Развитая Геройская Академия (Ремейк)

Глава 2.2

      — Пф-ф-ф… — выдыхаю я, смотря на себя в зеркало. — М-да… Сколько морду не мой… — бессвязно пробормотал, всматриваясь в собственные глаза. — Ками-сама… — голова свешивается вниз. — Вот тебе и «никаких последствий», блин…       Вот уже вторую неделю я просыпаюсь в холодном поту. Хорошо хоть орать не начал, а то маму бы вообще удар хватил — ей хватает и того, что я не сплю практически… Не хватало ей узнать, из-за чего это происходит.       Никак не могу выкинуть из головы Кенту Такаге… Пф, да, выкинуть того, кого ты поглотил, весело!.. Но я не о том. Его мысли, воспоминания, чувства меня больше не беспокоят. Они ушли на второй план, как бы загрузились в Облако, всплывая только тогда, когда это мне будет нужно — полезная функция, которой меня Учитель научил. Без нее я бы, наверное, с ума сошел…       Меня беспокоят мои собственные воспоминания, о том, как я расстрелял двенадцать человек. Это, не говоря уж о том, что Кенту я вообще поглотил первым… И его лицо я вижу каждый раз, стоит мне только закрыть глаза и хоть немного провалиться.       Мне уже даже спать ложиться страшно — вдруг там, за его лицом, еще дюжина человек?       А ведь, казалось бы, все в порядке, меня не колотит, в душе ничего не ёкает… Ага, конечно, аж сто раз! Ёкает, и еще как! Просто не сразу. Там-то у меня шок был, плюс поглощенные воспоминания и опыт Такаге; вместе это все наложилось на нервную систему и полностью отключило эмоции. Тот день был последним, когда я нормально выспался… После этого начались кошмары, один другого краше.       — Три часа ночи… — шепчу себе под нос, вываливаясь из ванны. — Спать бы, да спать, нет, вскочить надо было… — бурчу себе под нос. Самоирония — наше все!       Шутки шутками, а после этих кошмаров, сна — ни в одном глазу. А завтра, помимо того, что надо в школу, ждут тренировки с Учителем, не говоря уж о том, что и в школе ожидается денек не из легких… В общем, дел — хоть ушами жуй, а я не то, что невыспатый, так еще и разбитый хожу…       Уже даже и не знаю, что делать… Снотворным что-ль закидываться? Да ну… Подсяду потом на него так, что вообще спать не смогу. Пф-ф-ф… Ладно, черт с ним. Спать вроде бы не слишком хочется, пойду что ли… Прогуляюсь. Главное вернуться вовремя, пока мама не проснулась, а то секир мне башка будет.       По-тихому собравшись, открываю окно в своей комнате, и, оценив высоту, хмыкаю. Четыре этажа — та еще высота, обычному человеку с нее свалиться, значит ног лишиться, сто процентов. На время, конечно, но все-таки неприятно, наверное, жить со сломанными ногами, особенно пока остальные ходят вокруг тебя, бегают… Зависть поди берет неимоверная.       — Ну, была не была… — мотнув головой, резко выдыхаю. Толчок вперед, ощущение свободного полета… Аж дух захватывает!.. Приземление! — Ух! — резко выдыхаю при приземлении, по инерции пробегая пару метров, ловя равновесие. Оборачиваюсь в сторону своего окна… — Охренительно… — с непередаваемыми эмоциями произношу, скалясь во все зубы.       Сунув руки в карманы ветровки, — ночью у нас все-таки прохладно; и хоть особого дискомфорта я не ощущаю, но пусть будет, — пускаюсь в произвольное, хм, плавание. Иду, куда глаза глядят, и не волнует ни-че-го…       — Хорошо-то как… — произношу, вдохнув ночной воздух. Кто гулял хоть раз ночью — меня поймет. Ночью воздух совсем другой, не такой, как днем… Слаще, что ли… Одним словом, запах ночью — другой. Как раз такой, как мне нужен, чтобы проветриться и нормально поспать хотя бы час-два, смотря во сколько домой вернусь.       В прошлый раз, а точнее вчера, я вернулся под самое утро. Дрых потом до обеда, благо выходной вчера был, да и время позволяло. А сегодня у меня время сильно ограничено — всего час на погулять, и все, домой, иначе в школу не проснусь. А если и проснусь, буду как панда. Или, скорее, как енот. Круги под глазами, рычу на всех подряд, да и вообще, настроение близкое к: «Как беспалевно убить эти энерджайзеры на ножках!?»       Город наш, вопреки расхожему мнению о мегаполисах, ночью не то чтобы засыпает, но погружается в дрему — точно. Людей почти не встретишь, разве что какие-нибудь ночные бабочки в магазинах круглосуточных закупаются всякой мелочевкой, да пара машин в минуту проезжает, если не реже.       Однако все это свойственно только районам вокруг центра, в самом же центре жизнь кипит и процветает, пусть и не так активно, как днем. И чаще всего кипит именно криминальная сторона жизни. Черные сделки, наркоторговля, проституция, заказы на убийство — вся грязь ночью поднимается в центре. Кое где нет-нет, а послышится вой сирен спецслужб быстрого реагирования, вроде скорых и полиции, реже — пожарных. Чаще всего, конечно, слышится унисон из скорых и полиции.       Хотелось бы, конечно, до центра пройтись, авось какой-нибудь идиот решит на мне поживиться. Хочется напряжение сбросить побыстрее, набив чью-нибудь морду за правое дело. Но нельзя — до центра переться на своих двоих долго, даже бегом, а автобусы сейчас ходят раз в час. Ждать еще… Сорок минут только ради того, чтобы приехать и понять, что уже надо бы домой… Не, смысла нет, да и лениво.       Так что гуляем дальше!.. Желательно с музыкой, а то что-то скуку навевает. Надев наушники, включаю плейлист в режиме случайного выбора.       О! Сразу веселей стало! — мысленно хмыкаю, прибавляя шаг. Под музыку мне даже думается полегче, все мрачные мысли уходят на второй план, оставляя если не позитивные, то нейтральные размышления, позволяя более-менее хладнокровно обдумать то, о чем до этого думать было трудно.       Вчера как раз на тему Такаге с Пулей разговаривали. Учитель, узнав об этом новом препарате, начал тихо просеивать информацию, стараясь не привлекать внимание, чтобы не спугнуть потенциальных информаторов. Вот Пуля и решила забежать ко мне, чтобы предупредить, что, возможно, скоро она отправится на задание, а заодно проведать, как я тут живу после учиненной людьми Урагиримоно стрельбы в лагере.       ***       — Да как живу… Нормально, — пожал я плечами. — Хотя кошмары, честно говоря, уже замучили. Ни дня не проходит, чтоб не подрываться с кровати, — поморщился я.       — Это пройдет, — понимающе произнесла Пуля. — У меня тоже в свое время кошмары были, один краше другого. Да и сейчас нет-нет, а вскочу в холодном поту с ножом или пистолетом в руке, — хмыкнула она.       — Ты с пистолетом под подушкой спишь? — удивился я, отхлебывая чай. — Серьезно? А если случайно на спуск нажмешь во сне? Ну чисто на рефлексах?       — Для этого предохранитель есть, — закатила она глаза. — А у меня не настолько хорошие рефлексы во сне, чтобы снимать пушку с предохранителя. И вообще, поживешь в местах не столь доброжелательных, с очень недружелюбными людьми, тоже будешь с пушкой под подушкой спать, — непререкаемо заявила она.       — Ладно, ладно, убедила, — хмыкаю, шуточно капитулируя. И вгрызаюсь в песочное печенье, притащенное Пулей из кондитерской Теучи-сана. — Слушай, а и правда вкусное… Он часом душу не продал за такие навыки?       — Про душу не знаю, а вот то, что у него семья — потомственные повара-кондитеры — это я могу тебе подтвердить, — проговорила она, параллельно жуя печеньку. И как же это она дикцию нормальную сохраняет, с набитым-то ртом?.. — Кстати, что удивительно, вся их семья беспричудна. Что отец, что мать, что сам Теучи-сан.       — Да ладно?! — выкатил я глаза. Да ну, не верю! Быть того не может!       — Шоколадно, — хмыкнула Пуля.       — Охренеть… — выдыхаю, прихлебывая чай. И гипнотизирую взглядом самое вкусное песочное печенье, какое я когда-либо ел, переваривая мысль, что она создана исключительно благодаря опыту и навыкам кондитера, а не благодаря причуде…       — Угу, я тоже сначала не верила, — кивнула Пуля. — Кстати, как идет освоение причуды Такаге? — резко сменила она тему. Я даже на пару секунд завис, переключаясь с одного на другое.       — Чего?.. — переспрашиваю на автомате, и только после этого дохожу до сути вопроса. — А, да пока никак. Точнее геном причуды я выявить смог, и даже смог встроить его в ДНК, но для закрепления чего-то не хватает. Моя ДНК растворяет геном Такаге в себе, и я не знаю, как замедлить этот процесс, не говоря уж о его остановке.       — Хм… а с Боссом разговаривал?       — Да первым делом, — выдыхаю. — Но и он пока тоже в непонятках.       — Слушай, а может быть так, что геном не встраивается из-за того, что твое тело изначально не приспособлено под причуды? — вдруг проговорила Пуля. А у меня в голове будто перещелкнуло: Ну твою-то мать! А ведь точно, есть же закономерность, почему люди рождаются беспричудными!       — Пуля, ты гений! — выдал я воодушевленно.       — Да, я такая! — подбоченилась она. — Хвали меня! — и рассмеялась. Рассмеялся и я — как камень с души упал. Теперь хотя бы есть куда стремиться, а то в тупике стоял уже несколько дней. Вот что значит свежий взгляд со стороны.       ***       Сегодня после школы попробую извлечь из своего ДНК блокирующий фактор, чтобы полноценно встроить в него причуду. Сейчас, во время прогулки под ночным небом, делать ничего решительно не хочется. Да и процесс работы с ДНК, каким бы он ни был, для меня все еще слишком сложен и кропотлив, чтобы он протекал скоротечно. Это Учитель может за полчаса перелопатить всю свою ДНК, у меня же на это уйдет куда как больше времени ввиду неопытности и недостатка знаний.       А пока можно подумать о чем-нибудь другом… К примеру, о новом, — Аргх! — парне моей мамы. Которого я терпеть ненавижу с самой нашей первой встречи. И я понять не могу — почему. Если так разобраться, он же нормальный мужик, пусть и со своим прибабахом — одежду носит на десяток размеров больше себя самого, аж утопает в ней. Не, ну с кем не бывает, причуда у него может такая, «Гигантизм» называется.       