На порядок выше

      Пандемия начинается как-то внезапно, и для Кости становится полной неожиданностью. На работу ходить не надо, играть в футбол нельзя, только сиди дома и ничего не делай. Наверное, несколько лет назад, когда Костя ещё учился в школе, он был бы счастлив получить столько свободного времени, он бы точно нашёл, на что его потратить, а теперь... Оказывается, можно привыкнуть постоянно что-то делать. Привыкнуть так сильно, что уже не представляешь свою жизнь без череды дел.       Зато Феде всё равно. Что с пандемией, что без неё, он всегда будет учиться и делать целыми днями какие-то задания, писать статьи и готовить свою научную работу для защиты через год. Работа настолько масштабная, что Федя единственный, кто защищает не в этом году, а позже. Его одногруппники, если повезёт, уже выпустятся, а он продолжит что-то изучать, переделывать по сто раз, доводя до идеала. Костя однажды спросил, в чём суть Фединой работы, и тот долго и подробно рассказывал, наверное, про каждый аспект проблемы, которую пытается решить. Костя совсем ничего не понял, но сказал, что это было очень интересно.       Друзья теперь звонят почти каждый день. У них тоже карантин и нужно как-то убивать время. Близнецы наконец-то могут начать пользоваться своим спортивным залом, который для них сделал Смолов год назад. Головин, не отступая от своих жизненных принципов, продолжает развлекать всех самыми внезапными фактами во Вселенной, а ещё показывает время от времени, какое танцевальное движение выучил на днях. Костя до сих пор удивлён тому, что Саша бросил свою историю и решил танцевать. Изредка к ним подключается Дима, обычно сетующий на закрытый из-за пандемии бар. У Димы двое детей и очень мало времени на общение с друзьями даже по видеосвязи.       — О, Тоха, а ты знал, что коронавирус чаще передаётся среди тех, кто занимается сексом втроём? — в очередной раз вбрасывает информацию Саша.       — Головин, ты говоришь мне это в тысячный раз. Я нахуй удалю тебя из этого звонка, — возмущается Антон.       — А что, я, между прочим, забочусь о твоём здоровье, — говорит Саша, зевая. — Я, думаешь, с потолка взял этот факт? Так все иностранные учёные говорят. Вон, Кучай подтвердит, у них в Германии тоже об этом говорили, сто процентов!       Костя кивает, хотя никогда ничего подобного не слышал. Спорить с авторитетным мнением каких-то иностранных учёных он не собирается. Головин вполне может оказаться прав раз в жизни.       — Не обязательно напоминать мне об этом каждый день! Из-за тебя, Головин, вообще любое желание трахаться пропадает!       — Какое хрупкое у тебя желание, — смеётся Дима, появляясь в нижнем углу экрана. Видимо, он пришёл специально, чтобы застать этот спор столетия.       — Ты хоть заткнись, — закатывает глаза Антон. — В карантин и так заниматься нечем.       — Вот-вот! — Костя произносит это громко, чтобы Федя за столом, обложившийся книгами и методично стучащий пальцами по клавиатуре, хоть ненадолго отвлёкся и среагировал. — Послушай умных людей, Федь, и не лишай меня последних радостей в жизни.       — Если Миранчуки вдруг стали умными людьми, то наш мир точно в опасности, — Федя даже не оборачивается, только рукой машет, но слушает, раз знает, что ответить. Это Костю немного радует, ведь его парень пока не полностью погряз в своей учёбе.       На самом деле, страдая от отсутствия движения в жизни, Костя планировал провести карантин вместе с Федей. В последнее время они не так часто могли быть рядом, наслаждаясь только друг другом. Обычно это происходит рано утром, где-то между пробуждением и завтраком. Когда Федя сонный наощупь выключает будильник и толкает Костю свободной рукой, сообщая, что им обоим нужно встать. Когда Костя задумчиво и молчаливо разогревает завтрак, состоящий из остатков вчерашнего ужина, потому что ни у кого нет времени готовить что-то. Когда Федя сидит рядом за столом, всегда максимально близко, а не напротив, чтобы касаться плечами, чтобы уронить голову на Костю, чтобы Костя половину завтрака смотрел на него, а не в тарелку.       Потом Федя уезжает в университет, где проводит большую часть своего дня. Костя отправляется на работу, в бар, где тоже остаётся до последнего посетителя. Вечером они оба уставшие, сидят на кухне, практически не разговаривают, потому что наговорились за весь день с разными людьми.       