Неудержимые

      Мальчик сидел в углу комнаты, сжавшись до состояния маленького комка. В такие моменты он часто старался слиться с мебелью, чтобы его никто не замечал. Но в этот раз всё пошло не по плану: Леви тихо заскулил в ужасе, когда завидел двух огромных бугаёв, когда услышал звон мелочи, выкинутой ими за спины.       — Тебе на выпивку, — сказал один из них тому самому мужчине, что постоянно приводил клиентов матери. Вряд ли кому-то в четыре года хотелось иметь хоть малейшее понятие о том, что такое «клиент» в этом грязном месте, но приходилось. Сколько бы раз ни пыталась мать увести его хоть куда-нибудь во время «встреч», никто не желал брать такую обузу даже на время. Сегодня она не успела даже пикнуть: её повалили на кровать, тут же задрав порядком поистрёпанную юбку.       Леви было рванулся к кровати со слезами на глазах, но его тут же пнули обратно в угол.       — Заткни этого щенка, шлюха, — выплюнул тот, что уже расстёгивал противно лязгающий ремень.       — Леви, посиди тихо, пожалуйста, — взмолилась женщина, не в силах хоть как-то помочь ситуации.       Болезнь с каждым днём забирала всё больше жизненных сил, но даже больной вид и пролёгшие под глазами глубокие синяки не отваживали от неё ненавистных клиентов. Она многое отдала бы за то, чтобы её сыну больше никогда не приходилось видеть этого кошмара, но погрязла в этом борделе так глубоко, что выбраться было просто невозможно.       — Мама! — жалобно воскликнул Леви, никак не желавший мириться с происходящим. Они что, не видели, что ей плохо, что она уже не может? Но его тут же грубо заткнул прилетевший прямо в лицо тяжёлый ботинок. Удар был настолько сильным, что мальчик отлетел в сторону, больно ударившись спиной о ножку стола. Хрипнув, он снова свернулся калачиком, стараясь защититься от новых ударов, которые тут же последовали за первым. Едва сумев приоткрыть глаза, Леви заметил, как тянется к нему рука матери в попытке защитить, но мужик грубо заломил её, продолжая как ни в чём не бывало вдалбливаться в исхудалое тело.       От бессилия Леви зажмурился, молясь, чтобы это всё прекратилось, чтобы он поскорее вырос, стал сильным и вытащил мать из этой дыры, отомстил всем этим ничтожным бугаям, которые могли лишь издеваться над слабыми.       «Остановитесь…» — прошептал мальчик, едва шевеля губами, прежде чем потерять сознание от очередного удара по голове.

***

      «Мерзкое приспособление…» — Леви ненавистно рассматривал ремни на поясах других, и ощущал, как тошнота подкатывает к горлу: его личный кошмар и триггер. Звук расстегивающегося ремня до сих пор лязгом отдавался в ушах, являлся в ночных кошмарах. Никакой звук металла не раздражал его так, как звон пряжек. Хотя прямо сейчас с этим можно было поспорить.       — Жан, прекрати чавкать. Я тебя очень прошу, — шепнул Леви в микрофон, пытаясь слиться с толпой зажиточных тварей. Он маневрировал между мужчинами и женщинами, разодетыми в бюджет пары небольших европейских стран. Он тоже постарался, чтобы особенно не выделяться. Точнее, Жан подсобил. Леви бы никогда не потратил целое состояние на тряпки и незаметные запонки со слепящими глаза брюликами. Это бесполезное расточительство. Особенно если у тебя дома три голодных оборванца.       — Ага. Не буду, — шикнул Жан и стал чавкать с удвоенной силой. Настолько громко, что рядом стоящая дама презрительно взглянула на него.       — Ненавижу тебя, — тяжело вздохнул Леви, невольно закатив глаза. — Начинай, придурок.       — Ох! Мне плохо! Тут арахис! У меня аллергия! Помогите! — истошно кричал Жан, держась за горло. В довесок: упал на пол, правдоподобно пуская пену изо рта.       — По тебе погорелый театр плачет, — усмехнулся Леви и, как только вся местная охрана сбежалась на дешевую постановку, умыкнул за дверь в углу зала. Нужно было действовать быстро.       Леви бежал по темному коридору, слушая «предсмертные» хрипы Жана, визги девушек и панику бугаёв. Даже при всей своей силе, Аккерману вряд ли бы удалось одолеть их. Одному работать безусловно проще, но и опаснее. Жану он доверял, как себе. Леви долго не понимал, зачем парню всё это: рисковать именем, свободой, репутацией, жизнью, в конце концов. Но Жан лишь пожимал плечами и говорил, что ему скучно, что тошнит уже от этого общества и он хочет веселой жизни. Через сотни проверок, годы сомнений Аккерман понял: Жану можно доверять. Он не раз вытаскивал Леви из тотальной задницы. Всё-таки деньги и связи имели огромную власть. И Леви стремился к такой жизни. Для себя, для Марселя, Порко и Пик. Для «своих» детей. Но так он называл их сугубо наедине с самим с собой и под изрядной дозой алкоголя. Он хотел, чтобы те ни в чем не нуждались, чтобы жили, как обычные дети. Дать им то, чего был лишен он сам. Сердобольно, жертвенно, но плевать. Ему было плевать на всех, кроме них с Жаном. Леви повзрослел слишком рано. И к своим двадцати с небольшим ощущал себя на все пятьдесят. Умен, мудр, силен и суров.       Леви остервенело выдернул наушник из уха, не в силах более слушать хрипы Жана. Они отвлекали, и Аккерман не мог сосредоточится на сейфе. Не было слышно ничерта. Но стоило только убрать источник шума, как хитроумный замок привычно защёлкал, отбил нужную комбинацию, поддавшись на манипуляции Леви. Тяжёлая дверца небольшого сейфа мягко открылась, являя Аккерману коллекцию дорогих украшений.       «Пик понравится» — усмехнулся Леви, сгребая всё в небольшой рюкзак. Он распределил драгоценности в сумке так, чтобы ничего не выпирало, распластавшись по рюкзаку, и, быстро сняв пиджак, надел на себя.       — Заканчиваю, — оповестил Леви, на ходу поправляя наушник и застегивая пуговицы.       Судя по крикам, доносящимся из устройства, Жан притворился мертвым.       Леви быстро вернулся в залу, будто ничего не произошло. Он продолжил размеренно распивать шампанское, глядя, как утаскивают Жана.       — Актёр из тебя так себе.