И вот разумом-то я понимаю, что вечно маме одной быть — это зачахнуть в цвете лет на однообразной, тупой работе, с которой она приносит сущие гроши. Понимаю, что тот факт, что она все-таки решилась завести отношения с кем-то, кроме моего отца, спустя столько лет — это однозначно хороший знак. Знак того, что она начинает жить заново, отбрасывает все старое и ненужное, открывая себя для нового и неизведанного.       Я это понимаю, да… Но как же я хочу задушить этого тощего хлыща, когда тот только делает движение в сторону моей матери! Когда он ей улыбается, у меня руки непроизвольно сжимаются, пытаясь схватить что-нибудь тяжелое, не важно что, лишь бы запустить ему в морду! Чтобы только перестал улыбаться моей маме!       Я понимаю, что своим поведением делаю только хуже, что мама может вообще закрыться от всех дома и просто прожигать всю оставшуюся жизнь за какой-нибудь компьютерной стрелялкой. Я все это понимаю. Но я не могу избавиться от чувства, что этот белобрысый хрен хочет увести у меня маму! Я даже думать не хочу о том, чтобы поделиться с ним вниманием своей мамы!       И меня это тоже бесит! Я хочу счастья своей маме, очень хочу! Но также я хочу, чтобы ее внимание, как и раньше, было уделено лишь мне одному! И это заставляет меня рвать себя на части, сдерживать желание впиться нахалу пальцами в глотку, потому что тогда мама счастлива уж точно не будет, а этого я хочу меньше всего!       Гребаная дилемма!       — Тоже не спиться, юноша? — неожиданно, в паузу между песнями, ворвался голос сбоку. Я аж подпрыгнул от неожиданности, за раз преодолев два метра спиной назад, готовясь отражать атаку. — Успокойся, юный Мидория, это лишь я, — спокойно поднял руки вверх Старик.       — Ты че тут делаешь? — рыкнул я, сдирая с себя наушники и сразу переходя в наступление. Не вовремя он решил появиться, ой не вовремя. — Следить за мной вздумал?!       — Ни в коем случае, — качнул он головой. — Я живу здесь рядом.       — Тогда на кой черт ты по ночам тут шастаешь?       — То же я могу спросить и у тебя, — хмыкнув, произнес он. — Пройдемся? — приглашающе повел он рукой вдоль тротуара.       — Ну пройдемся, — фыркнул я пренебрежительно. — Что, будешь убеждать меня, что ты — лучшая партия моей матери и лучше тебя никого у нее не будет? — иронично высказываюсь, сунув руки в карманы.       — Даже если и так, я не стал бы этого делать, — медленно качнул он головой. Я заинтересованно приподнял бровь. — Я не самый идеальный человек, и уж тем более есть те, кого твоя мать достойна в большей степени, чем меня. Но тем не менее, я не собираюсь опускать руки. Я приложу все усилия, чтобы добиться ее. Сделаю все, чтобы со мной она была счастлива.       — Вау, — саркастично хмыкаю, медленно похлопывая. — Долго репетировал? — вскидываю бровь.       — Нет, это был экспромт, — невозмутимо произнес Старик.       — Хм, удивил, — произношу я. — Но давай уже к делу. Ты же сюда приперся не для того, чтобы впечатлить меня своей импровизацией? — фыркаю. — Что ты хочешь? Убедить меня не мешать вам с мамой? Заставить уважать себя?       — Нет, я лишь хочу наладить с тобой отношения, — качнул головой Старик. — Все время, что мы общаемся с твоей матерью, ты смотришь на меня волком. Я понимаю, — приложил он руку к груди, — появился, как снег на голову, заявляю права на самую дорогую для тебя женщину, которая с тобой была всю твою жизнь.       — А ты ожидал чего-то другого? — резко бросаю, начиная раздражаться. — Приперся какой-то глист в скафандре, и давай лапы к моей маме тянуть! Я уж не буду спрашивать, что она в тебе нашла — мама в каждом находит что-то хорошее, такая уж у нее натура. Но я пока ничего хорошего в тебе не увидел, — сверлю глазами в нем дыру.       — Именно для этого я и решил поговорить с тобой, — вежливо, аж до зубовного скрежета, проговорил Старик. — Прошу, дай мне шанс, юный Мидория. Я… Мне очень нравится твоя мать и… Я хочу сделать ее счастливой, — медленно произнес старик, осторожно подбирая слова. Хм… А вот эти слова он, кажется, давно готовил.       — Репетировал? — хмыкаю, ухмыляясь. Раздражение начало отпускать. Старик на вопрос не ответил, уведя взгляд. — Ясно… Ладно, один шанс я тебе дам, — выдыхаю. Все-таки не могу я отказать ему. Потому что тогда маму я такой счастливой еще раз вряд ли когда увижу. А так… Может и действительно что-то у них получится?       — Спасибо, — на выдохе, легко и непринужденно, будто окрыленно, поклонился мне Тошинори. — Я ценю это!       — Пошли уже! — фыркнул я, закатывая глаза. Блин, столько лет тесного общения с Учителем, чихать хотевшим на японский этикет, и с Пулей, которая о личном пространстве слышала разве что в ужастиках, воспринимать этикет нормально я… Кажется уже не могу.       Попрошу не путать «Не могу» с «Не умею». Использовать этикет я умею, — мама меня всю жизнь по этому поводу натаскивает так, что от зубов отскакивает, — другое дело, что воспринимается он мной, как нечто, используемое на каких-нибудь Званых Ужинах, Приемах... В общем, для выхода в Высший Свет.       — Ценитель, блин… — беззлобно бурчу себе под нос. Да, я смутился! Не привык, а точнее отвык я от такого проявления благодарности! Для меня норма — это не поклон, а рукопожатие! Ну или кивок головой, в крайнем случае. А тут — аж целый поклон! Вот я и смутился! — Ты мне лучше вот что скажи, Старик. Ты давно за мной следишь?       — Нет, пару дней, — качнул головой Тошинори. — Заметил, что ночью ты регулярно появляешься тут, вот и решил поговорить с глазу на глаз.       — И чего ты по ночам не спишь? — хмыкаю, искоса смотря за реакцией Старика. А тот запнулся на полуслове, не зная, что ответить. Хм… А если пальцем в небо?.. — Только не говори, что ты герой какой-нибудь — ни в жисть не поверю! — весело фыркаю.       — Н-нет, что ты, какой из меня герой! — тут же замахал руками Тошинори. Слишком резко, как по мне. И слишком эмоционально. — Я так… э-э-э… Не спится что-то…       — Не спится? — вздергиваю бровь, как можно сильнее пытаясь показать, насколько я не верю в столь косноязычное объяснение. — И от чего же? Лунная фаза не та? — фыркаю.       — Э-э-э… Ну да! — резво кивает он. Угу, так я и поверил… — Как полнолуние, так спать не могу, да!       — Хм, ну-ну… — киваю и, как бы невзначай, смотрю на небо. Как раз из-за туч луна показалась. Щербатая с правой стороны. Убывающая. — Как скажешь, Старик.       — Кхм… — смущенно кашлянул Тошинори в кулак, поняв, что прокололся. — Н-да…       — Вот и я о том же, — киваю ему. — Ну дык и чего же ты не спишь в такой… — сверяюсь со временем в телефоне. — …Ранний час? Или все-таки следишь за мной?       — Нет-нет, ни в коем случае! — качает он головой. — Просто… На работе аврал, — тяжело вздохнул он. Хм, ну тут хотя бы больше на правду похоже. — Везде нужно успеть, всюду всем помочь, а времени — в обрез. И крутись, как хочешь… — совсем загнанно произнес Тошинори, поникнув.       — Ну, я, конечно, только школьник и не мне тебя поучать, но ты не пробовал сосредоточиться на чем-то одном, а не распыляться на всех подряд? — вздергиваю бровь. — Не проще заняться сначала своим делом?       — Мое дело, юный Мидория, как раз в том и состоит, чтобы помогать другим, — улыбнулся Тошинори. — И я всегда спешу помочь всем, кто попросит, но не всегда успеваю. За что потом до полуночи накручиваю себя…       — Не помог сегодня — поможешь завтра, в чем проблема? — пожимаю плечами. И тут же сам себе подзатыльник отвешиваю. Воистину, хорошая мысля приходит опосля… — Или ты в службе спасения какой-нибудь работаешь? Типа суицидников отговариваешь?       — Да, в какой-то степени, — качнул он головой.       — Ясно… — произношу бесцветно.       Писец… Если Старик работает в этой сфере и каждый день помогает людям не сойти с крыши, а наоборот продолжать жить дальше, искать смысл в этой жизни… Черт, это дорогого стоит! Еще дороже то, что он до сих пор не съехал с катушек!       — И как, часто получается отговорить? Спасти человека? — деланно-безынтересно задаю вопрос. Как-то неудобно, с одной стороны спрашивать… Вдруг были ошибки? Или провалы? А с другой — интересно же!       — Чаще, чем ожидается, но… Меньше, чем хотелось бы… — вздохнул Тошинори, поникнув плечами так, будто на них груз многотонный лежит. Впрочем… Я недалеко ушел от правды. — Не хочу хвастаться, но на работе я один из лучших, — как бы невзначай добавляет он. — Мне доверяют самые сложные случаи, с которыми справиться можно, только имея большой опыт.       — Хм, да ты прямо Всемогущий от службы спасения! — хмыкаю, хлопая Старика по плечу. Такое достойно уважения. Как бы я к нему не относился, что бы не думал об их с мамой отношениях, но такая работа — это тяжелый труд. Куда тяжелее, чем труд Героев.       — Кхм… Спасибо, — смутившись, улыбнулся Старик. — Так меня еще никто не называл…       — Завидуют поди, — хмыкнул я, пожав плечами. Ничего удивительного — даже в таком деле находятся идиоты, которые работают не на идею, а на статистику. Что уж говорить о работе «Героем», когда каждый второй норовит поднять свою статистику, порой даже не совсем легально.       — Так, ладно, старик… — произношу, доставая телефон и сверяясь со временем. Ух, блин, как поздно то уже… Или, в данном случае, надо говорить «рано»? — Хорошего понемногу, а мне пора домой, иначе я завтра не встану. Точнее встану, — усмехаюсь. — Но настроение мое будет на отметке: «Всех убью — один спать останусь!» Так что давай, до встречи.       Хлопнув по рукам, прощаемся и расходимся в разные стороны. Напоследок, прогнав весь наш с ним неожиданный разговор, я, качнув головой, хмыкнул. Кажется, я начинаю принимать его, как человека, с которым я буду видеть маму не так уж и редко.       Умеет он к себе расположить, даже если изначально отношения противоположные. Хм, начинаю понимать, почему мама его выбрала… Но все-равно, буду следить за ним. Не дорос он еще в моих глазах до звания «парня» моей мамы.       ***       Помню, когда мне лет десять было, казалось, что, стоит мне только обзавестись причудой, неважно, какой, как на меня сразу перестанут смотреть, словно я пустое место. Тогда мне казалось, что все мои одноклассники, сверстники, даже те, кто младше меня… Мне казалось, что они такие счастливые, потому что у них причуда есть!       На деле же, оказалось, что счастливые они, потому что не парятся. Им плевать, что у кого-то причуда лучше, а у кого-то она эффектнее, красивее; они своей любовались и считали свои способности лучше других, потому что это были их способности.       У меня этих способностей не было, как не было и чувства того, что я могу быть для кого-то полезен. Я не чувствовал себя нужным в этом мире, благодаря тому, что каждый встречный-поперечный так и норовил указать мне на мою ущербность, на то, что у меня нет этой причуды.       В то время я активно занимался анализом причуд тех или иных героев. Все, что я видел или слышал из первых рук, попадало в одну из моих тетрадей, в графу «Особенности», «Сильные Стороны» или «Слабые Стороны». Так я боролся с пожирающим меня чувством Бесполезности, которое я, — смотря с высоты своего небольшого опыта, — взрастил в себе сам. С подачки общества, куда ж без этого, но, честности ради, подачка была не особо сильная — так, навязчивое жужжание над ухом.       Увы, я тогда еще не мог остановиться и сказать себе: Это «ж-ж-ж» — неспроста!       Зато это сказал мне Учитель, когда взялся за мое обучение.       Поначалу, это был шок.       Как это? Вы возьметесь за мое обучение даже без причуды? Но ведь так не бывает! Мы обошли несколько секций, додзё, и в каждом нас развернули, сказав: Нет причуды — нет обучения! При этом заманчиво потирая пальчики, глазами намекая позолотить ручку. Мол, раз причуды нет — обучение дороже, ибо ребенок у вас особенный! И подход к нему требуется тоже особенный.       А тут — раз, и все, ты принят, завтра на тренировку, не опаздывай!       У нас с мамой тогда разрыв шаблона случился.       Позже, когда я начал заниматься не только с Учителем, но и с Пулей, меня то один, то другая начали припахивать к той или иной работе. Работа легкая, ненапряжная, — попробуй, напряги только что выжатый на тренировке, словно лимон, организм, — но при этом я чувствовал, что чем-то я все-таки полезен и без причуды!       Сильнее всего это проявилось уже спустя год, когда мне в привычку пошла помощь Пуле в том или ином маленьком дельце. Например, разобрать, почистить и смазать табельное оружие Черного Дозора. Те же Глоки я научился раскидывать и собирать по запчастям, укладываясь по времени в нижнюю точку норматива, за сущую неделю. Конечно, научился я только частично собирать и разбирать Глоки, но, по словам Пули — это как раз-таки проходной минимум в Черный Дозор.       Так вот, спустя год, я вдруг начал замечать, что все эти крикуны, кичащиеся своими причудами направо и налево, в моих глазах предстают не полезными обществу личностями, а банальными пустозвонами.       Правда, и репутация в школе, из-за того, что я перестал приставать ко всем со своим «Справочником Причуд», у меня начала складываться своеобразная.       Нужна помощь с математикой? А ты к Деку подойди, он умный, он тебе поможет!       Не можешь понять, как правильно писать эти слова? Да вон, Деку сидит, к нему подойди, он должен тебе помочь!       Не хочешь убираться в классе, но учитель приказал? Э, Деку, подь сюды, дело есть!       Н-дя, моя, на тот момент, тихая, неконфликтная натура сыграла со мной плохую шутку. Наглость некоторых товарищей, которые мне совсем не товарищи, границы стала терять очень быстро. И из разряда: «Слушай, Мидория, я тут понять не могу, помоги пожалуйста», их просьбы превратились в требования, — «Слышь, Деку, я те тут тетради скину, сделай домашку за меня, а я тя трогать не буду, лады?!» — которые исполнять мне предписывалось неукоснительно и, желательно, моментально.       Дать отпор этим охамевшим индивидам мне было под силу, не зря же Пуля со мной занималась, возилась со мной, — особенно когда мама не могла из-за работы, — я у нее многого нахватался.       В общем, послать их подальше было легко. Трудно было совладать с последствиями.       Я, конечно, не вот уж неженка — могу и в нос дать и по печени прописать. Вот только много ли может обычный кулак против удлиняющихся рук и ног? Особенно когда они выстреливают с расстояния в два метра, не давая приблизиться или как-либо обогнуть хозяина? А бьет он больно — у меня руки отсохли, стоило мне закрыть голову ими.       Выход из ситуации предложила мне моя память, из которой еще не успели выветриться некоторые особенности причуд одноклассников, главным образом из-за того, что я их почти каждый день вижу и мысленно прогоняю в голове все, что успел написать в тетрадь. И конкретно у этого парня слабость была в том, что его конечности, удлиняясь, становились более тонкими, при этом не становясь мягкими, словно резина.       На этом я и сыграл, через боль в руках и торсе дождавшись, когда его самоуверенность затмит бдительность, заставляя бить, не боясь ответа.       Схватив выстрелившую руку за запястье, я, недолго думая, раскрытой ладонью ударил сверху вниз по удлинившемуся предплечью. Лучевая кость, в которую я метил, оказалась хоть и довольно крепкой, но недостаточно, чтобы выдержать этот единственный удар. Руку одноклассника, — имя которого я даже не трудился запоминать, — под аккомпанемент сухого треска, согнуло буквой «Зю».       Опущу, пожалуй, последствия уже этого «сражения», скажу лишь, что меня хотели исключить из школы за «неподобающее поведение и агрессивность». Как опущу и то, в какие дали послала нашего директора Пуля, номер которой я по дурости и на адреналине перепутал с номером мамы, когда потребовали вызвать опекуна или близких родственников.       О чем Пуля разговаривала с директором я не знаю, меня выставили за дверь с наказом «Жди здесь, я скоро». Но тот факт, что заткнулись даже родители парня, который пытался подмять меня под себя, говорит, как мне кажется, о многом.       После этого инцидента, я вскоре понял и то, что мои сверстники, в большинстве своем, храбрые только на словах и перед слабыми, а стоит на них надавить посильнее, сразу становятся шелковыми. Или, как в этом случае — показать пример того, что будет с попутавшими берега, обнаглевшими индивидуумами.       Но главное, что до меня дошло — нет разницы, обладаешь ты причудой или нет. Особенным тебя делают твои действия, а не эффектные способности и качество выучки.       Эти простые слова, всплывшие в голове, помогли мне полностью отбросить запарку по причудам. Нет причуды — и черт с ней! Я и своими руками способен сделать то, что другим со сверхспособностями не сделать никогда!       — Хм, ну и ирония получается… — под нос пробурчал я, так, чтобы никто не слышал. Тему урока я, конечно, знаю, но все-равно не хочу привлекать излишнее внимание.       Готов поспорить на все сто — морда у меня одухотворенная, не обезображенная печатью интеллекта. Все потому, что я не удержался и решил покопаться в ДНК до окончания дня. Весь день этой фигней страдаю, пытаясь найти блокирующий фактор, не дающий мне нормально встроить причуду в ДНК.       Загвоздка в том, что у меня, конкретно у меня, нет никакого блокирующего фактора, который, на мой взгляд, как-нибудь выделялся бы. А может и нет, я в этом деле профан. Потому только и делаю, что смотрю — лезть своими культяпками туда, где не понимаю ровным счетом ни хрена, особенно в отношении собственного тела, каким бы улучшенным оно бы ни было, я как-то не горю желанием. Лучше дождусь Учителя, и уже под его контролем буду проводить, так сказать, процесс вживления.       Но все-таки, как же иронично…       Я, человек, что был лишен причуды, проживший без нее большую часть детства, в итоге осознал, что причуда — лишь приятное дополнение к человеку, способное вытащить из недр души то, что в обычной жизни человек сам никогда не покажет.       И теперь я сам получил причуду, о которой так долго мечтал, представлял, как во мне пробуждается хоть какая-нибудь сверхспособность… Однако же получил ее, когда понял, что причуда эта мне и на хрен, по большому счету, не нужна — я и сам по себе не бессилен. И в критической ситуации я смогу выжить даже без причуды, используя собственные навыки, даже если не стану героем.       А смогут ли так поступить мои сверстники, во всем полагающиеся на причуды?       Время, думаю, покажет…       — …А теперь я раздам вам эти бланки с заданиями, — ворвались в голову слова учителя. Вовремя же я успел закончить копаться в себе самом, иначе меня бы точно учитель спалил — сижу тут с отсутствующим видом. — Ваша задача — отвечать на вопросы не задумываясь. Неправильных ответов тут нет.       Так-так-так, и что же это у нас там такое?..       Эм… «Какая ваша профессия мечты?», серьезно? «Чем вы хотите заниматься по профессии?» «Какое место обучения вы выбираете?» Кто писал эти вопросы?       Ками-сама, они тупее ничего придумать не могли? Нет, я понимаю, что тут у нас как бы свобода выбора и возможность показать детям, что их выбор на что-то там влияет, хотя на самом деле это далеко не так, по большей части, но… Серьезно?       Спрашивать грезящих о геройствах детей, чем они хотят заниматься, — особенно когда из каждого угла кто-нибудь ежесекундно орет: Я Стану Героем! — как по мне, по меньшей мере, глупо. Другое дело, что половина из нашего класса просто не пройдут вступительный экзамен в той же академии Кетсубутсу, — что уж там про UA говорить, — но это уже мелочи, надо же дать детям иллюзию выбора.       Нет, я вполне отдаю себе отчет, что даже самая благородная и с виду безобидная причуда может оказаться оружием массового поражения, главное фантазию включить. Но в этом-то и состоит главная проблема — таких, как наш класс, на каждую академию — десятки и сотни тысяч!       