Финита Ля Комедия

      Все уже знают, что эта сказка должна закончиться тем, что самая сильная сторона победит слабую. В их случае, сильная сторона — Билли, а слабая — Мэдисон. Это настолько очевидно, как очевиден тот факт, что с того момента прошло два месяца. Два грёбаных месяца. И раны от той ночи до сих пор не зажили. Мэди еле затянула рубцы, но не зашила их до конца, и в любой момент они могли вновь разойтись. Потом она вряд ли затянет их обратно — такой возможности не будет. Радует лишь то, что Билли перестал появляться у неё каждую ночь. Его визиты ограничивались с каждым днём больше, а сердце само по себе перестало биться с такой силой, что рёбра могли треснуть от одного удара, когда Бутман укладывалась в свою тёплую постель, на которой он лишил её девственности.              Мэдисон много читала про те случаи, когда девушка после изнасилования могла годами зализывать свои раны: как внутренние, так и внешние, но они всё равно не затягивались и причиняли боль одним своим видом. Да уж, Мэди не была готова к такому испытанию для себя, но и в то же время она не могла позволить, чтобы та ночь стала для неё чем-то значимым. Всех смущало даже не то, что девушка стала выглядеть более отстранённой, чем раньше, а отсутствие какого-либо её интереса к дефектам. Остаётся вопрос: «к каким дефектам?». Бутман задумывалась об этом, но к ответу так и не пришла.              Единственное, о чём девушка могла подумать в таком вопросе, что теперь она — вещь, которую поюзали и не оставили выбора.              Люди её не понимают. Их влечёт к ней любопытство или жестокость, но, пресытившись ими, они тут же уходят, будто бы так оно и надо. Так и должно быть. Боже, Мэди и сама не понимает, что происходит в её внутреннем мире. Она же поклялась, что забудет об этом. Ей должно быть плевать, что Билли воспользовался ею. Как девушка и планировала, она вымаливала, чтобы он уехал из Нью-Йорка, оставил её в покое, но Руссо злонамеренно проигнорировал её истошные мольбы. И теперь её гложат мысли о том, в какую грязь она влипла.              После очередного нудного урока Мэдисон выходит из класса, усердно ища на дне рюкзака мобильник. Чёрт, куда он делся? Девушка чувствует моральное истощение в конце тяжёлого дня, а этот чёртов телефон выводит её на негативные эмоции. Раздражение играет в ней вплоть до того, пока Бутман не находит мобильник под учебником по английскому языку и начинает торопливо писать сообщение Грейс о встрече в столовой через несколько минут.              Мысли заполняет исключительно Билли. Они с ним абсолютно разные: не сходятся ни интересы, ни позиция, ни даже судьбы. У них разные пути. Тогда какого чёрта он пытается затащить её туда, где таким светлым девочкам не место?              Её губы сухие и трескаются по краям до крови. Мэдисон облизывает их, когда подходит к своему шкафчику и смотрится в маленькое зеркальце, подаренное мамой. Это полная катастрофа. Желудок сжимается, подавая сигнал, что нужно скорее бежать в столовую. Бутман кладёт все вещи в шкафчик и закрывает его, думая лишь о том, как бы не опоздать на встречу, которую сама же и назначила.              В столовой всё забито, но Мэди удаётся пробраться сквозь сплошное скопление людей и найти нужный столик. Девушка с белокурыми волосами и ярко сапфировыми глазами что-то печатает в своём мобильнике, а на её лбу образовывается складка из морщинок. Красивое лицо Грейс выражает всю хмурость и, Бутман, сама того не замечая, чувствует, как закусывает саднящую губу. На столе лежит нетронутая еда, а это значит, что что-то беспокоит подругу.              — Извини, если я опоздала, — протягивает Мэди, присаживаясь напротив блондинки и пододвигает свою порцию еды, — и спасибо, что взяла мне покушать.              Грейс поднимает свой взгляд на неё и натягивает улыбку, которая явно может треснуть в любой момент. Она откладывает телефон в сторону, когда понимает, что лучше забить на все проблемы и просто поговорить с Мэди.              — Что-то случилось? — спрашивает Бутман, запивая еду апельсиновым соком. — Ты вышла во время урока и не вернулась. Тебе могут дать наказание за это…              Грейс похоже игнорирует последние слова Мэди, сжимая пальцами рукава своего свитера.              — Мама узнала, что я проколола себе пупок, и теперь дома меня ждёт выговор от отца, — сухо отвечает она, будто это не имеет никакого значения.              Ох, блять, ещё как имело. Мэдисон уже представляет в своей фантазии, какой дебош устроила бы ей мать, если узнала бы, что она сделала себе пирсинг. Домашний арест был бы ей гарантирован, а это значит, что имелось большая вероятность того, что Билли будет приходить к ней гораздо чаще. Девушка практически постоянно ночевала у Грейс, после той ночи, ради того, чтобы видеться с ним как можно реже. Но иногда ей кажется, что ему даже это не помешает, чтобы явиться к ней посреди ночи и наблюдать за тем, как сладко во сне она пускает слюни на подушку.              — Может, он не будет настолько… упрекать тебя за этот поступок. Всё-таки многие подростки делают в восемнадцать пирсинги и татуировки, — Мэдисон переводит дыхание после того, как произносит это таким тоном, будто разговаривала не с Грейс, а с её отцом. — Мне кажется, это тоже самое, что проколоть себе уши.              Грейс облокачивается на спинку стульчика, деловито сложив руки на груди и закатив сапфировые глаза.              — Забей, Мэди, они в любом случае про это узнали бы, — начинает заверять её подруга, но Мэдисон знает, какой скандал может ожидать её дома.              Мэди перехватывает её взгляд и чувствует, как дыхание спирает сильнее, словно невидимые руки несправедливости душат её. Еда уже не лезет в глотку, но желудок пронзительно просит пищи. Бутман решает ограничиться одним соком, а затем поскорее уйти из школы, чтобы не находиться в окружении людей. Ей кажется, что они смотрят на неё отстранённо, будто она не из этого мира и вообще ей здесь не место. Мэди дёргает кончики своих волос, пытаясь не смотреть в глаза Грейс слишком долго. Иначе она поймёт, что с Бутман что-то произошло. И это «что-то» похуже тайного пирсинга.              — Мэди, ты в последние два месяца сама не своя, может расскажешь наконец, что случилось? — голос Грейс настойчив. — У тебя опять проблемы с мамой?              — Нет, всё нормально, — отрезает Мэди, сама не замечая того, что её зубы сжимаются настолько сильно, что скрипят от давления.              Грейс не обладает назойливыми качествами, и Мэди благодарна всем богам, что они создали её подругу такой, какая она есть сейчас. За спиной сидит группа парней, и она отчётливо слышит, как они обсуждают какую-ту новую крутую шишку Нью-Йорка… Джиг… Бутман не может расслышать имени. Ей даже не особо интересно, кто он и чем занимается.              — Ты читала новости вчера? — резко решает поменять тему блондинка, сложив руки в замок перед собой.              — Нет, а что там, что-то важное? — Мэдисон не особо интересуется новостями, потому что и без этого известно, что Нью-Йорк в их время является криминальным городом.              — Я особо подробностей не знаю, но говорят, что у нас в городе появилась банда, которая незаконно продаёт запрещённые вещества, и этой бандой руководит одна шишка, — Грейс нагибается, шепча слова Мэди так, чтобы никто из посторонних не вмешался в их разговор. — Все называют его Джигсо. И ходят слухи, что он тот ещё ублюдок.              Так вот про кого говори парни. Джигсо. Надо будет запомнить это прозвище, чтобы как-нибудь спросить у Билли про этого парня.              — Никто не знает, какое у него настоящее имя и как он выглядит, поэтому будь аккуратнее на улице, Мэди, — последние слова она произносит с лёгкой улыбкой, взяв Бутман за руку.              Мэдисон кивает в знак согласия и в ответ сжимает свою ладонь в её, думая лишь о том, как бы не встретиться с этим главарём в действительности. Ей хватило того случая с Билли, и больше она не собирается лезть в это дерьмо из-за собственного любопытства.              — Надеюсь, мы все вскоре будем в курсе событий, — бормочет Мэди, чувствуя, насколько безумна за грудиной тахикардия. — Когда-то правда вскроется и мы узнаем, кто этот Джигсо. А тем временем, нам лучше озираться по сторонам в позднее время суток, когда мы будем идти в безлюдных местах, и не лезть туда, куда не надо, — Мэдисон будто проговаривает это самой себе, осознавая, что в крайнем случае можно избежать столь нежеланную встречу. — Грейс, ты можешь попасть в беду, если не будешь осторожна. Всё-таки это касается не только меня, но и остальных жителей города.              — Я слышала, что эта банда может нападать на людей, — бурчит Грейс в ответ и отворачивается в сторону.              — Но… Зачем? — спрашивает Мэди так, будто блондинка знает ответ. Но она не знает. Она не может ответить ей на этот вопрос.              Страх — это не то чувство, которое нужно ощущать в такие моменты. Мэдисон нервно ёрзает на стуле и щипает себя за переносицу, после чего устало трёт её. Капец. Полный капец. Взглядом она упирается в свои чулки с замшей, касаясь кончиками пальцами их кружевной кромки. За юбкой её не было видно, чему Мэди была только рада. Потому что девушка не любит, когда все бросают на неё консервативные взгляды и называют последней шлюхой только потому, что она одела такого рода одежду. Становится мерзко от таких принципов общества, и ком отвращения каждый раз встаёт в гортани, перекрывая путь кислороду. Тем более, эти чулки ей покупала мама, чтобы Мэди не мёрзла в плохую погоду, которая рисуется за окнами.              