Финита Ля Комедия

      Мэдисон вглядывается в своё мутное отражение сквозь запотевшее зеркало и касается его ладонью, вытирая этот смутный слой осадка, который образовался после горячего душа. Она ещё раз внимательно осматривает ванную, пытаясь уловить хоть единственный недостаток. Даже ржавчин нет. Видимо, Билли здесь ещё не скрывался до сегодняшнего дня. Ни разу. Девушка хватает полотенце и укутывает им своё мокрое тело. Ткань впитывает всю влагу, и в некоторых местах образовываются пятнышки.              Билли не принёс ей никакой запасной одежды. Чёрт. Мэди, поджав губы, косится на свою школьную форму и поспешно накидывает её на себя. Лучше находиться в практически грязной одежде, чем разгуливать перед ним в одном полотенце.              Её охватывает поистине интересная картина, когда она выходит из ванной комнаты: Руссо, развалившись на диване, как какой-то греческий бог на своём троне, держит в здоровой руке её телефон и тщательно роется в нём. Девушку приводит это в шок. Она застывает посреди кухни с чулками в руках, которые вскоре просто выпадают из мягкой хватки, а брови удивлённо приподнимаются. Билли едва поднимает на неё свой взгляд исподлобья, улыбаясь краешком губ. Его это смешит?              — Отдай мне телефон, — в который раз требует Мэдисон за этот вечер, робкими шажочками приближаясь к нему ближе.              Она хочет, но не может взять полный вдох грудью, когда наклоняется, чтобы выхватить свою вещь, и встречается с ним взглядами. Ей приходится прикусить большую часть внутренней стороны щеки и прижмурить глаза на секунду-другую, чтобы осознать, зачем вообще она это делает.              — Отдай, это моё личное пространство! — ворчит Мэдисон, пытаясь выхватить мобильник из его руки, но Билли задерживает её, засунув его в карман своих штанов.              — Угомони свой подростковый пыл и налей мне ещё виски, милая, — опасно хрипит Билли, явно не намереваясь отдавать ей телефон обратно.              Мэдисон сжимает зубы от острой вспышки обиды и чувствует, как от его низкого тембра что-то разливается тягучей карамелью в животе. Сквозь мякоть мышц можно настолько сильно ощутить это. Бутман подходит к столешнице, где стоит бутылка с виски, и обхватывает хладное горлышко пальцами, наливая жидкость в прозрачный бокал, который определённо точно такой же температуры. У неё всплывает резкая ассоциация с Билли. Он порой становится таким же холодным, как и это стекло, будто изготовленное из льда.              Дрожащими пальцами она протягивает ему виски и безоговорочно присаживается рядом, опустив взгляд. Нужно что-то придумать. Нельзя просто сидеть сложа руки и смотреть на то, как Руссо копается в её телефоне без разрешения.              Если хорошо постараться, то у неё может получиться сегодня ночью аккуратно достать свой мобильник и позвонить матери.              — Какая хорошая девочка, — хвалит он её, больной рукой держа бокал с янтарной жидкостью, а другой слегка треплет Мэди по влажным волосам, и ей кажется, что в его тоне прозвучала издёвка. — Знаешь, на фотографиях ты такая зайка, — начинает Билли, осматривая её сжатую фигуру с ног до головы, — а в жизни ты ёжик, который постоянно фырчит не по делу.              У сдавленных выдохов, спирающими в груди всё, что только возможно, нет предела. В лёгких загорается огонь, стоит только Билли чиркнуть спичкой, или же в их случае просто прикоснуться к её бедру. На ней уже нет чулков. Они валяются где-то на полу этой комнаты.              — Почему ты не взяла в шкафу сменную одежду? — озабоченно спрашивает Руссо, делая сразу несколько глотков алкоголя.              Он будто заправляет себя им. А зря.              — Я думала, что ты мне принесёшь её, — Мэди неожиданно для себя всё-таки взглядывает на Билли и видит, что злобная ухмылка пленяет его губы.              — Я что, твой личный дворецкий? — хмыкает он, пальцами дотрагиваясь до её обнажённых участков тел. — Этот дом полностью в твоём распоряжении, можешь делать здесь всё, что захочешь, но, увы, никто не будет приносить тебе сменную одежду, пока ты нежишься под душем.              Они точно доходят до абсурда, играя в гляделки, как малые дети. Мэди просто хочется вскочить с места и уйти в другую комнату. Да, просто уйти. Быть подальше от него, его алчных взглядов и касаний. Кажется, ты снова противоречишь себе.              — Это ты будешь делать сама, Мэдисон. Ты же всё-таки уже самостоятельная девочка, можешь справляться без помощи взрослых, да?              Мгновенно. Всё происходит мгновенно. Её губы пересыхают в край и, высунув язык, девушка облизывает их, не смея прерывать с Билли зрительный контакт. Сердце захватывает немыслимая ритмичность. Оно точно не переломает ей рёбра? Ох, ты ж дьявол, с ним никогда не происходило такого. Билли понял это ещё тогда, когда вкусил её девственность с головой. Никакая Мадани не стоит с ней рядом. Никто не стоит с ней рядом. Для него существует лишь она и её зелёные глазки, которыми Мэди любила мило хлопать, когда чего-то не понимала, или же находилась в состоянии шока.              Три самых желанных для любой девушки слова приклеены на его языке. Билли не может сказать их вот так просто, без всякой причины. Совсем недавно его посещали мысли о том, что всю эту херь надо спекулировать кому-нибудь. Мужчина замечает, что её глаза начинают нездорово краснеть, и в ту же секунду Мэди вновь хлопает глазами. Ты проиграла, детка.              — Почему ты так смотришь на меня? — спрашивает она и… чёрт, видно, как следы смущения расцветают на её щеках цветком мака.              — Ты очень красивая, — не задумываясь отвечает Билли, наклоняясь к её зардевшему лицу. Ну что за милашка. — Правда, Мэди, у тебя довольно интересная внешность.              Жар во всем теле зарождается вначале в груди, растекается лихорадкой к конечностям, потому Мэдисон бьёт внушительная нервная дрожь. Просто дыши. Дыши, Мэди. Звуковые галлюцинации собственного дыхания в ушных перепонках и в черепной коробке просто приводят её в состояние полной беспомощности. Билли специально это делает.              — Можно я задам тебе вопрос?              Билли приподнимает брови. Надо же, она впервые в жизни решилась выговорить эту фразу, а не молоть первым делом всё, что на языке крутится.              — Конечно, — проговаривает Билли, поворачиваясь к ней вполоборота несмотря на острую боль в руке.              — Ты когда-нибудь… насиловал девушку до того случая со мной? — складывается ощущение, что Мэди просто мямлит всё себе под нос, но на огромное удивление Руссо всё прекрасно слышит и залпом допивает виски, смотря на неё пристально и не моргая.              Он сжимает зубы до болезненных пульсаций в висках и спазмов в челюсти.              — Да, было дело, — спокойно признаётся Билли, но его глаза выражают нервозность. — Это было ещё до «Цербера». Нас с Фрэнком занесло в Барсу и во время одной из миссий нам пришлось пытать одного мужика… До сих пор помню его крики и мольбы о пощаде, но мы были слишком ожесточены в тот момент и…              — Вы изнасиловали его жену? — кажется, что Мэди становится осторожнее в выборе слов.              — Хуже. Его дочь, — парирует Руссо, порождая в ней панику, которую девушка пытается поспешно скрыть. — Фрэнк отказался учавствовать в этом из-за Марии и пытался меня отговорить, но я тогда был будто не в своём разуме и вёл себя, как неконтролируемое животное. А той девчонке наверно было лет… двадцать. Совсем молодая и уже испытала такие муки из-за эгоистичности своего папашки.              — И ты её убил, — это звучит не как вопрос. Бутман констатирует факт, потому что и так понятно, что после он мог только избавиться от неё.              Руссо сегодня говорил, что не настолько аморален, чтобы по ночам думать лишь о том, как изнасиловать девушку. Мэди начинает сомневаться в правдивости его слов.              Ему редко хочется докапываться до того, что происходит у нее в голове, но сейчас Билли прямо осознаёт, что у них мнения по разные стороны баррикад. По выражению её лица можно понять, что она в очередной раз осуждает его. Если бы у него была сверхспособность читать мысли, то Руссо тут же прочитал бы их у Мэди. Ему просто хочется узнать, что же может твориться с ней в её внутреннем мирке, когда девушка сидит с задумчивым видом и буквально начинает посасывать свою нижнюю губу. Мужской палец с какой-то некой ленью проезжается по её плечику, а тёмные глаза, наполненные расчетливостью, устремлены лишь на её манящие бёдра.              Без чулков, Билли мог разглядеть бледность кожи Мэдисон и то, как синеватые переплетения вен сливаются практически воедино. Но, стоит признаться, до того момента, пока Мэди не отправилась в душ, у него внутри уже загорался тот самый огонёк, который посылал сигналы в каждую жилку и тестостерон. О, да, трахнуть её здесь, в этом доме было и впрямь привлекательной затеей. От алкоголя на кончике языка до сих пор першит горечью. Билли молча ведёт бровью и наклоняется к ней ещё ближе, чтобы оставить её совершенно без кислорода, и протягивает Бутман пустой бокал.              — Налей ещё, пожалуйста, — просит он, странно улыбаясь ей и замечает, что её кожа на ногах и руках становится гусиной.              Бутман забирает бокал, слегка касаясь своими пальцами его и направляется к кухонной столешнице, пока Билли наблюдает за ней с противоположной стороны комнаты своим внушающим взглядом. Как же хочется разорвать эту юбку на ней… А затем также поступить с шёлковой блузкой, чтобы пуговицы рассыпались по полу градинками. Руссо сжимает ладонь в кулак и прикусывает его, чтобы чуть отрезвить своё сознание. Её юбка приподнимается, когда Мэди садится рядом с ним и с потухшим взором передаёт ему наполненный бокал.              — И что ты думаешь по этому поводу?              А что она может думать?              — Ничего, Билли.              Какая наглая ложь. От взгляда веет холодом, но Мэдисон держится. Почему просто нельзя закончить этот разговор? В её голове по крупицам строится план: Билли нужно напоить, а после уложить в спальню и достать свой телефон, чтобы набрать номер матери и сказать, что с ней всё в порядке и вернётся она неизвестно когда.              Боже, какой абсурд.              Мэди хочет сказать, что с ней просто всё в порядке. Ничего лишнего.              Щёки пылают кармином. От его прикосновений всё перед глазами крошится, и кажется, что она находится не в этом мире. Билли притягивает её продрогшее тело к своему, и Мэдисон ощущает всю его теплоту. Невероятно в это поверить, но девушке комфортно сидеть с ним на этом диване и чувствовать, как в ноздрях оседает гашеный запах сортного виски. Их дыхания переливаются в один дуэт и кружатся между ними вихрем. Бутман кладёь голову на его плечо, а их пальцы соединяются в замок. Наверное, именно так и встречаются души.              — Моя маленькая беззащитная девочка, — его голос совсем охрип от алкоголя и дурмана. Билли вдыхает запах фруктов, еле сохранившийся на её коже и в волосах после горячего душа.              Её лицо начинает полыхать до самых кончиков ушей, и Мэди всё-таки удаётся сдержать улыбку. Мужчина сильнее стискивает её пальцы, поднося ладонь к своим губам, и целует их с такой невесомостью, словно для него это совсем запретно.              — Мне кажется, что ты тот самый человек, которому я могу полностью довериться, — продолжает он, по инерции сокращая между ними и без того ничтожную дистанцию.              Ему удаётся уловить еще одну несомненную перемену. Это сложно, но Билли старается как следует. И вкус её губ всё также отдаётся медоточивостью, когда мужчина касается их, придерживая Мэдисон за её подбородок с небольшой ямочкой. Этот поцелуй совсем не хаотичен и не жесток. Он так же мягок, как и тот поцелуй за углом какого-то дома, когда Билли остановил её сегодня после школы. Но есть одна маленькая осечка. Совсем крохотная, что её нельзя заметить. Какой-то, блять, мелкий пиздюк поцеловал её. Его счастье, что не в губы и не с таким хамством, будто он имел на это право.              Кто-то определенно дёргает его за поводок, чтобы Билли остановился вовремя и отстранился от неё, всё также придерживая Мэди за заднюю часть шеи. Дьяволы пляшут макабр в его тёмных радужках. Мэдисон чувствует, как на его губах оседает запах виски. Такой сильнодействующий. Она пьянеет больше. В её горле застревает все слова, которые так хочется высказать ему, но Билли и сам понимает, что сейчас стоит молчать. Бутман в относительном порядке рвано дышит и живот напрягается, что становится намного сложнее сдерживать собственных бабочек.              Мэдисон предпочитает не думать. Её маленькая ладонь касается его кожи в районе соединения плеча и шеи. Чувствуется, как все его мышцы были сжаты, словно Билли пытается сдержать свою постоянную злость. Девушка привыкла к этому. От того, как он смотрит на неё, ёкает сердце. Мэди чувствует нервную пульсацию там. Внизу. Ей действительно нравится то, насколько внушительна его сила над ней. Эта пассивность вспыхивает между ними.              Она медленно опускает свою ладошку к его больной руке и смотрит именно на то место, где находится небольшая рана в виде дырки, заклеенная пластырем. Стоит ей только дотронуться до ней, как Билли начинает тут же издавать гортанные рыки, смотря на неё предупреждающим взглядом.              — Прости… — лепечет девушка, потупляя свой взгляд, и пытается отодвинуться от него, но Руссо останавливает её, резким движением пододвигая её тело ещё ближе к себе.              Чтобы она въелась в него ещё больше, Билли вжимает её в своё тело, пальцами сдавливая талию, вероятно, до лазурной обливки синяков.              — Хочешь причинить мне боль, да? — спрашивает он едким тоном, улыбаясь своей фирменной улыбкой. — Ты вообще видела, что я сделал с теми ублюдками? Ты по сравнению с ними совсем букашка, девочка, поэтому не провоцируй меня.              Он шепчет в её влажные волосы слегка пьяным, взвинченным и захваченным гневом тоном. Билли словно приманивает Мэди в свою тьму, трогая каждый участок её продрогшего тела.              А через какое-то время он в третий раз просит девушку повторно налить ему виски.              — Я не хочу и не собираюсь причинять тебе боль, — обиженно произносит Бутман, поправляя свои локоны. — Это была минутная слабость, потому что ты пытаешься соблазнить меня, — дыхание совсем пропадает, она глотает воздух ртом, но продолжает говорить. — Боже… Что ты со мной сделал, Билли? Зачем?              Его упырская натура не даёт ей ковыряться в его голове. Даже сейчас. Мэди безнадёжно облокачивается руками о столешницу, совсем позабыв о виски, и опускает голову так, чтобы её волнистые волосы опять спадали. Что она вообще здесь делает? Ей сейчас место дома, на кровати, или же за столом, погрузившись полностью в домашнюю работу. Бутман жуёт нижнюю губу в нерешительности, нервно сглатывая все слова обратно. Лучше ничего не говорить. Лучше сбежать отсюда посреди ночи, хотя есть риск потеряться в этих зарослях деревьев. Мэдисон собирает драть всё тело в кровь, выставлять ладони вперёд, отмахиваясь от торчащих веток трухлявых деревьев, и пробиваться сквозь полосу леса, чтобы Билли, проснувшись на утро, в этом доме её не нашёл.              Руссо с ленцой поднимается с дивана, будто делает ей ебучее одолжение, и бесшумно подкрадывается к ней, стоящей всё в том же положении. Мэди не видит и не слышит его. А когда его прохладные ладони касаются её плеч, девушка резко цепенеет и сжимает пальцами гладкую поверхность столешницы.              — Детка, — пропевает Билли, слегка массируя её напряжённые плечи, — я был ранен, защищая тебя. Ты уже причинила мне боль таким образом.              — Но я не хотела, — начинает оправдываться девушка, словно поддаваясь его силе, его словам. — Не надо, Билли, — сипит она, когда его поцелуи начинают распространятся с щеки на лебединую шею.              Честно говоря, Билли всё равно на её просьбы. Алкоголь просто затмевает его сознание, и те слова про то, как ему жаль, мгновенно испаряются в воздухе. Он даже не помнит, что произносил их с таким жалким взглядом, чтобы вымолить у Мэди прощение. Одна рука, которую просто выворачивает от смеси боли, покоится на её хрупком плечике, а другая проворно переползать к её не таким уж и сочным бёдрам, но они всё равно срывают ему крышу в край. Билли сжимает одну ягодицу в руке, вызвав у Мэдисон тихий выдох. Такой ошеломлённый. Её потряхивает крупной дрожью во всём теле, пока мужчина касается её настолько алчно, настолько собственнически, что спирает дыхание.              Стоит признаться, что тебе приятно, Мэди. Он кладёт ладонь на её плоский живот и прижимает к себе.              — Ты даже сейчас причиняешь мне боль, — намекает Билли на свою больную руку, которой он придерживает её за талию.              Но она не причиняет ему боль. Он сам виноват. Нечего держать её. Пусть отпустит. Отпускай, Билли! Мэди тихо всхлипывает в свою ладонь, пытаясь сдержать слёзы от странного ощущения. Она нуждается в Билли, но и одновременно мечтает убежать от него сверкая пятками. Билли с укором цокает языком, собирая её юбку гармошкой в своей ладони. Сука, как же хочется её порвать.              От него прёт удушливым одеколоном и горькой ноткой алкоголя. Его зубы почти прокусывает её ухо до крови, и из её уст вылетает что-то кроме прерывистых вздохов и всхлипов — стон. Протяжный и посылающий вибрацию в его андрогены. Билли определённо хочет трахнуть девчонку прямо на этом столе, чтобы выбить из себя это дерьмо.              Пиздец, полный пиздец. Руссо встаёт перед ней на колени в считанные секунды, приводя девушку в изумлённое положение. Она мнётся, облокачиваясь поясницей о столешницу и её сердце бьётся, кажется, со скоростью света. Что он вообще творит? Мэдисон ощущает, как плавно передвигаются его грубые ладони по её нежной коже и то, как его длинные пальцы начинают приподнимать её школьную юбку, чтобы нащупать насквозь промокшие трусики. Кто бы не спросил — всё равно не поверил бы ему. Она возбуждена до сжатых пальцев на ногах.              — Что ты делаешь? — спрашивает Мэдисон в надежде услышать ответ, но его просто не следует.              Почему Билли смотрит так, словно она в его глазах всего лишь сломанная кукла, у которой нити были слишком криво пришиты и могли в любой момент разойтись? Мужчина продолжает цокать, напевая какую-то мелодию коим образом, а пальцы задевают по краям трусики, неспешна спуская их. Это определённо безумие. Мэди не может просто так взять и поддаться ему. Она предпочитает прятать своё лицо, наполненное красным оттенком, в ладонях.              Морок смеётся над ней где-то в углу, наблюдая за этим зрелищем со стороны. Её мысли подтверждаются — жизнь действительно слишком несправедлива по отношению к ней и к остальным мирным гражданам. Когда Билли снимает с неё трусики и бросает их куда-то в сторону, его ладони резко хватаются за её напрягшиеся ягодицы и усаживают на столешницу. Бутман крепко держится за его плечи, пытаясь не соскользнуть вниз и не упасть к его ногам. Так она будет выглядеть ещё более жалкой.              — Держи ножки широко и тогда ты получишь то, чего желает каждая девушка в такие моменты, — горячо шепчет Руссо, оставляя мокрые поцелуи на её шее, а руки ложатся на её бёдра и грубо раздвигают их. — Ты же будешь хорошей девочкой, Мэди?              — Д-да, я буду… — будто в бреду тараторит Мэди, прижимая его ближе к себе, несмотря на то, что всё внутри гниёт от предательства к собственному достоинству.              Билли вновь присаживается на колени, отняв её ладони от своих плеч, и пододвигает невесомое тело ближе к себе, чтобы наконец вкусить девчонку до конца. Чтобы она навечно была его. Чтобы она знала, что он — всегда будет первым и единственным. По крайней мере, у неё. Больная рука гудит, не даёт хорошенько прощупать её бархатную кожу, но для Руссо это не является огромной помехой — потянуть юбку верх, оголяя интимное место и прикоснуться к ней языком.              Дьявол. Это… это… просто предельно. Невозможно заглушить собственные стоны, когда его язык вытворяет что-то невероятное. Пальцы на ногах также сжимаются от блаженства, а в глазах всё покрывается ночным небом со звёздами. Мэди сжимает пальцы на краю столешницы, чуть ли не выламывая кусок деревяшки. Желание схватить Билли за волосы и приблизить к себе ещё ближе было слишком острым, и Мэдисон не может противостоять этому.              Она едва касается его затылка, как её ладони перехватывают и отстраняют. А затем Билли решает проучить её, прикусив зубами половые губы и Мэдисон тут же хнычет, откидываясь практически всем телом назад. Это больно, но не настолько, чтобы вожделение исчезло. Его щетина царапает её кожу на внутренней стороне бедра вперемешку с поцелуями. Женские ноги покоятся на его плечах и в любой момент могут просто дрогнуть, словно кто-то нажимает на чёртов рычаг, и Билли снова дотронется до неё своим языком. Бутман слишком сильно желает этого сейчас. Теперь вместе щетины её царапают его жемчужные зубы и острые, как бритва, клыки. Мужчина оставляет укусы везде, даже не стараясь быть нежным. Ему это не нужно. Мэди и так вся протекла от него.              Вот так добыча сама попадает в руки голодному хищнику, стоит ему всего лишь бросить на неё взгляд, незначащий буквально ничего.              Её легкие сдавливают огромным булыжником.              — Билли, — выдыхает так сладко, что у него едет крыша по новой, но сильнее, — не мучай…              — Ты слишком сладкая, детка, хочу распробовать тебя как следует, — мычит он в её бедро и касается языком её клитора, чтобы девчонка изящно выгнулась в спине. На его губах застыла ухмылка.              На её молочной коже появляются мурашки от радужных ощущений внизу живота. Мэди сжимает губы настолько плотно, насколько это возможно, и не знает, куда деваться от новейших впечатлений. Конечно, раньше никто такое с ней не вытворял. Малышка Мэди не знает, каково это — быть желанной, и когда у твоего партнёра такой охуенный язык, который вытворяет с её клитором нечто невероятное. Удовольствие граничило с болью. Билли прикусывает её нежные половые губы специально, чтобы слышать её милое хныканье.              Пока наслаждение льётся целым потоком на неё, её мысли заняты раздумьями. Мэди не хочет, чтобы Билли бросал её. Она надеется, что он действительно любит её такой, какая она есть. В ней нет ничего особенного, что могло бы привлечь мужской пол, кроме своей невинности во взгляде. Боже, это совсем неважно. Пусть Билли будет рядом. Особенно сейчас. Бутман слабо улыбается, но сказать что-либо напросто не может. На что она способна сейчас — постанывать его имя и закусывать губы, открывая свежие ранки. Она чувствует, что Билли отстраняется от неё на миллисекунду и начинает покрывать поцелуями другие участки тела, руками хватаясь за горловину блузки. И Мэди не замечает, как он рвёт её к чертям собачьим, а пуговицы в виде жемчужин со значительным звоном падают на паркет. Шёлк слетает с её плеч одним движением, и мужчине открывается взор на её чёрной бюстгальтер.              Какая же она красивая.              Билли выравнивается во все свои сто восемьдесят пять сантиметров и кладёт ладони на девчачьи лопатки, пододвигая Мэди ближе к себе, чтобы она чувствовала его стояк и жар его тела. Чтобы она знала, что это всё из-за неё. Руссо, не думая, целует её в приоткрытые от изумления губы с такой жадностью, на которую только способен. А жадности у него дохуя. Девушка пытается отвечать с таким же напором, лихорадочно хватаясь за его широкие плечи тонкими пальцами. Как же хочется слепо верить ему, хочется просто не чувствовать себя в страхе перед ним, но с Билли это невозможно.              Первая ночь у них вышла комом. Мэдисон не знает, как ещё можно было выразить эти ощущения. Но сейчас ещё можно исправить всё, что Билли успел натворить. Он мог устроить ей ночь, которую девушка точно никогда не забудет. Бутман лелеет надежду, что ей не будет так больно, как в первый раз. Билли же больше не причинит ей боль? Руссо отвечает ей своими прикосновениями. Они грубые, но не настолько, чтобы девчонка после выла от гематом.              Похожие души сливаются воедино. Оба ищущие помощи в ком-то. Билли искал любви, хотя сам этого не подозревал — всё таилось внутри, где-то в глубинах сердечной мышцы. У Мэдисон практически та же проблема, но она предпочитает больше прекословить своим чувствам, а затем жалеть, как сейчас.              — Я, — Билли отстраняется с намерением продолжать осыпать поцелуи по всему телу, и что-то неожиданно щёлкает в сознании в который раз, — тебя, — выдыхает в её ключицу и поднимается к уху, опыляя ушную раковину своим нетрезвым и горячим дыханием, — люблю.              Любовь — это большая ответственность. Ощущать к кому-то любовь — это то же самое, что брать на себя убийство, которое ты не совершал. Прежде чем почувствовать её, стоит сначала разобраться в самом себе. Может ему это и не нужно?              Мэдисон застывает на месте, уже не ощущая на себе его прикосновений, его жадных поцелуев на теле. Я тебя люблю. Билли впервые сказал это напрямую, не намекая другими словами. Девушка застревает в этом неком вакууме, слыша только его три хриплых слова. Он… любит её? Это точно? Чёрт, ненавидеть его намного проще, а сейчас вся её жизнь переворачивается на сто восемьдесят градусов только потому, что её сердце начинает болеть при виде Билли Руссо. Всё-таки любить его слишком мучительно.              — Я тебя никогда не отпущу, — цедит он с такой яростью, словно она сделала что-то непозволительное, и обхватывает пальцами её челюсть. — Ты меня поняла, Мэди?              Покалывает в районе груди очень сильно. Её сердце щемит. В горле встаёт комок, и Мэдисон незамедлительно сглатывает его, приоткрывая губы.              — Я для тебя лишняя проблема, — произносит девушка, не смотря в его тёмные глаза, потому что знает, что в них она что-то хорошее точно не увидит, разве что похоть и зверства. — Не знаю, зачем ты вообще со мной возишься, когда мог уже сто раз найти нормальную девушку без всяких отклонений и уехать с ней подальше отсюда.              Она чувствует, что и без того хлипкий мирок может распасться на тысячи неровных кусочков в любую секунду, если Билли ответит, что её слова — сплошная правда. Вожделение такое же сильное и не даёт ей соображать более здраво, и, наверное, только поэтому Мэди наговорила ему этот бред.              — Я вожусь с тобой, потому что люблю, — выговаривает Билли, почти незаметно расстёгивая её бюстгальтер. — Я думаю, это уже многое значит, разве нет? Сама посуди, если бы я не чувствовал к тебе ничего, кроме желания трахнуть, то тебя уже не было бы в живых.              