А потому выбирать будут не только по факту наличия фантазии, но и по факту возможностей и мощи той или иной причуды, тактико-стратегическому мышлению отдельно взятого человека, его силы воли, решимости.       И вот тут у моего класса может затык возникнуть — сильные и храбрые-то они все только на словах. Это Кац-чан у нас такой особенный, который за слова отвечать умеет. В его успехе сомневаться не приходится — он себя с детства на это натаскивал. Другое дело, что этот эгоцентрик на Героя вот вообще не похож — по одному его виду можно составить идеальный портрет злодея.       Так что очень уж я сомневаюсь в том, что тест этот на что-то там влияет и нужен хоть для чего-то, кроме как для получения ложной надежды, что вот этого теста вполне себе хватит для поступления.       Кстати, раз уж зашла речь о Бакуго, не мешало бы подумать, что делать с нашей «дружбой» дальше. Все-равно ответы я впишу почти не глядя, так что можно и на отвлеченные темы подумать.       Последние года три он ко мне вообще больше не подходит. Вот как я перестал его трогать ввиду полной занятости на тренировках с Учителем, а потом и с Пулей, так он и сам перестал меня замечать. Я сначала, помнится, как-то даже расстроился. Я-то его другом считал, с детства вместе дружим… А потом пришло осознание, когда уже через какое-то время я отстранился от воспоминаний и посмотрел на всю эту ситуацию под другим углом.       Большую часть времени Кац-чан проводит либо в одиночестве, либо в компании своих прихлебателей-шакалов, которые без него не стоят ровным счетом ни хрена. Друзей у него, ввиду сволочного характера, естественно, нет. Вот только мне покоя не давала фраза, сказанная им в детстве: Какая бы причуда у тебя ни была, мы навсегда останемся друзьями! — сказана она была прямо перед поликлиникой, в которой проверяли детей на наличие причуды.       И вот у меня вопрос, неужели мне было суждено стать таким же прихлебателем при нем, как эти двое, или я бы стоял с ним плечом к плечу? Тот факт, что у меня нет причуды, и то, что мы с ним из-за этого больше не друзья, наводит на вывод о том, что рядом с собой он хочет видеть только тех, кто равен ему или в чем-то уступает, что дало бы ему возможность каждый раз кичиться своей силой и возможностями.       А значит, так и так, с таким отношением, мне с ним не по пути. Как бы жаль ни было, — с пеленок дружим, как-никак, — но раз не выходит по-другому, я стучаться в запертую дверь не буду. Захочет, — если захочет, — нормально дружить — там посмотрим по ситуации.       Но что-то подсказывает мне, что такое вряд ли случится. Как минимум из-за того, что я в его глазах — бесполезный член общества, Деку, на которого надеяться бесполезно, как и ждать чего-то сверхчеловеческого. Плюс на это наложится то, что я его все эти годы «обманывал», мол, на самом деле у меня есть причуда, но она «злодейская» и я решил ее скрыть. То есть в этой ситуации я окажусь не только «бесполезным», но еще и предателем в его глазах — он мне доверился, пообещал принять любую причуду, а я вот так вот плюнул на эти слова с высокой колокольни, то есть поставил под сомнение его честность.       Я знаю, о чем говорю — сколько лет с ним знаком. Вопреки всем минусам своего характера, Кац-чан не имеет привычки и не умеет врать тем, кого считает друзьями и близкими. И ненавидит, когда его честность ставят под сомнение.       Но это я как-нибудь переживу. Всегда можно наврать с три короба, хоть и не хотелось бы. Не люблю я врать, тем более так глобально. Это же каждому нужно рассказывать свою легенду, вспоминая, как ты ее предыдущему человеку рассказывал, чтобы сошлись концы с концами хотя бы в ключевых моментах. А это сложно без прописанной на бумаге и заученной наизусть легенды.       Можно бы и заморочиться, написать себе легенду, но… Мне лень. Это ж каждую мелочь надо продумывать, чтобы никто прикопаться не мог, а это геморрой тот еще — всегда найдется комар, решивший поточить нос не в том месте, не в то время. И если ты не продумал все до мелочей — плакала твоя легенда.       Тем временем урок подходил к концу. То тут, то там из-за парт поднимались ребята, сдавали тесты на стол учителю и возвращались обратно, занимаясь своими делами. Кто-то карандаши точил, кто-то ручку перебирал из раза в раз, наверняка представляя у себя в руках далеко не канцелярское поделие, а нечто более технологичное, увесистое и, несомненно, крутое.       Торопиться и сдавать работу первым я смысла не вижу — посижу немного, подумаю. Все-равно ответы карандашом вписывал, чтобы, если что, поменять решение.       Забавная мысль. Особенно если помнить, что свое решение я давно сформулировал и принял еще даже до того, как Учитель передал мне причуду. Но увы, старые привычки исправить крайне трудно — как-то так повелось, что в таких тестах я сначала вписываю ответы карандашом, а потом уже ручкой переписываю.       Ладно… — вздохнул я, вооружаясь ручкой. — Полкласса уже сдали тесты, тянуть больше смысла не имеет.       Переписав ответы ручкой, поднимаюсь из-за стола и, в сопровождении нескольких пар глаз, включая один конкретный, давно знакомый, сдаю бланк сенсею. Тот, будто случайно, как раз в этот момент подошел к кафедре, сразу стреляя глазами в мои ответы. Именно в мои — уж слишком жадно он провожал взглядом мою руку, опускающую бланк на стол.       Вот ведь… — раздраженно фыркнул я, разворачиваясь. — Расист гребаный, — сколько себя помню, он все время макал меня, и таких как я, в дерьмо. Предпочтительно руками детей, самоустраняясь в самый подходящий момент. Хотя делает он все грамотно, вот уж чего у этой мрази не отнять. Тут слово, там намек, здесь как бы невзначай задать вопрос — и вот тебе нужные настроения среди подрастающих детей, еще не понимающих до конца, где кончается «хорошо» и когда начинается «плохо».       Как пить дать, сейчас он задвинет речугу, мол, никаких сомнений, что вы станете героями, даже тест был не нужен. И, как бы невзначай, озвучит ответы из моего бланка.       Бесит, что я ему ничего сделать не могу… Как только что-то предъявлю — он сразу отбрехается, сделав меня идиотом. А начну с ним ругаться — вообще рискую школу не закончить. Уж этот хрен мне свинью-то подложит максимально. И сделать ему ничего не получится опять же.       А прибегать к физическому урегулированию конфликта… Дык он же из себя мученика сделает, приобретя в глазах учеников сто очков репутации разом, мол разбит, но не сломлен. Даже если замаскировать операцию под попытку ограбления или что-то в этом роде.       Говорить про полное устранение я даже не буду — и так воротит после Лагеря. Тем более убивать за такое… Это все равно, что свинью стричь: шерсти нет, а визгу много. Тем более хрен его знает, кто там вместо него придет…       Тьфу ты! О чем я только думаю!       Вот что значит недосып, уже даже об устранении объекта раздражения начинаю задумываться! А ведь это всего лишь морально опущенный, никчемный человек, которого в детстве недолюбили! И тратить на этого убогого свое время — все равно, что грязью бросаться — до адресата может и не долетит, а вот ты запачкаешься.       Пф-ф-ф-ф… — выдыхаю, проводя ладонью по лицу. Хроническая усталость за последние пару недель стала чуть-ли не привычной. Поспать нормально удается едва-ли пару часов, потом начинается кошмар, и я вскакиваю в холодном поту. Как я при таком режиме еще не сошел с ума — заслуга причуды, бесспорно. Обычный человек уже бы давно с ума сошел или на части разваливался, но я еще как-то держусь и далеко не из последних сил. Но если так продолжится… Долго я все-таки не протяну без нормальной… «подзарядки», так сказать.       ***       Естественно, наш «дорогой» сенсей не смог обойти стороной меня и мой выбор дальнейшего места поступления, огласив его на весь класс. Гвалт поднялся знатный, каждый в классе норовил напомнить мне как мое место, так и то, что причуды у меня нет, чтобы поступить в Геройскую Академию.       Желание выкинуть особо громких и острых на язык из окна росло по экспоненте с каждой секундой. Кто бы знал, как мне приходилось сдерживаться, чтобы не разнести пару носов в кровавые сопли. Особенно сенсею, который смотрел на это с выражением полной удовлетворенности. Он купался в той ненависти класса ко мне, распространяя одним своим присутствием миазмы нетерпимости. От этого мне было очень трудно сдерживаться.       Спасительный звонок с урока прозвенел как никогда вовремя. Я даже уловил крупицу разочарования на лице сенсея, когда урок закончился. Сам же я, побросав манатки в рюкзак, постарался выйти из класса впереди остальной толпы дебилов.       И вот теперь, заткнув уши, наслаждался музыкой, успокаивая нервы и приводя сознание в порядок. Я и так последние пару недель в плохом настроении и постоянно на взводе, а тут еще и этот расист гребаный. В общем, мне необходимо было как-то восстановиться, а единственный способ, который я знал — выбить из себя все дерьмо на тренировке.       Вот только возникает дилемма. Чтобы нормально потренироваться, нужно тащиться в Лагерь, а это как минимум сорок минут на автобусе, если пробок не будет. Можно и на такси за двадцать, но деньги эти сволочи дерут такие, что у меня жаба вешается при одном только упоминании. Про штаб-квартиру Черного Дозора и говорить нечего, до нее добираться пешкодралом надо, никакие транспорты туда, естественно, не ходят, а вызывать машину с Базы — долго, да и в целом дергать никого не хочется ради банального желания пару часов подолбить грушу.       Эх, блин… На пляж что ли пойти, железо потягать? Хоть какая-то движуха, тем более, что мусора там хренова гора. Все равно он там никому не нужен, а уж я что-нибудь придумаю, что с ним можно сделать.       