Передние локоны спадают на лицо, и Бутман с неким раздражением смахивает их, допивая свой сок одним глотком. Зря. Она думает об этом только тогда, когда ощущает, с какой тяжестью жидкость перетекает из горла в желудок, отчего тот сжимается от боли. Её лицо чуть сморщивается, но через секунду Мэди вновь сидит с привычным выражением лица, накидывая на хрупкие плечи свой школьный пиджак.              Ни один мускул не дрогнул на лице Грейс, когда она рассказывала о них — этой неизвестной банде. Интересно, сколько людей они успели убить? Да, Мэдисон имеет представление о наркотиках и, что это на самом деле. Билли рассказывал ей, что вести такой бизнес очень опасно. Этот бизнес кровавый. Он строится на крови и на запрещённых веществах. Девушка ощущает, как маленькие волоски на теле встают дыбом и мурашки выстраиваются в ряд на бледной коже от картины, которую она представляет в голове. Ужасную. Гнусную. Кровавую. Боже, лучше забыть.              Грейс делает вид, что не услышала её напряжённого пыхтения, опять печатая что-то в своём телефоне.              — Мне, наверное, пора идти, удачи тебе.              Мэдисон улыбается в плечо Грейс, обнимая её настолько крепко, будто они связаны меж собой, как соулмейты. Пальцы немеют от хватки, но Бутман держится до конца. Сильно и уверенно. Ей чудится даже, что спина вся покрывается мурашками от того, насколько мысли захлёстывают её. Нужно идти. Нельзя показать, что её что-то точит внутри, словно напильником.              Девушка конфузится, когда отстраняется от подруги, чувствуя, что от некого смущения начинают полыхать даже уши, но она молниеносно берёт себя в руки и вскидывает подбородок. Все смотрят на неё. Она что, зверушка в зоопарке? Мэди хмурит брови, и они едва не сходятся с переносицей. Полная чертовщина. Отвернулись хотя бы ради приличия… Она приобнимает себя за плечи, выходя из столовой, и неожиданно сзади раздаётся звук хлопка. Мэди поворачивается боком назад и понимает, что от сквозняка дверь захлопнулась слишком резко. Или же… не…?              Мэди на секунду другую прикрывает глаза, выдыхая так, что по коридору раздаётся эхо. Никого нет. Она достаёт из кармана пиджака резинку и заделывает волосы в неаккуратный хвост, а потом как можно скорее идёт к выходу из школы, чтобы успеть уйти первее всех. Как и обычно. Она небрежно накидывает на себя куртку и надевает рюкзак обратно на плечо. Бутман приоткрывает губы, тяжело дыша, пока не чувствует, как ветер смачно бьёт её по лицу. На улице уже стоит ноябрь — самый нелюбимый месяц Мэди. Вокруг сплошная грязь, листья почти все удалились из города в непонятное для девушки место. И самое главное — уныние затмевает её сердце.              Ветер воет в её ушах, но девушка слышит исключительно голос Билли. Хриплый. Монотонный. И… собственнический. Блять.              «Я не удивлюсь, если через несколько лет ты стала бы давать каждому встречному, лишь бы забыть меня. Забыть, как я трахал тебя, как мои метки долго заживали на тебе».              Мэди отлично знает, что он не дал бы этому случиться. Руссо чересчур настойчив и умеет убеждать своими красивыми репликами любого. Господи, какой же жалкой она была перед ним в ту ночь. Такой слабой, ни в чём не способная, кроме как орать в свою подушку, пока Билли прижимал её голову к мягкому материалу. И после этого ему даже не было стыдно за содеянное, будто изнасиловать девушку было самым обычным делом. А по мнению Бутман это было самым аморальным делом на свете после хладнокровного убийства.              Она его просто не понимает. Как можно так безжалостно убивать людей? Мэди совсем недавно решилась спросить его об этом, но ей не удалось получить содержательного ответа. Вместо этого Билли заткнул её грубым поцелуем. И что удивительно, она почему-то ответила на него. Конечно, не так уверенно и умело, как он, но всё равно её грызёт после такого поступка. Никто о нём естественно не узнает. Никто не осудит её, пока Мэдисон сама кому-нибудь не проболтается.              Кажется, Грейс год назад рассказывала ей, что мужчина может быть нетерпелив и что он хочет всё и сразу. Мэди теперь понимает значение этих слов и хочет избавиться от всего, что с ней происходит сейчас. Билли — целеустремлённый человеком, и если он чего-то захочет всей своей прогнившей до самой черноты душой, то он это получит. Даже если ему придётся кого-нибудь убить. Девушка чувствует, как холодок проходится по позвоночнику, и, увы, это происходит явно не из-за ветра.              — Эй, Мэди, подожди!              Мэдисон останавливается на самой последней ступеньке и оборачивается, увидев своего одноклассника, который выбежал из школы в одной футболке.              — Что тебе нужно, Дженсон? — интересуется девушка ледяным тоном, чуть подобая Билли.              Чёрт. Не делай такую глупую физиономию, дура.              — Ты ведь сделала конспект по химии? — парень пытается отдышаться, прежде чем задать ей вопрос.              Мэдисон потупляет взгляд и сжимает губы в одну тонкую нить, подбирая правильные слова.              — Допустим, — отвечает Бутман, заранее зная, что именно Дженсон хочет от неё.              — Не могла бы ты дать мне списать? А после выходных я верну тебе тетрадку, — улыбается парень и делает максимально щенячий взгляд, чтобы заполучить желаемое. Или же Бутман так просто кажется.              Вот ещё один наглядный пример того, что мужчины слишком требовательны. Мэди незаметно закатывает свои зелёные глаза и начинает искать в рюкзаке тетрадку по химии.              — Держи, и не забудь мне отдать тетрадь в понедельник, потому что я не собираюсь потом искать тебя по всей школе, чтобы вымаливать вернуть мне её, — отчеканивает Мэди, делая вид, что ей вообще всё равно на окружающих и на их требования.              Дженсон забирает у неё тетрадь с ухмылкой на лице и открывает её, перелистывая страницы, пока не доходит до последней записи, и поднимает взгляд на Мэдисон, смотря на неё исподлобья.              — Ты в очередной раз выручаешь меня, Мэди, — быстро бормочет он и наклоняется к её неожиданно изумлённому лицу, быстро целуя в зардевшую от холода щёку.              Он, вероятно, сделал это в знак благодарности. Мэди хочется в это верить. И также ей хочется верить в то, что Билли никогда не узнает об этом. Ведь тогда всем будет очень худо.              Бутман чувствует себя странно. Она невесомо прикасается подушечками пальцев к щеке и думает, что же с ней происходит в последнее время на самом деле. Парней она боялась всю жизнь. Но сейчас… Нет, она до сих пор боится, но не так яро, как раньше. Они просто не вызывают у неё такого панического страха, от которого все органы сжимаются в унисон. Никто никогда не предупреждал её, что будет так. Так сложно. Её не предупреждали, что она когда-то встретит Билли, что он изнасилует её. Никто не предупредил её о том, что с Билли она сможет почувствовать что-то совсем иное, помимо ужаса. И это «что-то» Мэди с самого начала возненавидела.              Билли мог быть опасен, но не для неё. По крайней мере, не сейчас, после произошедшего. Что хотел, он уже сделал, и Мэдисон не задумывалась о том, что ему захочется большего.              «Когда мы с тобой уедем из этого города, ты не будешь нуждаться ни в чём».              Мэдисон идёт быстрым шагом, будто он гонится за ней прямо сейчас. В этот момент. Она выдумывает себе небылицы о том, что Билли может быть за спиной. Незаметно красться, как кот, и девушка даже не сможет услышать его. Короткие пряди волос прилипают к вискам, в гортани всё сдирает от того, как прерывисто она дышит. Мышцы в икрах сводит спазмами, но Бутман идёт дальше. Домой. И остаётся идти совсем немного.              Она сгорает изнутри, как будто кто-то чиркает спичкой, поджигая всё её существо. Что за чертовщина с ней творится? Как это объяснить нормальными словами, не ища при этом поддержки от кого-то?              Школа находится в том же районе, в котором живёт Мэдисон. Но у неё складывается ощущение, что она прошла уже сотню километров не переставая. Рюкзак давит на её хрупкие плечи. Дыхания катастрофически мало. Мэди чуть замедляется, чтобы так не истязать себя. Она ощутила, как жилка на шее пульсирует. Сердцебиение участилось. Господи, что ты вообще делаешь, Мэди? Кровь в ушах шумит.              Чужие, но в одно время настолько родные руки перехватывают девушку прямо за поворотом и впечатывают в бетонную стену до вспышки боли в лопатках. Мэдисон может поклясться, что еще немного, и она услышала бы достаточно громкий хруст собственных костей, если бы не рюкзак. Когда у неё появилось желание вскрикнуть, чужая ладонь перекрывает ей путь, прижавшись к пухлым губам. Мэди сразу узнаёт этот запах.              Запах смерти. Так пах только Билли.              Его высокая фигура нависает над ней. Это… Это так устрашающе выглядит со стороны. Бутман ощущает, как её глаза округляются от страха, и она пытается вырваться, смотря в его тёмные глаза.              — Куда так спешишь, красотка? — спрашивает Билли, наклонившись к её уху, и медленным движением тянет резинку для волос вниз, распуская локоны, чтобы они ниспадали прекрасным каскадом по её плечам.              А затем он зарывается носом в волнистые пряди.              