Это произошло.              Разве это не произошло ещё раньше? Нет, не до конца. Никогда ещё такого не было. И вот оно — та оставшаяся часть льда, окружённая вокруг его сердца, даёт трещину. И эта трещина слишком значительна. Билли борется, но, блять, он нуждается в ней, как в воздухе.              Мэди отворачивает голову, сглатывая повторный ком, не успевший до конца встать поперёк гортани, и её чёрный бюстгальтер оказывается откинут туда же, куда и трусики. Билли настойчив в своих действиях, когда сжимает её обнаженную мелкую грудь, когда целует её пульсирующую ярёмную венку на шее и наматывает её локоны на свой кулак, чуть сжимая их. Девушка прячет свой взгляд за пушистыми ресницами, прикусывая нижнюю губу, как правильно пухлее, чем верхнюю. «Не провоцируй ещё больше!» — думает Бутман сквозь туман вожделения и трётся о него сильнее, пытаясь сделать так, чтобы его пальцы коснулись её пульсации внизу.              Билли нарочно делает так, чтобы она ещё больше нуждалась в нём. Её глаза наполняются слезами. Мэди не может сдерживать свои стоны и хныканье, когда он всё же решает коснуться её своими музыкальными пальцами, едва целуя девушку в уголок губы. Он оттягивает её локоны назад, чтобы она подставила ему свою шею для свежих поцелуев. Давление с его стороны сильное, что хочется кричать, срывая нежные стенки горла. Руссо что-то шепчет ей, но она не желает слышать, что именно. Это безумие затягивает её в пучину. Как остановить время?              Мобильник Билли вибрирует во второй раз, и он с раздражением хватает его с намерением выключить.              — Пошли все нахрен.              Мужчина испускает последний вздох возле её губ и берёт её невесомое тело на руки. Мэди обвивается худыми ногами вокруг его торса, прижимаясь как можно ближе и крепче. Её сердце точно проломит рёбра — Мэдисон уверена в этом. Особенно в тот момент, когда Билли укладывает её на двуспальную кровать с таким трепетом, будто бы она сделана из хрупкого фарфора. Девушка хочет сказать ему, чтобы он был более аккуратен в своих действиях, но с уст слетает исключительно хриплые стоны. Бутман даже не замечает, что он лишает её последней вещи — юбки. Она лежит перед ним абсолютно нагая, и ночную тишину разрывает только её лихорадочное дыхание, пока поцелуи появляются на её шее вперемешку с метками.              Вся девичья шея усыпана пунцовыми и багровыми пятнами. Его голос звучит в голове. Он говорит, что не причинит ей вреда. Правда ли это? Здравое понимание всего рушится до основания. Мэди пытается снять с Билли майку, но он и сам отлично справляется с этой работой, несмотря на то, что его руку вновь пронзает острая боль, и рычание вырывается из его груди. Девушка нервозно сглатывает, пытаясь сделать вид, что её это совсем не пугает. Она начинает щекотать своим дыханием его шею, когда Руссо наклоняется к ней, чтобы продолжить начатое.              Шелковистые пряди проскальзывают сквозь его пальцы. Ему нравится вот так касаться её, без всяких мольб о том, чтобы он перестал. Билли на секунду решается заглянуть в её зелёные глаза и видит, насколько затравленный у неё взгляд. Он заламывает её запястья, но уже не с такой яростью, как в первый раз, и целует её неистово и головокружительно. Девчонка стонет ему в рот, пытаясь выбраться из его хватки, чтобы касаться его обнажённой кожи, его груди, его плеч. Но ей приходится подавить в себе это желание и прижиматься к его эрекции ещё ближе.              Билли проводит своими хладными ладонями по всей длине её туловища, отпуская её запястья и посылая в девичье тело разряды из стада мурашек. Мэди невольно вздрагивает и касается освободившимися ладонями его плеч, проводя указательным пальцем по неглубокой линии шрама. Он отстраняется от неё, смотря прямо в глаза. Какая же она восхитительная. Такая маленькая. Такая красивая. Такая желанная. Сука. Правильно, что она боится мужиков с такой внешностью. И наверное, поэтому к ней прилипают всякие клопы, которых Руссо готов давить одним лишь пальцем.              Он приподнимает её за затылок здоровой рукой, осыпая всё лицо поцелуями и спускаясь вниз к шее, потом к мелкой груди, проводя языком в ложбинке одну мокрую линию, а потом к напрягшему животу, и опускает её голову обратно на подушку. Возле пупка Билли замечает родинку. Маленькую, аккуратную. Такую… сексуальную. Руссо заметил её ещё в первую ночь, но крышу ему сводила исключительно ярость и желание завладеть ею первым. Он боялся, что её может коснуться кто-то другой. Кто-то кроме него самого. И от этих навязчивых мыслей Билли готов был рвать собственные волосы на голове, метать всё подряд, убить любого урода, который посмеет посмотреть на неё и задушить её саму, чтобы не мучаться с такой ношей вечность.              В его руках мгновенно появляется складной ножик. Билли достаёт его из кармана с целью убрать всё лишнее к черту, но Мэди резко настораживается, наблюдая трусливым взглядом за тем, как мужчина откладывает его на тумбочку вместе с огнестрельным оружием и её телефоном. Девушка сжимает ладони в кулак, заодно сминая простынь, и косится на Билли, чтобы удостовериться, что он не собирается причинять ей вред, как и обещал. Она тонет в мутной воронке его глаз. У него они чернее обычного. Такими же они были в их первую ночь, когда она испытала ту самую боль, которую боялась всю свою никчёмную жизнь.              — Раздвинь свои прекрасные ножки, детка, — она тает от этого прозвища и повинуется ему, видя в глазах исключительно его ухмылку и то, каким взглядом он смотрит на неё сквозь мутное бельмо. — Надеюсь, в дальнейшем раздвигать ты их будешь только для меня. Никого другого между ними быть не должно, Мэдисон. Ни-ко-гда, — процеживает Билли последние слова по слогам, захватывая её челюсть в плен своей ладони.              Мэдисон подозревает, почему Билли вырос настолько жадным человеком и почему относится к ней моментами, как к своей собственности. Быть сиротой — ужасная участь. Вероятно, большинство мальчишек в приюте отбирали у него игрушки или всякие сладости, и маленький Билли оставался ни с чем. И с каждым годом в нём всё больше зарождался этот собственник, не имеющий никаких преград и чувства такта.              В глазах в какой-то момент начинает скапливаться влага. Билли медлит в прямом смысле. Его пальцы в медленном темпе скользят меж её влажных складок, а из её груди вырываются полувздохи-полустоны. Он смотрит на неё настолько алчным взглядом, пытаясь уловить этот момент в сознании и запечатлеть его в фотоплёнке своей памяти. Никто не должен знать о его маленькой слабости. О ней известно только Мэди. Билли возвышается над ней, раздвигая её ноги шире, и устраивается поудобнее, улыбаясь слишком глумливо.              Девушка не успевает вновь пустить стон, как он целует её в сладкие губы с такой любовью, что её девичье сердце начинает биться сильнее именно для него. Они теряют грани собственных миров, соединяясь в один, который принадлежит только им. Реальность растворяется вокруг на фоне их безумия на двоих. Ничто не имеет значения для Билли — только Мэди. Но это уже и так известно.              Билли отстраняется от неё с намерением снять с себя штаны, но благодаря своей больной руке он может только припустить их вместе с боксерами, и неожиданно липкий страх накрывает Бутман, когда мужчина едва начинает проникать в неё. Она вскрикивает и прикладывает ладонь к своим губам, сдерживая в груди громкие стоны. Это одновременно болезненно и одновременно фантастически до сладкого прилива внизу живота. Руссо яростно дышит в такт своим движениям. Его руки неконтролируемо хватаются за любые участки её тела, при любой возможности сжимая девчонку в своей крепкой хватке.              — Я хочу слышать тебя, принцесса, не отказывай мне в этом, — выдыхает Билли, убирая её ладонь, чтобы впиться в её приоткрытые губы.              Её стоны заполняют комнату. Он пытается заглушить их поцелуем, чтобы не раззадорить себя ещё больше. Но увы, ничего из этого не выходит. Билли утыкается носом в её шею, начиная проникать в её узкие стенки практически в бешеном темпе.              — Помедленнее, — умоляюще шепчет она, цепляясь ногтями за его спину. — Билли, мне больно.              Мэди выкрикивает до рези в глазах и сжимает пальцы на его лопатках до следов в виде полумесяцев, и Билли шипит, царапая зубами её нежную шею, но всё же решается сбавить темп фрикций, чтобы она привыкла к новым ощущениям.              — Так легче? — спрашивает он, словно ему действительно интересует это. Билли знает, что ей намного легче и приятнее без слов.              — Да, — глухо постанывает она, смежая веки.              Серебряное мерцание луны очерчивает её фигуру, и Билли наблюдает за этим слишком озабоченно. Слишком гневно. Чёрт, видимо, здесь она забыла закрыть шторы. Холодок ушивается под её кожу, заставляя прижиматься к телу Билли ещё ближе. Он припадает к её шее языком, ладонями закидывая обмякшие ноги себе на поясницу, и девушка по-детски закусывает губы, откидывая голову назад. Один протяжный стон вырывается из её уст, когда Руссо вонзается в её тесное влагалище глубже. Теперь это не вызывает такую яростную боль, от которой можно лезть на стенку и впиваться ладонями в изголовье кровати.              Мэдисон замечает сквозь пелену пряного возбуждения в глазах, как на лбу Билли прорезается венка. Впору начать смеяться от собственного сумасшествия, но у неё просто-напросто нет сил на это. Он ожесточённо вколачивается в её тело, заставляя её кричать на весь мир от этого блаженства. Мэди не чувствует себя отвратительно. Ей даже не страшно. Ей хорошо с ним. И теперь она понимает, что значит настоящая метаморфоза чувств. Билли целует Мэдисон, забравшись в её рот языком, и касается здоровой рукой тонкой шеи. Воздух испаряется из лёгких. Бутман не может дышать, но ей необходимо целовать его в ответ, чтобы мужская ладонь не душила её сильнее.              Расплывчатый взгляд девушки прикипает к его чёрным, как ночное небо, глазам. Сейчас она видит в них звёзды. Такие… светящиеся. Резкий толчок заставляет её тело непроизвольно приподняться и округлить свои зелёные глаза до самой боли. Живот скручивает от спазма и нездорового удовольствия одновременно. Её глаза закатываются, как у покойника, а кожа становится бледнее обычного и покрытой тонким слоем пота. Билли двигается в ней по самое основание, прикусывая её подбородок жемчужными зубами, а затем эфемерно зацеловывая укусы своими губами. Ладонь сжимает девчачью шею всё крепче и крепче, начиная душить её, и Билли яростно дышит от удовлетворения собственного превосходства. Это уже не грёбаная асфиксия. Это намного хуже.              Такие ублюдские игры в постели нравятся практически всем девушкам, у которых имеются склонности к мазохизму. Её сердечко точно прошагает траурный марш в мгновение ока и остановится так же быстро, как и успокаивалось моментами, когда Руссо ввёл себя вполне адекватно.              Все называют карателем Фрэнка, а Мэдисон кажется, что на самом деле карателем был Билли. По крайней мере, её личным. Особенно тогда, когда пытался причинить боль одним движением. И сейчас он делает это, сжимая руку на её шее, чтобы воздух больше никогда не поступал в её лёгкие. У неё складывается ощущение, что Билли давит на неё шершавой удавкой. Боже, добей уже. Не мучай зря.              Худые икры сжимают его бёдра, чтобы мужчина начал погружаться в неё ещё шустрее, ещё жёстче. Её ребра неестественно красиво выпирают, когда изящная спина выгибается навстречу его движениям. Билли вдалбливает Мэдисон в мягкий матрас, заставляя буквально кричать от фейерверков перед глазами. Её бабочки в животе готовы выбраться на волю, кружить по комнате, оставив Мэди с огромной дырой в животе. Но это чувство уж столь абстрактно. Особенно, когда его рука на шее мешает чувствовать себя полноценно удовлетворённо. Его член касается венки во влагалище, и Мэди ощущает, как её ноги начинает трусить, а горло першит от постоянных стонов. Она даже не успевает глотать слюни.              Её влажные от недавнего душа и от обильного выделения пота локоны растрепались по подушкам. Бутман вполне хватает совсем не сойти с ума и ухватиться за его растрёпанные волосы, чтобы ощутить себя на седьмом небе от счастья. Поцелуи Билли распространяются лишь на её мелкую грудь и нежные губы. Нахуй принципы про привязанность. Ему нужны эти пухлые губки, эта тонкая шейка, эти зелёные глазки миндальной формы, как у грандиозной кошки. Ему нужна вся Мэдисон Бутман без остатка.              Билли скалится, посмеиваясь, а потом заливается этим истерическим смехом. Правда прячется в темноте, в его сердце, но мужчина никогда не скажет ей, что именно может случиться, если она согласится добровольно остаться с ним. Её золотая клетка покажется ещё уже, чем предполагалось. Только будет она не золотой, а проевшейся ржавчиной, и единственное, что сможет украсить эту клетку, будет именно Мэдисон. Господи, она уже хочет бежать. Бежать, бежать, бежать. Но неожиданный всплеск чего-то яркого. Чего-то неожиданного. Что вызывает у неё самый громкий стон за эту ночь, и спазматические ощущения внизу мешает ей глотать воздух и о чём-либо думать. А затем ноги совсем обмякают, и… Мэди слабо улыбается.              