Любовь горчит на языке

— Через неделю сюда приедет глава ордена Цзян... Как бы между прочим замечает одним замечательным вечером Цзинъи, потягиваясь на кровати так, что кончики пальцев ног касаются одного края, а кончики пальцев рук другого. — Цзинь Лин тоже будет. Добавляет он ещё более незаинтересованно, и улыбается вдруг столь солнечно, что в груди у Сычжуя спирает. Нельзя не улыбнуться в ответ. К тому же, юноша правда рад, что после целого месяца разлуки его друзья наконец встретятся. А ещё он думает, что надо понемногу начинать увеличивать дозу трав, подавляющих собственный природный запах, потому что когда оба его истинных рядом тот усиливается. Не зная этого юный Лань однажды уже чуть не выдал себя и повторять опыт нет никакого желания. Потому что своим друзьям и своим истинным Сычжуй как пара абсолютно не нужен, и если они узнают... Наверное, он не сможет больше оставаться рядом. Не сможет жить в одной комнате с Цзинъи и слушать от него часами про творящего глупости и достигающего новые вершины Цзинь Лина. Не сможет ходить с ними на ночную охоту. Не сможет... Ничего больше не сможет. Это когда совсем ничего нет — не страшно. А Сычжую было что терять и он боялся до дрожи в пальцах. За травами пришлось идти к Вэй Усяню, потому что никого более надёжного (и сведущего в подобных делах) у юноши никогда не было. Мужчина конечно в очередной раз помог, но крутя мешочек с травами на пальце нахмурился, прежде чем его отдать. — Ты гамма, Сычжуй. В тебе нечто большее чем просто альфа или омега, понимаешь? Если продолжишь так издеваться над сущностью... Он не заканчивает фразу, но Лань понимает и так. Когда-то учитель Вэй действовал подобным образом, ещё во времена своей первой жизни, и в итоге это привело к кошмарным последствиям: к полной потере сущности. С тех пор как воспоминания о детстве начали возвращаться, в голове возникло много разрозненных кусков событий, почти друг с другом не связанных. И в одном из них без труда узнанный мужчина с красной лентой в растрепанных волосах бился от боли на полу пещеры, пока заставшего страшную картину маленького Юаня утаскивали подальше заботливые руки бабули. Он так не хотел. Но у него не было выбора. — Я делаю все правильно, учитель Вэй. Юноша сглатывает горький ком, получая нужное. Сжатые сурово губы вовсе не свойственны будто бы вечно весёлому лицу Мо Сюаньюя, но мужчина лишь качает головой в абсолютно Ханьгуанцзюневском жесте. — Надеюсь. На этом их беседа заканчивается. *** Несложно догадаться, что Сычжуй не только никогда не намекал (что уж говорить о полноценном признании) собственным истинным об их связи, но не собирался делать этого и в будущем. Любой назвал бы его трусом. Любой бы сказал, что юноша эгоист. Только вот Лань, всегда отличающийся сообразительностью, не начал бы губить сущность из собственной пустой прихоти. Для этого безрассуднейшего действа у него, конечно же, была веская причина. И причина, как ни странно, заключалась в абсолютной доверительной дружбе с Лань Цзинъи. Настолько доверительной, что юный альфа выбалтывал все свои мечты и слушал чужие взамен. А потом однажды он потянулся за красивым запахом, широко распахнутыми глазами встречая не менее удивлённый взгляд их третьего друга. Вот так вот, Цзинь Лин оказался истинным человека из ордена Гу Су Лань, кто бы мог подумать. Вообще-то, кто угодно, это после Вэй Усяня то, но речь тут вовсе не об этом. Итак, омега и альфа нашли друг друга, дружбе обоих с Сычжуем это ничуть не повредило (разве что лёгкая влюблённость перешла в детскую обиду на судьбу, потому что именно он оказался лишним, но юноша всегда умел смиряться), жизнь текла своим чередом, пока не случилось это. Своего запаха у Юаня не было, сущность его не просыпалась и в конце концов все решили что он бета. Так адепт думал и сам, до очередного собрания на котором молодое