Этот жест становится слишком привычным. Мэди кажется, что таким образом он проверяет, не пахнет ли от неё другим. Она до мельчайших деталей прокручивает в голове, как сильно он предпочитал просто стоять, наклонившись к ней. И даже сейчас, когда на улице абсолютно пусто, Билли без всяких лишних преград убирает ладонь с её губ и прикасается к ним своими губами. Холодными и… отдающими остротой от своей внутренней стужи. Билли ненавидит все эти ебучие чувства, но он всё равно пришел к ней тогда дождливой сентябрьской ночью, с влажными волосами и тёмными глазами, наполненными озлобленностью, словно она испоганила ему жизнь, и сделал всё возможное, чтобы девушка никогда не забывала такого мерзавца, как он.              Его губы, его язык, его зубы. Всё из перечисленного терзает её. Мэдисон хочет ответить на его вопрос, зная, как Руссо ненавидит молчание с её стороны. Большими пальцами он нежно касается её щёк, но сам поцелуй наполнен сплошной жадностью и грубостью. Билли скучал по ней, и таким образом он пытается показать ей это, чтобы в ней не осталось никаких сомнений о том, что она просто очередная его пассия. Мэди стушевается моментально после того, как мужчина нехотя отстраняется от неё. Её руки дрожат. Она даже не пытается предпринимать безнадёжные попытки оттолкнуть его, ударить или же убежать прочь, потому что отлично знает, что Билли намного сильнее и ловчее её. За долгие годы тренировок он научился всему. И это было его большим преимуществом.              — Ты следил за мной? — её голос дрожит, как и всё тело.              Билли цинично ухмыляется, убирая русые пряди с покрасневшего лица девушки. Чёрт, конечно он следил. Значит, это были не её глупые небылицы, а грёбаная правда. Возможно, он даже видел её с Дженсоном.              Нет.              Не может быть…              — Не переживай, я следил только сегодня, — начинает заверять её Руссо, будто это действительно могло бы утихомирить её доведённые до ручки нервы, — в другие дни у меня не было времени на это, но я только сейчас понял, что стоило лучше контролировать тебя, Мэди.              С каждым словом его голос становится более низким и ожесточенным, а Мэдисон поддаётся влиянию его глаз, сглатывая вязкую слюну, которая ей на самом деле кажется слишком тяжёлой. Он точно видел её, стоящую на школьном крыльце со своим одноклассником-разгильдяем. Билли крепко сжимает её щёки, и Бутман уже не чувствует прежней напускной нежности с его стороны. Он зол. Нет, он в ярости. И Мэди должна сделать всё возможное, чтобы не прокалить его разъярённые нервы до самого уголька.              — Ты не можешь контролировать меня, Билли. Пойми, что я не твоя собственность, чтобы поступать так со мной, — блеет девушка, соприкасаясь с его запястьями и сжимая их.              Воронка ветра окружает их. Её волосы растрёпываются в разные стороны, а волосы Билли, на удивление, оказываются в таком же идеальном состоянии, что и были до этого момента.              Закрывая глаза, Мэди вспоминает свои сны. В них он брал её снова и снова, и она просыпалась на смятых простынях, сжимая ткань в пальцах и хныкая от тоски и давления в костяшках. Тело Билли инстинктивно прижимается к ней, желая прочувствовать всю гамму эмоций, которые эта девчонка дарит ему. Этого, блять, не может быть. Просто не может. Билли уже успел принять тот факт, что он влюбился в неё, как какой-то ничтожный мальчишка, и повернуть всё немного в другое русло. В более положительное. Но иногда, когда его поглощает чувство ревности, Руссо не может держать себя в руках, словно выдерживая глубоко внутри собственного цербера.              — Тогда скажи мне, не моя собственность, какого хрена какой-то сопляк целует тебя в щёку? — Билли не смотрит на Мэди, когда спрашивает у неё это абсолютно спокойным и одновременно ироничным тоном, а потом метает враждебный взгляд, вставая к девушке вплотную. — Я спрашиваю, какого хрена?              Мэди видит, как его челюсть сжимается и желваки начинают ходить ходуном на его невозможно красивом лице. Бутман поджимает губы в очередной раз за день и метает свой взгляд туда-сюда, пытаясь не смотреть на Билли, ожидающего ответа.              — Я… — она прочищает горло и продолжает, — я дала ему тетрадку с конспектами, и он просто поблагодарил меня… Наверно…              Господи, что ты несёшь? Зачем ты сказала «наверно»? Идиотка! Мэди закусывает свою опухшую губу и зажмуривается. Она не может втолкнуть в себя и глотка воздуха. Такое ощущение, будто Билли душит её. Прямо сейчас. Но он просто стоит, прижавшись к ней всем телом и соприкасаясь своим лбом с её — это было их немое воссоединение.              — Скажи его имя, — требует Билли спустя минуту молчания, и его лицо слегка передёргивает от ярости.              — Нет… Билли…              — Скажи, — Билли почти срывается на крик, но он смог сдержать себя, ощущая, что все его внутренности понемногу выскабливают ржавой вилкой.              Так кажется. Да, так кажется. Его рука передвигается к задней части её черепа и притягивает ближе к себе, прижимая к своему плечу. Билли чувствует её неровное дыхание через плотный слой кофты и куртки, поглаживая волнистые локоны плавными движениями. Руссо думает, что таким образом он сможет унять свою ярость, свою желчь, как у самой ядовитой змеи в мире. Но кажется, что он делает только хуже. Она пахнет всё также фруктами. И это будоражит, как никогда.              — Билли.              Ухмылка растягивается вирулентностью на его губах. Из её уст его имя прозвучало настолько сладко, как сахарная вата. Она растворяется на губах Мэди, когда она облизывает их и пропитывает себя этой приторностью.              — Послушай, — девушка слегка отталкивает его от себя и берет его лицо в свои ладони. — Это ничего не значило. Он просто мой одноклассник, который никогда и ничего не делает: только прогуливает уроки и занимается на них не пойми чем, если появляется.              — Почему я должен верить тебе? — со скептическим взглядом спрашивает Билли и убирает её ладони со своего лица, наклоняясь к ней так, чтобы быть на одинаковом уровне.              — Если я тебе действительно небезразлична, ты должен это сделать, — парирует Мэди, приближаясь ещё ближе к Билли.              Это определённо гипноз. Бутман сама не понимает, что способствует такому роду поведения с её стороны. Билли смотрит прельщено, чуть сузив глаза и отлично понимая, что она сама ещё слаще, чем её тонкий голосок, отчего он не может сдержать едва различимый вздох облегчения. Эта Мэди настоящая. Она его. Почему ему кажется, что её кто-то может забрать или же фривольно украсть? Серьёзно, Руссо? Ты за неё кому хочешь сможешь горло перерезать. Эта вещь была очевидна.              — Ты маленькая манипуляторша, — уже с улыбкой заявляет Билли, дотрагиваясь до её щеки и поглаживая, как совсем свежий бархат кожу.              Мэдисон приоткрывает губы, чтобы возразить, но его касания выводят её из колеи, и из глотки вырывается звук, похожий на судорожный вздох. Скорее, так оно и было. Девушка до сих пор ощущает, как её тело трусит от значительного влияния его тёмных глаз и того, как он облизывает губы, смотря на неё в упор. Все его жесты демонстрируют то, насколько сильно Мэди может приворожить его к себе, лишь пустив какой-то еле слышимый вздох.              Какая нелепость. Но они уже проходили через это.              Билли выпрямляется во весь рост, смотря на Бутман сверху вниз, и его взгляд не говорит ей о чём-то благоприятном. Будто он что-то задумывает в этот момент. Будто он думает, каким образом можно пойти против неё. Какие рычаги нужно использовать? Мэди знает, что Руссо может сделать это, используя все возможные пути. Она всё равно поддастся ему, даже если он просто направит на неё оружие. Она просто не сможет противостоять, потому что сил не хватит.              — Ты же понимаешь, что мы всё равно вернёмся к этому разговору?              Мэди лишь кивает, не понимая, что там можно было выяснять. Она всё ему уже объяснила. Тогда… что ему нужно ещё?              — Рано или поздно, я узнаю его имя, Мэди, — произносит Билли, посылая стаю мурашек разгуливать по её дрожащему телу.              Нет, нет, нет. Нельзя было этого допустить. Нельзя позволить ему покалечить невиновного человека. Мэди секунду-другую начинает размышлять, прежде чем вновь приблизиться к нему и встать на носочки, чтобы дотянуться до хладных губ. Билли стоит, чувствуя, как её пухлые губы касаются его. Так нежно и правильно. В её поцелуе нет лишней грубости, которая подвластна только ему. Он отвечает ей практически с такой же нежностью, опуская ладони на её талию, и наклоняет голову вниз, чтобы не доставлять ей неудобства. Билли еле сдерживается, чтобы не произнести какую-нибудь колкость по поводу роста Мэди сквозь поцелуй, и лукаво улыбается.              Она первая проявила инициативу. Что-то новенькое. Блять, он точно хочет эту девушку себе, как минимум на ближайшую вечность. Воздух в лёгких под гнётом его ответного поцелуя по щелчку исчезает. Мэди отстраняется медленно и с закрытыми глазами, придерживая Билли за заднюю часть шеи. Она натягивает весьма обворожительную улыбку, чтобы не показывать ему, что её смущает этот мимолётный поцелуй. Что с ней вообще творится? В последние пару недель Бутман думает только об этом и ни о чём другом. Учёба стала даваться ей сложно, а отношения с мамой вновь не складываются после очередной ссоры.              