Ей не хочется разговаривать. Ей хочется чувствовать, как Билли продолжает двигаться глубоко внутри неё, и касаться его потной кожи, слыша над ухом его удовлетворённый рёв. Её пальцы нежно зарываются в его волосы цвета смолы. Слова вязнут на языке. Бутман не хочет говорить, но ей приходится.              — Давай же, Билли, — хрипло шепчет девчонка, пухлыми губами прикасаясь к его напряжённой скуле, и оставляет на ней бархатный поцелуй. — Ты же знаешь, что я люблю тебя.              Мэди слушает нервное дыхание, глухой стук его прелого сердца и наивно полагает, что это к лучшему. Конечно, она не старается тешить себя иллюзиями, что Руссо тут же изменится. Нет. На это уйдет уйма времени, но девушка готова пройти с ним через это. При условии, что Билли сам согласится быть лучше хотя бы ради неё, ибо её нервная система совсем порвётся, и она скажет ему прямо в лицо: «я ухожу, не ищи меня». И всё кончится.              — Только попробуй предать меня после этих слов, — звучит даже не угрожающе, а как-то меланхолично, безнадёжно, — в худшем случае, я клянусь, что убью тебя, Мэдисон.              Никто не должен прощать предательство. Фрэнк не простил бы ему никогда, даже если Билли захотел исправить свою ошибку.              — Не сможешь.              Эта уверенность плещет из неё хлеще пощёчин, которых Билли получил за всю жизнь не раз. У него нет времени, чтобы пререкаться с ней. Руссо сжимает губы в одну тонкую полосу, увеличивая темп, чувствуя, как тело словно наполняется свинцом и в глазах всё расплывается. Всё, кроме выражения её лица. Оно буквально светится от блядской нежности. Молниеносно Билли вытаскивает свой член из неё и изливается на плоский девичий живот, испуская приглушённый стон, а потом опускается на её тело, смежая веки от острого приступа усталости. Плевать, что лёг прямо на собственную сперму. Его интересует только её маленькие пальчики, поглаживающие его по волосам.              Билли слышит, как бьётся сердце в её груди. Она живая по сравнению с ним. У него уже давно складывается ощущение, что его занесло куда-то в полупространство, в альтернативную реальность, где ему совершенно не было места. Его руки обвивают змейкой её талию, не давая Мэди и шанса на то, чтобы выбраться. Уйти от него. Сбежать, в конце концов.              — Тебе хорошо, Билли? — с искреннем упованием спрашивает Мэдисон, кончиками пальцев скользя по его коже и собирая испарину после их воссоединения.              — Мне никогда не было так хорошо, как сейчас, — хладнокровно отвечает Билли, переплетая их ладони в несокрушимый замок. — А как ты себя чувствуешь?              — Прекрасно, но… — осекается девушка, целуя убийцу в макушку, — я чуть не задохнулась.              Если бы сердце могло лопнуть от боли, разбиться в прямом смысле — оно бы проделало это тысячу раз за одну жалкую минуту, пока Руссо медленно трезвел. Он её чуть не задушил. Блять. Его косяк. Почему он просто не может перестать чувствовать? Почему он не может заставить сердце остановиться, как в этой чёртовой драме про вампиров? Билли хмурит брови, вспоминая название столь знаменитой серии фильмов. Сумерки вроде. Он хочет стать апатичной ледышкой, и чтобы его кровь застыла в жилах, а сердце словно вымерло и засохло, как цветок, за которым давно перестали ухаживать.              Они лежат, также прижимаясь друг к другу. Её запах такой же распаляющий, с ноткой фруктов, а Билли же всё также пахнет смертью. Разум девушки как хрустальный шар, который пока выдерживает давление, но стоит только приложить чуть-чуть усилий, и наступит полный пиздец. В этом и заключается его фишка — сделать всё возможное, чтобы этот шарик не лопнул к чертям собачьим. Её глаза блестят звёздами, когда мужчина приподнимается и большим пальцем дотрагивается до нижней подрагивающей губы. Какого хрена она плачет? Что опять не так? Билли лишь усмехается, как положено, наверное, чудовищу с человеческим лицом вместо того, чтобы выдавить из себя хоть слово. Будто ему было абсолютно равнодушен тот факт, что Мэди проливает слёзы.              — Хватит.              У неё тяжело вздымается грудь, и на щеках проявляются влажные тонкие полоски. Билли видит её насквозь. Губы растягиваются в улыбке, а из глаз вытекают крупинки стекловидных слёз. Но через минуту Мэдисон легко выдыхает, несмотря на тяжесть в лёгких из-за давления его тела на её. Она не знает почему, но ей хочется ощупать себя и внимательно вглядеться в отражение зеркала, понять, что не так теперь. Что вообще изменилось после обоюдного секса. Незначительная дрожь в пальцах парализует и другие части тела. Словно у неё лёгкая степень эпилепсии.              В комнате душно, как в парилке. Билли встаёт с постели, оставляя свою половину лежать в полном одиночестве, практически страдая из-за этой потери, и застёгивает ширинку своих штанов.              — Мне нужно в душ, отмыться после нашего спаривания, — ухмыляется Билли, подойдя к зеркалу с узорной оправой, висящему возле двери. — Скажи спасибо, что я не кончил в тебя, а то в твою молодую головку сейчас бы приходили мысли о нашем будущем ребёнке.              — Не хочешь ребёнка? — закусывая губу, спрашивает Бутман, наблюдая за тем, как красавчик Билли лицезрит на своё отражение, ладонью поправляя смоляные волосы.              Он смотрит на неё через зеркало. Пристальным и угрюмым взглядом.              — Точно не сейчас, — парирует мужчина, уже выходя из комнаты.              Только сейчас, Мэди осознаёт, что ей тоже нужно в душ, и тяжёлый вздох вырывается из пухлых губ, когда она пытается полноценно встать на обмякшие ноги, словно набитые ватой, а не мышечными тканями, как и положено. Тело девушки едва ли слушается её, когда она решается подойти к тому же зеркалу, чтобы рассмотреть себя полностью. Блики луны освещают её фигуру не так хорошо, как обычный дневной свет, но Мэдисон отлично различает на своих ключицах сливовые метки. Его метки. А большая часть живота покрыта семенем. Это похоже на Билли. Он всегда найдёт способ унизить тебя, даже если у него имеются к тебе какие-то добросовестные чувства.              Холод пронзает её хлеще ножевого лезвия, подставленного к горлу. Бутман уже ощущала себя в таком неблагоприятном состоянии раньше. Тогда Билли пришёл в её комнату впервые и, чтобы она не закричала и не разбудила свою драгоценную мамочку, он решился пригрозить ей ножом. Мэди для него определённо просто девчонка, совсем юная, не погрузившаяся полностью в реальный мир. Её можно было назвать настоящим интровертом, но он никогда не думал об этом. Его интересовало больше другая проблема психического характера.              Этот её страх перед мужчинами… Что он ей даст в жизни?              Правильно. Ничего.              Узкие плечи вздрагивают. Просто не думай об этом. Мэдисон раскрывает дверь и выходит из спальни абсолютно нагая, невесомо ступая по хладному полу босыми ногами. Она до сих пор помнит терпкий вкус страха. Он застыл где-то глубоко внутри неё. Он притаился, практически не напоминая о себе. Мэди хочется показать себя с другой стороны монеты — более воинственной, уверенной, не такой слабачкой, которая сейчас бездумно заходит в ванную комнату, застыв в дверях.              Билли, вероятно, не слышит, как девушка заходит к нему, и продолжает стоять под струёй горячей воды, ощущая, как руку выкручивает нестерпимая боль. Ему приходится облокотиться здоровой рукой о ледяную плитку, подставляя лицо прямо струе воды, будто хотя раствориться ей. Нахрен всё. Эта агония ему осточертела в край.              Смой наконец с себя эту хуйню, Билли.              У Бутман миленькая улыбка. Слишком тошнотворная. И хорошо, что Руссо не видит её, сосредоточившись на своей боли. Кажется, что между ними стоит решётка с острыми шипами, какие используют в тюрьмах, чтобы преступники не смогли сбежать. Мэди может перелезть через неё, несмотря на появление новых гематом и ссадин, сочившихся кровью. Она полезет к Билли, чтобы спасти его. Её шаги такие же тихие. Она ступает к нему с полной уверенностью, что этот жанр момента напоминает ванильную историю о том, как девушка разожглась Стокгольмским синдромом к своему мучителю, карателю, палачу. Есть множество синонимов, которые Мэдисон может применить сюда. Но похоже, ни единый точно не сможет подойти Билли.              Девушка чувствует его судорогу, когда прикасается своими пальцами к его лопаткам. Её тело мгновенно обволакивает влага. Всё его семя смывается, как и все следы от поцелуев. Независимо каких: грубых или нежных. Плевать. Мэди волнуется за его больную руку. Нельзя так пренебрегать подобными ранениями.              — Ты редкостный дурак, — заявляет она, опуская голову на его спину, — тебе же потом будет ещё больнее.              Вода затекает ей в рот. Горло дерёт. А Билли молчит, хотя ему есть что сказать.              — Больнее уже быть не может, — тихим шёпотом бросает мужчина, чувствуя её ладошки, обвивающие его пресс. — Жизнь делает эту работу лучше меня, — вновь шепчет он спустя какое-то время.              — Ты никогда не был счастлив? — она сверлит взглядом его затылок и крепче прижимается к нему, чтобы вновь воссоединиться с ним в одно целое.              Они как инь и янь.              — Я же говорил, что счастлив только с тобой, а всё остальное уже не имеет никакого значения, — начинает ворчать Билли, повернув голову на девяносто градусов. — Наверное, тебе это покажется сентиментальной вещью, но я мечтал, чтобы мы жили где-нибудь… на берегу моря. И чтобы… у нас была самая обычная жизнь, без всяких перестрелок и расчленений.              — Ты хочешь обычную жизнь? — удивлённым тоном интересуется Мэди, будто для него такая жизнь всегда была слишком мнимой.              — Только никому не говори об этом, ладно? — ухмыляется Билли в ответ, поворачиваясь к ней уже всем телом, и по инерции хватается за её осиную талию. — Ты бы хотела для себя блядский образ жизни?              Мэдисон моментально хмурится от дискомфорта.              — Нет, — кратко отчеканивает она.              — А вот у меня он был всю жизнь, — выдавливает Руссо, и видно, как его челюсть то сжимается, то разжимается, — и у меня никто не спрашивал, хотел ли я грязнуть в этой хуйне или нет. Всем было насрать, особенно моей мамаше, которая хотела продать меня ради очередной дозы.              Нет, Билли не пытается в чём-то винить Мэди. Просто ему нужно выбросить всё, что скомкалось внутри него давным-давно толстым слоем гнили.              — Фрэнк был единственным, кому было не насрать на меня. Его семья всегда поддерживала меня, а я предал его и его жену с детьми ещё тогда, когда их расстреляли в парке. И после этого я буквально погряз в деньгах. Ничего не имело для меня значения. Я жил этим и с каждым днём становился всё алчнее и алчнее, а моя совесть всё ускользала и ускользала от меня, — его глаза блестят, но Мэдисон не замечает этого под сплошным потоком воды. — Знаешь, мне иногда кажется, что я предал себя, а не его. Я сам испоганил всё, за что держался всеми силами.              Хотел ли Билли заплакать? Он и сам не знает. Всё равно без толку мусолить прошлое, как какой-то уличный пёс, который боится отдать кому-либо свою единственную пищу. Ничего не изменишь. Рано или поздно придётся отдать, или же кто-то отберёт её у него. Это уже жестокий закон улицы. Это уже как жизненный спарринг.              Мэди привыкает к недостатку кислорода в организме. Её губы приоткрытые и подрагивающие. Ещё немного — и слёзы сольются с проточной водой против её воли. Боже, она никогда не знала, каково вообще жить на улице, не чувствовать любви матери, а потом превратить себя в монстра, а собственную жизнь — в нескончаемый ад событий.              — А… что бы ты сделал, если бы у тебя убили жену и детей, а потом бы совсем неожиданно для тебя вскрылась бы горькая правда о твоём лучшем друге?              Этот вопрос ему уже задавала Мадани. Даже той же интонацией. Только Руссо уже не помнит, когда этот момент происходил в его жизни.              — Я никогда не задумывался об этом, потому что у меня никогда не было ничего ценного, кроме денег Роулинса, — нерешительно проговаривает Билли, смотря в сторону, но не на Мэди.              — Н…но у тебя же есть я, — всхлипывает она, заметив, что из его округой ранки начала вытекать струйка крови, — разве этого не достаточно? Или тебе делают счастливым истязания над до мной?              Вновь та же пластина. Билли кажется, что Бутман решила окончательно добить его одним и тем же. Поэтому он продолжает говорить медленно и с ядовитым цинизмом.              — Ты теперь всегда будешь припоминать мне ту ночь?              — Я буду напоминать тебе об этом, пока я не увижу хоть какие-нибудь изменения в тебе.              Блять, пора было бы закончить эту дискуссию.              Билли наклоняется низко, чтобы быть с ней на равных, и чувствует, как боль уже не ощущается так остро и внушительно. Его дыхание царапает её губы, заставив Мэдисон чуть отодвинуться, отойти назад, но ей мешает чужая рука, молниеносно хватающая её за пряди волос и притягивающая обратно. Ближе к нему, чтобы он в край смял её нежные губы. Чтобы все её надежды рассыпались звёздами. Ни черта не будет хорошо, пока Руссо действует незаконными путями и строит бизнес на наркотиках.              