Имя на моем запястье

      С чем у людей ассоциируется белый цвет? С чистотой? Открытостью? Быть может, лёгкостью? У Пак Чимина, ученика старших классов, — с болью и безысходностью. Стены, провода, вещества, медленно переливающиеся в тело через периферические вены, — всё это белое. Халаты. Белые как мел лица. Безжизненные, потерявшие всякую надежду.       В ушах звенит, тело обмякло, открывать глаза совсем нет желания: веки словно бетонные, поднять которые кажется непосильной ношей. Парень слегка дёргает пальцами, чтобы хоть немного ощутить связь со своим организмом, и, сжав немного руки в кулаки, он расслабляется. Жив. Всё ещё жив. Тихое пиликанье приборов уже давно уловили рецепторы, но у Пака настолько привыкший слух, отчего, по-видимому, совсем не обращает на них внимания. Осторожно открыв глаза, он фокусирует взгляд, и белый потолок смотрит прямо на него, грозясь тотчас упасть и раздавить своей тяжестью. Чимин обречённо выдыхает, когда приходит осознание. Он понимает, где находится. В очередной раз. Ему даже голову не нужно поворачивать, чтобы понять, что справа от него монитор с жизненными показателями, слева в руку по традиции капают совсем бесполезные лекарственные препараты, которые лишь оставляли огромные синяки на местах инъекции, каждый раз напоминая ему о его положении. Он всё знает наизусть: что стены всё же не цвета белизны, а имеют кремовый оттенок, в некоторых же местах они потёртые и облезлые, а в иных и вовсе разрисованные. Помнится, как-то совсем недавно Чимин сам баловался этим. Когда-то детская шалость теперь напоминает ему о том, как много времени он тут проводил.       Это место Пак Чимин именует самой настоящей тюрьмой: с бетонными стенами, решётчатым забором и колючей проволокой. Последние несколько лет изо всех сил борясь с болезнью, парень возненавидел эти палаты, а специфический запах и вовсе заставлял его морщить лоб, а что ещё хуже — возникал рвотный рефлекс. Однако реальность далека от воображения школьника, потому что место, в котором находится сейчас Чимин, обычные люди называют больницей.       — Чимин-а, — окликает его уже привычный голос при входе в палату. — Нужно поговорить о твоём состоянии.       Иногда по интонации можно сказать многое, и сейчас как раз такой случай. Пак горько усмехается про себя, видя, как врач пытается быть чуточку навеселе. Останавливается подле него, пододвигает стульчик, усаживается и широко улыбается. Но ведь Чимин не дурак. В отчаянных глазах мужчины написано всё без лишних приукрашиваний. Особенная способность чувствовать людей лишь по взгляду именно здесь и выработалась. За столько лет, проведённых в этой больнице, он научился понимать людей без слов. Он всё считал в глазах доктора почти сразу же по этому метнувшемуся, слегка растерянному, но при этом старающемуся сохранить хладнокровность взгляду. Химиотерапия, которую он проходил на каникулах, оказалась явно бесполезной.       — Мы провели ряд обследований, и учитывая твоё состояние сейчас…       — Только, пожалуйста, — перебивает Чимин чуть низковатым голосом, — говорите прямо, доктор Ли, — просит он, понимая, что ему осточертели ложные надежды.       Эта учтивость нравится только в начале. Быть может, в первый год заболевания или второй, но когда проходит приличное время, то пациенту хочется знать обо всём без лишних прелюдий. Чимин успел наслушаться всего и всякого. А уж подслащенную пилюлю так подавно успел сполна ухватить за свою жизнь.       — Хорошо, — выдыхает доктор. Мужчина с седыми волосами и тонкими очками, которые он сейчас поправляет, очевидно немного переживая, чуть нервно выпрямляется. Казалось бы, опыт, о котором можно судить по его возрасту, должен был сделать его сердце ледяным. Однако у доктора тоже нелёгкая участь: привязываться к своим пациентам. — Лимфома перешла на четвёртую стадию. Химиотерапия не дала ремиссии, твои результаты остались без изменений, — поясняет доктор, смотря в отчаянные глаза Чимина. — Буду откровенен: сейчас нет иных методов лечения. К сожалению, мы испробовали все варианты за последний год, но лимфома стремительно прогрессировала.       «И достигла терминальной стадии», — всё же остаются неозвученными слова доктора Ли.       Дальше мужчина, откашлявшись, рассказывает ещё про какие-то анализы, экспериментальные методы, и это при том, что уже чётко дал понять, что летальный исход не предотвратим.       Чимин отворачивается и снова смотрит в потолок. Видеть жалостливые глаза становится нестерпимо. Слишком много таких взглядов он встречал, и это ему уже осточертело. Врач уже говорил обо всех стадиях заболевания, ещё когда они были на второй, несколько лет назад. Чимин столько времени таскался по больницам, а в прошлом году по итогу ему всё равно поставили стадию «3 Б». Тогда-то он и сдался. Противился и полностью отрёкся. Он и так половину своей жизни провёл в больницах и больше не желал этого делать, потому что слишком многое терял в погоне за мнимым здоровьем.       Доктор бесшумно выходит из палаты, оставляя погрузившегося в себя Чимина. Слёзы высохли, но юной душе всё равно горестно. В молодые годы он успел познакомиться с тяжёлой реальностью и нёс это бремя столько времени, сверкая яркой улыбкой. Отчаянно надеясь на лучший исход, ведомый крупинкой веры, он достиг нынешнего дня. Да даже когда в прошлом году прогнозы доктора стали неблагоприятными, он сверкал ярче новогодних гирлянд, понимая, что в глубине души почему-то уже был готов к этому ещё в начале пути, когда ему едва ли стукнуло двенадцать лет. Но осознание реальности и серьёзности пришло несколько недель назад в школе. Головные боли, шум в ушах и ужасная усталость сопровождали его как тень. Он уже тогда начал всё понимать, но от этого ни легче, ни тяжелее. Внутри безысходность, которая разрывает его на маленькие части.       