Полупрозрачное облачко пара вылетает изо рта Билли. Мэди прослеживает за ним, также пуская похожие облачка в небо. Только они намного меньше его. На улице исподволь начинает темнеть. Над ними располагаются сумерки. И Мэдисон уже не боится. Нет. Ей кажется, что Билли не позволит кому-то обидеть её в тёмное время суток. От таких мыслей что-то внутри неё начинает расцветать и расплываться теплом в животе. Девочкам всегда приятно, когда у них появляется защитник. Но если этот защитник — убийца и тот, кто изнасиловал её, то всё видится по-другому. Это уже нездорово. И Мэди отлично понимает это, прикусывая свою обветрившую губу.              Руссо кажется, что она вот-вот прожжёт дыру в его грудине одним лишь своим взглядом. Мэдисон не пытается поднять свой взгляд на него. Это сложно. И… невозможно. Её смущение, вероятно, лишь рассмешит его, и Мэди не хочет ходить целый вечер вся раскрасневшаяся только потому, что Билли не смог сдержать свои смешки.              — Посмотри на меня, детка, — Билли эфемерно дотрагивается до её подбородка и приподнимает его, заставляя Мэдисон всё же посмотреть на него. — Ты же знаешь, что бывает с теми, кто лжёт?              — Нет, — отвечает Мэди одними губами, а потом облизывает их, убирая сухость.              Мужчина этому не удивляется . Эта девчонка, видимо, постоянно ходит в розовых очках.              — Я убиваю их.              Дрожь окутывает её. Дыхание учащается молниеносно.              — Билли…              — Не бойся, я тебя не трону, — он хмурится, как прежде. — Для тебя я смогу найти и другое наказание.              Билли улавливает момент, когда она стоит не двигаясь, почти парализованная, и переосмысливает его слова. Он чувствует, что ей страшно. Он чувствует, что она хочет спрятаться, но Руссо вновь притягивает её к себе, чтобы успокоить. Он верит ей. Чёрт, ей нельзя не поверить. Будто это было наказуемо.              Голоса в голове Мэдисон приказывают бежать, причём незамедлительно. Но всё, что ей удаётся сделать — просто притянуть его ближе к себе, представляя на периферии своего сознания, что это совершенно другой человек. Билли Руссо никогда не существовало. Мэди никогда не встречала его. Не видела, как он был обрамлён кровью. Не видела убийства. Не было даже той ночи. Не было их обнажённых тел. Не было криков и мольб.              Между ними никогда и ничего не было. Это лишь страшный сон, из которого Мэдисон никак не может выбраться.              Сейчас стоит вакуумная тишина. Мэди цепляется за Билли, как за что-то жизненно важное, а он, в свою очередь, прикрывает веки и зарывается носом в её волосы. И вдыхает… вдыхает... Почему-то сейчас уже нет прежней ярости. Нет ревности, которую он ненавидит больше, чем тех, кто сумел изгадить ему жизнь. Ему всегда нужны были подобные объятия. Билли с детства мечтал, чтобы однажды мама вернулась за ним и забрала из приюта, а когда он стал старше, то понял, что его мать — ёбаная наркоманка и шлюха. И главное, что он понял — ей было абсолютно похуй на него — а теперь ему похуй на неё.              Он перестал навещать её. Он забыл её имени, хотя всегда знал. Он вычеркнул её из своей памяти, но эта женщина всегда возвращается, и Билли каждый раз готов залезть к ней в палату посреди ночи и всадить в её тело сразу несколько пуль.              — Пошли, я хочу показать тебе одно место, — резко произносит Руссо, хватая её за руку.              — Стой, Билли, я не могу… — Мэди опускает свой взгляд, когда Билли смотрит на неё, изогнув бровь. — Я боюсь, что мама будет переживать.              — Надеюсь, ты сейчас шутишь, — прыскает он в ответ и касаетчя ладонью к её щеке, чуть поглаживая её. — Я верну тебя в целости и сохранности. Твоя задача будет только импровизировать. Скажешь например, что… была у подруги и просто забыла предупредить.              Кровь мгновенно закипает в жилах. Мэди задумывается, но не подаёт виду. А потом, протягивает ему свою ладонь, чтобы Билли вёл её в «то самое место».       

***

      Идти за ним очень опасно. Это то же самое, что идти по раскалённому металлу, сдерживая в груди крик, полный боли. Становится холоднее. Мэди натягивает свою курточку плотнее и плетётся за ним, чуть ли не падая, но Билли точно не позволит этому случиться. Он забирает у неё рюкзак и несёт его в руках, а девушка чувствует полную окрылённость плеч.              Любопытство захватывает её с ног до головы. Бутман интересно, куда именно Билли ведёт её. Как долго идти туда? Она было хотела уже спросить его, но резко передумывает, прикусив язык. Он же не отведёт её в какое-нибудь безлюдное место и не трахнет там, как поступил тогда ночью? Какова вероятность, что он не убьёт её? Мэди не знает. Она сжимает его ладонь сильнее, когда ветер пробирается под материал её блузки и холодит кожу. И ей приходится остановиться, чтобы застегнуть молнию ручки.              Билли поворачивается к ней и смотрит недоумённым взглядом.              — Сильно замёрзла? — спрашивает Билли, подходя к ней поближе, и берёт её онемевшие от холода ладони в свои, пытаясь согреть.              — Я бы оделась теплее, если бы знала, что мы куда-то пойдём, — с укором отвечает Мэди, и Руссо колко ухмыляется.              Ладони Билли также замёрзли, но он пытается отогреть только её заледеневшие руки, дыша на них тёплым паром изо рта. Но ладони всё равно словно колит иголками. Мэди кажется, что в этот момент его кто-то подменил. Он действительно заботится о ней? Ещё немного, и из её груди мог бы вырваться судорожный смех. Это точно не Билли. Настоящий Билли сжимал бы её запястье до пунцовых пятен и приходил в страшную ярость только потому, что она неожиданно решила остановиться.              Руссо подносит её ладони к своим губам и оставляет на них тёплый поцелуй. Теперь его губы кажутся горячими. И Мэдисон растворяется, как шоколад в самый жаркий день, под таким нежным гнётом его глаз.              — Пошли, осталось ещё немного.              Мэди как обычно повинуется, идя рядом с ним спокойным шагом, а Билли просто что-то печатает в своём телефоне, который постоянно вибрировал в кармане его штанов, пока они стояли, отогреваясь. Она видела, как мрачность нависает над его красивыми чертами, как желваки ходят ходуном на его лице пуще прежнего, и его рука слегка сжимает её. Что-то не так. Бутман сглатывает стоящий поперёк гортани ком и отворачивает от него взгляд, рассматривая здания вокруг.              Они прошли достаточно долгое время, и Мэдисон догадывается о том, что они находятся уже не в том районе, где она живёт. Билли несколько раз останавливался и отходил от неё, чтобы ответить на звонок, а её сердце билось о грудную клетку настолько сильно, будто хотело выскочить на волю. Её желание написать маме возрастает больше с каждой минутой потраченного времени. Она представляет её гнев и слышит в своём сознании её яростные слова о том, какая Мэди плохая дочь.              Нет, боже, это ужасно! Лучше не думать о маме в ближайшее время. Ведь… Билли обещал вернуть её в целости и сохранности? Мэди забирает у него свой рюкзак, когда они подходят к какому-то мостику, и замечает, как над ним протекает ручеёк. Фонари светят тускло, но ей всё равно удаётся различить, насколько здесь красиво.              — Ну, вот мы и пришли, — бросает Билли, расставив руки, будто хотел сказать: «мол, смотри, как тут красиво».              Он облокачивается руками о парапет, одним движением головы призывая Мэдисон к себе. Она, будто заворожённая им, подходит ближе и опускает голову, смотря на спокойное течение ручейка.              — Раньше я постоянно приходил сюда, когда мне нужно было побыть одному или же что-то переосмыслить, — начинает Руссо, поворачивая к ней голову, и улыбка едва трогает его губы от вида полусчастливой Мэди, — сейчас же я прихожу сюда редко. Но здесь… — он наклоняется к ней и договаривает, — я всегда находил себя.              — Здесь так… необычно, — восхищается Бутман, встречаясь с ним взглядом, и её щёки в очередной раз покрываются румянцем.              На это Билли уже не отвечает, отворачивая взгляд куда-то в сторону. Оба молчат, словно им нечего высказать друг другу. Мэди готова высказать ему всё, если бы не знала, каков он на самом деле, а Билли… Он не мог подобрать нужных слов. Он впервые привёл кого-то сюда — в единственное место, где можно было уединиться с самим собой и не надевать ширму безразличия.              — Ты первый человек, который побывал здесь вместе со мной, — оживляется мужчина, поглаживая свои волосы всей пятернёй. — Два месяца назад, после той ночи, я пришёл сюда с мыслями о том, какой я последний отморозок, — Мэди замечает, что его глаза становятся хрустальными. — Я трахнул тебя без твоего согласия и… Поверь, мне жаль. Я не должен был так поступать с тобой.              — Но ты всё равно сделал это, — с горечью молвит Мэдисон, чувствуя, что ещё немного — и на её глазах появится одна сплошная пелена слёз. — Билли, не пытайся оправдываться. Я знаю, что ты хотел сделать это с нашей первой встречи.              — Блять, ты думаешь, что я настолько аморален, чтобы по ночам думать о том, как поскорее изнасиловать девушку? — хрипит Билли, чуть ли не срываясь на крик.              — Ты убийца. Я не знаю, что ещё можно думать о тебе… — вздыхает она, имитируя интерес к своим ладоням. — Мне больно жить с этим, понимаешь? Ты сделал мне очень больно в ту ночь, и это будет преследовать меня всю жизнь, если ты, конечно, не убьешь меня прежде, чем я уеду учиться в другой город.              