Вот-вот и Мэди треснет от напора, как бокал с чем-то содержимым. Скорее он пытается выцарапать крики из её горла, чтобы из девушки вылилось абсолютно всё. Выть от страха у неё получалось всегда, а противостоять ему, как достойный воин, Мэди не может. У неё никогда не было должной силы духа. Под взглядом её отяжеленных от капель воды ресниц чётко закодирован взгляд. Жалобный. Ей жалко Билли, жалко себя. Но не жаль остальных. Даже мать уже не имеет в её жизни значимую часть.              Если в будущем и существует это желаемое «они», то им выпадет самая настоящая фортуна, потому что ещё никому не удавалось в восемнадцатилетнем возрасте влюблять в себя убийцу, который старше их на добрых десяток лет, и иметь над ним влияние. Сильное влияние. Почему бы ему не унести за собой все её кошмары, если в итоге всё закончится сплошным прахом? По правде говоря, Руссо и дальше собирался тащить её в пропасть, чтобы спрыгнуть вместе, также воссоединяясь друг с другом.              Дерьмовая идея — умирать в восемнадцать, даже не дожив до своего совершеннолетия.              Бутман чувствует, как начинает кружиться голова от нехватки воздуха. Билли целует её непрерывно, с таким жаром, о котором могут писать только в романах. Она тянет к нему ладони на ощупь, наивно пытаясь оттолкнуть, чтобы выдохнуть с облегчением. Каждое прикосновение друг к другу превращается в едкий ожог. Вода скапливается в полости рта, но, видимо, даже это не мешает ему неуклонно употреблять её вкус, как очередную дозу наркоты. Они оба начинают давиться проточной водой.              — Ты точно дурак, Руссо, — мямлит она, вызывая у него искренний смех.              Он смеётся, но взгляд стреляет льдом. Струя воды может с лёгкостью заморозиться — Мэдисон почему-то уверена в этом.              — Лучше иди и обработай рану, — Мэди начинает подталкивать его к двери, — а я нормально приму душ.              Билли не может сдерживать улыбки от её настойчивости.              — Я тебе смущаю? — протягивает мужчина, накидывая на себя чистые боксеры после того, как вытер всю влагу с тела полотенцем. — Я уже всё давно у тебя увидел.              Да, увидел всё. Особенно сильную худобу и скрупулёзную кожу, которую можно легко проткнуть. Не зря на ней очень часто появляются синяки или ссадины. Его взгляд цепляется за выпирающие позвонки и практически костлявые руки с ногами. Такую хилую девчонку можно переломать с большой лёгкостью. И Билли сделал бы это и глазом не моргнув, если бы в груди не стучало так громко сердце, что этот безумный ритм отбивался в ушах эхом каждый раз.              Он подходит тихо, как хищник, опуская ладонь на её правую ягодицу, и по четырём стенам ванной комнаты рикошетом отталкивается достаточно громкий шлёпок. Мэди вздрагивает, лихорадочно выдыхая, и поворачивается к нему, пытаясь разглядеть через мутную пелену в глазах от воды его высокую фигуру.              — За что? — возмущается она и отходит от него на безопасное расстояние.              Или ей так просто кажется.              — За дурака, малышка, за дурака, — Билли отвечает таким вальяжным тоном, от которого мурашки выпирают по всему телу.              Её щёки окрашивается пунцовым от ещё большего возмущения, и Бутман поспешно отворачивается от него, а через считанные секунды слышится, как дверь за ним захлопывается. Перед её глазами всплывает репродукция того, как зрачки Билли расширялись снова и снова. Хотя это явление увидеть практически невозможно, учитывая то, что его глаза были чёрного цвета и сливались с радужкой.              Блять, она не может даже отплёвываться ему в ответ.              Слабачка. Слабачка. Слабачка.              Мэдисон чувствует критическое желание заткнуть этот голос. Когда её психоз себя готов выгрызать из подкорки, девушка смывает с тела гель для душа и поворачивает вентиль крана, выключая воду. Она здесь лишь раздражающая мелочь, не более. И от этой мысли всё моментально разрушается.              Девушка выходит в одном полотенце, теребя кончики влажных волос и посасывая свою нижнюю губу. Её вид отлично подходит для задумавшиеся человека. Чертовски хочется рассмеяться от своей подростковой глупости и частичной инфантильности. А какой нужно быть в восемнадцать лет? Одеваться, словно тебе уже за двадцать пять, трахаться с любым грёбаным парнем, который обратит на тебя внимание, и думать о том, чтобы в дальнейшем завести ребёнка? Нет, это точно не про Мэди. Её жизнь расписана буквально по пунктам, но не факт, что она и дальше будет продолжать следовать этому плану.              Подходя к спальне, она улавливает едва разборчивый шёпот. Видимо, Билли с кем-то разговаривает по телефону. Мэдисон стоит возле двери минуты две. Не больше. Но потом, набравшись моральной уверенности, подносит ладонь к ручке и открывает дверь в спальню, заходя внутрь с таким видом, будто бы она совсем ничего не слышала.              — Ладно, я с тобой позже разберусь, больше меня не беспокой сегодня, — Билли сбрасывает вызов и поворачивается к Мэди. — Я тебя умоляю, одень мою футболку, если не хочешь снова оказаться подо мной, — начинает умолять он, чувствуя, что не может держать себя в руках.              Бутман сглатывает вязкую слюну и лезет в шкаф, доставая оттуда обыкновенную чёрную футболку.              — Отвернись, пожалуйста, — просит Мэди.              Билли смиренно отворачивается и подходит к окну. Какого хуя ты ей повинуешься? Надо было накинуться на девчонку! Мужчина выдыхает сквозь зубы, сжимая руки на подоконнике. Этот бесконечный поток мыслей затягивает его в гистотоксическое болото сплошного ублюдства и ярости. Главное сейчас — не показывать, что помимо неё его разгневали совершенно другие люди. Не из её компании.              — Завтра мне нужно будет уйти, заодно зайду к тебе, возьму некоторые вещи, — информирует её Билли, поворачиваясь к ней.              Блять.              Его футболка слишком велика для неё и доходит до колен, но… Мэди чертовски охуенна, даже когда мнётся на месте, опустив свой взгляд. Скорее, чтобы не показывать очередное смущение.              — Детка… — всё, что смог выдавить из себя Руссо.              Как красноречиво.              — Что-то не так? — спрашивает девушка, делая шаги ему навстречу, совсем не боясь того, что он действительно может наброситься на неё.              — Всё так, просто… — Билли отводит взгляд, устало протирая переносицу, — завтра трудный день. Нужно набираться сил и подобной херни, чтобы не пошло всё по пизде.              Между ними не остаётся расстояния. Мэди подходит совсем близко к его напряжённому телу и касается указательным пальцем его плеча, проводя им невидимую линию до того место где находится рана. Он успел обработать её, пока она принимала душ, и заклеить новым пластырем, чтобы бактерии не проникли через маленькую дырку в его организм.              — Я никогда не понимала, что ты нашёл во мне. Моё мировоззрение слишком узкое, и… Я думала, что ты просто искал определённую выгоду во мне, — она поднимает свой взгляд на него, пытаясь запечатлеть в своей памяти его выражение лица. Билли теперь не так зол, как ранее. Из него буквально сочится что-то искреннее. — Но, видимо, я просто маленькая дурочка, у которой в голове сплошной воздух, и которая пойдёт за тобой куда тебе только не захочется.              — Думаешь, я всё это время был рядом, чтобы просто найти в тебе какую-то выгоду? — горько ухмыляется Руссо, облизывая столь сухие губы. — Блять, Мэди, просто одумайся. Не смей больше накручивать себя этой чушью.              Её нутро робко подсказывает, что Билли говорит истину.              — Я не могу, я слишком слабая, чтобы не накручивать себя изо дня в день, — всхлипывает девушка, ощущая, как он прижимает её тело ближе к своему.              — Скажи, что мне нужно сделать, чтобы ты перестала это делать, — хрипло шепчет Билли в её макушку, пытаясь согреть Мэди всем своим телом. — Я обещаю, что сделаю всё, клянусь.              — Просто пообещай, что скоро это всё закончится, и ты попытаешься стать лучше ради нас.              В таких случаях легче соврать.              Билли хочет сделать это, сказать, что всё будет так, но он лишь оставляет поцелуй на её макушке, решившись промолчать. Так будет лучше.              — Давай спать, — произносит он, отходя от неё, чтобы расстелить кровать.              Неужели это правда? Это никогда не закончится? Они вечно будут убегать, прятаться, а Билли и дальше будет перестреливаться и убивать? Мэдисон готова прямо на месте упасть на пол, чувствуя насколько её тело тяжелеет. По щеке скатывается одинокая слеза от осознания того, что это конец. Пора бежать от него. Господи, даже не верится, что из-за собственной наивности можно уйти на дно. А кусочек неё навсегда останется здесь, в этом доме, в лесу.              Ничто уже не будет как прежде.       

***

      Мэди плотнее закутывается под одеяло, чувствуя, как чужая рука обвивает её туловище, и Билли прижимает её ближе к себе. Она ворочается уже второй час, пытаясь проникнуться в сон, но знойные мысли не дают ей покоя. Ей нужно взять свой телефон, пока Билли спит, и закрыться в ванной, чтобы он её не услышал. А если это проигрышный вариант?              Как же хочется лишить себя этой ежедневной тусклой боли, напоминающей приступы тошноты, потому что она съела что-то не то в школьной столовой. Мэди поворачивается на спину, метнув свой ничего не выражающий взгляд в потолок. Под боком слышится тихий храп Руссо, а его руки моментами сжимают её тело во сне. Девушка сосредотачивается на тишине и думает о том, что с ней будет, если эта тишина станет вечной. Скорее, она окончательно слетит с катушек. Превратится в живого трупа, без чувств. И Билли уже никак не сможет помочь ей.              Бутман выдыхает, позволяя мужчине перевернуться на бок. Всё, теперь пора. Давай. Но она не спешит, сверля взглядом его затылок. Почему такие красивые люди, как он, на самом деле всегда оказываются гнилыми насквозь? Нет, конечно, она чувствует его травмы, его боль и всем сердцем хочет помочь ему. Жаль, что Билли сам не хочет для себя истинного счастья. Он хочет жить в океане лжи, алчности, жестокости и каждый раз уходить всё глубже и глубже. Если бы он слышал её наивные мысли, то точно рассмеялся бы до хрипа и сказал ей, чтобы она не говорила без дела.              Каждый раз, когда Билли так говорит, кажется, что боль пронзает даже кости, и девушка начинает дрожать, словно от холода.              А сейчас… ничего.              Пустота.              Потому что он просто спит. Требуется значительное время, чтобы понять, что пока он находится в глубоком сне, нужно действовать. Мэди смотрит на него ещё раз, будто убеждаясь, что Билли действительно спит — не притворяется, и бесшумно встаёт с постели, медленно ступая к прикроватной тумбочке с его стороны. Опасно. Она нащупывает в темноте свой мобильник и кидает настороженный взгляд на мужчину, который резко перестаёт сопеть. Паника накрывает её моментально, и Мэди ощущает, как липкий страх посылает заряды под её кожу, чтобы маленькие волоски встали дыбом.              Фаланги пальцев бледнеют, когда Бутман сжимает в ладони свой телефон и нервозно сглатывает, медленно направляясь к двери и стараясь действовать также бесшумно. Главное, чтобы он не проснулся при любом шорохе. Мэдисон пытается дышать ровно и носом, но выходит всё криво и не так, как планировалось.              Едва Мэди успевает отворить дверь, в косяк, практически рядом с её головой влетает тот самый складной ножик, который Руссо вытащил из своих штанов во время секса. Кровь в жилах будто застывает. Её глаза округляются от ужаса, а дыхание спирает. Мэди буквально не двигается, надеясь, что Билли не стоит рядом с ней и не пытается дышать ей в затылок. Сердце в груди сходит с ума, бьётся о рёбра и намеревается выскочить, оставив девушку с огромной чёрной дырой.              Мэдисон облизывает нижнюю губу и чувствует, как она дрожит так же, как и всё тело от страха. Она поворачивает голову медленно и с опаской, потому что от Билли нельзя ждать чего-то здравого в таких ситуациях.              — Билли… — звучит жалко и сипло. — Я…я…              — Верни. Живо.              Он стоит в двух метрах от неё, смотря исподлобья нечеловеческим взглядом, от которого её колени вмиг дрогают и Мэди хочется просто упасть, разодрав их и разбив до сливовых пятен. Но увы, девушка не может двигаться. Остаётся лишь смотреть, не моргая, выжидая, пока её личный каратель просто не скажет, чтобы она ложилась обратно спать.              Билли спустя несколько минут напряжённого молчания делает несколько шагов вперёд, и Мэдисон решает прислушиваться к своему внутреннему голосу. Беги, беги, беги!              — Дрянная девчонка! — злобно рычит мужчина, побежав вслед за ней.              Он гонится с холодной яростью, медленно растекающейся внутри, а она, в свою очередь, подбегает к входной двери и поспешно пытается открыть замки, пока руки Билли не останавливают её, прижимая к себе. Мэди кричит, она рвётся загнанной птицей и старается пнуть его между ног, зная, что мужчины сразу начинают выть от боли.              — Нет! Отпусти!              Ей приходится собрать всю свою силу в кулак и проехаться им по его левой щеке. Бутман хнычет от приступа боли в костяшках, но это того стоит. Ведь она успевает также с лёгкостью ударить его прямо между ног и молниеносно открыть последний замок, оставляя Билли выкрикивать непристойные слова в свой адрес и рычать от дискомфорта.              — Маленькая засранка, тебе будет пиздец, когда я тебя поймаю! — кричит Руссо, не щадя собственные связки.       