поколение должно было продемонстрировать свои навыки. Вот тут то, в погоне за слабым водяным гулем, юношу и накрыло волной дрожи, сквозь которую пробился запах мяты и диких горных трав. Внутри пробежался жар и сущность, спавшая до сих пор, решительно подняла голову. Ага, тут он умудрился выделиться. Гаммы официально считались довольно редким, но самым изящным и привлекательным полом как среди простых жителей, так и у заклинателей. Но весь масштаб своего везения Сычжуй оценил ещё позже. Спрятавшись за камнем он пытался прийти в себя, когда в нос (и голову) ударили два знакомых запаха, кажущиеся ужасно сильными. Вот тут твориться начало нечто совсем уж странное. Весь Юань, вся его сущность, все его тело... Все потянулось к ним. Захотелось потереться щекой о щеку обладателя утонченного аромата лотоса и моря, уткнуться в шею владельцу запаха спелых локв и свежей весенней травы. А потом юношу будто окатило ледяной водой. Он осознал. — Цзинъи, ты... Ты чувствуешь? Осознал не только он. — Ох, черт... Юаня окатило ледяной водой второй раз, столько в голосе лучшего друга было разочарования и раздражения. И тогда, ещё незамеченный, юркнув в сень деревьев, он побежал прочь. В памяти до сих пор чётко запечатлелось, как найдя на поляне какую-то горькую траву, которой можно было ненадолго отбить запах (иногда быть внимательным учеником слишком полезно) Сычжуй сжевал несколько листьев и вышел, сдавшись одним из первых, несмотря на глаза Лань Ван Цзи, смотрящие на него бесстрастно, но в то же время вроде бы взволнованно. Помнил юный адепт и как позже пришли друзья, так же выбывшие раньше окончательного срока, как хмурый Цзинь Лин отошёл к дяде а сумрачный Цзинъи остановился рядом с ним. — Всё в порядке? Спросил Сычжуй тихо, но альфа лишь махнул рукой. — Не важно. Лучше о себе заботься, выглядишь бледнее, чем смерть. Сбор кланов продолжался ещё два дня. Вспомнив, что у Вэй Усяня должна была остаться трава, скрывающая запах для какого-то его неизвестного дела, юноша стащил её и оставшееся время проходил в относительной безопасности. Уже позже, в Гу Су Лань, Цзинъи признался тихим вечером, смотря нечитаемым взглядом в потолок в том, что его другу и так уже было известно. — Ты знаешь, мы ведь встретили истинного на том сборе... Нас, оказывается, трое. — И что ты думаешь по этому поводу? Живот свело неприятным предчувствием. Не зря. — Я ничего не хочу думать! Мы были вдвоём, все было просто, понятно и правильно.... Альфа и омега. А теперь кто-то третий влезает в воду и тревожит песок, мне кажется.... Мне кажется, что лучше бы его просто не было! — А Цзинь Лин? Что думает он? Глухо уточнил Сычжуй, прикрывая глаза. — Цзинь Лин думает так же, — Забил последний гвоздь в его гроб Цзинъи и тут же заботливо склонился над чужой постелью. — Тебе все ещё нездоровится? Может быть, позвать лекаря? Через три недели Вэй Усянь ловит Юаня на воровстве и после долгого и серьёзного разговора начинает давать нужные травы сам, но берет слово: убедиться точно в том, что это необходимость. *** Возможность убедиться появляется через полгода. Возникает очередная проблема связанная с нежитью и некоторые кланы собираются в Гу Су Лань на совет. Конечно, здесь же теперь есть непревзойденный Старейшина Илин (почему-то учителю Вэю совсем не нравится, когда его так называют). В любом случае, значимое в этот период времени для Сычжуя событие напрямую связано вовсе не с данным фактом, а с прибытием на совет главы ордена Цзян и его племянника. В основном, конечно, племянника. Расслабившийся гамма несколько сокращает количество принимаемых трав с первых злополучных дней, убедившись в действенности и гораздо более малой дозы. Чего он не может предусмотреть, так это того, что организм успокаивается временно и лишь потому, что второй истинный где-то далеко. А сейчас оказывается рядом. И прорвавшиеся сквозь