«Кира тебе не поможет.»
Он целует меня в губы, пока я думаю о том, что мы сможем остановиться и на этом. Вроде и хочу ответить, но на деле пытаюсь вырваться. Безуспешно. Чувствую металлический привкус крови, но не только своей. Прокусила его губы от волнения. Снова попытка вырваться. На секунду зажмуриваю глаза, но сразу распахиваю, когда чувствую, что он вдавливает меня в матрас всё сильнее, вжимаясь пахом. Нет, это не больно, но… — М-м, — пытаюсь что-то сказать, но он не даёт, углубляя поцелуй. Это должно было быть что-то вроде «Зачем?», но получилось всего-то промычать. Он должен был понять, что это значит, должен был понять, что я не готова. Должен же? — Не бойся ничего, — отстранившись буквально на миллиметр, проговорил он. Его тяжёлое дыхание… Казалось, обеспокоенные глаза, в которых, так же, читалась и непонятная мне агрессия. Не бояться? В голове возникают мысли, что я первая начала, значит и виновата сама, но я их тут же отбрасываю, заменяя осознанием происходящего. Его взгляд не прочитать, я не пойму, о чём он думает, быть может, он и сам боится, может, он и не хотел этого до того момента, пока я не… Он потихоньку начинает стягивать с меня футболку. Это — проще простого. Не разрывая связь между нами, переходит и к штанам.Не надо.
Отрываясь от моих, искусанных им же, губ, Кирилл спускается ниже. Сначала, к подбородку, затем, к шее, а дальше — к груди. Кусая чувствительную кожу, улыбается. Издаю вздох, но тут же закрываю рот руками. Я боюсь показать другую свою сторону, хоть он и без этого видит меня насквозь.Не надо.
Не медлит. Опускается до живота. Целует под пупком, оставляя следы. Тянется к оставшемуся предмету одежды. Всё, как в том чёртовом сне. — Пожалуйста, — я и сама не знаю, чего от него прошу — продолжить, или же, всё-таки, остановиться. На улице не так темно, как я думала. Луна сегодня ярче обычного, и только из-за неё я вижу, как Кира вопросительно смотрит на меня, улыбаясь. — Что? — с наигранным непониманием спрашивает он, проводя острым кончиком указательного пальца правой руки по изгибам моего тела. — Перестань, — шепчу я, не смея даже плакать. Да и что уже слёзы лить? Включить жертву в самый последний момент? — Чего? — прикрывает улыбку, стягивая штаны окончательно. Меня защищает лишь нижнее бельё. Страх мешает расслабиться. Я правда боюсь. — Не расслышал. — Не… — волнение заполняет меня. Голос предательски дрожит, пока я чувствую, как он обводит ткань трусов пальцами, отчего замираю. — А… Меня хватает лишь на короткие звуки и вздохи. Он улыбается. Так, словно счёл мой страх за возбуждение и предвкушение. Так, словно давно этого хотел. Так, словно только об этом и мечтал. Отодвигает ткань и начинает гладить меня прямо там. Холод его пальцев — я как будто сплю. Меня тут не должно быть, так ведь? Продолжает поглаживать, закусывая губу. Смотрит на меня своим щенячьим взглядом сверху вниз. Что же ты делаешь? — Не надо, — эти слова я буквально простонала, не в силах держать себя в руках. Откидываю голову назад, чтобы все слёзы затекли обратно, тем временем, как он массирует клитор ещё настойчивее, с лёгкостью раздвигая мои ноги шире. — Как скажешь, — убирает руки, перемещая своё лицо к моему. Тёплое дыхание касается кожи, и вместе с ним я испытываю облегчение. Всё закончилось? Я обречённо вздыхаю, но, через секунду, комнату уже наполняет мой негромкий полустон, когда он трётся своей плотью о половые губы. Всё ещё держусь, не плачу, нет. Стало жарко, внизу живота завязался узел, ток прокатился по всему моему телу, и… что это за чувство? Я не помню его. Совсем не помню. И такого, будто, никогда ещё не было. На этот раз, Кирилл стягивает футболку уже с себя, оголяя торс. Стараюсь не смотреть ни в глаза, ни, в целом, на него. За что ты так со мной? Я ещё спрашиваю, за что? Я виновата. Он лишь ответил, а я не сильно-то и сопротивляюсь, но это лишь потому, что сама не разобралась. А он всё продолжает тереться членом, казалось, не думая входить. Разводит мои ноги в разные стороны ещё больше, почти проникая внутрь головкой, но отстраняясь. И так несколько раз. — Не… надо… — не могу говорить, сквозь вздохи и полустоны шёпота и не разберёшь. — Х-х, — шипит он в ответ, а губы искривляются в хитрой улыбке. — Прости, малышка, — хриплым от возбуждения голосом проговаривает он. Комната вновь наполняется моим громким криком, когда я прогибаюсь под ним, чувствуя его орган внутри. Больно. Больно и обидно. Он начинает медленно двигаться, постанывая. Слёзы наконец хлынули из моих глаз, но это его уже не остановит. Кира лишь дышит мне в щёку, упираясь в неё носом. Больно. Он наращивает темп, заглушая мои громкие вскрикивания очередным поцелуем. Больно. Сжимаю его губы так, что вся кровь просачивается ко мне в рот. Больно. Он снова отстраняется. — А-а… За-ч-чем… — боль заменяется неким приятным чувством, которое я уж точно никогда не испытывала до этого. Он двигается всё быстрее, ощущая, что мне, кажется, почти не больно, — А… а-а… Дело движется к разрядке, и мои протяжные стоны заменяются на рваные, но он резко останавливается, устремив взгляд мне в глаза. — Я люблю тебя, малышка, — улыбается. Снова. Нет сил разбирать искренность в его голосе. Хочется лишь одного — закончить начатое. Помедлив ещё секунду, он продолжает, пока я не издаю последний вздох и тепло не разливается по телу. Последний толчок. Снова замирает. Пытаюсь отдышаться. Обвиваю его шею руками, царапая кожу ногтями. Проходит секунда, две, три, а он всё ещё не выходит. И я понимаю, почему. Он снова продолжает двигаться, но, на этот раз, уже грубо. Так, чтобы доставить удовольствие только себе. Он ещё не закончил. Ему нужно ещё. — Перест-тань, пожалуйста! — я кричу, но уже не от боли, а от обиды. Он обещал, что ничего не сделает. Ничего… плохого. Его громкие стоны и мои вскрикивания слились воедино, так же, как и мы сами. Я уже не прошу, чтобы он остановился. Будь, что будет. Я начинаю кричать громче обычного, понимая, что сейчас наступит вторая концовка. Мои обрывистые крики явно доставляли ему удовольствие, потому что он с каждым издаваемым мной звуком начинал двигаться всё быстрее и грубее, вдалбливаясь до самого основания. Последний мой крик. Снова ток по невидимым проводам. Теплее, чем в прошлый раз, даже, возможно, приятнее, но ничего больше не заглушит физическую боль. Последний его громкий стон, и он изливается куда-то в сторону.Что же мы наделали?