***

      Как безрассудно выбегать из дома в ночной мороз в одной футболке и босиком, когда стужа легко проникает под кожу, а ноги совсем непослушны. Мэдисон считает себя глупой дурой, сбежавшей практически без причины. Нужно было просто отдать ему телефон и лечь спать, а сейчас ей приходится бежать сломя голову от разъярённого Билли. Он же… совсем неконтролируем. И он не остановится, пока не догонит её и не причинит боль. Вероятно, у него и нож с собой, чтобы перерезать ей глотку. А потом он закапает её тело где-нибудь здесь, в лесу.              Ком страха подкатывает к горлу. Её ступни саднят от свежих царапин и холода земли. Ветки трещат под ногами, создавая лишний шум. Мэди страшно, но никто не сможет помочь ей сейчас. Она одна в тёмном лесу, под звёздным покровом неба и значительным морозом, колющим все участки тела. Здесь есть рядом дорога? Вдруг её собьёт машина? Вдруг она даже не добежит до дороги и её застрелит какой-нибудь выживший паренёк после уже вчерашней перестрелки?              Бутман чувствует себя запертой. Этот лес бесконечен. Билли где-то рядом. Она слышит посторонние шорохи и вздрагивает каждый раз, но уже не от стужи. Мэди обнаруживает, что мобильник оказывается разряженным, когда она пытается включить его, чтобы позвонить хоть кому-то. Дьявол… Боль такая, что закладывает уши. Она останавливается возле дуба, прячась за него, дабы перевести дыхалку. Ноздри словно царапают иголками, рисуя ими всякие узоры. Слёзы ужаса падают на стуженую землю и сразу же превращаются в льдинки.              Она слышит его шаги. Ощущает его зверство через такую значительную дистанцию. Руссо идёт быстрыми шагами, ища свою добычу настолько голодно, что, кажется, он просто не сможет прожить без неё дальше, если не найдёт. Мэди приходится закрыть ладонью рот, чтобы всхлипы не были громкими и не вызывали лишнее внимание.              Для него это привычная игра.              Её продрогшее тело непроизвольно спускается вниз по дереву, и Мэди ощущает своими тонкими бёдрами лютый мороз. Ебанутая идиотка, честное слово. Петля безнадёжности, затягивающаяся на шее, наверняка оставит следы. Девушка прикусывает собственные пальцы до неглубоких следов, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом, а не на морозе и Билли. Вдоль позвоночника змейкой ползёт холодок. Это кошмар, не более. Нужно внушить себе, что это кошмар.              — Тебе мама не говорила, что убегать из дома очень плохо? А, Мэди? — эхом раздаётся его голос, но кажется, что Билли слышит весь Нью-Йорк. — Или ты хочешь поиграть? Хорошо, детка, так уж и быть, я с тобой поиграю, но потом ты выйдешь и отдашь мне свой грёбаный телефон и мы вместе вернёмся в дом.              Вот он — настоящий Билли. Это не тот мужчина, который относился к ней, как к богине, как к любимому человеку. От горькой обиды хочется реветь взахлёб, но инстинкт самосохранения не позволяет ей такой слабости.              — Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать, — опять говорит он своим желчным тоном, — кто не спрятался, того я покусаю.              Страх ледяной волной заставляет ладошки вспотеть.              — Куда же ты спряталась от папочки?              Наверняка у него глаза наполнены кровью от ярости. Она же убежала от него. Какая ещё реакция может быть у монстра, если его жертва сбежала из клетки посреди ночи? Мэди прикрывает веки на секунду, задумываясь, как поступать дальше. Ей бы впору сейчас встать и бежать дальше, но все конечности немеют от холода. Может умереть прямо здесь? Нет, слишком уж громко звучит это слово «умереть». Бутман хочется просто спастись. Любой бы человек хотел спастись на её месте.              Сердце пробивает свой последний ритм. Оно просит свободы. Оно умоляет встать и выбраться наконец из этого кокона страха. Мэдисон почему-то так кажется, ведь она ощущает, как сердечная мышца бьётся в ушах. Нет, она слышит эхо его сумасшедшего ритма. Заткнуть внутренний голос гораздо проще, чем угомонить собственную душу. Девушка знает, что рисковать жизнью опасно. Убийца совсем рядом, а она сидит здесь, съёжившись у огромного старого дуба. Совсем беззащитная.              Моя маленькая беззащитная девочка.              Заткнись! У неё нет брони, она и вправду очень слабая, но силы встать и бежать ещё есть. Просто нужно в это поверить. Плевать, что холод пытается вогнать её в смертный сон. Боли нет, но есть бесконечное отсутствие тепла и румянца на бледных щеках. Какая ирония в чистом виде. Ноги едва слушаются её, но Мэди удаётся подняться, покачиваясь в разные стороны, и ринуться бежать дальше. Тело не бьётся в нескончаемой дрожи. Бутман думает только о своей жизни, потому что смысл продолжать её есть. Кости, мышцы и вся её плоть горят. Горло дерёт, и Мэдисон приходится подавлять в себе гортанный вой. Думать сложно, мысли ворочаются в голове неохотно, словно плохо смазанные шестерёнки.              Она выбегает на какую-то поляну к тому времени, когда спазмы охватывают мышцы её икр, и сил бежать больше нет. Мэди медленно ступает назад по влажной траве, видя, словно через туманную пелену, высокую фигуру, надвигающуюся на неё спешным шагом. Нет, это невозможно. Билли не мог догнать её так быстро. Кажется, что он окружён сияющим ореолом, потому что его тело начинает расплываться в её зелёных глазах. Только сейчас Мэдисон замечает, что мужчина выглядит слишком неряшливо: с растрёпанными волосами, без футболки, в одних штанах и в тяжёлых ботинках, которые он каким-то волшебным образом успел надеть, догоняя беглянку.              Его твёрдая грудь будто блестит при свете луны, а лицо становится менее яростным. Билли в буквальном смысле насмехается над её глупостью и слабостью. Желудок сжимается от ужаса и хочется просто выплюнуть все свои внутренности разом, в том числе и сердце, чтобы перестало биться загнанным зверем. Девушка жалобно всхлипывает, продолжая сокращать между ними дистанцию, но Руссо — намного ловчее её.              — Нет! Не надо, Билли, не делай мне больно! — в бреду вопит Мэди, когда Билли резко хватает её замёрзшее, словно у трупа, тело и прижимает к себе.              Он тёплый…              Он сбежал из ада?              — Я не хотела… Пожалуйста, — она продолжает умолять его, рыдая до надоедающей икоты и сжимая своими ледяными пальцами его плоть на плечах.              Её кожа покрыта изморозью и приобретает синеватый оттенок на своей нездоровой бледности. Лёгкая усмешка уж слишком кривит его губы. Билли слушает её лепет, понимая, как сильно напугал её. Даже не просто «сильно», а практически до смерти.              — Мэди, я погнался за тобой в такой мороз, чтобы ты сейчас умоляла меня посреди леса не делать того, чего я даже не собирался делать? — успокоившись, проговаривает он, зарывшись носом в её локоны.              Какой Билли видит её сейчас? Забитой малышкой с резко зардевшимися щеками и запёкшими слезами? Её знобит, словно при простуде, когда температура тела достигает чуть ли не сорока градусов. Мужчина мягко приобнимает её за талию, направляясь отсюда подальше. Обратно в домик, где тепло.              — Я волновался, думал, что ты можешь замёрзнуть, или же тебя убьют, — Руссо сжимает зубы до скрежета от таких предположений и пытается хоть как-то согреть её своим телом, — из-за этого я и разозлился.              — То есть ты погнался за мной не из-за телефона? — почти неслышимым шёпотом спрашивает Мэди и сжимается в его объятиях сильнее.              — Ну и из-за него тоже, — отвечает Билли, забирая разряженный мобильник из её ослабших ладоней. — Больше не убегай от меня так, поняла? Я ведь могу и не спасти тебя, в случае опасности.              А если опасность — именно Билли? Он же кричал, что ей будет пиздец, что ей будет не сладко, а сейчас его слова совсем противоположны. Её ноги подкашиваются хлеще, чем несколько минут назад. Значительно хлеще. Мэди готова вот так просто упасть на стужу земли, действительно умереть от обморожения всех конечностей, но Билли подхватывает её на руки, как невесту, и идёт дальше, будто он не нёс такую ношу, взаимодействуя с больной рукой.              Надо бы всё свалить на Стокгольмский синдром. Она чувствует к нему сильнейшую привязанность, даже когда пытается спастись. Боже, как сложно любить такого человека. Эта мысль её посещает за сегодняшнюю ночь не в первый раз.              — А если я буду убегать каждый раз? — Мэдисон сглатывает слова, чувствуя, насколько они понурые по своей природе.              Не прошло и секунды его размышлений, как её тело падает на землю с глухим грохотом. Похоже, Билли вообще ни о чём не думал, решившись сразу причинить ей боль. Иногда кажется, что это — единственное, с чем он справляется на все сто баллов. Боль не так сильна из-за онемевших от холода мышц. Мужчина садится на корточки и склоняется перед ней, оглядывая антагонистичным взглядом её маленькую фигуру.              — Хочешь узнать, что будет? Прямо здесь и сейчас? — ладонь, которая непредвиденно появляется на её бедре, начинает сжиматься, создавая ещё больший дискомфорт. — Или хочешь оказаться в тёплой постели, в моих объятиях, чтобы согреться после игры в прятки?              Мэдисон отползает назад, намереваясь спастись от него — вновь разгневавшегося. Билли грубо хватается за её лодыжку и пододвигает малышку Мэди обратно к своему телу. Внутри неё что-то слипается комком грязи. И тут… неожиданно вспышка. В их первый раз, он сделал такой же жест. Девушка точно помнит это.              — Ты не собственность, но всё равно принадлежишь мне, — внушительной тональностью молвит Билли и касается её щеки, ощущая, как от её ледяной энергии сердце вновь начинает замерзать. — А если ты и дальше собираешься сбегать от меня, я всё равно буду находить тебя, где бы ты ни была, и поступать не совсем корректно по отношению к тебе.              В этот раз он определённо подбирает слова.              Облегчение загорается яркой и приторной вспышкой, когда девушка оказывается на его руках и утыкается носом в его шею, опаляя её на удивление горячим дыханием. Хорошо, что она не переломала себе позвонки, ибо сейчас её тело было бы совсем безвольным.              — Я же и так люблю тебя, что тебе ещё нужно?              — Мне нужно, чтобы ты не сбегала. Этого достаточно, — переводит дыхание и отвечает Руссо, поджимая губы. — Повторюсь, что сейчас очень опасно разгуливать в лесу одной. Тем более, посреди ночи, потому что ты кажешься совсем бессмертной.              Билли насмехается в открытую.              Мэди ничего не отвечает в ответ, не сопротивляется ему, не давится истерическим смехом. Ей как будто всё равно на его слова. Билли смотрит на неё, вскинув бровь, и обнаруживает, что её зубы стучат гораздо сильнее. Безумная. В голове звучит это как какой-то танго, с одним лишним тактом, на который Руссо абсолютно похуй. Этот мир уже ничем не удивляет. И только поэтому они создали свой, чтобы дальше погружаться в омут полного сумасшествия. Мэдисон по сути уже смирилась с этим фактом, остаётся дело только за ним, но… Лучше бы вообще он никогда не встречал этот объект обожания. Билли слишком одержим.              Не хочется больше бороться за первое место. Он его и так уже занял, когда Мэди поняла, что влюбилась в его внешнюю оболочку и умудрилась найти истинную красоту во внутренней. Эта девушка особенный человек. Ещё никому не удавалось сделать это — только ей. И когда из её уст вырываются слова о том, какая же она слабая, в его голове появляются совершенно противоречивые слова. Бутман сильная, просто пока не подозревает об этом, как и Билли не подозревал того, что и убийцы способны ощущать любовь. Кристально-чистую и настоящую.              Кровоток останавливается. Боль проталкивается туда. Если ад прямо здесь и сейчас, то почему ей кажется, что падший ангел создал для неё совсем иное измерение? Его глаза чёрные-чёрные, блещут в неуместной уверенности, а руки сжимают замёрзшее до самых костей тело, пока Мэди не укладывают в тёплую постель, заботливо укрывая одеялом.              — Совсем замёрзла, — шепчет Билли, наблюдая, как её веки медленно слипаются и девушка впадает в глубокий сон.              Мужчина наклоняется к ней и оставляет на лбу тёплый поцелуй, чувствуя, как у самого всё промёрзло до льда. Особенно сердце. Её губы приоткрываются во сне, и Билли решает поцеловать её, точно зная, что она не проснётся. Он делает это с робостью, хотя всё горит от ярости. Мэди пыталась сбежать. Пыталась сбежать. Но он понимает, что здесь имеется и его вина, потому что нехуй пугать её до дрожащих пальцев на ногах. Губы у неё тёплые, согревающие его душу. Этот процесс слишком приятный для него. Он бы хотел делать это сутки напролёт, но её нервы стоят в превыше всего извращения, заседающего в его разуме.              Его рука автоматически, как будто по щелчку пальцев, цепляется за её челюсть, и Руссо отстраняется, чтобы лучше разглядеть её умиротворённое выражение лица. Плёнка безразличия лопается. Билли любит накручивать себя тем, что кто-то помимо него может смотреть на неё. Пялиться, лицезреть. Что-то в этом духе. Она рассказывала, что в школе предпочитает сидеть рядом с Грейс, либо одной на последних партах. И Билли не мог определить где ложь, а где правда.              Легче было поверить ей, потому что Мэдисон и ложь — несовместимые вещи.              Блять, как эта погоня и игры в прятки утомили его. Мужчина укладывается рядом с ней, приближая уже не продрогшее тело к своему. Запах её волос весьма странный. Он отдаётся зимним холодом и дремучим лесом. Завтра… Или точнее, уже сегодня Билли обязательно прихватит её духи, чтобы привычный запах оставался с ним на вечность.       