абсолютное отсутствие запаха лёгкие нотки собственного аромата прямо посреди собрания, разумеется, становятся для юноши неприятным открытием. Первым делом он конечно обращает внимание на Цзинъи с Цзинь Лином, к счастью, стоящих достаточно далеко. Сам Сычжуй, к не меньшему своему счастью, оказывается ещё вначале собрания среди других адептов из (и из-за) которых никто ничего не чует, и ничего не понимает. Друзья тоже не понимают. Зато чуят ещё как! От того как синхронно оба они каменеют, мрачнеют и решительно переглядываются у Юаня бегут по коже мурашки. Похоже, сегодня ему везёт на тысячу ночных охот вперёд, потому как собрание заканчивается в эту самую минуту и прежде чем истинные успевают подойти к толпе в которой гамма стоял он уже оказывается на улице, судорожно развязывая мешочек и почти глотая травы. К тому времени, как на него натыкается Цзинь Лин, абсолютно ничем не пахнущий Лань подпирает спиной стену, вытирая испарину со лба и борясь с судорогой в желудке. — Тебе плохо? Участливо хмурится друг. — Хочешь, провожу до комнаты? Возможность вызывает священный ужас. — Кажется, ты кого-то ищешь, — Спешно напоминает Юань, — Меня не затруднит дойти самому, всего лишь перестарался с завтраком. От компании Цзинь Лина прямо сейчас это его спасает, но от вечернего разговора между истинными — нет. Судьба поистине беспощадна, раз позволяет гамме слушать все это. — Вот же идиот! Пинает стену Цзинъи. Ого, похоже он в бешенстве. — Появляется из ниоткуда и исчезает в никуда! Не хочу его знать, слышите? Ни черта он мне не сдался! — Всё так плохо? — Интересуется Сычжуй. Не то что бы ему любопытно, просто поток ненависти в собственную сторону заставляет чувствовать себя несколько не в своей тарелке. — Ты не представляешь. Цедит в тон истинному Цзинь Лин, расположившийся на чужой кровати. — Если уж этого нельзя было избежать, лучше бы им был кто-то вроде тебя. Удивление всколыхнувшееся в душе отражается и на лице, омега поясняет. — От тебя хотя бы понятно чего ожидать, а этот... С кем-то знакомым мы бы могли хотя бы смириться. Смириться.... Смириться, значит, да? Дальнейший разговор истинных проходит в таком же тоне. Юань задумывается уже не в первый раз о том, зачем этим двоим дали ещё кого-то, но сейчас неожиданно находится ответ. Цзинъи смелый и сильный, просто образцовой альфа. Такому нужно, даже необходимо ради кого-то геройствовать и кому-то надоедать. Пожалуй, на одного человека всего этого энтузиазма просто слишком. Цзинь Лин же омега, но омега стойкий и с несгибаемым характером. Будущий глава ордена. Такой не может оставаться лишь принимающим, ему тоже нужно быть ведущим. Соответственно, гамма идеальная замыкающая сторона. Когда-то было принято считать, что это альфа и омега, смешанные в единое целое, но позже выяснилась ошибочность подобного суждения. Гамма не только объединяла в себе основные функции обоих полов, она была более слабой их стороной, более ранимой изящной и хрупкой. Более нуждающейся в защите и от того редкой и оберегаемой подобно драгоценной вазе. Кем-то, кто уравновешивал. В теории, Цзинъи и Цзинь Лину Сычжуй подходил идеально. На самом же деле они прекрасно справлялись вдвоём и судьба совершила непростительную ошибку, на которую Лань не мог не сетовать. В следующий раз заходя к Вэй Усяню, юноша берёт на порцию трав больше. — Убедился. Сухо улыбается он. *** Цзинь Лин врывается к ним ураганным вихрем, падает в объятия Цзинъи и получив град обжигающих поцелуев лезет на шею Сычжую. В груди колет, но кровоточащее сердце поёт от радости. Второй юный Лань тоже соскучился. Они много говорят, бродят втроём по территории ордена и в конце концов Юань оставляет своих истинных наедине, возвращаясь в комнаты. Ему даже не намекают, но он остро чувствует себя лишним. Почему-то, в этот раз внутри особенно жжёт, а в горле скапливается горький