Сказано — сделано, новый курс движения задан, и я, развернувшись на половине шага, отправился в сторону пляжа. Хорошо, что я длинную арку, идущую сквозь дом, не прошел, иначе возвращаться бы пришлось, или делать хороший крюк…       — Да твою налево… — ругнулся я, когда музыка прервалась, а вместо нее по ушам высокими нотами долбанул рингтон телефона. — Не забыть сменить эту хрень на что получше… Да, я слушаю, — проговорил я в микрофон наушников, даже не глянув, кто звонил.       — Привет, Изу-чан! — жизнерадостно отозвалась мама с того конца телефона. Настроение поползло вверх. — Ты как, закончил?       — Да, уже давно из школы вышел, сейчас гуляю, — подставляя лицо яркому солнцу, весело проговариваю. — А ты там как? Помощь нужна с чем?       — Нет, спасибо, Изу-чан, я сама справлюсь! — весело произнесла мама. И я даже поверил, пока не услышал на фоне бас Старика. Что он говорил, я не разобрал, но уж точно к маме обращался. — А если что, мне Тошинори-сан поможет!       — Ладно, как скажешь, — быстро закрыл я тему, чувствуя, что начинаю ненавидеть этого задохлика еще сильнее. Он там с мамой гуляет! Причем не просто так, а заменяет меня! Мама на фоне едва заметно вздохнула. — Ты сейчас куда, домой или гулять будешь? — скорее для себя, чем для мамы, во вздохе которой послышалось легкое осуждение и даже извинение, сменил я тему. Но даже так, воспринимать маму и Старика как пару мне трудно.       — Изу-чан, не ревнуй! — весело пожурила меня мама, стараясь обратить все в шутку.       — Да не ревную я! — открещаюсь от гнусных инсинуаций. — Это я так, не привык еще!.. — боже, даже для меня это прозвучало натянуто…       — Как скажешь, сынуль, как скажешь! — со смехом заключила мама. — Ладненько, мы пойдем еще погуляем, а ты давай домой, ужин в холодильнике, найдешь! Кстати, там кто-то на пляже убраться наконец решил, приглашали всех желающих!       — Неужели у кого-то наконец мозги проклюнулись… — саркастически протянул я. — Ладно, мам, давай, до вечера, я еще погуляю пока, — произношу, и, дождавшись маминых пожеланий хорошего дня, сбрасываю звонок. Музыка, по нарастающей, вновь загремела в ушах.       Настроение, скакнувшее вверх, даже подернутое негативом в сторону Старика, опускаться не хотело, а желание отдубасить железяку какую все-таки отступило. Теперь мне просто хочется отвлечься от последнего урока в школе, чтобы не тащить домой весь этот негатив.       А значит, прямая мне дорога на пляж!..       ***       Когда пришел на пляж, почувствовал себя нырнувшим на секунду в прошлое. Дежавю словил, если быть точным. На пляже трудилось от силы человек десять, причем большая часть из них — дети. Хотя, как, «дети» — подростки, все сплошь сверстники мои, плюс-минус одного года рождения.       Парочка взрослых там тоже затесалась, но я даже на подходе видел, что они там чисто для галочки. Типичные «Радуйся, что я вообще пришел!» вскоре полетят от них, когда кто-то из ребят возмутится, почему после каждой мелкой фигни, перетащенной на метр в сторону, здоровые мужики отдыхают по пять минут.       — О, в нашем полку прибыло?! — опрокинув в кучу металлолома притащенный волоком холодильник, махнул мне рукой парниша с колючей красной прической. — Эйджиро Киришима, мужик! — подойдя ближе, отрекомендовался он, снял перчатку и протянул руку.       — Мидория Изуку, — хмыкнув, с удовольствием пожимаю протянутую клешню. — А эти че, сачкуют? — мотнул головой в сторону мужиков.       — Да плюнь на них! — экспрессивно махнул на них рукой Киришима. — Я пытался их убедить, что это не по-мужски — не сработало! — возмущению парня не было предела. Хах, понимаю!..       — Что, на хер послали за здорово живешь? — понятливо хмыкаю. Киришима лишь фыркнул, сложив руки на груди. — Ладно, показывай давай, куда трудиться?       — Видал, куда я холодильник сбросил? — махнул рукой себе за спину парень. — Туда весь крупногабаритник сбрасываем, часа через два машина подъедет, часть заберет. Пойдем, кстати, надо тебе перчатки выдать.       — А мелочь куда кидать? — спрашиваю, следуя за парнишей к этакой «базе» в глубине мусорки, где скинуты все рюкзаки и личные вещи находящихся тут ребят.       — Мелочью те двое занимаются, — махнул рукой в сторону мужиков Киришима.       — Хера-се! — аж смешно стало от такой наглости. — То есть вы тут тяжести тягаете, а эти два дебила мелочь из угла в угол перекладывают по штуке в час?       — Да пусть лучше так, — вместо желавшего высказаться Эйджиро, к нам подошла высокая девушка в простой темно-синей, уже где-то изгвазданной в ржавчине, майке и темных шортах, поправляющая прическу. — Изначально они хотели даже мелочь на нас оставить.       — Я худею, дорогая редакция… — качаю головой, охреневая с такой наглости. — Они и так там вола… Кхм, имеют, а тут еще…       — Не обращай внимания, — махнула рукой девушка. — Кстати, я Момо Яойрозу.       — Мидория Изуку, — киваю, улыбнувшись. И невольно оценил красоту достаточно зрелого тела для девушки ее возраста. А учитывая довольно открытую одежду, не оставляющую места для фантазии…       Твою м-мать!.. А ну ляг, сволочь!! Ляг, пока не спалились!!!       В общем, девчонка привлекательная, и это мягко сказано. И для того, чтобы не палиться, мне приходится думать о чем-то, кроме девчонок в целом. Мимоходом замечаю, что Киришима тоже смотрит куда угодно, только не на Яойрозу, и футболку одергивает пониже.       Хах, а сама виновница либо даже не подозревает, как влияет на нас, либо виду не подает. По ее лицу вообще трудно сказать, о чем она думает… Но уж точно не о соблазнении юных особей мужского пола. Во всяком случае открыто она об этом не думает.       Тем временем, пока я, с Киришимой на пару, боролся с естественными реакциями молодого организма, Яойрозу… За неимением лучшего слова — вытащила из собственного тела простые рабочие перчатки.       Интересная причуда, из разряда созидательных. Конкретно эта, как я понял, позволяет создавать из собственного тела физические предметы различных форм и размеров. И что-то мне подсказывает, перчатки — это далеко не предел. Знать бы еще, какие ограничения… И каким образом она получает ту материю, такой формы, которую нужно?       Хотя, предполагаю, что на этом и строится суть причуды — Яойрозу должна знать состав создаваемого предмета для его воссоздания.       — Вот, держи, — протянула мне свежесозданные перчатки Яойрозу. — Киришима-кун уже рассказал, что нужно делать?       — Да, таскать крупногабаритный мусор во-он в ту кучу, — махаю рукой в ту сторону. Хм, удивительно, но перчатки оказались отменного качества. — Поразительная точность… Сели, как вторая кожа, — произношу, осматривая, как сидят перчатки. И краем глаза замечаю, что Яойрозу отвела взгляд, а щечки ее чуть покраснели. — Что же, не буду вас задерживать, — хмыкаю, и, хлопнув подвисшего Киришиму, залюбовавшегося смущенной Яойрозу, по плечу, отправляюсь к куче мусора.       Блин, а ведь красивая девчонка-то… — мысленно хмыкаю. — Интересно, она свободна, или ее кто-то уже захомутал? Если да, то не удивлюсь, а если нет… Так, не о том думаю.       Обрываю сам себя, чувствуя, что едва уложенная функция вот-вот придет в движение и, схватив первую попавшуюся ржавую духовку, взваливаю на себя.       Точнее, я думал, что придется взвалить, а на деле, эта груда ржавого металла оказалась не тяжелее мешка овощей, который я полгода назад помогал маме до дома дотащить. В нем тогда килограмм десять было. А тут все тридцать наберется — уж слишком старая духовка, сейчас их делают из тугоплавких композитов, электрическими, весом не больше тех же пятнадцати килограмм.       Черт возьми, приятно осознавать, что стал сильнее, пусть и посредством получения мощной причуды. Хотя сдается мне, что участие причуды здесь минимально. Я и так не слабым был до ее получения, так что…       — Воу, мужик! — нарисовался рядом Киришима, волоком тягающий такую же духовку. — Тебе не тяжело?!       — Было бы тяжело, я бы ее не тащил на себе, — хмыкаю, рывком вверх поправляя съезжающую ношу.       — Мужи-ик! — вздергивает большой палец вверх Киришима. Хах, кажется, у кого-то пунктик… А у кого из нас его нет, верно?.. У меня, вот, пунктики на становление Героем. У него, кажется, на все, что соответствует качествам «Мужика» в вакууме. — А мне пока не хватает сил таскать такую бандуру на себе!       — Поверь, сила — не показатель крутости, — качаю головой, с грохотом и лязгом сбрасывая духовку на землю около остальной кучи крупногабаритника. — Тебе помочь?       — Спасибо, Мидория-кун, я сам все сделаю! — качнул головой Киришима, и, дотолкав духовку до кучи, облегченно выдохнул. — Мужик все должен делать сам! — заявил он, распрямившись.       — Угу, не спорю, — ухмыляюсь. Точно пунктик имеет. — Не надорвись только, — советую, и так понимая, что хоть он и помешан на своей идее, но, вроде, голову свою имеет на плечах, и рисковать из-за какой-то идеи здоровьем просто так не должен. Хотя кто его знает…       — Кстати, почему ты считаешь, что сила — это не все? — тем временем, пока я отправился за новой партией мусора, нагнал меня Киришима.       — А подумать? — улыбаюсь, постучав пальцем по виску. Киришима задумался, но, кажется никакого довода не нашел. — Хах, ладно, это вопрос с подвохом.       — С подвохом?       — Угу, с ним самым, — киваю. Не, ну это как-то слишком просто… Хотя, с другой стороны, я сам на этот вопрос попался, когда мне его Учитель задал. — Объяснить, или ты сам дойдешь? — та-ак, а вот это момент, на котором я в свое чуть не погорел.       — Нет, мужик должен догадаться до всего сам! — тут же заявил он, воспылав энтузиазмом. Хах, ну, мозги у него работают… Хоть как-то. Осталось дождаться ответа.       — Ну, как знаешь, — хмыкаю, и, взвалив на себя металлолом, отправляюсь обратно.       Пусть подумает, ему полезно...       ***       Пробираться по темным коридорам, будучи под потолком, да еще и вверх тормашками… Кто-то скажет — цирк! Кто-то промямлит — невозможно… Пуля же скажет — рутина.       