***

      Утро наступает незаметно. Взошедшее солнце давно прогревает её. Голос Билли всё ещё звучит в её голове. Он далёкий, но кажется таким осязаемым, хотя это чисто физически невозможно. Её тело до сих пор онемевшее. Мэдисон ощущает себя ледышкой, но на самом деле жар заставляет её скинуть с себя одеяло и присесть на край постели. Эта ночка была точно не из лучших.              Мэди шевелит ступнями, чтобы убедиться, что у неё имеется возможность передвигаться. Его рядом нет. Значит, уже ушёл.              Кто она сейчас? Пленница? Что за чушь?              Неуверенная в своих силах, девушка встаёт с постели и начинает практически бесшумно шлёпать босыми ногами по паркету, направляясь к кухне. Её желудок жмётся от голода. Но сама Мэдисон внушает себе, что совершенно не хочет есть. Ей хочется просто выпить кофе, если он здесь имеется, и обратно залезть в кровать, дожидаясь Билли.              — Вау, спящая красавица наконец проснулась, — он стоит в дверях, снимая с себя грязные ботинки. — Я успел сходить в магазин и забраться к тебе в комнату.              Руссо кидает сумку с её вещами на диван и кладёт пакеты с продуктами на столешницу.              — Ты же не собираешься умереть с голоду? — загадочно улыбаясь, спрашивает он и подходит к ней, намереваясь поцеловать в лоб, но Мэди ускользает от него настолько юрко, что Билли вовсе и не замечает этого.              — Извини, я не голодна, — произносит Бутман, раскладывая продукты по своим местам. — Мне будет достаточно только кофе.              Билли вновь приближается вплотную к ней и расставляет руки так, чтобы у неё не было возможности убежать.              — Может лучше оденешь своё нижнее бельё, чтобы оно не валялось посреди кухни? — хрипит он настолько соблазнительно, что у неё происходит ассоциация с вчерашним вечером.              Шершавые пальцы слегка надавливают ей в районе последнего позвонка и спускаются ниже. Мэди резко поворачивается к нему лицом и чувствует, словно ей в глаза капля по капле заливают расплавленный воск. Моргает она настолько быстро, насколько это было возможно.              — Тогда дай мне пройти, — сухо отвечает она, глазами пытаясь найти свои трусики.              Они ведь точно должны быть где-то здесь.              Воздух между Мэди и Билли будто уплотняется. Он прищуривает глаза, когда наклоняется к ней ещё ближе, почти соприкасаясь с ней носами, и тень ухмылки застывает на его губах. Какой следующий ход строится в его голове? Опять трахнуть её? От собственных мыслей её глаза распахиваются широко, словно она глядит на огонь. Но через считанные секунды мужчина отходит от неё на полшага назад, и Мэди оперативно находит свои трусики и надевает их, пытаясь не смотреть на Билли. Она чувствует его взгляд, она чувствует, что он близко и ждёт, когда она повернётся к нему.              — Может… — она закусывает губу, но упрямо не поворачивается к нему, — тебе приготовить завтрак? Ты, наверное, не ел…              Билли удивлённо поглядывает на её затылок.              — Не знал, что ты умеешь готовить, — в очередной раз ухмыляется он за утро и складывает руки на груди в ожидании.              — Мне кажется, каждая девушка умеет готовить, — парирует она, нахмурившись, и, позабыв о собственной гордости, взглядывает на него.              Не каждая.              Билли знает это по собственному опыту и поэтому отреагировал так… своеобразно.              — Ладно, приготовь, — кивает он, а потом неожиданно добавляет, — и себе тоже приготовь. Я не собираюсь наблюдать за тем, как ты пускаешь слюни, пока я ем, и губишь своё тело своими регулярными отказами.              — Ч-что? Я не…              — Не нужно оправдываться, — отрезает Билли, перебив её лепет. — Мне кажется, что с каждым днём ты становишься всё худее и худее. Ты практически ничего не ешь и глотаешь кофе кружками. Скоро ты еле будешь на ногах стоять, тебе оно надо?              — Знаешь, Билли, это не твоё дело, — цедит она с такой яростью, на которую никогда не была способна.              Должно быть, часть её мозга, отвечающая за здравый смысл, заморозилась этой ночью.              Губы тут же пересыхают, глаза слезятся, и Мэдисон закрывает лицо ладонями. У них с мамой было множество ссор на эту тему. Каждый раз всё заканчивалось девичьими слезами и обидами. Она вздрагивает и неожиданно ахает, когда её хапают за копну волос и притягивают с такой грубостью, что кажется, все волосы сейчас просто оторвутся.              — Не моё, говоришь? — шипит Билли ей в лицо, сжимая волосы до спазмов в волосяной луковице. — Ты, блять, превращаешься в живого скелета и думаешь, я намерен спокойно наблюдать за этим, пока самый дорогой для меня человек не сдохнет из-за ёбаных комплексов?              Билли ловит её взгляд. Слишком жалостливый и наполненный слезами. Её губа трясётся от страха перед ним, и мужчина думает о том, что можно вцепиться в неё зубами и прямо сейчас напиться той бордовой, сладкой жидкостью, что течёт по венам. Мысли слишком ебанутые.              — Отпусти, я всё поняла уже, — пытается вырваться Бутман, сдерживая слёзы до привычного кома. — Билли, я поняла, что ты беспокоишься обо мне. Пожалуйста, отпусти, я сделаю нам завтрак, — выдыхает она почти неслышно и делант попытку пошевелить своими тонкими пальцами, чтобы коснуться его самой чувствительной зоны.              Мэди проворно лезет под его кофту, подушечками пальцев нежно касаясь живота, а потом поднимаясь выше. Она знает, куда точно нужно бить. Билли смежает веки, про себя говоря, какая же девчонка мерзавка, и его хватка существенно слабеет. Слёзы мгновенно высыхают, а на губах появляется игривая улыбка, которую Мэдисон хочется по-скорее скрыть, но выходит это туго.              — Эмоциональные качели — наше всё, верно, Мэди? — спрашивает Руссо, когда девушка отходит от него к плите, собирая с пола жемчужные пуговицы, и выкидывает их.              В их отношениях эмоциональные качели — обычное дело. Но происходят они чаще со стороны того, кто старше. Дедукция сделана. И если Билли просто озвучивал свои мысли, то это не отменяет факт того, что тёмный романтизм ещё реален, и он сейчас происходит между ними.              — Верно, — отвечает она так, словно её это не заботит, и разбивает яйцо на разогретую сковородку. — Если тебе не сложно, Джигсо, сделай, пожалуйста, кофе, — с улыбкой просит Мэди, разбивая ещё одно яйцо.              — Нет, нет, ты сегодня без кофе, малышка Мэди, — также насмехается он, как и она, присаживаясь за стол. — Кстати, взял нам зарядники для телефонов, потому что мой тоже сел ещё ночью, а у меня работа.              Работа, чтобы убивать людей и продавать запрещённые вещества?              — А откуда ты взял электричество и воду? — с искренним интересом спрашивает Мэди, игнорируя его последние слова, и ловит его взгляд на себе.              — Здесь неподалёку есть пригород, оттуда я всё и взял.              Мэдисон делает из волос пучок, чтобы они не мешали ей, и поднимает с пола свой бюстгальтер, делая пометку в голове, что потом, когда Билли будет не рядом, нужно будет его надеть. Она выталкивает воздух из лёгких и по инерции начинает мычать какую-то мелодию, будто позабыв, что она здесь не одна. Билли откладывает свой телефон в сторону и смотрит на неё изучающим взглядом, скрестив пальцы.              Что-то так безнадёжно трескается внутри. Разве не должно болеть? Руссо сглатывает так, что дёргается кадык и перед глазами всё темнеет. Мэдисон всегда была сложной, а сейчас она казалась ещё сложнее, и вся эта хрень становится огромной тяжестью в желудке или на сердце, но возможность дышать ещё имеется.              — Расскажи мне что-нибудь, — выдаёт девушка, не смотря на плененного её пением Билли.              — Что, например? — хмурится мужчина.              — Ну… что-нибудь из детства, — её голос сладкий. Она сама сладка, но иногда в ней всё равно находится горечь, которая портит всю картину.              Блять, нет.              — Нечего рассказывать, Мэди, — бесцветно бурчит Билли, делая вид, что его интересует переписка.              — А мне кажется, что есть, — настаивает Мэди, кинув на него впервые недобрый взгляд. — У тебя всю жизнь что-то происходит.              Руссо смотрит на неё так, как человек смотрит на своего самого ужасного врага. Быть такой занозой задницей у неё в приоритете? Судя по тому, как он относился к ней ранее, Мэди никогда ещё не проявляла такого рода поведения и никогда не пыталась рычать ему в ответ, как сегодня. Всё равно в этой девчонке есть свой изъян.              Не все же идеальны.              — Ну была одна ситуация в приюте, но если я сейчас её буду рассказывать, мы все тут разрыдаемся, — Билли пытается отмахнутся.              Билли предпочёл бы не помнить. Он хотел бы просто забыть. Так, чтобы прежней осечки на душе не было. Чтобы он больше не хватался за пустоту, как тогда, надеясь, что завтра будет лучше. Мурашки проходят даже на затылке. Мужчина вздрагивает, пока Мэди стоит отвернувшись от него, и пристально следит за её движениями. Грязно выругавшись про себя, Билли вскакивает с места, как ошпаренный, и начинает хлопать шкафчиками в поисках кофе. Нужно отвлечься. Нужно забыть тот тёмный коридор, лестницы и двери, ведущие буквально никуда.              Мэдисон нервно кусает кончик большого пальца. Как наивный, маленький и глупый ребёнок. Как присуще только ей. Руссо пытается сосредоточиться на кофе. Думай только о нём. Он достаёт турку, пытаясь врать самому себе, что у него что-то из этого выйдет. А на самом деле — нихрена. Его голова заполнена теми событиями, от которых хочется реветь навзрыд, позабыв, что он бывший военный и не плачет даже от физической боли. Её взгляд щекочет его спину.              Отвернись, детка, пока не вылез зверь.              Запахло чем-то приятным. Чем-то уютным и домашним. Мэди определённо решила его состояние углубить в ревущую бездну. Она давит молчанием, пропитанным спокойствием и полной гармонией. Правда, ничего не говорит. Стоит в сторонке и мажет на хлеб нутеллу, попутно облизывая от удовольствия свои пальчики. Пока имеется возможность, Билли закупоривает этот момент в плёнку воспоминаний, чтобы потом вспоминать это умиротворение с её стороны. Глаза глубокого чёрного цвета отвлеклись на секунду, чтобы проследить за тем, как девчачьи бёдра покачиваются, а её полные губы расцвели в нежной улыбке. Это какой-то сон?              Пустить пулю себе в лоб — хорошая идея сейчас. Потому что хочется вновь изнасиловать её, как тогда, чтобы крики заполняли пространство, а у девчонки пропали мысли о том, чтобы раззадоривать его больше и сильнее, чем упыри, с которыми ему приходится работать. Его от этого воротит.              Бутман черпает ложку в шоколадную пасту, без стеснения поедая её прям так. А потом соблазнительно облизывает чайную ложку, высовывая кончик языка, и Билли кажется, что таким образом она пытается будто скальпелем срезать до подкорки его подорванные нервы. Она сейчас не такая, какой была этой ночью: вся сжавшаяся, покрытая мурашками и инеем. Сейчас она более раскованная и сосредоточенная на своих мыслях. Билли встряхивает голову, потирая лицо ладонями, и разливает уже готовое кофе по кружкам, наслаждаясь приятным запахом зёрен.              — Ты знал, что я обожаю нутеллу, — констатирует Мэдисон этот факт, расставляя две тарелки на стол. — Мне приятно.              Если ад всё-таки существует, то он обязан провалиться туда в сию секунду. Билли разжимает пальцы, осознавая, что кружки едва ли не трескаются в его хватке, и ставит их на стол с громким грохотом, садясь напротив девушки.              — Ты чего такой нервный? — она касается его руки, нежно поглаживая её своими пальцами.              Теми, которые она нарочито облизывала.              И Руссо закрывает глаза.              — Ясно. Тебе нужно высказаться, — деловито заявляет девушка, прихлёбывая свой кофе, и внезапно начинает дуть на поверхность, когда понимает, что горячее действительно лучше не пить слишком шустро.              — Аккуратнее, — ворчит Билли, с ленцой ковыряя вилкой свою порцию.              Язык становится тяжёлым, чтобы говорить ей какие-то развёрнутые фразы. Мэди смотрит на него недоуменно, с блеском обиды.              — Тебе не нравится? — спрашивает Бутман тихо, сидя как мышка, не шевелясь.              Блять, знала бы она, как это вкусно на самом деле. Просто из-за желания кричать, срывая связки и оглушая электричество вокруг, в горле встаёт ком, как рыбная кость, и теперь еда не лезет в глотку, даже через силу. Он смотрит на неё. Зрачок к зрачку. Одно целое. И приподнимает уголок губы, пытаясь заглотнуть в себя кусок яичницы.              Ничего.              — Нет, всё очень вкусно. Ты молодец, детка, — парирует ей мужчина, сплетая свои пальцы с её. — Но не думай, что я вот так просто всё выложу тебе.              — Я и не думала, — делает она невозмутимый вид, но Билли всё равно раскусывает её, словно спелое яблоко.              — Ещё как думала, — настаивает он, чувствуя, как её тепло переходит к нему. — Это больная тема. Я даже Фрэнку не рассказывал об этом, — заканчивает Билли, наивно полагая, что Мэди успокоится.              — Билли, ты сам минут десять назад говорил, что я самый дорогой для тебя человек. Тогда почему ты не хочешь рассказать мне? Может тебе наоборот станет легче, — Мэдисон упряма в своих словах, она готова идти по кругу, уговаривая его, чтобы ему действительно стало легко.              — Нет, это сложно, — раздражённо отрезает Билли и откидывается на спинку стула, заглядывая в свой мобильник, который успел зарядиться за всё это время.              Что-то вгрызается ему в грудную клетку так, что хочется кричать ещё больше.              — Ясно.              Бутман уныло опускает голову и, скинув с себя вид обидчивой девочки, встаёт со стула и направляется к мойке, чтобы вымыть за собой посуду. Это был единственный способ уговорить его рассказать. Мэди никогда не сможет пробить его защитную стену из кожи и ребёр, чтобы узнать абсолютно всё, что он скрывает от неё. Наверняка в его воспоминаниях струится сплошной холод, темнота и сумрак.              Воздух режет лёгкие. Мужские руки ложатся на её талию и прижимают девушку ближе к себе. Чужое дыхание царапает ухо, а тело приподнимают с такой лёгкостью, будто она совсем ничего не весила, и обнимают крепко-крепко, чтобы у неё появилась нужда в том же воздухе, напоминающем наждак. Её лёгкие могли просто превратиться в прах в любую секунду.              — Не обижайся, — просто говорит Билли, будто это было так легко сделать — заставить себя не чувствовать это неприятное чувство, что гложет её изо дня в день.              