Первое время он был зол, что именно его настигла эта учесть. Ведь в семье все здоровы, а ему отдуваться за какого-то предка из генетического древа! Долго не хотел принимать происходящее, противился, но всё же боролся. Чуть позже обида окутала его мягкое и совсем нежное сердце. Столько времени, сколько он тратит на медицинские процедуры, можно было бы использовать на кучу всего интересного в его юном возрасте. В возрасте постижения всех тайн жизни, познания дружбы и любви. Ведь даже после медикаментов ему нужно как минимум отдыхать, так как ничем нельзя заниматься после, только лежать как амёба, есть, пить и спать. А это не сулило для него ничего хорошего.       Химиотерапия — это нелёгкая процедура со множеством сильнодействующих препаратов, которые переносятся очень тяжело. Скучнее и кошмарнее для Чимина ничего нет. Даже смерть его не так сильно пугала, как тот факт, что он не насладился сполна временем со школьными друзьями, маленькими шалостями, безумными идеями. Что не увидит рассвета с однокурсниками, не прогуляет пары, не сможет совершить что-то безумное и безбашенное и потом не расскажет об этом своим детям и внукам, не будет ворчуном, как его дед. Просто не будет жить…       Пять лет назад родители Чимина нашли школу Патронов, опасаясь за здоровье ребёнка, и были довольны правилами и постоянным наблюдением. В учреждении ему пристроили самого ответственного Мин Юнги, которого семья Пак предупредила о серьёзности болезни, настояв на личной беседе. Парень славился своей серьёзностью и строгостью, но при этом мягкосердечностью, когда это было необходимо. Юнги следил за его состоянием с помощью браслета, который, кстати, Пак Чимин хотел тут же выкинуть, но позже всё же решил оставить, прикрыв тканевой повязкой на руку. Ему не хотелось, чтобы люди знали об этом. Однако Юнги был настойчив, понимая всю серьёзность ситуации, а Чонгук прознал почти сразу же, а потому не разрешил ходить к нему в бойцовский кружок. Но позже Чимин смог его убедить, так что Чон разработал для него щадящую тренировку, посоветовавшись со школьным врачом. И так началась их дружба. Позже и Тэхён стал к нему чуть проницательнее, и Чимину он понравился сразу. Весёлый, озорной и сияющий улыбкой. Однако спустя время Пака начало всё это раздражать — их опека, будто бы он маленький, и попытки контроля. Он часто игнорировал своего Патрона, но тот подбирался к нему через Чона и Кима.       И вот к ним перевелась Ари. Их случайная встреча была чем-то волшебным, потому что с ней он наконец почувствовал себя обычным настоящим человеком. Ари не знала, что он Дэпэнд, да и из-за своей потерянности в школе не обратила внимания на то, что он может быть не Патроном. И он этим наслаждался. Это как глоточек свежего воздуха, который мягким порывом залетел в лёгкие и приятно осел на альвеолах. Она старалась поддерживать его и просто была рядом без всяких нравоучений. Ари прекрасно замечала все его эгоистичные выходки, но никогда не пыталась дать непрошенных советов. И это льстило Чимину.       — Я хочу вернуться в школу, — просит он, когда в палату заходят его родители.       Доктор, судя по всему, объяснил то же самое, что и ему несколько минут назад, и его родителям, потому что глаза матери были на мокром месте. Женщина подходит к сыну и садится напротив, пока отец стоит в углу и выглядит достаточно разбитым.       — Но, дорогой, тебе нужно наблюдение, — проговаривает мягким голосом она.       — Мама, с меня хватит. — Выходит немного грубо, но он берёт себя в руки, замечая, как из последних сил держится та. — Доктор предельно ясно дал понять, что шансов больше нет. Так почему я должен тут торчать, чтобы последние дни проводить в дичайшем ужасе?       Слова сами вырвались. Такие сумбурные и эмоциональные, такие болезненные и измученные. Ни Чимин, ни родители не обсуждали эту тему. И уж тем более не узнавали у доктора, сколько ему осталось жить. Эти сентиментальные моменты в фильмах, когда пациент спрашивает у доктора об этом, а тот, в свою очередь, отвечает точную дату, выглядят жалко. В жизни всё намного сложнее и безысходнее. Никто ничего не может сказать наверняка, а когда методов лечения не остаётся, ничего не сделать.       — Не говори так, сынок, — всхлипывает мама.       Чимину становится стыдно. Видеть слёзы матери — это не то, чего он хотел бы, а потому, чуть привстав, он берёт ее за руку. Нежно обхватывает слегка морщинистую кисть и мягко гладит.       — Позволь мне немного побыть обычным школьником, прошу.       В этом сорвавшемся низком голосе столько боли и отчаяния, что сердце матери истекает кровью. Говорить тяжело, потому что каждое вырвавшееся слово определённо точно будет сопровождаться всхлипом. Чимин из разговора с доктором уяснил одно — времени у него в запасе больше нет. Если он протянул со своей болезнью пять лет, то сейчас каждая секунда была на счету. Каждый вздох и каждый стук сердца.       — Но как же? Тебе нужен покой, тебе будет больно. — Голос матери дрожит, и она поджимает губы.       Чимин смотрит на неё, едва улыбаясь уголками губ. Что такое боль? И насколько можно её не бояться, когда тебе всего семнадцать лет? Чего на самом деле можно страшиться в такие годы? Не того ли, что жизнь так безжалостно забирает то, что подарила при рождении, дав вкусить и насладиться, а потом безжалостно отняв, лишив возможности прочувствовать её по полной?       — Я всё знаю, мама, и приму это как должное, — мягко проговаривает Чимин, заглядывая в её глаза. — Вместо того чтобы плакать, ты должна быть просто любящей мамой. Я готов ко всему, просто хочу немного побыть с друзьями и с вами, если вы не против.       Родителям тяжело. Вся эта безмолвная боль за единственного ребёнка, с которой они живут и отчаянно борются вот уже несколько лет, сводит с ума. Родители, наверное, самые сильные люди, считает Чимин, всматриваясь за спину матери на отца, который отвернулся к окну. Пак видит, как дергаются его плечи, и это ударяет прямо под дых. Его отец всегда был сдержан, серьёзен и все годы шёл с улыбкой, говоря, что он обязательно вылечится. Но сейчас, приняв поражение, он явно не желает смотреть в глаза сыну, которому на протяжении стольких лет обещал, что они смогут побороть это. Вины отца в этом нет, и Чимин это понимает, но вот каждый истинный и любящий родитель за всякую причинённую боль ребёнку винит только себя.       — Хорошо, сынок, — выносит вердикт мать, придавая голосу больше мужественности. — Мы с отцом придумаем что-нибудь.       Из-за всех сил сдерживая эмоции, Чимин давится комом, который встаёт поперёк горла. Мама не должна видеть его слёз, как и отец, они и сами прячут собственные. Им тоже пришлось несладко. День и ночь караулить сына, бояться за него каждую секунду, думать и ломать голову над тем, как помочь. Именно поэтому Чимин решил стать сильнее. Пускай они запомнят лишь его улыбку. Яркую и прекрасную. Он таким и хотел запомниться всем. Не грустным и обвиняющим свою жизнь, а самым ярким. Как первое весеннее солнышко после холодной промозглой зимы.       Однако мама чувствует всю боль в его глазах, которую он каждый раз прячет под улыбкой. Ощущает, как порой ему особенно тяжело принять истину, но как он мужественно отгоняет прочь пессимистические мысли. Чимин определённо наслаждается жизнью. Он не притворяется счастливым, однако за каждый улыбкой тянется тень его боли от несправедливости судьбы. Пак вырос сильным мальчиком и за годы болезни стал ещё мужественнее и взрослее, а моментами и мудрее. А потому родители выполняют обещание. Договариваются с доктором, который направляет помощников в школу, и заключают соглашение с самим учреждением. Патрона Чимина ставят в известность и дают волю своему сыну, как бы больно им ни было. Они долго боролись, но его результаты говорят за себя. Родители осознают, что их сын, скорее всего, очень устал, и принимают его решение с уважением. Порой надо отпустить, чтобы подарить счастье, даже если мимолетное, но самое яркое и прекрасное.       И вот вернувшись в школу после небольшого отдыха и реабилитации, первым делом Чимин видит у своего порога совсем растерянную Ари. Её красивое личико выглядит настолько болезненным, что кажется, будто у неё за время его отсутствия выкачали всю кровь из организма.       — Привет, — тихо здоровается Ари, заглядывая в карие глаза друга.       Одноклассница только сейчас замечает его бледный оттенок кожи и проклинает себя за легкомысленность. И неважно, что её вины в этой трагедии нет никакой и её знание о болезни ничего ведь не изменило бы. Но она всё равно чувствует укол совести.       — Привет, — улыбается Чимин, пропуская её внутрь комнаты.       Ари проходит вглубь, не обращая никакого внимания на интерьер и окружающие предметы. Она чувствует себя разбито и опустошённо. Силой воли сохраняя спокойное выражение лица, она останавливается у небольшого столика и подмечает парик блондинистого оттенка. Девушка делает глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на все подсказки, которые у неё были под носом. Хотя опять же — откуда ей было знать, что это парик? Она в очередной раз болезненно вдыхает и поднимает взгляд на друга. Чимин стоит в бесформенном тёмном свитере, яркой шапке цвета морской волны и выглядит тоже немного сбитым с толку. Двое друзей некоторое время молчат, остановившись у столика, пока Пак не сдерживается и не нарушает тишину первым.       — Прости, что не рассказал, — кается Чимин, вкладывая в голос больше искренности.       Он чувствовал давление оттого, что не осведомил её об этом раньше. Но каждый раз было так трудно начать разговор. Каждый раз слова не могли выйти из горла, когда он действительно желал этого. Он никак не хотел её огорчать такой внезапной шокирующей новостью, которая выбила её из душевного равновесия. Боялся. Тэхён, конечно, был совершенно прав, говоря, что ему нужно было рассказать, пока не стало поздно, но это не так легко, как может показаться.       — Я понимаю, почему ты этого не сделал, — спокойно проговаривает Ари и сдержанно улыбается.       Вновь повисает молчание, как свинцовые тучки, грозящиеся затопить всё вокруг. Никто не может придумать, что сказать. Один думает, что своим горем обременил друга, другая — что была слишком глупа и слепа, не замечая и не придавая некоторым вещам большего значения.       — У меня для тебя сюрприз, — слишком резко начинает Ари от волнения, затем продолжает уже спокойно, поняв, что Чимин немного сконфузился: — Освободи свой забитый график для подруги, пожалуйста.       И вот снова девушка очаровывает его. Ему тяжелее всего видеть реакцию близких друзей, когда они узнают о болезни, в виде слёз и отчаянного взгляда. Однако Ари не стала плакать, жалеть или делать из этого трагедию, хотя и было видно, что ей трудно не меньше его самого. Лучезарно улыбаясь, она смотрела искренне и ждала ответа.       — Хорошо, так уж быть, — наигранно претенциозно говорит Чимин. — Я выделю свободное окошко для вас, Чхве Ари.       Девушка выдыхает, когда слышит шутливый тон Пака, потому что на самом деле она тоже боялась разговора насчёт его болезни.       — Буду вам признательна, Ваше Высочество. — Она улыбается уголками губ.       К сожалению, ни у кого не находится слов, чтобы продолжить беседу. Ари не знает, что следует говорить, когда в душе неспокойно, и по этой причине почти сразу же уходит. Чимин же остаётся один наедине с размышлениями и уже начинает чувствовать, что сделал неправильный выбор. Ведь здесь он тоже начинает чувствовать себя одиноко.       Если бы его лимфома могла говорить, он бы спросил: «Зачем ты так со мной? Для чего мне надо было появляться в этой жизни, если в скором времени придётся прощаться?» Но он слишком добр и не умеет жаловаться. Таков он — Пак Чимин, а потому откидывается на подушку и закрывает глаза. Делает глубокий вдох и надолго задерживает дыхание. И жадно не хочет выдыхать, горько осознавая, что это может быть его последний вздох. Он столько времени даже себе боялся признаться, как хочется ему на самом деле жить. Пак вновь открывает глаза в надежде прогнать грустные мысли и выдыхает. И пока он задумывается, кого бы не обременить своим вниманием, в дверь настойчиво звонят. Он оказывается у входа слишком быстро, отчего возникает лёгкое головокружение.       — Привет. — Его встречает самая радостная улыбка, как только он открывает дверь.       Чимин непроизвольно улыбается в ответ и, справившись с головокружением, обращает внимание на своего Патрона, который придерживает ручку кресла Ханыль.       — Я подумал, что вы захотите провести время вместе, — немного неловко проговаривает Юнги, заметив взгляд Чимина, который задержался на его часах.       — Я взяла много вкусностей, — бодро вмешивается рыжеволосая девушка, показывая на пакеты, что покоятся на её коленях. — Хватит на нас всех, так что, Юнги, ты с нами!       — Не хочу вам мешать, — немного озадаченно говорит Патрон, отпуская ручки кресла и неловко поправляя свои чуть отросшие тёмные волосы. — Я буду в своей комнате напротив. Если что, сможете…       — Останься, хён, — мягко перебивает Чимин, понимая, что искренне этого желает.       Сколько раз он убегал от этого парня, который делал всё во благо ему и прощал абсолютно любую оплошность. Сколько раз ругал про себя Патрона, чётко понимая, что вины его в этой заботе нет. Юнги на самом деле стал для него ближе, чем может показаться со стороны. Он был навязчив из-за своей большой ответственности, и Чимин это осознаёт, как и Мин то, что Дэпэнд поступал так не от большой ненависти к нему.       Юнги несколько секунд смотрит на него удивлённо, но под пристальным усталым взглядом Пака он молча кивает, соглашаясь. Проходит вглубь, закатывая Ханыль, которая от предстоящей посиделки втроём широко улыбается. Ей нравится дружба Чимина и Юнги, она давно заметила, что они стали дороги друг для друга.       Пак оглядывает их, и от этого особенного момента у него предательски замирает сердце. Друзья по-хозяйски располагаются в его комнате: Юнги останавливает кресло Ханыль у дивана, а сам подготавливает необходимое, забрав пакеты с её колен.       — Я взяла проектор, — лучезарно произносит девушка, привлекая внимание Пака.       Чимин отмирает и, закрыв дверь, подходит к ней, поражаясь её чистым сердцем. Наверное, именно это качество в ней ему больше всех нравилось. Жизнерадостность, несмотря на всю несправедливость судьбы и жестокость жизни. Этим они в каком-то плане даже были похожи.

Три года назад

      — С тобой всё в порядке? — звучит мягкий голос над ухом, и Чимин судорожно стирает скатившуюся слезу и поднимает взгляд на девушку.       Перед ним сидит ярко улыбающееся оранжевое создание с копной кудрявых рыжих волос и очаровательным сиянием янтарных глаз. Он на мгновение замирает, увидев необычный цвет локонов, но вовремя приходит в себя, чтобы не показаться странным.       — Да, всё хорошо, — очевидно врёт Чимин, чуть выпрямляясь.       Ему не хочется делиться своими плачевными результатами, что озвучил недавно доктор, потому что приноровился скрывать свои чувства. Он привык дарить только улыбки, а грусть свою не показывал никому, не желая подчёркивать явную слабость.       Чимин молча сидит на старом стуле в одном из чуланов второго этажа и не понимает, откуда взялась эта девушка в инвалидном кресле. Он отворачивается от неё и смотрит в одну точку, догадываясь о том, что она и не собирается уходить.       — Наш мир полон несправедливостей. Каждый день происходит что-то ужасное и трагичное. Может быть, лучше не видеть жизни такой, какая она есть, закрыть на всё глаза и просто веселиться? — нарушает тишину незнакомка, смотря прямо перед собой. До тех пор, пока Чимин не поднимает на неё любопытный взгляд. — Так говорил Рей Брэдбери, — дополняет она, улыбаясь.       Чимин не знает, почему эта девушка говорит ему такие слова. Как и того, почему она решила остаться с ним и просидеть почти всё время, что он находился в этом чулане. Даже когда Чимин бесшумно плакал. Просто молча сидела и не сдвигала своего кресла. Что-то в этом моменте заставило парня чувствовать себя неодиноким. И это, наверное, единственный человек, которому он позже открылся и мог хоть иногда говорить, как ему порой тяжело. А она была его слушателем, никогда не осуждала за безразличие к лечению, не ругала за то, что слишком часто избегал Юнги. Просто была рядом.