В одно мгновение Билли оказывается совсем близко к ней и хватается за её хрупкие плечи, встряхивая девушку, будто желая, чтобы она очнулась или же осознала, какую хуйню она несёт.              — Я никогда не убью тебя, слышишь?! Никогда! — Билли почти срывает собственные связки, крича на неё, чтобы у неё что-то звякнуло в голове. Да блять, в конце концов, чтобы она понимала, где правда, а где ложь. — Кого-кого, но только не тебя!              Слёзы струятся по её щекам, плечи гудят от боли, а страх проникает в сознание, сжимая все органы разом острыми когтями. Её губы дрожат, да и вообще её буквально долбит дрожью, словно каждую секунду кто-то стучит молоточком по нервам.              — Мэди, детка, — слышится, как он зовёт её, сквозь вакуум в ушах.              Его пальцы смахивают её кисейные слёзы, скатывающиеся одну за другой. Билли любит наблюдать за чужими страданиями. У него это вызывает бабочек в животе, почти что салюты над головой, но когда страдала Мэдисон, тем более из-за него, это вызывало те эмоции, которые Руссо готов послать к чертям собачьим.              — Ты не понимаешь… С тобой я счастлив, даже если мы просто стоим молча рядом друг с другом.              Что способствует такому сильному откровению? Блять, какой сентиментализм. У Билли от отвращения к этим странным чувствам всё рушится: и душевная пустота, и ненависть ко всему, кроме денег. Такой уёбок, как он, не может любить и быть любим. Такое просто невозможно чисто физически. Это закон всего мира.              — Почему я должна верить тебе? — с вызовом в покрасневших глазах проговаривает Бутман его недавнюю фразу.              — Потому что это правда, — процеживает Билли сквозь зубы, притягивая девушку ещё ближе к себе. — Потому что я какого-то хрена влюблён в тебя.              В висках пульсирует. Билли видит, как в её глазах всё больше появляются красные тонкие ниточки от слёз. Он хочет содрать с себя кожу из-за того, что Мэдисон въелась в него намертво. Но он не понимает, что она въелась в него намного глубже. Любить её — хуже, чем перерезать самому себе глотку или проткнуть своё чёрное сердце. Любить её — это то же самое, что лезть в глубокую яму, которая заполнена лавой. Ужаснее всего было противоречить собственным чувствам. Их нужно принять, даже если этого не удастся сделать легко.              Руссо наклоняется к ней, чтобы оставить поцелуй на лбу, и его ладони медленно передвигаются к её талии. Он ощущает её нездоровую дрожь. Сука, почему она сама по себе такая сложная? Она недоступная. Она скрывается непонятно от кого каждый божий день. Её не просто убедить словами. Хотя, не только её. Каждой девушке нужно доказательство того, что парень её любит.              — Я ненавижу то, что ощущаю к тебе в ответ, Билли, — шепчет Мэди сухими губами. — Это… неправильно. Я должна испытывать к тебе отвращение, — она буквально бредит. — Боже… какая я идиотка, раз повелась на твою внешность, твои красивые словечки. Это просто ужасно, Билли.              — Нет, нет, что ты такое говоришь? — Мужчина захватывает в плен её заплаканное лицо. — Это наоборот прекрасно, как ты этого не понимаешь?              Её странное признание растекается теплом в его груди. Мэди переступает с ноги на ногу, чувствуя, что чулки с замшей уже не согревают её. Его ладони также держат её, и это ощущается таким правильным делом, словно так оно и должно быть.              — Любить убийцу нельзя.              Билли вздрагивает, будто она ударила его током. Конечно, он понимает, что Мэди не обязана чувствовать к нему ничего кроме ненависти, но это… Это всё меняет. Руссо привык появляться у неё по ночам, засыпать рядом, а потом с восходом солнца уходить, не нарушая её сон. Теперь что-то нужно менять. И нет, это не из-за её признания ему. Совершенно нет. Просто Билли надоело бывать с ней в уединении исключительно по ночам, когда во всех окнах отключается свет и звёзды укрывают небо.              Он мягко целует её в висок, прижимая продрогшее тело ближе к себе. Её нос утыкается в его грудь, а пальцы цепляются за плечи в качестве опоры. От одного её прикосновения его позвоночник готов выпрыгнуть из тела, а в глазах все готические краски переливаются в цветные оттенки. Мэдисон может чувствовать к нему ненависть, но её сердце всё равно всегда будет утопать в этом странном понятии — любовь.              Она понимает это только сейчас, вдыхая его запах: запах смерти и мужского одеколона. На его куртке появляется еле заметное пятнышко от её слёз, которое Мэди едва ли сможет различить под светом фонаря. А Билли просто хочется провести пальцем по её губам, а потом искусать их до крови, чтобы не было больше этих ёбанутых фраз про «собственность».              Собственность можно продать, выкупить или же делиться ею. Но он не собирался проделывать с Мэдисон подобное.              Билли наблюдает за каждым микродвижением её ресниц. Мэди смотрит на него в ответ, дыша надрывно и сдерживая новый поток слёз. Сука, она должна улыбаться. Улыбаться так, чтобы уголки губ трескались и в рёбрах всё трещало. Бутман не может выдавить из себя чёртову улыбку, потому что в таких ситуациях они не нужны. Нужно просто стоять рядом, ощущая родные прикосновения, и сгорать в пламени безнадёжности.              Он со свистом вдыхает в себя свежий воздух и прикрывает глаза, думая о том, что в очередной раз облажался по полной программе. Молодец, красавчик Билли. Блять… Просто блять. Нехуй было подпускать её к себе, чтобы потом задыхаться от того, насколько сильно начинает биться сердце в его грудной клетке. А он думал, что его там давно уже и нет.              — Билли, мне пора, — бормочет Мэдисон в его грудь и вновь поднимает взгляд на него.              — Подожди…              Он хватает её за руку и ведёт дальше — туда, где нету света, но есть марево деревьев. Под ногами трескаются ветки, вороны пролетают над верхушками деревьев. В буквальном смысле жутко. Сердцебиение Мэдисон учащается вместе с прерывистым дыханием. Ей хочется вновь прижаться к Билли, чтобы ощущать себя хоть в какой-нибудь безопасности, даже если она будет частичной. Она пытается нащупать глазами в этой тотальной темноте очертания Руссо. Но он не виден. Практически.              Сквозь деревья просачиваются серебристые лучи луны. Сейчас неизвестно, сколько времени, но известно только одно — они зашли дальше, чем нужно было. Бутман останавливается, вполоборота поворачиваясь назад. Фонарей не видно. Чёрт. Куда он её завёл?              — Билли, это не смешно, отведи меня домой, — начинает требовать Мэди нерешительным голосом, видя, как мужская фигура поворачивается к ней. — Билли…?              — Давай ещё немного прогуляемся, и я отведу тебя домой, даю честное слово, — отмахивается от её детского лепета Руссо и тянет дальше.              Мэдисон прикусывает губу, пытаясь не думать о чём-то ужасном. Голова идёт кругом от такой беспомощности. Она покорно идёт за ним, пока Билли не решает остановиться возле огромного дуба, облокотившись о него всем телом, а затем его руки нащупывают в темноте её талию и притягивают ближе к себе.              — Посмотри туда.              Ощущение страха перестаёт зарождаться в груди, когда она замечает совсем рядом что-то блестящее. И спустя мгновение Мэди понимает, что это какое-то озеро. Боже, существуют ли ещё водоёмы с такой кристально чистой водой?              — Здесь ещё прекраснее, чем на том мосте, не правда ли? — ухмыляется Билли, подводя её ещё ближе к воде. — Я отлично знаю эти места, поэтому можешь не волноваться насчёт того, что мы можем потеряться.              — Я волнуюсь только из-за мамы. Она может посадить меня под домашний арест, если я приду слишком поздно, тем более не предупредив её, — хмуро отвечает она и переводит взгляд на Билли, поджав губы.              — Знаешь, мне иногда кажется, что ты боишься мать больше, чем мужчин, — ехидно подмечает мужчина, улыбаясь одним уголком губы.              — Нет, больше всех я боюсь тебя, и ты отлично знаешь об этом, Билл, — Бутман присаживается на корточки и кончиками пальцев соприкасается с ледяной водой, тут же отпрянув от неё, когда всё тело пронзает нестерпимая дрожь.              — Знаю, — соглашается Билли, — но тебе не мешает это чувствовать ко мне что-то, помимо ненависти.              Он поправляет её выбившуюся от остальных прядь волос и целует в макушку.              — Когда ты понял это?              — Не знаю.              Тишина начинает давить на ушные перепонки. Мэди закрывает глаза, чувствуя, как Билли кладёт подбородок на её макушку и слегка приобнимает рукой. Желудок скручивает от тошноты к самой себе, к своим чувствам. Бутман не хочет этого. Она боится собственных чувств так же, как и Билли. Когда непонятно откуда взявшаяся тошнота снова подступает к горлу и держаться сил больше не остаётся, Мэдисон прикасается подушечками пальцев его щеке, именно там, где находится шрам, и что-то бормочет в бреду. Она чертит какие-то неровные линии на его холодной, как лёд, коже, цепляясь за чёрные глаза своими зелёными, практически нефритовыми.              Мэди довольна этим поступком — это стоило его улыбки, как ей кажется, и всё, что Билли сумел высказать ей за это время, могло доказать, что он может быть другим, если сильно захотеть. Смутные мысли выветриваются из её черепной коробки вместе с ветром, смешиваясь с ним воедино. Девушка слышит сквозь вой в ушах, как тяжело вздыхает Руссо. Он никогда не может делать это с лёгкостью, словно груз, который Билли носит по сей день, не может наконец упасть и исчезнуть. Её взгляд устремляется вверх — в космос, и тут же в голову приходит мысль о том, что там ещё холоднее, чем здесь. Что было бы, если бы они с Билли попали туда?              