На выходных у Кости обычно игры. Федя приходит на стадион, чтобы поддержать их команду, и, возможно, это единственный момент на неделе, когда они могут быть счастливы своим отношениям в полной мере.       Косте решительно не хватает Феди в своей жизни, а Феде не хватает свободного времени, чтобы взаимодействовать со своим парнем чуть чаще, чтобы не забывать, что у него вообще есть парень. Поэтому карантин, локдаун и всё вытекающее, по мнению Кости, должно их сблизить ещё больше, чем было. Они ведь теперь всегда вместе в своей маленькой квартире.       — Может, фильм посмотрим? — предлагает Костя.       — Давай на выходных? Я хочу недельку поработать, а выходные как раз освобожу, — говорит Федя и снова уходит в телефон, где как раз обсуждает со своим научным руководителем что-то по теме.       — Сегодня суббота, — вздыхает Костя, возвращаясь на диван.       Костя жалуется своим друзьям, что больше не может это терпеть. Он всё понимает и готов уступить Феде в вопросах рациональности времяпрепровождения, но, чёрт возьми, он вообще существует в жизни Чалова или нет? Где лежит этот грёбаный календарь, в котором Федя отмечает своё расписание? Может, там Костя ни разу и не упоминается...       — Скажи ему прямо, чего ты ждёшь? — не понимает Антон.       — Я не хочу ссориться с ним. Это же не причина...       — Это причина. Вы сколько лет уже вместе? Вы вместе или нет?       — Ну, Федя же учится.       — Он всю жизнь, блядь, учится. А потом будет постоянно работать. Тебе нравятся такие перспективы? Поговори с ним, Кучай, выясни сразу, на что можешь рассчитывать, и шли его к чёрту, если и дальше у вас будет то же самое.       Антон всегда категоричен и резок, особенно в советах своим друзьям. Сам-то отчего-то не может разобраться с братом, который то заявляет, что чувствует себя лишним в их отношениях на троих, то вообще не проявляет никакой инициативы к сближению и пониманию, тоже прикрывается работой и напряжённым графиком, выставляя это под лозунгом: я единственный в этом доме приношу какую-то пользу. Словно Антон со Смоловым безработные и сидят на Лёшиной шее, пока он пашет на трёх заводах, чтобы им было, что поесть. Почему-то здесь Антон предпочитает молчать и говорить, что он разберётся без чужих советов.       С другой стороны, наверное, он прав. Если что-то идёт не так, то нужно решать словами через рот, а не ждать, пока само рассосётся. Никто ведь не знает, как оно рассосётся, вдруг вообще не в Костину пользу. Поэтому Кучаев решает последовать совету друга и практически немедленно, этим же вечером, заводит серьёзный разговор.       Только разговор начинается не со слов. Костя обнимает Федю со спины, укладывая подбородок ему на плечо, едва касается губами в районе виска и тихо спрашивает:       — Как дела?       — Отвратительно, — вздыхает Федя, прикрывая глаза. — Ему снова что-то не понравилось в практической части.       Судя по Фединым отзывам, руководитель у него какой-то мерзкий мужик, которому никогда не нравится, что пишет Чалов. Постоянные телефонные переговоры и переписки, где Федя долго объясняет каждую запятую. Иногда ему кажется, что руководитель просто принципиально не хочет одобрять что-либо, лишь бы Федя никогда не защитился. И это его ужасно выматывает и нервирует, хотя он и понимает, что работу действительно нужно выполнить безукоризненно. Он и сам стоит на этом убеждении, а потому продолжает терпеть и следовать указаниям, исправляя любые мельчайшие недочёты.       — Не хочешь отдохнуть? Ты целыми днями пишешь, как только просыпаешься, — Костя ведёт носом по Фединой шее.       — Не могу. У меня и так мало времени.       — У тебя ещё год, разве нет?       — Да... И всё равно.       — Не будешь отдыхать, умрёшь от переутомления.       — Знаю, — Федя накрывает ладонями Костины, чуть расслабляясь в его руках, думая о чём-то несколько напряжённых секунд молчания. — Кость, я хочу закончить в этом году. Я решил это практически сразу, как только услышал от него, что мы будем работать два года. Но он, видимо, не хочет менять изначальный план.       Костя удивляется. Выходит, что Федя так зашивается, чтобы сократить срок в половину. Тогда понятно, почему он настолько фанатично пишет работу днями напролёт, торопясь куда-то. Теперь ясно, куда.       — Почему ты хочешь закончить раньше? Чтобы выпуститься не позже всех?       — Не только. Я просто не хочу торчать тут ещё дольше.       — Тут? В смысле, в...       — Да, Кость, в Берлине. В Германии в целом.       — Я думал, ты, как минимум, захочешь тут работать, — удивлённо проговаривает Костя.       — Я тоже так думал, пока ты не приехал. Наверное, моя семья хотела бы, чтобы я тут работал, но нет. Я недавно смотрел вакансии у нас, в Москве. Я могу рассчитывать на более-менее приличную должность со своим дипломом, если когда-нибудь получу его. Здесь мне всё равно придётся начинать с нуля, продвигаясь раз в несколько лет куда-то, да и то, если сам буду стараться и мне немного повезёт.       — Получается, ты хочешь выбрать более лёгкий путь? Вау, Чалов, кто бы мог предсказать.       — Не совсем. Я просто понимаю, что нам будет лучше в Москве. Тебе точно.       У Кости в глубине души разливается тепло. Федя, оказывается, помнит и понимает. Можно, конечно, решить, что это его ответная благодарность за то, что однажды Костя бросил всё и поехал за ним в Германию, но не слишком ли высокие расценки у таких благодарностей? Почему каждый раз, чтобы выражать свою привязанность и бесконечную любовь друг к другу, нужно лишать себя практически всего самого дорогого и необходимого? Поэтому Костя старается думать, что Федя принял решение из собственных побуждений, потому что и сам действительно хочет вернуться домой.       В их положении до смешного странно звучит: нам будет лучше в Москве. В городе, где они не смогут гулять под ручку друг с другом и целоваться посреди улицы, не боясь обратить на себя ненужное внимание. Впрочем, не то чтобы они часто пользовались такой привилегией в Берлине.       А ещё в Москве не будет команды, к которой Костя, честно говоря, прикипел. Он рад, что его давняя мечта хоть немного сбылась, и это одна из причин, почему Костя с Федей до сих пор не уехали из Марцана. В команде такое не приняли бы, стали бы относиться к Косте, как к тому самому Томасу, которого Косте так и не удалось узнать и увидеть. Костя, кстати, не знает, как отреагируют его сокомандники, когда узнают, что он возвращается в Россию. Впрочем, какое ему уже будет дело до их мнения и реакции, если он больше не вернётся сюда?       Костя думает о том, что наконец-то снова будет рядом со своими друзьями. Как ни крути, но Мартин, Ренато и другие — это всего лишь приятели. С ними интересно, весело, с ними приятно проводить время, пусть и нечасто. Каждый день видеть Мартина Костя вряд ли захотел бы, всё-таки поведение того иногда вызывает лёгкое раздражение. Но никто не сможет заменить Косте его родное гаражное братство. Душой он рвётся к ним в любую минуту. Ему больно и грустно, что самые значительные события их взрослой и самостоятельной жизни проходят вдали от него, а всё, на что он может рассчитывать, — это краткие отчёты по телефону или чуть более, но не слишком, подробные пересказы во время ежегодных встреч в Москве. Всё-таки быть непосредственным участником событий или хотя бы осведомлённой стороной — совсем другое, нежели узнавать по прошествии.       Когда у близнецов умер отец, Костя хотел быть рядом с ними, как это сделал Саша. Но Костя мог выразить лишь слова соболезнований, да и то не прямо самим близнецам, а через всё того же Сашу, который и передал новость. Близнецы были не в состоянии слушать и разговаривать об этом. Костя уверен, что, находись он поблизости, всё могло быть иначе.       Когда у Димы родился сын, а потом дочь, Костя не был рядом. Не ездил встречать радостно в роддом, не фотографировался, не таскал шарики за всей процессией. Костя Диминых детей вживую и не видел никогда, потому что приезжает слишком редко и каждый раз у него нет времени, чтобы зайти в гости. И Костя может лишь спрашивать у Димы дежурно, как там его дети, всё ли хорошо. Косте кажется, что он мог бы проявить больше внимания, но ведь Дима и сам не то чтобы очень любит обсуждать свою семейную жизнь, предпочитая оставлять это в категории чего-то личного.       Когда Головин бросил университет, Костя узнал об этом самым последним. Возможно, событие не настолько масштабное, как смерть или рождение, но, тем не менее, для их маленького общества вполне значимое. Косте грустно, что про него иногда будто бы забывают. Он даже прямо поднимал этот вопрос, разговаривая как-то с Антоном, но тот ответил, что всё в порядке. Никто про Костю не забывал, просто никто и не думал, что ему настолько необходимо в числе первых узнавать о любой фигне.       