Наши дни

      — Чимин, чего застыл, иди сюда! — зовёт его Ханыль, отвлекая от приятных воспоминаний.       Он приходит в себя и улыбается, видя сияющее лицо подруги. Намеревается подойти к ней, но немного застывает у стола, подмечая парик, вместо которого голова была прикрыта шапкой. Чимин задумывается, стоит ли дальше изображать мнимое здоровье и нацепить его вновь. Снова вступить за пределы комнаты как ни в чём не бывало. Но решает, что не хочет больше этого делать. Наконец-то подходит к дивану, однако его не устраивает, что Ханыль сидит на своём кресле. Ему хочется, чтобы она была рядом с ним, а потому без лишних раздумываний берёт её на руки, встретившись с удивлёнными янтарными глазами.       — Чимин, ты что делаешь? Тебе нельзя! — тут же восклицает девушка, слегка ударяя его по плечам.       — Ты лёгкая, — улыбается он, расположив её на диване и завидев надутые в недовольстве губы.       Юнги тем временем, настроив проектор, садится на другой угол дивана, прежде поставив перед друзьями упаковку попкорна. И Чимин улыбается такой атмосфере уюта. Наверное, ради встречи с такими людьми ему всё же стоило появляться на свет…

❖❖❖

      — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Соа.       Чонгук поднимает на неё удивлённый взгляд. Одноклассница стояла перед ним и ждала ответа, а он слишком задумался и не заметил, что занятие закончилось и все уже давно разбежались. И как ни странно, его Дэпэнд всё ещё была с ним.       — Всё нормально, — отвечает Чонгук, слегка улыбаясь ей.       Соа смотрит прямо в глаза, будто в душу проникает. Она продолжает глядеть на него, словно хочет что-то спросить, но не решается. Чонгук почему-то не в силах выдержать этого, а потому отводит глаза в сторону.       — Как Чимин? — осторожно спрашивает Соа своим мягким тембром.       Для Чонгука это болезненная тема, и одноклассница на протяжении нескольких занятий подмечала, что её тренер потерян, безэмоционален и совсем поник. Всё набиралась смелости подойти к нему и решилась лишь сегодня. Она узнала о случившемся от Ари и переживала за одноклассника, осознавая, как ему на самом деле тяжело, хоть и старается быть всегда улыбчивым. Соа догадывалась о болезни Чимина, потому что часто подмечала про себя, каким он был вялым после больничных отгулов. Она, конечно же, не была осведомлена о точном диагнозе, но подозревала что-то неладное. Однако всё оказалось гораздо хуже её представлений.       — Вернулся в школу, — проговаривает устало Чонгук. — Сейчас отдыхает. Юнги и Ханыль с ним.       Соа ответить было нечего, и она смущённо опускает взгляд, подмечая про себя, как голос одноклассника дрогнул. А Чонгук силится сохранить спокойствие и мужественность перед своим Дэпэндом.       — Чонгук, — вновь тихо зовёт Соа. — Ты же пойдёшь его проведать?       — Да, — тут же отвечает он, озадаченно смотря на неё.       Соа несколько секунд молчит, явно набираясь смелости для следующей фразы, а затем вдыхает в лёгкие больше воздуха.       — Можно я пойду с тобой? — на одном дыхании произносит она.       Чонгук удивлённо её осматривает, в то время как та опускает взгляд, очевидно чувствуя себя неловко за такую просьбу.       — Конечно, — спешит ответить Патрон, и она вновь поднимает на него полные благодарности глаза.       Почему-то ему становится приятно. Настолько, что впервые за последние дни настоящая улыбка трогает его лицо. Приятно, что он будет не один на встрече, которой он на самом деле очень боялся.       — Спасибо, — тихо и слегка смущенно благодарит Соа, нервно поправляя длинную отросшую чёлку. — Я тогда пойду.       Одноклассница в быстром темпе разворачивается, чувствую странное ощущение неловкости и хочет поскорее уйти отсюда. А Чонгук, поражённый ситуацией, не сразу соображает, что сейчас время выхода всех Патронов и отпускать её одну он не должен.       — Стой. — Он быстро останавливает её, и девушка поворачивается к нему уже у дверей. — Я тебя провожу.       Соа молча смотрит на него большими удивлёнными глазками, пока Чонгук движется в её сторону.       — Хорошо, — растерянно проговаривает она и ждёт, пока Чон, сдержанно улыбаясь, преодолеет расстояние между ними.