Ничего. Задохнулись бы и превратились в ледышки.              Билли, кажется, думает далеко не о бесконечном космосе. Его мысли унесены прочь от этого места. Мэди невзначай касается бедром его ладони и зажмуривает глаза, пока он смотрит совершенно в другую сторону. Мужчина никак не реагирует на это, лишь высовывает язык, облизывая свою губу, и сжимает её бедро с такой аккуратностью, на которую был только способен, чтобы девчонка не дрожала, словно осиновый лист, из-за его незначительных касаний. Он сверкает глазами, смотря на неё предупреждающим взглядом. Блять, какого она напрашивается? У него секс в последний раз был с ней два месяца назад, и Билли не знает, что вообще следует ожидать от самого себя, если Мэдисон и дальше будет продолжать в том же духе.              Возможно, это было глупо с её стороны, но Мэди сделала это случайно. Билли видит это по её переполошенному взгляду, и то, как стыдливо она прикусывает губу при свете луны, заставляет сердце Руссо остановиться буквально на миг. Странно, но так она хоть каплю чувствует себя нужной. Нужной кому-то. Нужной ему. И Билли нравится, что Мэди начинает понимать, в какую хуёвую ситуацию попала. Он старательно делает вид, что всё наоборот, что ему это самому не нравится, но так нужно. Руссо не знает, каким образом можно выразить ей свои чувства, потому что никогда не делал этого ни с кем. Слово «люблю» срывалось лишь однажды. Оно предназначалось матери. И Билли до сих пор жалеет, что каждую неделю приходил к ней и высказывал буквально всё, и в том числе то, каким дерьмом была набита его душа.              Как всё изменилось… Месяц назад Мэдисон могла стоять перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Пустое и используемое тело заставляло её лихорадочно вздыхать. Она могла произносить его фразы тысячи раз, чтобы ещё больше понять их формулировку и вообще не забывать, что происходило той ночью. А сейчас Мэди стоит в его объятиях, всё также дрожа перед ним и холодом.              Бутман принимала душ каждый день. И каждый раз она тёрла свою бледную кожу до кровоподтёков, пока слёзы смешивались с проточной водой воедино. Билли заметил это неделю назад, когда ворвался в её ванную комнату с крайней бесцеремонностью и облокотился о дверной косяк, сложив руки на груди. Тогда Мэдисон вскрикнула от неожиданности, не ощущая под собой точки опоры и поскользнувшись, начала падать, пока мужчина не подхватил её на руки и не понёс обратно в комнату, укутав тёплым пледом. Его взгляд сочился сплошным укором, и Бутман понимала, почему. Она не зализывала свои раны — а наоборот, больше рыла их до самой глубины.              Билли такой тёплый и сомнительно нежный, когда нужно. Но иногда лучше не издавать ни звука и не трогать его, когда Руссо всем видом показывает, насколько ярость заполняет его нутро. Мэди находится на волоске от нестерпимой боли в такие моменты. Она может стать вполне ощутимой и реальной.              — Надо идти назад, — бесцветным тоном произносит Билли, отстраняясь от Мэди.              Девушка резко цепляется за его ладонь и тревожно начинает глядеть в разные стороны, пытаясь уловить повторный звук, который она услышала несколько секунд назад.              — Билли… Мне кажется…              — Что такое? — нахмурившись спрашивает он, оборачиваясь, и также начинает озираться по сторонам, чтобы понять причину её озабоченности.              Вокруг скользит тишина. Никого кроме них здесь нет. Или же…? Билли сомнительно косится на Мэдисон и на всякий случай тянет её ближе к себе, отходя от воды. Нужно сваливать отсюда — Руссо понимает это, когда замечает в нескольких метрах посторонние тени.              — Мэди, встань мне за спину, — требует Билли и глядит на перепугавшуюся девушку строгим взглядом. — Живо.              Девушка безоговорочно выполняет его указ и цепляется сзади за материал его куртки, пока мужчина медленно достаёт из штанов заряжённый пистолет. В голове Бутман проносятся сотни не совсем положительных мыслей. Желудок сжимается от страха. Губы дрожат, как и руки. Что вообще происходит? Сейчас она задохнётся. Определённо. Эта обескураженность её пугает. Мэди прикасается лбом к спине Билли и надрывно дышит, пытаясь каким-то чудодействующим образом восстановить свою дыхательную систему. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сквозь муть в ушах просачиваются чужие голоса.              А затем стрельба. Кровавая и такая… опасная для неё.              Билли успевает пристрелить двух парнишек за минуту и ранить ещё нескольких, практически не двигаясь с места. Мэди бежит к тому самому дубу возле озера и прячется за ним, пока Руссо ведёт бой с какими-то людьми. Даже сквозь густые заросли деревьев он мог видеть и чётко попадать в противника. Справа на него выскакивает парнишка, у которого, вероятно, кончились патроны, и он решил действовать другим путём, но Билли смог вырубить его с двух ударов и застрелить, а затем продолжить стрельбу, медленно передвигаясь к Мэдисон.              Сплошные звуки агонии, смерти и грязных словечек заставляют девушку прижиматься к дереву сильнее, пока из её уст вылетают отрывные вздохи. Страх проникает под вены, он смешивается с кровью и приказывает ей сидеть смирно и молчать в тряпочку. Кажется, что под ней всё трясётся, но тряслось исключительно её тело. Слёзы ужаса запекаются на щеках, создавая ряд из слоёв.              — Грёбаный сукин сын!              Мэди поворачивает голову в ту сторону, откуда доносится яростный рёв Билли. Она зажмуривается в попытке вновь различить хоть что-то в этой жуткой темноте, но выходит пока безуспешно. Её сердце неожиданно пропускает несколько тревожных ударов. Фоновой звук так и напрягает, так же, как и напрягает рычание Билли. Что-то не так. Мэдисон подозревает единственный вариант — что его могли ранить. От таких мыслей слёзы градинками начинают струиться по её лицу без продыху. Она рыдает в конвульсиях и думает, когда же он наконец подбежит к ней и скажет, что всё закончилось, и отведёт домой.              Всё происходит, как в каком-то типичном боевике. Билли ебашит каждого ублюдка, который старается в крайнем случае подползти к Мэди, и просто задыхается от неконтролируемой злости. Убит. Убит. Убит. И ещё раз убит. Они что, размножаются?! Его левая рука пылает от боли, но Билли не ощущает этого. Он ощущает страстное желание прибить любого, кто посмеет дотронуться до неё. Тогда всем будет полный пиздец. Других слов найти просто невозможно.              — Сдавайся, Руссо, нас больше! — кричит один из них, пытаясь попасть в Билли, но в очередной раз промахивается.              — А ты попробуй убить меня, подонок!              — Если не убьём тебя — убьём твою сучку!              Это толчок к неизбежному. Мэди за несколько метров ощутила, как Билли звереет больше. Он становится совсем неконтролируемым. Такого Билли она боится до чёртиков в глазах и хочется поскорее спрятаться куда-нибудь, пока он занят противниками.              — Вот он я! Ну давайте! Попробуйте напасть на меня! — Билли убирает оружие обратно в задний карман штанов и расставляет руки, несмотря на то, что левое плечо горело адским пламенем боли и сводило нездоровой судорогой. И это ради того, чтобы все увидели, что он теперь абсолютно обезоружен. — Выходите, трусы! Нападайте!              Руссо дышит ровно и незаметно морщит нос, пока оставшийся часть людей бросают оружия на студеную землю. Сейчас он выглядит мужественно. Он не боится. Он не испытывает ничего, кроме желания доказать, что они не смогут убить его. Мэди молится, чтобы Билли не наделал глупостей. Всё щемит от спектра эмоций, которые она испытала за все эти десять минут, пока он отбивался от этих людей и убивал каждого, кто хотел подойти к ней, но не успевал. Кожа Бутман бледнеет от страха и ужаса. Волосы встали дыбом, а кожа покрылась мурашками.              — Убейте его! — вопит тот же голос, и все летят на Билли сплошной массой.              Их около десяти человек. Мэдисон точно не знает, но сейчас количество парней уменьшается после того, как Руссо перестрелял практически всех. Неожиданно девушка слышит, как что-то щёлкает, а затем следуют хлюпающие звуки и крики. Он пустил в ход ножи? Она вцепляется ладонями в дуб и чувствует, как маленькие деревяшки впиваются в кожу, оставляя занозы. Её ноги становятся совсем бессильными — ещё немного, и Мэди упадёт на землю, раздирая себе колени, будто вместо слоя песка и листьев здесь был асфальт.              Билли накидывается с холодным оружием в руках на последнего парня, всадив в него несколько ножевых ударов в живот, и откинул его безвольное тело от себя, рыча, словно раненый зверь. Теперь остался только он и тот мужик, который, по всей видимости, возглавляет этот отряд.              — Ну и? Убил меня? — с волчьим оскалом спрашивает Руссо, придерживая простреленную руку. — Твои сопляки мне были на один зубок, — Билли подходит чуть ли не вплотную к нему и чувствует, как его пистолет упирается ему в грудь, и гортанный смех вырвался из губ Руссо. — Вообще не представляю, что ты ожидал от этих идиотов, когда вы направлялись сюда.              — Ещё одно слово, херов ублюдок, и я клянусь, что всажу пулю в твою глотку, — ревёт мужчина, медленно поднимая пистолет вверх и подставляя его к лицу Билли.              Мэдисон наблюдает за ними издалека, и её грудь горит от беспомощности. Чёрт возьми, его могут убить с минуты на минуту! А потом убили бы и её. Она чувствует его ухмылку и взгляд на себе сквозь сумрак леса, и слёзы начинают повторно сохнуть на щеках. Есть шанс, что Билли сможет схитрить и убить его первым. Бутман, сама того не ожидая, надеется на это всей душой. Её тело мнётся возле дуба. Всё как будто расплывается в тумане перед глазами. И нет, она не плачет.              Нет причин для слёз. Мэдисон уверена, что Билли сейчас прикончит этого мужика и они сбегут из этого места как можно скорее. Но единственное, что её напрягает — пистолет, направленный прямиком на Руссо.              — А ты рискни, — скрипнув зубами, презрительно бросает он и подходит ещё ближе.              Его не пугает это. Он жадно глотает воздух через нос и смотрит прямо в глаза этому подонку. «Хуй тебе, а не моя смерть.» — мысленно проговаривает ему Билли, будто он смог бы прочитать всё, что творится в его голове. Он должен захлебнуться в своей поганой крови, когда Руссо рассечёт ему глотку, и лежать вместе своими резервистами. Билли мечтает раздробить ему кости на мелкие частицы и улыбаться так, как улыбаются маньяки в фильмах.              Мужик смотрит на Билли, как на ничтожество. Видно, как дрожат его руки. Давай же, блять, рискни! От таких мыслей губы Руссо яростно поджимаются. Через какое-то мгновение эта затянутость начинает надоедать до такой степени, что он просто не сдерживает порыв своих эмоций и выхватывает из его рук пистолет и им же застреливает его. Безжизненное тело падает на землю, и Мэдисон подбегает к Билли в ту же минуту, чтобы удостовериться, что всё кончилось.              Она смотрит на тело того мужчины с отвращением и сглатывает неприятную, кислую желчь обратно, пытаясь сдержать тошноту. Эта дыра во лбу и его удивлённый взгляд пустых, совсем неживых глаз теперь будут ей сниться чаще, чем тот, кто прикончил его. Мэдисон знала это. Она не могла переваривать такое.              Билли смотрит на неё таким взглядом, из-за которого можно расплакаться, но Бутман сдерживается в отличии от него. У неё всплывают флешбеки их первой встречи. Руссо был также весь перепачкан в чужой крови, и несло железным запахом. Ненастоящим. Это ощущается так, будто она находится в каком-то полупространстве. И звуки смешиваются в один комок из всего, что происходило здесь… тогда… Кажется, будто это происходило вовсе не с ней. Голова кружится, Мэди смотрит по сторонам и вместо одного Билли видит несколько. Она даже сама не замечает, что слёзы опять начинают хлестать нескончаемым потоком.              — Ну всё, успокойся, солнце, — его голос отдаётся хрипотцой, и от этого её колени начинают дрожать сильнее. — Мэди? — мужчина зовёт её, но Мэдисон не слышит.              Руссо шипит от боли только сейчас, когда к нему приходит осознание того, что он ранен. Ему нужна медицинская помощь и очень срочно.              — Дай мне руку.              Она протягивает ему ладонь, и Билли направляется туда, где они действительно могут быть в безопасности. Мэди ощущает звуки стрельбы и криков, полных адской боли в ушных перепонках. Они будто бы прилипли к ним и звонят каждую секунду, как школьный звонок.              — Т-ты ранен? Боже… Билли, я…              — Помолчи пока, — грубо перебивает её Билли, морща лицо от острой боли и спазмов.              У него складывается ощущение, словно его мышцы вырывают специальными кусачками и при этом всю руку от плеча до самых пальцев сводит судорогой. Мэди едва замечает, что его кожа бледнее обычного. Она снежного цвета. В какую-то секунду девушка вспоминает сказку про Белоснежку и тут же мысленно отвешивает себе несколько оплеух. Ей нужно сейчас думать совершенно не об этом. Бутман почти что не дышит, чтобы не раздражать его ещё больше. Билли действительно напоминает раненого зверя со своими тараканами в голове. Куда они снова идут? Что ей придётся ожидать дальше? От потока мыслей мигрень захватывает её, и ничто не помогло бы ей исправить, заглушить эту боль. Мэди не хочет только разрывать сплетение их рук. С ним опасно, но это и является неким сигналом к тому, что у всех есть свои недостатки, и их просто нужно принять.              Мурашки выступают на её коже, когда Билли пускает тихий стон. Ему больно. Девушка хочет помочь ему, но он намеренно отталкивает её, и теперь им приходится идти держась друг за друга. Мэдисон где-то читала про вымышленную болезнь под названием «Ханахаки». Когда человек заболевает этим из-за неразделённой любви, ему постоянно приходится откашливать цветы вперемешку с кровью, если зашло всё слишком далеко. И Мэди ощущает в своих лёгких цветы, настолько прекрасные, как и должна быть настоящая любовь, из-за чего воздух не поступает в её организм. Она задыхается. Только не из-за неразделённой любви, а из-за того, что её чувства неправильные.              Эгоизм — характерная черта Билли. Он хочет многого от жизни. Всё должно принадлежать ему. И встретив Мэди, мужчина понял, что она единственная имеет какую-то ценность в его сточной жизни. Блеск в её глазах даёт понять, что девушка не знает, когда пора окунуться в суровую реальность. Что ж, если он сможет, то сегодня объяснит ей все правила подобной жизни и, чёрт, он держал пари, что ей это душу ни капельки не прогреет.              Коленные чашечки практически дрожат. Мэди хватается за Билли, как за спасательный круг в самое страшное кораблекрушение. Красная пелена застилает её изумрудные глаза. Она буквально выжигает слизистую. Её тонкие пальцы впиваются в его руку в который раз, и Руссо раздражённо притягивает девчонку к себе. С каждой минутой становится больнее. Он считает каждую секунду и думает, как бы им действительно не заблудиться. Его теплое дыхание печёт её щёку и, возможно, мочку. Удивительно, но Бутман не может разобрать этого.              Они оба не в состоянии что-либо соображать.              Билли хочется отвлечься от бесконечной боли в руке. Он зарывается носом в её волосы, вдыхая их сладкий аромат. Да, это дурманит похлеще наркоты. Мэди выглядит такой обеспокоенной за него в этот момент, что мужчина чувствует, как в его венах растекается слабость и радость в одно время. Телефон вибрирует в кармане её куртки, наверное, раз в сотый. Вероятно, это названивает мать. Время уже идёт к ночи, и Мэди до сих пор не было дома… Блять!              — Мне надо ответить, — почти шёпотом проговаривает Мэдисон, посмотрев на Билли. — Она волнуется, Билли, я не могу ей не…              Руссо в тот же миг достаёт из кармана её вибрирующий телефон и выключает его к чёртовой матери, убрав к себе. Девушка пытается выхватить свою вещь, но её попытки не увенчаны успехом. Обречённый вздох вылетает из её уст, и она просто прикрывает глаза, больше не желая смотреть на него.              — Мэди, ты действительно не понимаешь, что всё очень серьёзно? — спрашивает он, скрипнув зубами.              — Ты никогда мне ничего не объясняешь, почему же тогда я должна думать, что на нас в любой момент могут напасть? — срываясь на крик, взвизгивает Мэди в ответ и облизывает свои потрескивающие губы.              Его мышцы будто наполняются свинцом. У него нет времени искать ответ для неё в своём хитром разуме, иначе в любой момент он может просто сдохнуть здесь, посреди леса от многочисленной потери крови. Щёки Мэди пылают от того, как сильно хлестает по ним ветер, словно ветками. Её волосы развеваются под его влиянием, а ладони сводит покалыванием. Глаза устремлены на то место, где находится рана. Ему уже простреливали правую руку, теперь ещё и левая искалечена. На нём запечатано какое-то проклятье, что ли?              — Потому что я хочу уберечь тебя — маленькую дуру — от всего этого дерьма, — наконец произносит Билли, даже не смотря на неё, и отмахивается здоровой рукой от очередной ветки.              Что…? Нет, нет… я отказываюсь верить в это!              После всего, что Билли сделал с ней, она всяческими способами пыталась противоречить своим настоящим чувствам. Мэди втюрилась в его красивое личико, не более. Так бы поступила любая девушка на её месте. Или же…? В какой раз она вбивает себе в голову, что это нездорово. Он тот, кто причинил ей боль. Он тот, кто снится ей в кошмарах. Он тот, кто защищал её от тех людей… Он тот, кто понимает её.              Обида на него пропадает так же стремительно, как и появляется. Их взгляды встречаются, когда они подходят к какому-то дому, на вид казавшиеся таким… нормальным. Дом посреди леса?! Смешно. Мэди прослеживает за тем, как Билли достаёт из тайника ключи и открывает дверь, а затем приглашает её войти первой.              — Закрой все шторы, — приказывает Билли, запирая дверь на несколько замков сразу, и включает свет в коридоре.              Мэдисон в безопасности. Она ощущает спокойствие. Свет режет глаза, и Мэди сужает их, защищаясь. Этот дом внутри обделан ещё лучше, чем её. Ремонт здесь… замечательный. Судя по всему, Билли специально обустроил себе такой бункер для подобных случаев. Мэди снимает куртку, решаясь сразу же выполнить его приказ, и кидает свой рюкзак куда-то в угол. Её движения юркие и резкие. Она пытается как можно быстрее пройтись по всем комнатам и закрыть шторы. Ей тревожно подходить близко к окнам из-за странного ощущения, что там, вдалеке, сидит тот, кого Билли мог упустить, и пустит пулю ей в лоб, живот… Неважно куда. Это её всё равно убьёт.              