***

      — Жан, помощь нужна, — прозвучал в трубке знакомый мужской голос, и Кирштейн поёрзал на сидении своего новенького авто, предвкушая приключения на задницу.       — Слушаю, — ответил тот, переключив управление на ИИ.       — Пик надо делать операцию, очень дорогостоящую, причём срочно. Донора нашли.       Жан секунду помолчал, обдумывая, стоит ли так просто давать Леви денег или можно над ним ещё немного поиздеваться, но вспомнил, сколько мучилась бедняжка Пик с этим чёртовым остеопорозом, и решил, что в этот раз не стоит.       — Сколько надо? — он приготовился расстаться с кругленькой суммой денег.       — Сотня. Без реабилитации, — поникшим голосом произнёс Аккерман. Жан почти вживую видел, как тот опирается на стол, устало потирая виски в попытке сообразить, где взять нужную сумму, но сотня для Кирштейна не была проблемой.       — Тебе прямо сейчас на карту скинуть, детка? — усмехнулся Жан, но в трубку даже не посыпались оскорбления.       — Сотня тысяч долларов, лошадиная ты морда, — грубо огрызнулся Аккерман.       Шутки парня были уже в печёнках, и сейчас точно было не до них.       Кирштайн мысленно поблагодарил себя за то, что перевёл машину на автопилот, иначе сейчас точно перепутал бы немногочисленные педали.       — Ей, блять, новый позвоночник что ли нужен? — выкрикнул Жан, пытаясь сообразить, как достать такую сумму ещё и в короткие сроки. Да и «без реабилитации» ни к чему хорошему не обязывало.       — Ещё надо менять оба сустава, плюс протезы, ещё и за границей… — устало протянул Леви, понимая, что его просьба граничит с невозможным.       — Есть у меня одна идея, — по-заговорщически проговорил парень.       Леви с немым шоком слушал план Жана и не мог поверить, что тот настолько сумасшедший.       — Нас с тобой посадят. Обоих. И меня, скорее всего, сразу на бутылку, — простонал Аккерман, тяжело вздохнув.       — Ну а что ты предлагаешь, мне просто так сотню тысяч баксов никто не даст, — упирался парень, складывая руки на груди. То, что гениальность его плана не оценили, уязвляло его гордость. А план вообще-то был очень даже хорош.       — Обокрасть твоего отца. Отличный, блять, план, Жан, просто супер.       — У тебя два варианта: сделать, как предлагаю я, или смотреть, как Пик крошится всё больше с каждым днём.       — Сука ты, Жан, — сквозь зубы прорычал Леви, искренне желая дать тому прямо в его лошадиную морду. Он бы так и сделал, будь тот рядом.       — Знаю, но поэтому я с тобой и вожусь, — с усмешкой парировал тот, уже заранее зная, что у Аккермана нет другого выхода.       — Ладно. Детали расскажешь позже, — сдался Леви.