❖❖❖

      — Чимин очень сильный парень. Столько лет боролся, но болезнь — штука непредсказуемая, сама понимаешь, — говорит Намджун, когда Ари остаётся после кружка, чтобы задать интересующий её вопрос. — Лечение уже не даст никакого результата. Лимфома достигла терминальной стадии. Остаётся лишь надеяться, что всё пройдёт не так мучительно, как может быть. И Ари, он скоро вернётся. Мы должны быть готовы ко всему. Всей школой решили поддержать его решение.       И пока Чимин был в больнице, Ари открыла несколько томов атласа, ещё раз изучила анатомию, чтобы было проще понять заболевание. Обратила внимание на онкологию, читала статьи по этой теме, но больше, чем сказал Намджун, ничего не нашла. Да и что она могла в своём возрасте без медицинского образования? Она не доктор и половины, к сожалению, протоколов просто не понимает.       В какой-то статье говорилось, что лимфома Ходжкина благоприятна в юном возрасте и выживаемость в таком случае составляет большой процент. Но почему именно у Пак Чимина всё не так? Вместо того чтобы поддаться лечению и регрессировать по данным статьям, опухоль решила прогрессировать, оставив его без каких-либо шансов.       После этого обида просто разрывает в клочья все её внутренности. Казалось, будто она встала поперёк горла и мешала проникновению кислорода в её легкие. И тогда в молодой душе возникла череда вопросов. Почему до сих не придумали лечение такому серьёзному заболеванию? Почему дети всё еще должны страдать? Чёрт возьми, почему?! Но на эти вопросы, к сожалению, ей никто не мог ответить.       Чуть позже безысходность сковывает её, как прочные стальные оковы. Ари понимает, что не в состоянии что-либо сделать ни со злостью, ни с обидой и уж тем более жалостью. Она с этими чувствами никак не поможет Пак Чимину. И совсем неожиданно в голове всплывает день знакомства, и с этими мыслями девушка прибегает к школьному доктору. Тот разрешает исполнить свою задумку, но при условии, что скорая помощь и Патрон поедут с ними.       И вот когда Чимин приезжает в назначенное место, адрес которого она отправила в личных сообщениях, она подводит к запланированному. Пак восторженно смотрит на всё, не скрывая удивления, потому что никак не ожидал оказаться здесь.       — Я помню, что ты хотел пригнуть с парашюта, но твой доктор, к сожалению, не дал нам разрешения. — Затем указывает на Юнги, который терпеливо ждал их в сторонке. — Поэтому мы решили, что можно прокатиться на воздушном шаре, и это твой врач одобрил, — поясняет она Чимину, который улыбается ей в ответ.       Ари держит баллончик, кислородную маску и все необходимые вещи для оказания первой помощи, чем снабдил её доктор, прежде обучив её тому, как действовать в определённых ситуациях. В её душе нарастает дикий страх. Ответственность. Но она должна ради друга побороть это и не показывать виду. И Ари мужественно продолжает смотреть, как Чимину помогают оказаться в пассажирском месте. Осознаёт, что они идут на риск, однако все показатели одноклассника и погодные условия были на их стороне. И всё равно волнение чувствовал каждый присутствующий.       Через несколько минут и Ари помогают перелезть в корзину и занять место рядом со всё ещё удивлённым Чимином, который начинает разглядывать пустынную местность. Он ехал сюда несколько часов, минуя все небоскрёбы и дома, ожидая, что Ари решила его похитить и увести в преступный мир. И весь путь его сопровождал Юнги, который мирно сидел рядом со школьным водителем мистером Коучем, который оказался добровольцем во всей этой авантюре. Он как никто другой следил за озорством Чимина, часто натыкаясь на его нарушения, но позволял ему многое лишь потому, что эта боль была ему знакома. Его дочь умерла от онкологии совсем в юном возрасте.       Пак же о существовании этого пустынного места для полётов осведомлён не был, а Ари знала, потому что как-то раз им пришлось жить далеко за пределами города в сельской местности. Именно поэтому первым делом она связалась с организацией, занимающейся этой деятельностью, и забронировала воздушный шар. О деньгах она не беспокоилась, потому что копилка на будущее была раскрыта и потрачена в этот раз на что-то действительно ценное.       Шум газовой горелки, голоса инструкторов, зрители в лице мистера Коуча, Юнги с бригадой скорой помощи, которые ждали за пределами корзины, вновь вернули Ари в реальность. Она сфокусировала взгляд на друге. Чимин всё время молчал, внимательно слушая инструкции, а девушка же начала сильно переживать. Пытаясь унять дрожь в теле, она сделала глубокий вдох ровно в тот момент, когда шар поднимался.       Ари оглядывается, ощущает приятные чувства от полёта, но не может полноценно насладиться, потому что, кроме довольного и при этом молчаливого Чимина, ничего не замечает.       — Я хотела, чтобы ты ощутил свободу, — спустя время говорит она, отвлекая друга от рассматривания. — Понимаю, что это не совсем логично, потому что мы всё равно закрыты в этой корзине. Но в высоте, в воздухе чувствуется эта свобода полета.       Говорить становится тяжело, особенно под такими безмолвными глазами Чимина. Он стоит в чёрной шапке и тёмном худи, смотрит на неё прямым взглядом и внимательно слушает. От этого ей хочется вжаться в угол и больше не смотреть так внимательно в глаза парня. Там слишком страшно.       Шар поднимается выше, воздух становится немного прохладным, а Ари пытается бороться со страхом за жизнь друга, пускай даже если он выглядит хорошо, без каких-либо признаков ухудшения состояния, о которых предупреждал доктор. Она набирает в лёгкие больше воздуха и решает высказаться до конца.       — Только сейчас осознала, что за каждой твоей улыбкой всегда была боль, а потому я захотела, чтобы ты дал волю эмоциям, где никто тебя не увидит и не услышит, — искренне силясь сохранить в голосе ровный тон, говорит Ари. Она действительно много думала о том, что Паку иногда всё-таки стоит проявлять и другие чувства, помимо вселенского счастья. И сейчас понимает, что оказывается права, предполагая, что все слёзы он держит глубоко внутри себя, потому что друг поджимает губы, очевидно сдерживая себя. — Твоё открытие эмоций останется высоко над землёй и растворится. Возможно, так тебе станет чуточку легче и…       Не успевает Ари договорить, как Чимин прижимает её к себе и крепко обнимает. А через секунду он просто утыкается в шею девушки и начинает тихо всхлипывать. Кажется, в этот момент мир просто исчезает. Остаются лишь они вдвоём. Ари обнимает его одной рукой, а другой, отбросив в сторону сумку для первой помощи, нежно поглаживает по макушке поверх его шапки, пока друг прижимает её к себе ещё сильнее. От этого сердце сжимается до крошечных размеров или вовсе готово вырваться из груди, оставив огромную рваную кровоточащую рану.       — Ты самый сильный человек, с которым мне посчастливилось встретиться, — совсем тихо произносит Ари, стараясь сдерживать себя и чувствуя приятный древесный аромат от Чимина. — Я очень рада, что ты стал моим другом.       В этом мягком, дрогнувшим, но искреннем голосе столько неподдельной поддержки, что ударяет прямо в сердце Пака. И в этот момент внутри Чимина что-то трескается от заботы, проявленной подругой, и одновременно обиды. Ещё один человек, который смог сломить его броню, и ему вновь захотелось не скрывать ничего, просто отдаться, выплеснуть эмоции и наконец-то разрыдаться. Столько лет мужественного терпения. Скрытой боли. Один момент и жест, которые смогли прорвать платину многолетней тяжести. Чимин не таит больше ничего, переходя на рыдание. Через слёзы выходят его терзания, сомнениями, разочарования и одиночество. Из недр души вырываются боль и отчаяние, которые душили его на протяжении нескольких лет. Чимин хватает Ари за куртку ещё ближе прижимая к себе, и осознаёт, что она своим поступком вывела все его эмоции наружу. Ему действительно больно и обидно, но он чувствует, как его крепко обнимают, моментами гладя то по спине, то по шапке, и это его постепенно успокаивает.       Чимин через некоторое время отстраняется, и Ари осторожно вытирает его слёзы, на что он лишь улыбается. Ему на самом деле стало легче. Словно он этим рыданием отпустил ситуацию. Даже если основная проблема была не решена. Однако этот груз неожиданно упал с его плеч и вдребезги разбился на совсем крохотные части.       Подойдя вновь к краю корзины, Чимин оглядывается. Все дома, машины, что казались для него огромными до этого, уменьшились, потеряв свою значимость. Воздух стал чистым, кристально свежим и каким-то приятным. Даже этот немного прохладный ветер стал ощущаться по-другому, наполняя лёгкие сладким бризом невесомости. Чимин поднимает голову, смотрит на голубое небо и счастливо улыбается. Ему становится легче. Он вдыхает больше воздуха и закрывает глаза, наслаждаясь им, словно лакомством. Быть может, парень ощутил какую-то силу с небес и перестал бояться самой смерти, а потому продолжал широко улыбаться?       Ари молча следит за ним сквозь улыбку и слёзы, которые так отчаянно просились наружу. Пак Чимин действительно самый сильный человек на её пути, и она вовсе не лукавила, когда говорила ему об этом. Он смотрел на мир иначе, чувствовал всех на ментальном, каком-то особенном, ещё неизведанном учёными уровне. И смотря на то, как Чимин всё же открыл глаза и начал с улыбкой разглядывать всё вокруг, она тоже растянула губы. Однако пелена слёз всё-таки окутала её глаза, но она быстро вытерла скатившиеся капли, чтобы не омрачать друга.       Когда шар уже спустился, Чимин завидел макушку обеспокоенного Юнги, и у него возникло дикое желание его просто обнять. Крепко-крепко. Что он и делает, как только ему помогают выбраться из корзины воздушного шара. Патрон таким ходом событий был ошарашен, но принял объятия друга с честью и достоинством. Крепко прижал к себе и по-братски погладил его по спине. Этот человек ему действительно стал очень дорог.       Возвращаются они в общежитие как какие-то звёзды мирового масштаба, охраняемые огромным мистером Коучем, Юнги и бригадой скорой помощи. Вдалеке Ари на секунду померещилось, что Тэхён тоже смотрел на них, но, когда она ещё раз повернулась, чтобы сфокусироваться, уже никого не было. Чимина же по возращении она провожает вплоть до комнаты, а тот, обняв её напоследок, благодарит её и уходит в комнату отдыхать.       Теперь школа в глазах Ари вновь становится загадкой, которую в этот раз надо было срочно разгадывать. После случая с Чимином она начинает задавать множество вопросов касательно своей роли Дэпэнда. Когда розовые очки чуть приспустились, девушка начала понимать, что всё не просто так: неожиданный поступок родителей, странная школа, нанятый специально Патрон. И на следующий день, оглядывая каждое крыло учреждения и имена на запястьях людей, она задумывается о носителях браслетов. Что за случай у того или иного Дэпэнда? Достаточно ли компетентными являются их Патроны? Ведь не все ученики выглядят такими же ответственными, как, например, Юнги, а на кону, возможно, стоит жизнь человека.       И помимо своей роли она задумалась о Соа. Неужели тоже что-то очень печальное? Если и у неё будет неизлечимый диагноз, Ари просто не выдержит. Однако по тому, как хорошо стала выглядеть Соа, этого не скажешь, так как сейчас она казалась здоровее, чем когда она видела её в первый раз. Но всё же было страшно. А самое интересное — то, как понять, что с ней, и не упустить что-то важное из виду. Ведь Соа не носит браслет, а значит, автоматически лишалась контроля Патрона. Ари всё же узнала, для чего нужен был этот аксессуар, как и то, что у ответственных людей были часы с показателями Дэпэндов, и теперь это не казалось ей чем-то глупым, а вполне достойным.       И ещё немаловажный вопрос, который начал беспокоить её, — абсолютно ли все, кто не носит металлические браслеты Дэпендов, являются Патронами? Потому что даже в её классе были недостаточно умные ребята, да и силами большими не обладали, но при этом аксессуаров никаких не носили. Кто они? Быть может, есть ученики, которые не относятся ни к какому классу? В таком случае именуют ли их как-то?

