нашёл его бездыханное тело, всё словно потеряло смысл. Кто теперь это бренное, мертвое тело? Там нет никого, пустой сосуд. Ненависть не нашла выхода. А Венису, сквозь сжатые зубы, пришлось провести отца в последний путь. На самом деле, он злился, не потому что не получил удовольствия от сладкой мести, не потому что не убил отца собственными руками. А от того, что не успел задать вопросы, до сих пор терзающие его. Венис чувствовал, что картина не полна, что есть что-то ещё в этой истории двух людей. Нечто прекрасное. Ведь столь что-то ужасное не может произвести от простой ненависти. Эта история болезненна, ведь Венис чувствовал, что в зарождении оно было нечто волшебным. Настолько прекрасным, оттого и нереальным, фантастическим, следовательно хрупким. Но не всё утеряно. Сквозь время и места, Венис частями найдёт ответы на свои вопросы. Найдет частичку их любви, и когда нибудь поймёт, что сам является ею. Ветерок чуть усилился, занавески полетели в стороны и раскрылись страницы. Не те, что были прочитаны тысячу раз и запачканы слезами. А те, что не тронуты, не прочитаны прежде никем, кроме самого автора. Сквозь черные чернила, аккуратный почерк, рассказывалась история. История двух людей. История Вегаса и Пита.