А ещё Костя не знал, что Дзюба и Акинфеев расстались, что Кокорин теперь не завуч старшей школы, а занимается кружками и секциями, что Марио уволили, но он устроился в их гимназию как раз вместо Кокорина. Не знал Костя долгое время и о проблемах близнецов со Смоловым. Не знал бы, наверное, до сих пор, если бы всё не стало настолько очевидно. Попробуй не заметь, что у них что-то не так! И здесь Костя впервые за долгое время почувствовал себя до сих пор частью гаражного братства. Если он пока может понимать и чувствовать проблемы своих друзей, значит, он ещё с ними. Теперь же, ввиду возможного скорого возвращения в Москву, у Кости есть шанс остаться с ними навсегда.       А сейчас он с Федей. Медленно целует его, спускаясь по шейным позвонкам, отмечая губами каждый. Переходит на плечи, шутливо прикусывая, чтобы услышать Федин рваный выдох.       Костя прижимает его к кухонному столу, крепко держа за бёдра. Федя отставляет одну руку назад, чтобы опереться ладонью, и Костя подхватывает его на мгновение раньше, чтобы усадить перед собой.       — Вообще-то, мы тут едим, — напоминает Федя.       — Вообще-то, у нас очень маленькая квартира. Не разгуляешься, — передразнивает Костя.       Каждый Федин выдох и вдох отдаются у Кости в сердце, расплываются перед глазами разноцветными вспышками, будто фейерверки на Новый год. Федины блуждающие по телу пальцы отпечатываются пламенем на коже, и Косте могло бы показаться, что на нëм точно останутся маленькие ожоги, но Костя не умеет думать так возвышенно и метафорично в подобные моменты. Что точно останется, так это зацелованные Федины губы и смятые домашние шорты.       Федя смотрит на него уверенно и пронзающе, словно знает что-то, способное перевернуть Косте всë представление о мире. Точно так же Федя смотрит на своих друзей, когда те не правы в споре. С подобной уверенностью Федя идёт на каждый экзамен, садится перед преподавателем и начинает свой ответ.       Но Федя никогда не бывает уверен, когда Костя касается его осторожно и мягко, едва надавливая. Федя волнуется, словно впервые, возводит глаза вверх, упираясь в почти незаметные трещинки на потолке.       Он снова смотрит на Костю, когда чувствует его внутри. Моргает часто-часто, обводя пальцами Костины щëки и скулы. Тянет его на себя, чтобы дотронуться губами до кончика носа, и это их своеобразный сигнал к тому, что всë хорошо, даже прекрасно. Никто уже не помнит, как придумали и почему прижилось.       — Ты такой милый, на самом деле, — шепчет Федя на ухо Косте ночью.       Кучаев только фыркает. Он никогда не признает себя ни милым, ни романтичным, ни заботливым вслух. Даже если действия будут говорить громче всяких слов. Ну, разве может пацан с района быть милым и заботливым? Кто угодно сказал бы, что нет. А для Кости правила района святы и непоколебимы.       Важнее только Федя.

***

      — Короче, мы возвращаемся в Москву, — говорит Костя Антону.       — Серьëзно? Чë, прям завтра, что ли?       — Ну, конечно, нет. В лучшем случае, через полгода.       — А в худшем?       — Через полтора года, — Костя решает пояснить, потому что Антон вряд ли помнит про научную работу Чалова и все трудности, которые еë окружают. А это ведь важно, от этого и зависит, как скоро Костя вновь окажется рядом со своими друзьями.       — Фух, ну, слава богу, — выдыхает успокоенно Антон. — Просто, если бы вы реально завтра прилетели, то никто не смог бы вас встретить даже. А это как-то не по-дружески, вроде.       Костя улыбается на прямоту друга. Антон вообще не меняется, и это так здорово. У Кости ощущение, будто он с ним впервые говорит за несколько лет молчания. В мыслях уже проносятся кадры их будущей встречи.       Разумеется, Костя спешит тут же поделиться своими фантазиями. Вместе с Антоном они обсуждают, на какой месяц лучше назначить прилëт, потому что всë всегда упирается в их с Лëшей футбольный график. Потом Костя рассуждает, что хотел бы, наконец, увидеть Димину Машу и детей. Костя уносится далеко вперëд, будучи не в силах остановить себя. Он уже в Москве, он уже встретился со всеми, с кем мог, даже с Черышевым, своим бывшим классным руководителем и учителем русского.       — Чëрт, как мне теперь прожить это время? — спрашивает у себя Костя. — Я ведь теперь только и буду, что каждый день грустить, что наше гаражное братство пока не сможет опять собраться в полном составе.       