ком. Юноша бы так хотел остаться. Не на правах друга и безмолвного наблюдателя, а как полноценный партнёр. Так же тянуться за поцелуями, так же непринуждённо обнимать, порой не стесняясь посторонних глаз. Внутренности внезапно скручивает острой пронзающей болью и сползая на пол Сычжуй запоздало догадывается, что его настигли те самые последствия, которые он давно уже ждал и о которых каждый раз предупреждал учитель Вэй. Что же, чему быть, того не миновать. Кажется, вся недобитая сущность в этот момент плачет, скребется и воет в отчаянной глухой тоске. Почему истинные не рядом с тобой? Почему ты не с ними? Почему они не принимают тебя? Почему? Почему? Он же любит их так сильно, он же так сильно в них нуждается... К тому моменту как возвращается Цзинъи с Цзин Лином под руку, приступ уже сходит на нет и бледный юноша лежит в кровати, отвернувшись к стене. Ему не хочется даже смотреть на истинных. Говорить с ними — тем более. Но они и не нуждаются в этом, без труда обходясь обществом друг друга. — Мне неспокойно. Голос Цзинъи неестественно глухой. — Как думаешь, могло что-то случиться с... — Замолчи. Цзинь Лин непривычно резкий и злой. — Просто замолчи, — Повторяет он устало и как-то беспомощно. В комнате и правда воцаряется молчание. К тому моменту, как Сычжуй забывается беспокойными сном, он так и не слышит ни слова. За последующие три недели приступы повторяются ещё четыре раза. Один в первую, один во вторую и целых два в последнюю. Юаня ломает так ощутимо, что приходится сказаться нездоровым и пропустить несколько обговоренных заранее с Хань Гуань Цзюнем тренировок. После первого же такого случая приходит учитель Вэй и они снова долго беседуют. Сычжуй все ещё не собирается открываться, мужчина все ещё понимающе смотрит, но изящные брови сходятся нервно и устало у переносицы. Похоже, ситуация не нравится никому, кто хоть как-то к ней причастен. Даже истинные кажутся настороженными, будто что-то чувствуют. А может быть, так оно и есть, но тогда получается что Лань доставляет им неприятности даже не пытаясь навязаться. От подобных мыслей хочется лезть на стену и в последний, особенно болезненный приступ, юноша как никогда к этому близок. А потом... потом наступает нежданное затишье. — Ты наконец выздоровел! Сияет улыбкой Цзинъи и лезет к другу в кровать, крепко обнимая. Цзинь Лин более сдержан, стоит в стороне. На его губах пляшет такая же улыбка. Троица снова бродит вместе, но Сычжуй все чаще замечает странные отсуствующие взгляды, направленные внезапно в никуда во время очередной оживленной беседы. И все чаще слышит перед сном обрывки странных разговоров, которые не понимает совершенно, но которые отчего-то настораживают. — Он уже должен был найтись, мы проверили каждого, кто был на том собрании. Просто невероятно... — Клянусь всеми лотосами пристани твоего дяди, это какое-то издевательство. В такие моменты гамме кажется, что речь может идти о нем, но было бы глупо тешить себя иллюзиями. К тому же, зачем этой паре истинный, которого они терпеть не могут? Ищут? Не шутите столь жестоко. Проходит ещё одна неделя. Глава ордена Цзян наконец подписывает какой-то договор с Гу Су и отбывает в Юньмен. Цзинь Лин задерживается, но никто и не возражает. В один из прекрасных тёплых дней Вэй Усянь подбивает молодняк прогуляться в окрестности и уничтожить группу нежити на которую жалуются местные жители. Лани и юный глава ордена Цзинь разумеется не против, они рады быть полезными ордену/людям/учителю Вэю (нужное подчеркнуть). Когда три фигуры скрываются за поворотом Хань Гуан Цзюнь поворачивается к своему истинному и вскидывает бровь. — Слишком жарко, ты ведь знаешь, что скоро разгуляется непогода. — О... Вэй Усянь улыбается, пряча в глазах нотку беспокойства. — Разумеется, я знаю. Остаётся только надеяться, что эти дети воспользуются предоставленным им шансом.