Сколько уже лет ее способности спасали в самых трудных жизненных ситуациях. Вот и в этот раз, когда все катилось в тартарары, времени хватало лишь для того, чтобы сложить пальцы, мысленно представив облик только что уничтоженного ублюдка, чакрой придать ему плотности и материальности, и вуаля — идеальная маскировка готова.       Повезло еще, что охране нет дела до того, что там вытворяет их подзащитный, лишь бы он был на месте. А Пуле только это и было нужно, чтобы допросить ублюдка. И как же жалко, что по сути дела эта пешка знала очень мало. Все, о чем думала эта шваль — о своих экспериментах.       Даже противно стало, а это о чем-то, да говорит — сквозь безэмоциональную маску девушки исчезающе мало что могло пробраться. А тут прямо букет — зверские эксперименты на людях с высокой вероятностью летального исхода; опыты на детях по увеличению потенциала причуд, в следствие которых у подопытных мозги по фазе съезжали, только в путь.       Так что, когда охрана заглянула в кабинет с проверкой, они обнаружили лишь пребывающего в эйфории ученого — ничего необычного, все, как всегда. Сплюнув под ноги, слушая очередные восклицания ученого, охранник, сморщившись, захлопнул дверь.       Как только дверь закрылась, девушка сбросила личину ученого, мимолетно скривилась от того, о чем говорил ей перед смертью ученый, что она была вынуждена повторить для охранника. Отряхнув руки от ментальной грязи, Пуля запихнула спрятанное до этого тело мертвого ученого в клетку к пребывающему в медикаментозном сне крылатому смеску льва с орлом, ввела химере антидот, и, пока животное, являющееся любимцем ученого, просыпалось, девушка уже скрылась в вентиляции под потолком.       Несчастный случай расписан как по нотам — безумный ученый не рассчитал дозу транквилизатора, и, войдя в клетку со спящим, хитрым зверем, не успел выйти.       Вот шуму-то будет!..       Как раз то, что нужно. Необходимое время будет выиграно, девушка еще успеет найти интересующие ее документы. Или, что было бы лучше, она сможет найти языка. Второе было бы предпочтительнее, но куда вероятнее будет найти документы. Их хотя бы хватятся не так быстро, как человека.       Снизу раздался топот тяжелых ботинок по полу. Вскоре до ушей девушки долетел стрекот автоматов и отрывистое рявканье автоматического дробовика. Мимолетно ухмыльнувшись, услышав рев химеры и болезненные крики разрываемой на части охраны, Пуля выбралась из вентиляции, и накинув личину одной из ученых, — который уже давно слег с перерезанной кунаем глоткой в темном уголке базы, — придав лицу паники, побежала по коридору вслед за остальными яйцеголовыми.       Вот уж точно, страна не пуганных идиотов, — мысленно фыркнула девушка, взглядом оценивая психологическое состояние охраны. — Неужели ни у кого даже мысли не появилось, что это не просто несчастный случай, а отвлечение внимания?       Судя по тому, что эти мысли появились только у ученых, на вопросы которых охрана только отмахивалась, можно сделать вывод, что молодчикам с пушками платят недостаточно для того, чтобы искать лазутчика, либо они настолько тупые, что даже не берут во внимание слова посторонних, считая себя умнейшими.       Но у этого была и еще одна сторона. Ее раскрыли, просто не подают виду. И раскрыли не охранники, а те, кто заправляет всем этим безумием. В это верилось куда как охотнее, потому как на такой базе, с такой секретностью, не иметь возможности заметить лазутчика… Это совсем идиотом быть надо. А Пуля не привыкла недооценивать противника и переоценивать себя.       Пусть ее причуда и дарует ей комплексные способности, жизнь научила, что даже обладая такой силой, расслабляться — последнее дело.       Долго бежать в толпе ученых нет смысла, ей могут встретиться знакомые ученой, чью личину она на себя нацепила, из-за чего могут возникнуть проблемы — врать она хоть и умеет, но не зная некоторых моментов, все ее старания — коту под хвост пойдут.       Уличив момент, когда на нее никто не смотрит, Пуля юркнула в первую попавшуюся дверь, мгновенно закрывая ее, благодаря богов за то, что та оказалась незапертой. Убедившись, что никто за ней не последовал, девушка повернулась лицом к помещению, оценивая место, куда она попала.       Еще один кабинет какого-то ученого. Или ученой, судя по стоящей на компьютерном столе фотографиям мужчины, ребенка и общей, где в камеру улыбались мужчина с ребенком, и женщина. Но сути не меняет — то, что здесь творят ученые, должно быть уничтожено.       Посмотрим, что ты в себе хранишь… — пролетела мысль в голове, когда девушка подошла к компьютеру. Повезло, что хозяйка забыла, или просто не успела, не важно, поставить компьютер на блокировку, из-за чего искать и вводить пароль не понадобилось.       Итог копания в файлах принес мало чего интересного. Больше было того, что Пуля уже знала от двух языков, разбавленное кучей мусора и воды. Кажется, в этом кабинете сидела ученая, которая лишь косвенно была вовлечена во все это, составляя отчеты для руководства, разбавляя факты литрами воды.       И то, кажется, ученую не особо посвящали в то, что происходит в этих лабораториях, лишь скидывая файлы с сухими фактами без подробностей. Судя по фото, этому было объяснение — ученая была еще слишком молода, вероятно, неопытна, или вообще была нанята со стороны.       Тем временем, рев химеры, который Пуля перестала слышать добрые пять минут назад, когда влилась в поток бегущих ученых, послышался вновь. Вслед за ним отрывисто рявкнул дробовик, ухнула граната. Вновь заревела химера, послышался отчаянный крик человека… И за дверью кабинета вновь наступила тишина.       Серьезная тварюшка… — мысленно хмыкнул Пуля. — Если так дальше пойдет, она тут весь комплекс перебьет.       Убрав все свои следы работы за компьютером, Пуля одним прыжком, развернувшись в воздухе, прикрепилась к трехметровому потолку ногами и, аккуратно поддев метательным ножом решетку, влезла в вентиляцию.       Благодаря вывешенной в каждом кабинете карте с планом эвакуации, Пуля примерно знала куда ей нужно было двигаться, чтобы попасть в архив. Понятное дело, что в общедоступном архиве и близко не будет того, что она ищет, однако ей нужно не его содержание, а смотритель архива — старичок, который, по оговоркам охранников, думающих, что они одни в пустом коридоре, является смотрителем и настоящего архива, как раз того, который Пуле и нужен.       Именно поэтому Пуля по памяти следовала до кабинета охраны, недальновидно расположенного на этом же этаже. Есть у нее подозрение, что в архиве не все так просто.       Догадка, что в архиве ее будут ждать, превратилась в голый факт, когда она сквозь решетку вентиляции смотрела на мониторы. Камер в архиве было понатыкано столько, что глаза разбегались, а в голове поселилось уважение — поставить каждую камеру так, чтобы ее страховали еще две, пока она совершает амплитудное движение из стороны в сторону, это надо было постараться.       Плюс десяток, ощетинившихся огнестрелом и способностями, бойцов, страхующих друг друга, не выпуская из вида одного или двух товарищей. Снаряжение у бойцов было отменным, но… Чего у них точно не было, так это ПНВ. Даже в век высоких технологий шлемы со встроенным ПНВ были слишком дорогими, чтобы закупать их сотнями для всего лишь охраны комплекса.       А у этих не было даже нашлемной системы ночного видения. Так что единственной их страховкой были камеры с ночным режимом.       Идеальная система защиты архива!.. На первый взгляд.       Как у каждой системы, построенной человеком, даже у этой была слабость. Слабость конкретно этой системы заключалась в слабой резервной системе питания. Из-за чего так, Пуля не слишком задумывалась, хотя предположение, что кто-то просто сэкономил, закупив подержанные дизель-генераторные установки, остальные деньги положив в карман, просилось само.       На этом девушка и сыграет. Устроит им локальный скачок напряжения, вытащив наружу все проблемы подержанного оборудования, восстановленного руками местных «мастеров». Включая камеры, которым для перезагрузки требуется не только минута времени, но и вмешательство человека, иначе программа полетит в тартарары.       — Спасибо за информацию, — едва слышно прошелестела девушка из-за спины единственного охранника в кабинете, когда тот выложил ей все проблемы объекта на блюдечке.       — В-вы… Отпустите меня?.. — трясясь от ужаса, удерживая руки на весу, чтобы Пуля их видела, пролепетал охранник.       — Конечно, — прошелестела девушка. И, дождавшись, когда до охранника дойдет смысл сказанного, она, под аккомпанемент его облегченного выдоха, продолжила. — Я отпускаю тебя… — стремительный росчерк острого куная по гладкой коже распарывает шею. Вниз, под одежду, спускается поток темной крови. Тело, еще не понявшее, что уже мертво, заваливается назад. Руки тянутся к порезу, из перерезанной гортани рвутся тихие хрипы. А глаза… О, эти удивленные, стекленеющие глаза смотрят так удивленно и наивно… — Отпускаю с миром, — прошелестело из-под маски, когда тело перестало дергаться, а глаза остекленели окончательно.       Пуля тяжело выдохнула.       Это была ее слабость, как убийцы, как наемника. Она не могла просто прирезать языка, как свинью. Еще с тех времен, когда она, сопливая девчонка, впервые взяла из рук учителя метательный нож с кольцом на навершии рукояти и собрала свою первую кровавую жатву, к ней пристала эта привычка.       Она не знала, в чем причина этого обязательного ритуала. В том ли, что она в детстве пересмотрела аниме про благородного паренька с могущественным демоном внутри. Или в том, что ее учитель, убивая свою цель, закрывал руками остекленевшие глаза, произнося «Requiescat in pace».       