Антон усмехается в трубку и предлагает Косте сосредоточиться на чëм-то другом. А ещё предлагает пинать почаще Чалова, чтобы тот точно закончил свою научную работу в ближайшие полгода.       Пока у Кости есть возможность, он решает заодно узнать у Антона о состоянии его дел. До Кости доходили какие-то странные новости, будто у друга вновь проблемы в клубе. У них вечно меняют то тренера, то стратегию команды, то ещё что-то, а Антон снова задвинут на задний план. И, кажется, Костя слышал, что в их отношениях с Лëшей и Смоловым опять всë не очень благополучно.       — Да нет, у меня всë заебись. Лучше некуда, — говорит Антон, но Костя успевает уловить странную перемену в голосе друга. — Если тебе Головин что-то рассказывал, то не обращай внимание на этого паникëра. Он уже заебал меня своими вбросами обо мне же.       — Ну да, конечно, как я мог забыть об этой Сашиной особенности.       Вот только Саша был совсем ни при чëм. Он Косте ничего не рассказывал, они вообще не разговаривали уже больше двух месяцев точно. Все Костины беспокойства связаны исключительно с собственными ощущениями после звонков Антону и с тем, как тот в последнее время совершенно не упоминает о своих отношениях. Раньше его было не остановить: у него такой замечательный Федя, у них с Лëшей недавно была офигительная прогулка где-то, вот, сейчас Антон пришлëт фотки, а ещё Федя снова приготовил безумно вкусный ужин, ну, чем Антон заслужил подобное счастье.       Ещë до похорон отца Антон стал рассказывать меньше, ограничиваясь простыми фразами, что у них всё, как всегда. Костя понятия не имел, что у них обычно «всегда», а потому надеялся на лучшее. Но с каждым разом надежд остаётся меньше, и Костя серьëзно переживает.       Очевидно, что Антон ни в чëм не признается, а потому Костя действует на опережение и сразу же звонит Головину. Тот не может быть не в курсе.       После небольшого вступительного диалога обо всём и ни о чëм, Костя, наконец, переходит к главному и сразу прямо спрашивает:       — Как там Лëха и Тоха?       — В смысле? — будто бы не понимает Саша. — Как всегда.       — Да-да, естественно, а точнее?       — Ну, ничего.       — Ничего бывает разным: ничего хорошего, ничего плохого и ничего особенного, — произносит Костя. — Какое ничего у них?       — Слушай, Кучай, я не то чтобы уверен в этом, а ты же знаешь, как Тоха терпеть не может мои предположения. Не хочу оказаться сплетником, поднимающим панику на ровном месте.       Но Костя убеждает Сашу, что тот не будет сплетником и вообще, чем дольше молчит, тем хуже будет потом. Все переживания и догадки должны обсуждаться, чтобы прийти к чему-то более-менее правдоподобному. В этом смысл дружбы, в этом суть их отношений в гаражном братстве. Они давно поклялись друг другу сразу и напрямую признаваться, если что не так.       В итоге, Костя узнаëт, что Саша боится, что близнецы разойдутся, и тогда не понятно не только, что будет с ними самими, но и что делать Смолову. А его Саша ужасно жалеет, поскольку никто, кажется, на свете не смог бы вынести столько лет все закидоны Миранчуков, а также полную невозможность как-либо взаимодействовать с ними за пределами квартиры. Эта скрытность, тайна, рано или поздно погубит их всех, как думает Саша. Но и иного выхода он не видит, потому что... потому что жизнь такая.       А ещë Саша слышал, будто Лëша может уехать куда-то за границу играть. Естественно, один. Естественно, неизвестно, насколько. И как это отразится на Антоне, Саша даже боится предполагать. У них же такая связь, им никак нельзя отдельно друг от друга.       — Но вообще, Лëша каждый день куда-то переходит и пока до сих пор в «Локомотиве», — говорит Саша. — Думаю, здесь можно не беспокоиться. Пару дней.       Этот разговор Костя потом обсуждает с Федей, потому что один не в силах проанализировать и прийти к выводу, который бы его хоть немного успокоил. Для Кости проблемы друзей на порядок выше многого в этой жизни.       — Разве это не типичное состояние для Миранчуков? — спрашивает Федя.       — Нет. Чувствую, что нет.       — И что же ты тогда планируешь делать?       — В том-то и дело, что я понятия не имею. У меня совершенно нет идей!       Косте не суждено будет придумать свой выход из положения. Да и с Антоном он встретится гораздо раньше, чем планировал.