***

      — Ммм, ммм!.. — доносились плохо различимые звуки из заткнутого кляпом рта богатенького джентльмена, привязанного к шикарному стулу. Леви мог дать руку на отсечение: на спинке настоящая позолота, не меньше. Мужчина в красивом чёрном костюме по фигуре ёрзал на месте, едва ли не плача. От страха тот трясся, всё ещё пытаясь развязать затёкшие от верёвок руки.       Леви предусмотрительно не снял балаклавы, оставив открытыми лишь глаза, подставил дуло пистолета к сидящему рядом с мужчиной парню. Жан отлично играл свою роль. Он скалился, будто бы действительно выражал своё недовольство. А, может, Леви и впрямь слишком сильно затянул верёвки на руках. Кирштейн суматошно ёрзал, вырываясь, пытаясь отстраниться от приставленного к виску дула.       Нужный антураж был создан. Отец Жана был напуган до усрачки, и Леви перешёл к следующему шагу.       — Твои последние слова? — грозно спросил Леви, грубо выддернув кляп изо рта парня. Жан театрально сплюнул накопившуюся слюну на начищенный до блеска пол, вызывая у отца невероятно смешное выражение лица с округлёнными от шока глазами.       — Кто нас заказал? — юлил парень, вжившись в роль. Но Леви только сильнее вжал в висок дуло, глазами показывая заканчивать лишнюю болтовню. Он и сам был готов обделать штаны, молясь всем богам только о том, чтобы залепленая камера не привлекала слишком большого внимания среди остальных на мониторах секьюрити.       — Сколько тебе заплатили? Я плачу больше, только дуло убери, — сглотнув, спросил Жан, следуя плану.       Отец жалобно замычал, в ужасе поглядывая на сына, которому вот-вот вынесут мозги. Он был в достаточной степени обработан, чтобы согласиться вообще на всё.       — Пять сотен тысяч баксов, — отчеканил Аккерман, чтобы никто не напутал с нулями, попеременно глядя то на мужчину, то на свою «жертву».       Жан отразил на лице почти неподдельный ужас. Они договаривались на двести, сбить до сотни, какого?.. Но отец уже энергично кивал, согласный на любую сумму, лишь бы сохранить жизнь себе и любимому сыну.

***

      — Какой же ты ублюдок… — шипел отец, нервно растирая руки. Они всё ещё отдавали болью после крепких верёвок. Он заверещал, сорвавшись на ультразвук. — Чего тебе не хватало?!       — Драйва, — пожал плечами Жан, с холодным безразличием смотря на родителя. Но вот стоило взглянуть на ублюдка, что стоял совсем рядом с отцом и якобы сочувствующе смотрел на обезумешвего старика, взгляд сделался презрительным и ненавидящим.       — Ублюдок! Совсем зажрался! Убирайся из моего дома! Чтобы глаза мои тебя не видели! Ты мне не сын больше! — всё кричал старик, швыряя в Жана всё подряд.       — Ты это говорил миллионы раз, — усмехнулся Кирштайн, отбиваясь то от статуэток львов, то от ручек и папок с документами. Как раз из одной из них вывалились фотографии, на которых Жан был запечталён вместе с Леви.       — В этот раз твои выходки перешли черту, — размеренным голосом ответил Бертольд, прокручивая в руках одну из фигур львов.       — Псине слова не давали, — огрызнулся Кирштайн.       — Я лишь выбираю правду, — уголками губ усмехнулся Гувер. Зачем он заложил Жана? Элементарно для того чтобы подняться в глазах его отца. Чтобы получить более высокую должность — вот было желание парнишки из приюта, который прогрызал себе путь, идя по головам.       — Ой, да заткнись уже.       — Это ты заткнись! Убирайся! Пока я не вызвал полицию! Тогда и ты и твой дружок полетят в тюрьму!       — Ладно-ладно. Ухожу я, — поднял руки вверх Жан. Он хотел было усмехнуться, но сумел себя сдержать и, лишь когда покинул кабинет отца, позволил губам расползтись в улыбке. Если бы этот старикашка хотел, то давно бы вызвал копов, но дражайший сын был слишком ценен, чтобы сдавать его.       Вышагивая по родному, но ненавистному пижонскому коридору, Жан на ходу набирал номер.       — Леви, я теперь бездомный. Приютишь?