❖❖❖

      В школьной рутине проходит ещё один месяц. Здоровье Чимина ухудшается, поэтому его помещают в палату, специально оборудованную для таких учеников. Ребята продолжают навещать его и проводить немного времени с ним. Кажется, кто-то слышал, что Тэхён повлиял на своего дядю, потому что это первый раз, когда разрешают тяжелобольному человеку оставаться в школе и при этом зовут лучших врачей города. Вот только что странно — самого Кима никто практически не видит, он словно притаился где-то и не желал выходить. Ари пыталась до него дозвониться несколько раз, как и все друзья. Его нигде не обнаружил даже Чонгук, которому было не понаслышке известно, как тот пропадал во время болезни бабушки.       А пока все гадают, где модель школы, Ханыль держит холодную, совсем ослабевшую руку Пака и наблюдает за ним, затаив дыхание. Это было смелым решением для молодой девушки согласиться проводить его в таком состоянии.       — Спасибо, — чуть хриплым голосом произносит Чимин, еле открывая глаза.       — За что ты благодаришь? — удивляется Ханыль, ещё крепче сжимая его руку. — Это я должна…       — Просто спасибо, что ты со мной, — не даёт договорить Чимин.       Она улыбается.       — Иначе быть не может: ты мой самый близкий человек, — сохраняя в голосе спокойствие, произносит девушка.       Так и есть, она не лукавит. За всю сознательную жизнь это первый человек, который не обращал внимания на её состояние. Однажды сказав простые слова поддержки, потому что она видела, что ему было грустно, Ханыль не думала, что он решит продолжить с ней общение. Что всё свободное время будет приходить и помогать. Из-за инвалидности, которая была с ней с малых лет, девушка многого не видела, друзей не имела, в обычную школу не ходила. По этой причине была удивлена вниманию к своей персоне такого замечательного парня после того, как родители привели её в новое учреждение. Чимин стал для неё лучиком света и безграничного счастья. За короткий период он подарил ей множество весёлых моментов, даже несмотря на собственную боль.       Ханыль была Дэпэндом Наджуна, и он, собственно, и осведомил её о состоянии Чимина, когда тот некоторое время отсутствовал в школе. Ей было больно, но она понимала, что куда больнее её другу. Пак говорил, что, если ей тяжело принять его болезнь, он поймёт, если оставит его. Но как она могла? Он совсем не обращал внимания на её недуг, а Ханыль так безжалостно отвернётся от него, потому что не знает, сможет ли быть он с ней год, месяц или час? Это эгоизм. Ей было тяжело, но она оставалась рядом. И в какой-то момент эта дружба превратилась в нечто большее и прекрасное, вызывающее внутри тех самых бабочек в животе. А когда Чимин поцеловал её в первый раз несколько месяцев назад, девушка, кажется, научилась летать.       Пиликанье монитора с жизненно важными показателями Пака вновь возвращают в реальность Ханыль. И она прогоняет приятные воспоминания в сторону, сфокусировавшись на Чимине, который прикрыл глаза и ослабил хватку. Она всё понимает. Такая юная, но такая смелая и сильная. Слёзы застилают глаза, но она продолжает улыбаться. Широко-широко, как когда-то учил Чимин. Он говорил: «Нечего грустить, когда каждая секунда жизни дорога и бесценна! Вместо этого улыбайся и живи!» Вторил когда-то ею сказанным словам. Слёзы стекают, оставляя прозрачную дорожку на щеках, но Ханыль продолжает улыбаться.       И так умирает Пак Чимин. Самый светлый человечек в школе. Самый яркий и самый отзывчивый. Как лучик солнышка, освещающее всё учреждение и проникшее в сердца многих людей. Самый красивый и мягкосердечный. Самый беззаботный и прекрасный. Такими словами именуют его все учащиеся. Все его запомнили именно таким. С чистым сердцем и чистым сиянием. Смерть забрала его в возрасте семнадцати лет, не дав возможности прожить даже половины, достаточной для человечества.       Каждый в школе горевал по-своему. Но четверо друзей особенно тосковали. Первое время просто не верили. Это казалось страшным кошмаром в чужой голове. Пустота внутри каждого росла в геометрической прогрессии, расширялась и причиняла боль. Нестерпимую. Чимин забрал частичку души каждого, оставив на месте пустое место. Их скорбящие сердца отбивали медленный ритм. Каждый справлялся с утратой по-своему. Но определённо каждый понимал, как ценна жизнь и как важна её каждая минута. Что пора открыть глаза на правду, обратить внимание на ближнего, пока не стало слишком поздно…