Встряхнув головой, Мэди прикасается к последним шторам, и её тело пробивает судорога. Она слышит, как Билли в соседней комнате рыскает по тумбочкам, ища аптечку, и при этом шипит от боли, когда приходится взаимодействовать с больной рукой. Боже, она даже не может представить, как ему больно.              — Сука, ещё одну руку пробили, твари, — грязно выругается Руссо, доставая из ящика виски.              Девушка заходит на кухню, объединённую вместе с гостиной, с некой опаской. Раненного зверя надо опасаться. Это обязывает её. Пересохшие губы саднят. Они давно обкусанные ею и Билли. Мэдисон усаживается на диван, поглядывая на него с такой осторожностью, будто ей нельзя делать этого вовсе. В голове проносятся сотни мыслей. До этого момента она едва могла что-либо соображать, а теперь Мэди думает только о том, как он приходил к ней каждый раз, стоило ей только задремать или же просто закрыть глаза. Билли приходил, как кощунственное наваждение и страх.              Билли снимает с себя куртку с кофтой, оставаясь в одной белой майке, и Бутман наконец заставляет поднять свою голову и увидеть, какой кошмар творится с его рукой. Кровь хлестала чуть ли не фонтаном из раны. Ею завладевает мандраж, когда она лицезрит это собственными глазами и понимает, что всегда опасалась крови. Рвотные позывы сжимают её желудок и гортань. Мэдисон чувствует кислую желчь, когда глотает, и… смотреть на то, как он медицинскими кусачками пытается достать из раны пулю слишком несусветно.              Из его рта вырывается рычание. Гортанное и сдавленное. Тяжесть его дыхания пугает Мэдисон. Ей кажется, что Руссо задыхается от многочисленной порции боли. Она не знает, сколько прошло времени, но Билли уже вытащил эту грёбаную пулю и обработал её самым сортным виски, а потом поднёс бокал к своим губам, заглушая какофонию звуков, вылетающих из него каждую секунду. Янтарная жидкость проникает в его организм, вены, распространяя тепло. Остаётся только заклеить рану пластырем, прежде чем запить виски обезболивающие таблетки, которые он отыскал в аптечке.              — Ты знаешь, кто были эти люди? — её голос ломается от стремления сдержать непрошенные слёзы и рвоту.              Билли, придерживаясь за больную руку, подходит к ней и присаживается на корточки, смотря таким взглядом, словно хочет, чтобы она заткнулась и больше никогда не говорила.              — Детка, я понятия не имею, кто были эти люди, — равнодушно отвечает мужчина, выпрямляясь обратно во весь рост и подходя к кухонной столешнице. — Возможно, это были агенты ФБР, возможно, просто какие-то ублюдки, которые…              Он неожиданно осекается, прикусив кончик языка. Блять, не говори ей всё и сразу. У девчонки и так целый мусор в голове после произошедшего. Пора бы его выбросить. Билли достаёт из кухонного ящика второй бокал, потом наливает туда немного виски и несёт его Мэди, взглядом приказывая выпить всё до дна.              — Зачем это? — хрипло спрашивает она, смотря на мужчину с приоткрытыми губами. От слёз они казались ещё пухлее и привлекательнее.              — Чтобы успокоиться.              Она дрожащими руками забирает стакан и под его контролем делает первые, такие тяжёлые глотки. Фу, гадость. Мэдисон морщит лицо, но Руссо заставляет выпить её всё до последней крохотной капельки.              Легче не становится. Её тело просто обмякает, но девушка не пьяна так сильно, чтобы нести всякую пургу и смеяться с мелочей.              — Билли… Может быть, ты слышал что-нибудь про… — Мэди делает паузу, вспоминая имя, — Джигсо?              — Джигсо? — громко ухмыляется Билли. Слишком громко. — Малышка, я и есть Джигсо.              Изумлённые глаза влажно блестят. Девушка сжимает материал своей юбки, недоверчивым взглядом смотря на Билли. Глаза в глаза. Кажется, его приводит в гнев притупленность её эмоционального восприятия. Мэдисон опускает голову, не зная как правильно ответить ему. А что вообще нужно говорить в такие ситуации?              — Значит, ты… занимаешься наркотиками… — нерешительно лепечет Мэди и ощущает, как жжёт в носовой полости.              — И не только наркотиками, — добавляет Билли, улыбаясь, как Чеширский кот. — Понимаю, что для тебя это шокирующая новость, но… неужели от меня нельзя ожидать чего-то такого? Я же, по твоим словам, «убийца», «насильник».              — Я… я не знаю, — отвечает она, смахивая горошинки слёз со своих щёк. — Мне нужно позвонить маме, верни мой телефон, — требует Мэди, смотря на него практически умоляющим взглядом.              Билли отрицательно махает головой, а улыбка моментально слетает с его губ, и он вновь подходит к Мэди, присаживаясь перед ней на колени. Его ледяные ладони едва касаются её обнажённой кожи, но мурашки проходятся по ней, словно по заряду тока.              — Милые чулки, — игривым тоном произносит он, приподнимая юбку. — Утеплённые… Мёрзнешь в школе, солнышко?              И опять девушка не находит подходящих слов, предпочитая смотреть в противоположную стену. Надлом в её взгляде побуждает его к движению. Ей нужно позвонить матери, сказать, что она останется ночевать у подруги, а теперь… она точно будет волноваться за неё. Руссо зарывается ладонью в свои волосы, а затем касается лбом её колен. Это такой безнадёжный жест… Мэдисон режет дистанцию, сокращая до нуля, и тянется к нему, касаясь своими тонкими пальцами его волос. Таких мягких на ощупь, но жёстких на вид.              — Билли, мне нужно позвонить маме, я боюсь, что что-то может пойти не так, понимаешь? — Мэди знает, о чем говорит, и Билли также догадывается, хмуря брови так, что на его лбу появляются складочки.              — Пока ты здесь, со мной, я несу за всё это ответственность, — резко выдаёт мужчина, а его пальцы непреднамеренно сжимаются на её бёдрах. — Я решу проблему с твоей мамой, и вы скоро снова встретитесь. Ты мне веришь?              — Почему я не могу встретиться с ней завтра? — собственный голос отдаётся продолговатым эхом в голове.              Она прослеживает за тем, как слеза скатывается с лица и падает прямо на чулок. Теперь на нём виднеется маленькое пятнышко. Билли протягивает ладонь к её щеке и смахивает остальные слёзы. Его взгляд никогда не выражал такую нежность, как сейчас. Мэди не верит, что это вообще он. До сих пор.              — Пока надо залечь на дно, Мэди.              Эти её незначительные касания действуют на него как амфетамин. И такой эффективный, что сносит крышу молниеносно. Чёрт, остановись, Билли, пока не наделал делов. Руссо никогда не слушал здравый разум. Он полагался только на самого себя и дьявола, который постоянно шептал ему на ухо, как правильно надо поступать. Сейчас же этот дьявол куда-то исчез. Просто испарился в воздухе. Билли медленно привстаёт и ставит своё колено меж её ног, а потом его длинные пальцы фиксируются на её тонкой шее. Он и забыл, каково это — касаться её, чувствовать её кожу, смотреть в её зелёные глаза и видеть в них целую гамму эмоций.              Он держится на асфиксии. Билли даже не сжимает её шею до такой степени, что её рот приоткрывается, чтобы глотнуть воздуха. Сетчатка её глаз такая же красная. Уже практически сухая. Мужчина выгибает бровь и наклоняется к её лицу, опаляя губы горячим дыханием. Мэди трепетно хлопает ресницами, не разрывая их зрительного контакта даже на такой маленькой дистанции.              — Погоди, — шепчет она, когда Билли уже собрался коснуться её губ, — можно принять душ?              Билли прыскает, сдерживая хихиканье, и кивает головой, присаживаясь рядом с ней.              — Надеюсь, ты найдёшь ванную комнату без моей помощи? — спрашивает Руссо, а ухмылка расползается на его губах. Снова.              — Не сомневайся, Джигсо, — отвечает Мэди с немой горечью в тоне и встаёт с дивана, уже намереваясь пойти в ванную, но рука Билли останавливает её.              — Признайся, что ты соскучилась по моим прикосновениям, малышка Мэди, — ехидно произносит он, и в голове мысли тут же звучат её собственные крики. — А как ты испугалась, когда меня ранили…              Белые пальцы жмутся к лицу, когда Мэдисон отдёргивает свою руку из его хватки и присаживается обратно. Билли делает всё возможное, чтобы она никогда не запоминала то, как он изнасиловал её и то, как его чуть не убили. Ей не нравится в нем эта черта — вначале он может быть милым, даже нежным, а потом его змеиную желчь невозможно отклеить от кожи.              — Больше всего я испугалась, когда тот мужчина направил на тебя пистолет, — отзывается девушка, заправляя свои выбившиеся пряди волос за ухо, и тогда Билли открывается вид на её обеспокоенное выражение лица. — Я боялась, что он убьёт тебя, а потом и меня.              — Запомни, Мэди, тот, кто запугивает оружием, никогда не убьёт, а тот, кто держит оружие за спиной, убьёт тебя без раздумий, — цитирует свои мысли Билли, как умный философ, и она едва улыбается, делая вид, что её интересуют собственные ногти.              Спустя минуту молчания Бутман понимает, что ей нужно сходить в душ и смыть с себя лесную грязь.              — Кстати, чулки действительно миленькие.              Это последнее, что девушка слышит от него, перед тем, как отворить дверь в ванную комнату, и улыбается во все тридцать два зуба, понимая, что, на самом деле, это не конец. Конец наступит тогда, когда Билли осознает свою оплошность, которую он совершил когда-то.