Где-то посреди ночи

      Вновь Кирилл решил оставить меня совсем одну, при этом уехав в какое-то место, как он сказал, на работу. Да какая у него, «недо-рокера», может быть работа? Но то, что он уезжает — все же к лучшему. Парень всё ещё меня пугал, при каждом своём слове отправляя порцию мурашек по моему телу. Он слишком часто куда-то уезжает, оставляя меня одну. Тем не менее, я, почему-то, снова ждала его прихода. Одной находиться дома совсем не интересно. Скучно. Пусть и безопаснее, чем с ним. Нет риска, что кто-то на тебя наорет, прижмет к стене, возможно, даже ударит.       Не смотря на температуру, на которую совершенно никак не повлияла жаропонижающая таблетка, я попыталась подняться с кровати в поисках своего телефона. Нет, я совсем не имела умысла его выкрасть, лишь проверить, что он цел. Если я его оставлю себе и Кирилл, не дай бог, это заметит, мне придётся несладко.       Обойдя половину комнаты, я обыскала, казалось, все возможные места, где могла находиться причина моих переживаний. Наконец я добралась до прикроватной тумбочки, которую сначала и не заметила во все. Она казалась мне такой маленькой, неприметной и скучной, но, при этом, что-то в ней было такое изящное, совсем несопоставимое со стилем Кирилла и им самим. На ней лежала пара бумаг и обычная синяя ручка. Эти предметы не вызвали у меня совершенно никакого интереса, поэтому я лишь спустилась ниже: к загадочным ящикам. И, о Боги, я обнаружила свой телефон в самом первом из них, между кучей писем от, судя по подписям, мамы. Но письма были мне совсем не интересны. Только он.       Он валялся в отключке. Я зажала кнопку питания в надежде, что зарядка на нем есть. Вскоре, на моем лице появилась нескрываемая улыбка, ведь посреди чёрного экрана засветилось белое яблоко, которого я так ждала на протяжении этих двух секунд.       Первым делом, я решилась зайти в чат с сестрой, в котором было предостаточно новых сообщений. На все я, конечно, отвечать не стала, так как посчитала, что времени совсем мало. Я лишь быстро напечатала о том, что же произошло и осведомила Катю, что у меня всё в порядке. Если бы так и было…       В руках с телефоном я подхожу к окну, аккуратно выглядывая. Машина Кирилла, котороя сейчас должна быть где-то в другой части города вместе с самим Тимошенко, была аккуратненько припаркована во дворе. Моё лицо моментально побледнело. Одна только мысль о том, что Кирилл дома, заставила меня метнуться к кровати и кинуть телефон обратно в ящик, с молниеносной скоростью задвинув его, даже не позаботившись о порядке разложенных писем в нем, на которые парень мог вполне обратить внимание. Я быстро накрылась одеялом и стала ждать. И не зря. Как по команде, дверь в комнату открылась.       Кирилл не проронил ни слова. Ворвался в комнату и кинул большой белый пакет на пол, из которого, в свою очередь, вывалились коробочки с сигаретами и какие-то маленькие мешочки. Остальное содержимое пакета осталось в нем.       — Блять, — тихо пробурчал себе под нос мой сожитель, дрожащими руками собирая сначала «мешочки», как я их назвала, а после, уже не так нервно, сигареты.       Я не придала этой ситуации особого значения. Кирилл вновь вышел из комнаты, напоследок улыбнувшись мне (посыл его улыбки так и остался мне неясен) и прикрыв за собой дверь с такой аккуратностью, будто до этого не пытался ее выбить. Он, тяжело передвигаясь с места на место, пошёл обратно к машине: за этим я уже продолжила наблюдать из окна. Уехал. Тогда зачем он приезжал? Провёл в доме всего несколько минут, хоть и ехать до него, как я поняла, не близко.       Я поднялась с кровати, оглядывая загадочный пакет. Я буду не я, если не посмотрю, что там. «Ох, рыться в чужих вещах плохо, Люся,» — твердил мне немой голос в моей голове. Видимо, это был голос моей потерявшейся совести, которая вдруг решила наконец посетить меня. Я, естественно, послав эту самую совесть куда подальше, начала плавно передвигаться вперёд.       Ба-бах! И я уже лежу на полу. Запнулась о гребанную тумбочку! Вот и ответочка от совести, я так понимаю.       