Мэди поворачивает вентиль, отключая воду, и вытирает свои ладошки о полотенце, а затем поворачивается к нему и кладёт их на его плечи.              — Расскажи мне, — требует Мэдисон с блестящими глазами и чувствует, как её опять отрывают от земли.              — Только никому не говори, ладно? — улыбается он, но видно, что это очередной поток фальши. — Это было девятнадцатого ноября. Я был чуть помладше тебя. Мне было лет… четырнадцать примерно, — он усаживает её на кухонный столик и разводит худые ноги в стороны, чтобы устроиться меж них. — Точнее, мне только исполнилось четырнадцать в тот день. В то утро.              То есть… получается?              — У тебя сегодня день рождения?! И ты молчишь?! — выпаливает девушка, чувствуя, как кровь в жилах вскипает от негодования.              — Эта ситуация была связана с одной девочкой. Моей первой любовью, — продолжает Билли, проигнорировав её слова. — У меня был единственный друг в приюте, и он каким-то образом разузнал, что у меня день рождения, и решил устроить мне небольшой праздник, чтобы хоть как-то обрадовать меня в этот день, потому что воспитателям на нас было абсолютно похуй и им было неинтересно, когда и у кого день рождения.              Его кадык нервно дёргается.              — А ещё у меня была сильная вражда с одним пацаном, который также был влюблён в ту девочку. И… когда он узнал, что мой друг решил сделать мне сюрприз, ему в голову пришла просто охуенная идея, чтобы нас поссорить, и распустил слух о том, что между моим другом и той девочкой была… любовная связь, — смех зудит в горле, когда Руссо произносит эти слова с таким равнодушием, будто это происходило совсем не с ним. — Мне кажется, я даже забыл её имя, но вы с ней чертовски похожи. Я заметил это ещё в нашу первую встречу. Только у неё была другая форма лица и другой нос, но глаза… Они у неё были такими же зелёными.              Мэди застаёт это в такой шок, от чего хочется напросто заплакать от горечи. Она приходит к выводу, что он всё это время просто сравнивал её с его первой любовью и видел в ней ту девочку.              — И что было дальше? — спрашивает девушка, сдерживая приближающие слёзы.              — Дальше? — Билли поджимает губы и опускает голову, но потом поднимает глаза и смотрит на Мэди тусклым взглядом. — Мой друг пробрался ночью на кухню и приготовил праздничный торт, откопал где-то свечи и утром, когда я проснулся, уже зная об этом слухе, я увидел его и её прямо перед до собой. У него был торт в руках, а у неё шарик. Синий… До сих пор помню. И они… улыбались мне. Искренне улыбались. Но я поступил с ними слишком подло, потому что во мне играла жгучая обида и подростковая ревность.              — А тот мальчик, который тебя ненавидел, знал о твоих чувствах к той девочке? — Мэдисон чувствует, как слёзы скатываются с подбородка и капают на бёрда.              — Конечно знал, ибо зачем он тогда распустил этот слух? Правильно, чтобы нагадить мне, — отвечает он, смахивая большими пальцами непрошеные слёзки. — Так и знал, что у тебя будет такая реакция.              — Прости, мне просто так жаль тебя, — всхлипывает Мэди, пытаясь не смотреть ему прямо в глаза. — Ты думал, что он предал тебя, но всё оказалось очередной ложью. Это так обидно и больно. И из-за этого ты наверно больше не празднуешь своё день рождение.              Билли всегда ненавидел, когда его жалели. Но чтобы проливали слёзы, тем более так горько… Блядство. Нет, нельзя позволить ей реветь из-за боли, которая была только его. Мэдисон просто не должна ощущать её вместо него.              — Не надо, Мэди, уже столько лет прошло… День рождения я вообще не воспринимаю, как праздник, это для меня самый обычный день. Разве что вечером я могу напиться в стельку, но это бывает раз в несколько лет, если всё очень хреново.              Её сердце вымученно скрипит. Билли стоит, прислонившись к ней, почти что не живой. Он полумёртвый. Искоренить это можно было раньше, но не сейчас. Мэди прикусывает внутреннюю часть щеки, чувствуя металлический терпкий вкус на кончике языка, и стирает свои хрустальные слёзы пальцами, ощущая, как мужчина утыкается носом ей в шею, прижимает её ближе к себе так жадно, так прочно, что кажется, что её хрупкие кости сейчас треснут. Он вдыхает её запах — своей прекрасной девчонки. Нет, Билли никогда не смел сравнивать её со своей первой любовью, но были моменты, когда они действительно были похожи друг на друга, как две капли воды. Как чёртовы близнецы. И мужчина всегда внушал себе, что это просто обман зрения.              Неважно, что сердце у Билли едва ли бьётся, что его ладони холодны, как лёд, что он и слова вымолвить не может, сжимая её хрупкое тело в своих крепких руках, показывая, что с ним она может быть всегда в безопасности. Мэдисон не отдаёт отчёта своим глупым действиям. Она обнимает его в ответ также сильно, пальцами сжимая его кофту в своих ажурных пальцах.              — Я всегда думал, что я умру один, без семьи, — произносит Билли ей в волосы, почти не шевеля губами. — Но я всегда ждал ту самую. Фрэнк даже хотел мне впихнуть какую-то подружку Марии, — усмехается он, и Мэди наконец улыбается сквозь слёзы. — И вот, появилась ты. Как долгожданное солнце озарила всё моё существование, — пропевает Билли, посмеиваясь.              Душащие слёзы привычно высыхают. Вибрация мобильника заставляет его отстраниться от неё и поднять трубку.              — Что, блять, ещё произошло? — цедит Билли, прослеживая за тем, как Мэди спрыгивает с кухонного стола и начинает доедать бутерброды с нутеллой. — В каком смысле, он сбежал?! — мужчина переходит на крик, и Бутман вздрагивает, с тяжестью проглатывая еду. — Это твои проблемы. Сегодня я приеду, и если этого ублюдка не будет на месте, ты будешь сидеть вместо него.              Билли сбрасывает трубку и яростно сжимает ладонь в кулак, вколачивая её в стену.              — Чёрт!              Им управляет убийственный гнев, спастись от которого можно было лишь мольбами. Мэдисон отходит ближе к дивану, присаживаясь на него, и ищет в сумке чистое нижнее бельё и домашнюю одежду. Господи, он что, захватил с собой целый шкаф? Девушка хватает первые попавшиеся вещи и делает попытку незаметно выскользнуть из кухни, не смотря в сторону мужчины.              — Стоять, — его приказной тон заставляет её резко остановиться и медленно обернуться. — Разве я тебя отпускал?              Под его взглядом множество людей хочет умереть — Мэдисон не исключение. Ей жутко до лихорадочной дрожи. Как ночью. Но лёд во взгляде резко трескается. Кажется, что звучно, но наяву — ни черта. Девушка подходит к нему, держа в руках свою сменную одежду. Взгляд цепляется за чулки, лежащие на полу ещё со вчерашнего вечера. Хочется поднять их и сжечь, наблюдая за этим, пока ветер не унесёт весь прах ткани.              — Мне нужно переодеться, или ты хочешь, чтобы я разгуливала перед тобой полуголая?              Ответа не следует. Его руки нахально ложатся на её щёки, и Билли приближает её ближе к себе, соприкасаясь своими губами с её. Мэди невозмутимо мычит, и, воспользовавшись этой привилегией, Руссо втолкает свой язык в её рот. Это успокаивает. Это должно помочь утихомирить собственную ярость, собственное зверство. Мужчина поглаживает её щёки большими пальцами, приближая девчонку ещё ближе, насколько это вообще возможно. И целует, целует, целует до умопомрачения. Пока воздух не испарится из организма.              Проебать такую возможность нельзя, Билли. Действуй.              Он жёстко сминает её нежные губы, сплетает их языки и мычит всё также яростно в унисон вместе с ней. Билли пытался унять её дрожь, целуя более мягко, более осторожно. Воздух окончательно кончается. Он начинает целовать её ладони, её подушечки пальцев. Вещи падают на пол, а Мэди ошеломленно ахает, чувствуя, как приоткрывшиеся губы саднят с новой силой. Его любовные поцелуи посылают трепет в грудину. Что-то молвить ему нет смысла. Бутман ощущает его губы на своих щеках.              Ткань его футболки на ней рвётся с треском. Мэди пускает тяжёлые вздохи, поглядывая на него изумлённым взглядом. Внутри ощущает неведомая сила. Он хочет воспользоваться ею, но не может. Девушка хнычет от напора с его стороны и пытается оттолкнуть его тело, чтобы избавить от предстоящей ошибки, потому что в тот раз у неё не удалось это сделать.              — Билли, нет, я не хочу, — лихорадочно бормочет Бутман, захватывая его лицо в свои ладони и смотря в его дьявольские глаза умоляюще.              Щёлк.              Давай, Билли.              Нет, не делай этого, Билли.              Две стороны по разные стороны баррикад борются в его разуме. Его губы смыкаются одной розовой нитью. Едва слышный девичий шёпот доносится до него с трудом. Мэди отстраняется от него, прикрывая свою оголённую грудь собранными вещами и собирает остальные, считая школьную блузку с порванными пуговицами, которые она не могла найти ещё тогда, когда готовила им завтрак.              — Меня могут отчислить из школы за многочисленные пропуски. Надеюсь, это скоро закончится, — мямлит Мэди, освобождая свои русые локоны от резинки.              — Не переживай, — отвечает Билли.              Своё сердце не обманешь всё-таки, но она не прощает себе собственной любви и не позволяет даже думать о ней. Ей безбожно обидно, что душа предаёт её здравый разум. И Мэди не может позволить случиться тому, что снится ей каждый день в самых серых тонах.              — Лучше найди другие вещи, мы поедем с тобой кое-куд, — проговаривает Билли, смотря в свой телефон.              — Может, я лучше здесь останусь? — осторожно спрашивает девушка, надеясь, что он согласится и уедет один.              — Нет, милая, я не хочу оставлять тебя одну чуть ли не на целый день, поэтому собирайся, — Билли строго взирает на неё, и Мэдисон покорно кивает. — И поживее, нас уже ждёт такси.       

***

      Ветер беспощадно бьёт в лицо, и в этом жесте ей мерещится что-то садистское, как будто природа решила потыкать пальцем в каждую внутреннюю ссадину и удостовериться, что до сих пор не зажило. Выйдя из глухого тёмного леса, укутываясь в свою курточку, Мэдисон замечает неподалёку машину, стоящую на обочине. Какой-то мужчина, облокотившись о неё всем телом и сложив руки на груди, курит, блаженно выдыхая пар из лёгких.              — Доброе утро, босс, — здоровается он с Билли, язвительно улыбаясь.              — Мг, это Мэдисон, будьте знакомы, — поспешно произнлсит Руссо, сжимая её ладонь в своей.              Мужчина взирает на неё оценивающим взглядом, и Мэди понимает, что ничего, кроме отвращения, он у неё не вызывает. Слишком неприятный тип.              — Вау, а она у тебя куколка, Джигсо, — гогочет он, пуская всю пятерню в свои волосы, казавшимися слишком грязными. — Я — Айзек, малышка.              — За куколку и малышку можно получить в ебало, — раздражённо рычит Билли, жестом поторапливая Айзека, и усаживая девушку на заднее сиденье машины. — Подожди минуту, мне надо с этим придурком переговорить, — он оставляет поцелуй на её лбу, придерживая за затылок, и закрывает дверь, оставив её наедине с собой.              Голова гудит от мыслей, эмоций и банального перенапряжения. Этот мужчина не вселяет доверия. Он вселяет только неприятную желчь, которую хочется тут же выблевать. Бутман облокачивается головой о тонированное стекло, пытаясь расслышать хоть что-то.              — Так, эту девчонку не трогать, понял? — Билли предупреждающе кладёт ладонь на заднюю часть его шеи и приближает к себе. — Она моя, и если с её головы упадёт хоть единый волосок, ты точно не доживёшь до следующего дня.              — Я всё понял, Джигсо, не кипятись, — Айзек выкидывает окурок в лужу и пытается отстраниться от него.              — Я тебя — ублюдка — не первый день знаю, — отрезает Билли. — И не пискай больше в её сторону, она и так вся зажатая, таких уродов, как ты, боится.              Айзек дёргает головой, когда Руссо отпускает его, и отходит на полшага назад. Держать кого-то в узде для него, как для наркомана — новая доза. Нужно больше и больше. И сейчас, когда один из уродов сбежал, всё выходит из колеи и хочется просто разорвать этого идиота Айзека на куски и скормить собакам.              — Томпсон что-то успел спиздить на складе, когда убегал? — спрашивает мужчина, щупая большим и указательным пальцем переносицу.              — Всего помалу, — отвечает Айзек, пожимая плечами. — Уилсон до сих пор, наверное, бегает за ним, как собачонка, пытавшаяся унюхать след.              — Всего помалу?! — гневно отзеркаливает Билли его фразу и смотрит привычным нечеловеческим взглядом, желая рассечь ему горло в сию секунду. — Вы совсем охренели?! Меня не было всего день, и вы посмели упустить важного клиента?!              — Успокойся, босс, вечером он опять будет сидеть на месте, — делает безнадёжные попытки убедить его, но видит, как губы Билли растягиваются в ухмылке. Циничной и ядовитой.              Значит, не верит.              — Я столькому обучил вас, а вы поступаете, как долбаные сопляки, — произносит Руссо с улыбкой, незначащей буквально ничего. — Надеюсь, Уилсон не разочарует меня в отличии от тебя, Айзек.              Билли садится на заднее сидение, обнаруживая, что Мэди что-то печатает в своём телефоне. Мужчина прикусывает язык, сжимая ладони в кулаки и поворачивая голову к окну.              — Всё нормально? — спрашивает она настолько нежно, лаская его нервы.              — Конечно, — улыбается он в ответ и касается её правой руки, уголком глаза пытаясь уловить, кому девушка так быстро печатает сообщение.              Демонстративно прочистив горло, Билли сжимает её маленькую ладонь и резким движением отбирает у неё телефон, вызывая у Мэдисон возмущённые вздохи.              — Эй, отдай немедленно! — выкрикивает Мэди, будто не обращая внимание на Айзека, который сидит за рулём и тянется за мобильником, в растерянности моргая своими изумрудными глазами.              — Молодец, что выкручиваешься своей подружке, — прыскает мужчина, прочитав их переписку с Грейс, и отдаёт ей телефон обратно в протянутую ладонь.              Он проводит пальцами по её щеке, ощущая горячую кожу, что готова уже заполыхать карминовым оттенком. Мэдисон отворачивает голову, прикусывая кончики своих пальцев, не считая мизинца и большого пальца, а потом ответно сжимает его ладонь.              Если что-то и имеет значение, так это — её душевное умиротворение. Но сейчас это умиротворение сгнивает прямо на глазах и походит на запечённое яблоко.              Блять, как ты облажался, красавчик Билли.