Факт оставался фактом. Этот ритуал был, своего рода, арканом. Якорем, заставляющим ее думать, что она не бездумно убивает всех подряд. Это была отдушина, напоминающая ей, что она умеет ценить жизнь и не стремится убивать все живое.       Самообман, порой, такой самообман…       Но об этом она будет думать потом. После задания, в снятой месяц назад конуре, обдумает все еще раз, проклянет собственную жажду крови не единожды, и только после этого вновь наденет маску веселой, беззаботной дурочки.       В глубине души радуясь, что ей еще есть ради кого носить эту маску. Есть, ради кого возвращаться домой…       В топку, — мотнула головой девушка, отгоняя непрошенные мысли, занявшие голову на долгие, для наемника ее стажа, три секунды. — Да начнется кипишь, — хмыкнула девушка, доставая детонатор. — Через три… — подпружиненная крышка над кнопкой откидывается назад. — Две… — палец ложится на кнопку, оглаживая глянцевую, вогнутую поверхность. — Поехали!.. — палец вдавливает кнопку, и в то же мгновение свет во всем комплексе гаснет.       Скачок напряжения вышел, что надо. Теперь у нее есть около двух минут, пока до резервных ДГУ дойдет, что пришел черед их работы, и они не начнут раскачиваться, подавая первую партию энергии на систему видеонаблюдения, которая без оператора, контролирующего перезагрузку, будет бесполезна.       Плюсом к этому, пока установки не вышли на режим, у нее будет полминуты сверху, чтобы вырабатываемой за раз энергии хватило для подачи питания на все освещение в комплексе.       Не теряя времени даром, убрав детонатор от самоуничтожившегося после скачка напряжения устройства, заранее установленного, перестраховки ради, на главный распределительный щит, — как знала, что пригодится: опыт порой такой опыт!.. — Пуля выскочила в коридор, добежала в кромешной тьме, рассеиваемой встроенным в шлем ПНВ, до решетки вентиляции, расположенной ближе всего к двери в архив и перебралась по вентиляционной трубе на другую сторону.       Поддев ножом решетку, Пуля вылезла на потолок, закрыла решетку, и, огляделась в длинной комнате, уставленной рядами стеллажей, между которых ходили попеременно чертыхающиеся и переговаривающиеся бойцы, подсвечивающие себе фонариками на шлемах и оружии.       Архивариус сидел под собственным столом, в другом конце помещения, спрятавшийся, скорее всего, в тот же момент, как погас свет. Тем проще — зная, где находится цель, убирать лишние элементы будет сподручнее.       Начнем, пожалуй… — мысленно усмехнулась Пуля, снимаясь с места, в сторону первой двойки бойцов. Шли они грамотно: развернувшись спиной друг к другу, соблюдая дистанцию в полметра, они шли шаг за шагом, вдоль стеллажей, мониторя свой угол обзора.       Единственное место, куда они не смотрели — точно над собой. Этим Пуля и воспользовалась. Аккуратно, не издавая лишнего шума, девушка приземлилась между спин бойцов. Те дернулись отпрыгнуть в разные стороны, но в ту же секунду вогнанные под шлемы ножи, оборвали все их планы.       Тихо уложить их у Пули не было ни времени, ни желания. Оставив заваливающиеся носом вперед тела на волю гравитации, девушка вскочила на крышу стеллажа и в два прыжка нагнала следующую пару бойцов. Таким же образом засадить ножи им под шлемы она успела секунда в секунду, как на землю с грохотом и лязгом металла рухнули ее первые жертвы.       С этой секунды размеренное, если это можно так назвать, патрулирование закончилось. Посыпались приказы, отовсюду звучали позывные и отзывы еще живых бойцов. Кто-то открыто матерился, когда издалека обнаружил освещенных собственными фонарями трупы бойцов.       Один даже ломанулся проверить, может бойцы еще живы, просто без сознания. Товарищи попытались его остановить, но тот уже успел отбежать достаточно, чтобы рука осторожного бойца успела лишь коснуться его спины.       Пробежав несколько метров, ничуть не заботясь о скрытности, боец, выключивший все фонари, выбежал в открытую между стеллажами. На что он надеялся, Пуля не знала, да и знать не хотела. Отточенное движение руки и острый нож устремляется в бойца, угодив точно в шею.       Боец опал, точно подкошенный, породив новый грохот в тишине архива. Со стороны, откуда он бежал, послышался отборный мат. Из-за стеллажей начали выглядывать фонари, освещая потолок и проходы, стараясь найти убийцу, вычленить темный силуэт в луче слепящего света.       Но вместо этого позади одного из бойцов раздался тяжелый грохот упавшего тела, с торчащим из шеи метательным ножом. Самый обычный нож, сильно напоминающий кунай, с кольцом на навершии, в Японии их можно купить на каждом шагу, если знать, где искать.       Однако бойцу было плевать. Он даже не понял, из-за чего его товарищ умер, но каким-то потусторонним чувством осознал, что следующий — он.       И у него рухнула планка.       Тишину архива разорвал сначала отчаянный, животный крик загнанного в угол человека, а следом за ним гулкая, отдающая вибрацией внутри, очередь из пулемета в никуда. Боец орал, матерился на все подряд, и продолжал давить на гашетку, водя стволом из стороны в сторону, поливая патронами весь Архив.       Никто из товарищей не мог к нему подобраться, пули свистели со страшной скоростью и частотой, взрывая аккуратно уложенные коробки с документами и результатами исследований. Порванная в клочья бумага оседала на землю белыми хлопьями, словно снег.       Вскоре пулеметная лента закончилась, оружие замолкло, но не смог замолкнуть хозяин. Матеря на чем свет стоит невидимого убийцу, он выхватил из подсумка связку гранат, и, поочередно вырвав чеку из каждой, бросил их себе под ноги.       Твою мать… — промелькнуло в голове Пули, все это время стоявшей на потолке точно над бойцом, куда никто из них так и не удосужился посмотреть. Сорвавшись с места, Пуля за секунду преодолела расстояние до дальнего конца помещения и спряталась за одним из стеллажей. Расстояние, плюс большое количество бумаги должно было ее защитить…       В теории.       Спрятаться Пуля успела за секунду до того, как все ее нутро перевернулось от одновременно ухнувших в двадцати метрах от нее четырех гранат. Грохот и сила взрыва получились настолько мощными, что покачнулся даже стеллаж, за которым сидела она сама.       Слабый нынче охранник пошел… — пронесся сарказм в звенящей голове Пули. От полного оглушения спасли только наушники с хорошим шумоподавлением, но даже они не до конца справились с таким звуковым ударом в замкнутом помещении.       Выглянув из-за стеллажа, Пуля увидела хаотично мечущиеся из стороны в сторону лучи фонарей, выдергивающих из темноты куски пола, стеллажей и потолка в надежде найти того, кто столь сильно потревожил этот улей.       Переговоры бойцов больше походили на перекрикивание грохота водопада. Виной ли этому оглушение от взрыва, либо ужас, поразивший тела людей, Пуля не знала, да и знать не хотела. Ее задача оставалась прежней — архивариус все так же сидел под столом и тихо скулил.       Проверив наличие кунаев, а также их количество, Пуля провела пальцами по закрепленной на пояснице кобуре с любимым револьвером, убеждаясь, что не потеряла своего любимца во время отступления, и одним прыжком переместилась на трехметровый потолок, зацепившись за него чакрой.       Сверилась со временем… На все про все у нее осталось не больше половины минуты. А значит действовать нужно быстро.       Пальцы привычно сложили давно заученную печать, — так любимую одним блондинистым ниндзя, — чакра, чуждая для всего этого мира энергия, внутри девушки пришла в движение и рядом с ней бесшумно соткался ее идеальный теневой клон.       Кивнув друг другу, вооружившись кунаями, они разделились, двигаясь наперерез каждая своей группе врагов. Приказ, прозвучавший несколькими секундами ранее, призывал оставшихся, напуганных бойцов объединиться в круг для обеспечения лучше защиты до момента, когда включится свет в помещении.       Допустить этого нельзя — тогда весь ее эффект неожиданности смажется, а бойцы получат мнимое чувство защищенности, которое притупит страх, позволив им действовать более рационально.       Первой до своих противников, осторожно продвигающихся среди стеллажей, добрался клон. Послышался вскрик бойца, мгновением позже оборвавшийся. Вслед за ним грохот рухнувших навзничь тел и лязг упавшего оружия.       В голову Пуле кольнула раскаленная игла воспоминаний развеявшегося клона. На мгновение девушка потеряла ориентацию — слишком уж редко она использовала эту технику, мозги все никак не привыкнут.       Мотнув головой, возвращая ясность мысли и взгляда, Пуля сосредоточилась на своих противниках. Те, едва заслышав грохот и лязг, аж присели, настолько пугающим был для них этот звук. Медлить Пуля не стала. Спрыгнув с потолка, девушка отточенным движением загнала под шлемы по кунаю, обрывая жизни дернувшихся от движения воздуха за их спинами бойцов.       И как только тела бойцов с грохотом рухнули на пол, лампы, вмонтированные в потолок, ожили, заливая мягким белым светом все помещение архива. Пуля, не задерживаясь долго, направилась сразу к архивариусу, осторожно выглядывающему из-под стола.       Проходя мимо места, где рванули четыре гранаты под ногами сошедшего с ума от страха бойца, Пуля с легким содроганием оценила масштаб разрушений. Половина чудом устоявшего на месте стеллажа была перемолота в труху. Вокруг на пять метров валялись подпаленные и разорванные, перепачканные в кровище листы бумаг и документов. А в середине всего этого безумия неаппетитной кучей мяса и костей, в окружении стреляных гильз и элементов пулеметной ленты, лежало некогда цельное тело бойца.       Архивариус, когда увидел то, что стало с бойцом, рухнул обратно под стол и, судя по звукам, доносящимся оттуда, высоко оценивал это… Произведение искусства, порожденное больным разумом случая и извращенной удачи.       Дейдара бы оценил.       От собственного сарказма Пуле стало смешно настолько, что она позволила себе мимолетную ухмылку под маской.       — Я… Конечно слышал о вас... Всякое… — выполз из-под стола архивариус, немолодой уже мужчина в пиджаке, с заметной проседью в черных волосах. — Но… Это… — смотря куда угодно, но только не на «искусство», обвел взглядом весь архив мужчина.       — К делу, — сухо произнесла Пуля.       — А, д-да, конечно!.. — засуетился мужчина, залез в стол, извлек из ящика с двойным дном устройство, напоминающее пульт и направил на стену позади своего стола. Там, на белой, монолитной стене прорисовался силуэт дверей, которые спустя мгновение разъехались в сторону, открывая взгляду небольшую комнатку с установленными по ее периметру тремя стеллажами, наполовину заставленными документами и коробками. — В-вот, прошу! — пролепетал он, пропуская девушку вперед себя.       — Доставай, — не сдвинувшись с места, кивнула в сторону стеллажей Пуля. Архивариус незаметно для непрофессионала скривился и вошел в комнатку. От Пули же не скрылась его досада.       К собственной чести, долго копаться мужчина не стал, сразу найдя то, о чем был уговор. Эти документы могли пролить свет на новую разработку, тот самый препарат, который принял Кента Такаге.       Изначально никакого договора ни с каким архивариусом не было, тот вышел на связь с Черным Дозором за несколько дней до начала операции. Решение Босс оставил за ней — все равно они и так знали, что документы будут на этой базе.       Пуля решила ответить архивариусу, который, в обмен на интересующие их документы желает, чтобы его вытащили с базы до того, как та будет зачищена собственным высшим руководством.       — Вот, все документы на препарат «Бустер», — вышел из комнатки мужчина, которого уже меньше колотило. Намного меньше, если бы он был обычным человеком. — Как договаривались.       — Благодарю, — кивнула Пуля, убирая документы, краем глаза следя за архивариусом. И не зря — как только мужчина почувствовал, что Пуля отвлеклась от него, он выхватил из-под рукава пиджака нож.       — Ты сдохнешь ту!.. Гха! — крикнув раньше, чем нож достиг цели, архивариус поздно осознал, что его оружия в руке больше нет. Теперь оно по самую рукоятку сидит в его сердце, безропотно воткнутое туда рукой девушки. — С-сука… — выдавил он из себя, оседая на землю. В последнее мгновение Пуля подхватила его, укладывая на спину.       — На что ты рассчитывал? — не могла не задать этот вопрос Пуля, присев на корточки рядом с ним. Ей было интересно, что двигало этим человеком, решившимся на двойное предательство. Или настоящий архивариус давно кормит рыб, а он лишь подставное лицо?       — На то, что ты, мразь, купишься на слезливую историю с жалким архивариусом! — выплюнул мужчина вместе с кровью. — Эта тварь решила соскочить! Гха… Решил заложить наши труды какой-то вшивой конторке! «Черный Дозор»! — издевательски скривив лицо, по слогам проговорил мужчина. — Кто за тобой стоит, мразь?! Какое-то охранное агентство не может так быстро взлететь!       — За мной стоит мой Босс, — ровно проговорила Пуля. Значит, даже архивариус был подставной… Во всяком случае после первой переписки. Как банально… И на что они рассчитывали?       — Плохо ты знаешь своего Босса! — зло рассмеялся мужчина. — Гха!.. С-сука… Уверен, твое руководство кому-то отсасывает! Невозможно так быстро взлететь и до сих пор оставаться в тени!       — Можно, — хмыкнула Пуля. — Надо просто знать, как, — с легкой улыбкой произнесла она. И, пока мужчина соображал поплывшими мозгами, нанесла один выверенный удар кунаем в висок. Глаза почти сразу потухли, из груди мужчины вырвался последний выдох. — Requiescat in pace, — мягко произнесла Пуля, прикрывая глаза мертвецу.       Поднявшись на ноги, взяв из обмякшей руки пульт управления дверьми малого архива, Пуля оглядела полупустые стеллажи. По словам ученых, имевших прямой доступ к обоим архивам, допрошенных до этого, она знала, что кроме этих документов и некоторых еще, в малом архиве не было ничего стоящего.       Они говорили правду, уж это она знала — основы психологии им вбивают в подкорку. Из слов тех же ученых, Пуля знала где и в какой папке находятся нужные ей документы. Быстро найдя на полупустых стеллажах, девушка уже было хотела выйти из малого архива и закрыть двери, но в последний момент передумала, увидев под потолком маленькую вентиляционную решетку, в которую не пролезет человек.       План родился мгновенно. Лицо Пули под маской расчертило ухмылкой.       Серия печатей приводит чакру в движение, глубокий вдох наполняет легкие кислородом и чакрой из системы циркуляции. Печать концентрации довершает серию и изо рта девушки в сторону малого архива вылетает огненный шар размером с баскетбольный мяч. Долетев до цели, шар взрывается во все стороны, разбрасывая пламя вокруг себя, поджигая податливую бумагу.       Щелчок по единственной кнопке на пульте управления, и двери малого архива запираются, отсекая возможность хоть как-то спасти важные для местных ученых данные, которые ни Пуле, ни ее Боссу совершенно не нужны.       Уже запрыгнув в вентиляцию, из которой она вылезла в архив, Пуля запустила вниз еще один огненный шар, в этот раз размером превышающий баскетбольный мяч в два раза.       Гори оно все синим пламенем, — хмыкнула девушка мысленно, покидая архив. А следом за ним и базу, в которой «навела порядок» химера, уничтожив большую часть персонала. Лишь в последний момент кто-то успел активировать систему самоуничтожения, похоронившую и химеру, и, чудом избежавших ее когтей и зубов, людей, под завалами и взрывами.       Сама же Пуля, выбравшись на поверхность, при помощи шуншина удалилась подальше от этого места. А на следующий день она уже летела обратно в Японию.       ***       Делать в самолете было решительно нечего. Телефон надоел, фильмы она опять себе не накачала, а слушать музыку уже невозможно — тошно становилось. И спать не хотелось — остатки вчерашнего адреналина не давали ей нормально уснуть.       Надо было чем-то занять мозги, раз удобной пушки рядом нет, которую можно разобрать, смазать и собрать обратно, отвлекаясь от всего мирского.       Но в этот раз она решила, что пушки ей уже надоели. Сколько лет она выполняла задания с оружием наперевес, прибегая к причуде и кунаям лишь в крайних случаях?       Надоело. Задание было плевое — как ни повод вспомнить былое, стряхнуть пыль с навыков, поддерживаемых только тренировками? Тем более что шуметь было нежелательно… А что может быть бесшумнее, чем кунай? Не считая грохот падающих тел в полной экипировке, конечно же.       Приятно было, черт возьми, вернуться к истокам, когда еще не было позывного «Пуля», когда она была просто…       Эх… — выдохнула Пуля, отгоняя тяжелые воспоминания. От них тоже надо отвлечься…       Посмотрев на собственные руки, которые буквально вчера безропотно резали людей, Пуля хмыкнула. Как же мало они знаю о причудах, если до ее рождения никто и подумать не мог, что с их помощью можно стать настоящим шиноби из подросткового аниме про благородного мальчугана с демоном внутри…       А вот поди ж ты. Когда ей было всего четыре года, в день первой активации ее причуды, Пуля смотрела это аниме, на том моменте, где объяснялось, зачем нужна система циркуляции чакры, и что эта чакра из себя вообще представляет.       Тогда эти знания отложились в голове маленькой девочки, продолжавшей смотреть аниме, погружаясь в эти вселенную… А причуда тем временем делала свое дело, медленно, но верно перестраивая тело хозяйки под те стандарты, которые она увидела и по-детски наивно захотела стать такой же.       Весь последующий месяц, захваченная историей и красотой техник в аниме, Пуля пыталась представить себе, что она такой же Шиноби, что она может стать похожей на этих нарисованных персонажей!..       Кто же знал, что ее детские игры окажутся вовсе не играми? Что все то, что она упорно повторяла за персонажами аниме, будет не помешанностью, как пророчили взрослые, а тренировками, приближающими ее к заветной мечте?       Не знала об этом и сама Пуля. Но сложив причуды родителей, — копирование движений у мамы и перестройка организма под внешнюю среду у отца, — врачи пришли к выводу, что причуда Пули мутировала до той степени, что ее организм изменился, копировал и подстроил под себя выдуманную Систему Циркуляции Чакры, под весом ее желания стать похожей на шиноби из аниме.       Тогда же стала известна и вторая сторона медали: изменение тела причудой под желание пользователя необратимо ни в одну, ни в другую сторону. Один раз изменившись, ее тело больше меняться не могло. Все надежды на то, что причуда всесильна, разбились о жесткую реальность. И если Пуле было плевать, то родители несколько расстроились. И то не на долго — девочку свою они любили не за способности.       Опытным путем Пуля выяснила, что способности, связанные с чакрой, она могла изучать беспрепятственно, было бы желание, тренировки и упорство, ибо просто так ничего не дается, даже с такой причудой. Но вот тело развивать, изучать удары просто так уже не получалось.       Если техники ниндзюцу буквально записывались на подкорку, стоило их увидеть на экране, то движения тайдзюцу и кендзюцу она запомнить уже не могла таким образом. Впрочем, у нее и с ниндзюцу были проблемы. Мало запомнить последовательность действий, нужны долгие и упорные тренировки, отточенность движений. Нужна была практика, без которой теория — абсолютно ничто.       И Пуля тренировалась. Тренировалась до изнеможения, просила помощи у отца с матерью, обучалась у них, как правильно двигаться в бою, на что обращать внимание, как лучше использовать свои способности.       Родители хотели, чтобы Пуля стала Героем, чтобы спасала людей. Пуля и сама этого хотела.       Увы, но жизнь порой несправедлива... — уже в полудреме успела подумать Пуля, прежде чем провалиться в сон.       До Японии еще лететь и лететь…