Озлобленно посмотрев на деревянный предмет мебели, я начала подниматься на ноги, уже, было, хотев ее обматерить по полной и, впридачу, пнуть, но… О чёрт, тумбочке же тоже больно…       Отголоски моей шизофрении заставили меня сесть рядом с виновницей моего падения, после чего обдумать несколько раз слово «виновница» и понять, что я виновата не меньше, чем эта злосчастная тумбочка.       Мои руки сами потянулись к ней. Нет. Я не начала открывать ящики и доставать свой телефон.       Не знаю, что мной руководило в тот момент, но я лишь… Обняла тумбочку.       Наше примирение с деревянным предметом длилось недолго, так как в комнату завалился Кирилл. Сколько времени прошло? Совсем немного. Что он тут забыл? Из его уст вылетел ответный вопрос:       — Что тут происходит?       Его реакция вполне объяснима, ведь картина, увиденная им, не внушала абсолютно никакого доверия — в тумбочке лежал телефон, который он так хорошо, но безуспешно пытался спрятать от меня.       Мне, кажется, совсем ничего не оставалось, кроме как рассказать ему всю правду, которая итак звучала неубедительно. Естественно, моя «правда» была приукрашена:       — Я… упала с кровати, и… ну… стукнулась головой о тумбочку… А тумбочка! Ей же… тоже… больно, — о боже, это звучало еще хуже, чем в моей дурной голове. В ответ на мою до безумия странную речь, Кирилл просто развернулся. Постоял так еще секунд десять, возможно, обдумывая мои слова, а, может, и свои дальнейшие действия.       Сначала он медленно повернул голову обратно ко мне, сидящей возле кровати и потирающей лоб, а после начал и вовсе медленно перемещаться в мою сторону, подергивая плечами. Аккуратно взяв меня на руки, кинул на кровать. Все его действия противоречили друг другу.       Он упал на кровать рядом со мной так, что она отпружинила и я, возможно, могла бы сейчас улететь куда-то в стену, если бы Кирилл не прижал меня к себе, как маленького испуганного котенка. Испуганного, да еще как.       Его дыхание обжигало мою шею. Я не испытывала сейчас ничего, вроде смущения, как мне казалось. Только чертов страх. Все его действия — непредсказуемые.       Холодными кончиками пальцев он выводил узоры на моей, не менее холодной коже. Те места на руках, где чувствовались его прикосновения, тут же немели.       Страшно.       — Сейчас вернусь, — лучше бы не возвращался. От тебя одни проблемы.       — А… Ага, — тихо проговорила я, укутываясь в теплое, нагретое моим телом, одело, что все это время лежало подо мной.       Кирилл. Он совершенно мне не нравился. Я не была его фанаткой, не следила за жизнью, но все мои ожидания по поводу него были оправданы. Я думала, что он неуравновешенный псих. Я думала, что он не будет показывать себя, как супер-доброго «папочку». И это так. Его поведение максимально странное. И я не устану это повторять.       Так не хотелось, чтобы он приходил сюда снова… Но я жду. Лежу и, закутавшись в его одеяле, покорно жду. Минуты шли так быстро, что я не имела им счета. Может, из-за температуры, может, из-за страха. Но ждать оставалось недолго.       Дверь открылась, оттуда, пошатываясь, вышел Кирилл, только вот уже в совсем ином состоянии. Но я и не разглядывала. Так и так — всё будет плохо. Пока я здесь, по крайней мере.       — И снова здравствуй, малышка, — произнёс он, не теряя уверенности в голосе. Но изменения я почувствовала сразу. С первой секунды. С ним что-то не так.       Он опять приземлился на свою кровать, закидывая на меня свою руку и отнимая одеяло, залезая под него и обвивая мое тело ногами, отдавая всё свое тепло.       — Какая ты… — тихо начал он, вдыхая запах моих волос. Что же ты скажешь, Кирилл? Комплиментами засыпешь? — холодненькая. — тяжело и обрывисто дышит. Словно сгорает от волнения. Словно я не питомец, а какой-то очень важный человек в его жизни, к которому он не имеет права даже прикасаться. — Давай, я тебя согрею?       Так мягко и приторно. Но в этом было что-то такое, что не позволяло мне оттолкнуть его, сказать, что он неприятен мне. Мое сердце останавливается на секунду в понимании, что пора бы оборвать эту связь. Да о какой связи идет речь? Ее между нами не было и быть не может. Кто он, а кто я?       Что-то заставило меня повернуться к нему лицом. Повернуться, чтобы обнять в ответ, возможно. Но, как только я посмотрела в его распахнутые глаза, тут же распахнула свои так же широко, как и он, смотря на его зрачки. Он под наркотой. Он гребанный наркоман.