Где-то посреди ночи

      И тут стало совсем плохо. «Собачий кайф»?       Я тяну руки к Кириллу, аккуратно, чтобы не стукнуться о стиральную машинку. Он подходит ближе, садясь на корточки.       — Пиздец, малышка, ты переусердствовала. — говорит медленно, а я не понимаю, о чем он. Тянет руки к моей шее, мягко касаясь кожи. Голос его звучал грубо, не смотря на темп.       — Я… — перебиваю сама себя кашлем с темной кровью, которую вижу перед собой на полу сквозь мыло в глазах.       — Блять, ещё хуже. Ты ебанулась совсем? — видимо, Кира не понял. Ничего не понял, сделал поспешные выводы. — Пойдём.       Тянет меня за руку наверх, а я падаю обратно раз за разом, не в силах даже ухватиться за его ладонь. Слёзы полились из глаз от бессилия.       — Не ной. Поднимайся. — коротко говорит Кирилл, кажется, понимая, что это больше, чем бесполезно. — Господи, какая же ты…       Замолк. Поднял на руки, держа за спину и ноги, чуть не уронив. Я правда боялась, что упаду, и лучше бы, наверное, осталась лежать тут, на холодной плитке ванной, чем расшибла об нее же голову.       — Какая? — нахожу силы спросить, но снова заливаюсь громким кашлем. В голове нет места даже ненависти к Лёве, есть лишь осознание боли и подступающего к легким кислорода.       — Тупица.       Выносит меня из ванной, снова замолчав. Наверное, он прав. Тупая я абсолютно во всем. Выбрала Кирилла вместо Лёвы, не смогла защитить себя только что, и сейчас не могу ничего ответить. Последствия меня вскоре убьют.       — Я…       — Тупица. Ты тупица, малышка.       Мы заходим на кухню. Кира усаживает меня на диван и сам опускается рядом. Ощущение, что и он меня сейчас изобьет. До смерти.       — Не надо, пожалуйста, — дрожащим голосом говорю я, вытирая салфетками, предложенными Кириллом, слёзы, смешавшиеся с кровью и снимая кофту, чтобы не запачкать, если еще не поздно. — пожалуйста, давай завтра, только не сейчас.       До трясучки боюсь его. Боюсь, что прямо сейчас ударит за всё, что я сделала, боюсь, что… я не знаю, чего я ещё боюсь. Мне просто страшно. Сквозь пелену слёз смотрю Кире в лицо. Его безэмоциональное выражение меня до жути пугает. Только глаза выражают, как всегда, разочарование. Разочарование во мне, в моих поступках, в моей тупости.       — Пожалуйста, — повторяю я из раза в раз, пытаясь бороться с чертовой истерикой.       — Нахуя? Что вас всех привлекает в ебучем собачьем кайфе? — серьезным тоном начинает допрос мой хозяин так, будто он директор школы, который отчитывает провинившегося ученика. Без лишней мягкости. Простые вопросы.       — Не было никакого, — сглатываю, понимая, что больно. — никакого собачьего кайфа.       — Слушай, — опускает свою тяжелую ладонь на мою. — я пойму любое оправдание, даже самое хуевое, — вздыхает, раздраженно отводя взгляд в окно, смотря на закат. Заката тут, правда, не особо видно, ведь окна выходят на восток, но картина всё равно завораживающая. — только, прошу, — снова смотрит в глаза. От его сурового взгляда я готова разрыдаться с новой силой. — не пизди мне.       Мои зрачки сужаются от услышанного. Снова смотрю на него, будто немая.       — Да… но я… — обрывистую речь он снова прервал.       — Мне уже всё рассказали, не старайся.       — Ты же ненавидишь Лёву, почему веришь?! — не заметила, как мой голос сорвался на крик.       Кирилл же оставался предельно спокойным:       — Анжела подтвердила.       Анжела подтвердила. Ну нихуя ж себе. От несправедливости и ненависти хочу выпрыгнуть прямо с этого балкона.       «Что тебе мешает?»       Кира.       — Слушай, я понимаю, тебе обидно и неприятно, но это же пиздец, такой же, как и наркотики. Тем более, что нам завтра в тур, мы не можем оставить тебя тут, пойми.       — Кира…       — Понимаешь, это очень сложная система, меня посадят, если я тебя оставлю и уебу в другой город…       — Кирилл! — перебиваю его я. Он удивленно оглядывает меня, многозначительно кивая и начиная ждать моих слов. — Я ничего не делала, клянусь!       На большее меня не хватило. Снова повисла угнетающая тишина, да настолько, что меня снова затошнило.       — Кто? — тихо, почти шепотом, намекая на то, чтобы я тоже говорила негромко.       — Лёва.       Кира хмурится, потирая переносицу.       — Блять.       Быстро встает, уходя куда-то без меня. Откидываюсь на спинку дивана, тяжело дыша.       Первое, что я делаю — осматриваюсь. Кухня большая, окон много: справа от входа и спереди. Всё это, так же — балкон. Не представляю, сколько стоил этот дом, но явно немало, раз уж тут такая необычная планировка и, естественно, три этажа. Да ещё и кинотеатр… в котором я пообещала, что никуда от Кирилла не уйду. А сейчас боюсь его до такой степени, что хоть под стол прячься.       Обнимаю руками колени, утыкаясь в них лицом, чтобы не видеть происходящего. Понадеялась, что хорошо вытерла лицо от крови и штаны в ней не измажу. Хотя, если даже и измажу — какая разница? Отстирать легко…       — Замерзла? — одну меня сегодня, видимо, совсем не оставят. Я еще от вчерашнего вечера не отошла, а тут уже и Анжела подоспела со своими обеспокоенными фразочками, которые, подозреваю, выдавлены через огромную силу, потому что сама она такого бы без сарказма никогда не спросила.       — Нет, — вздыхаю я, пытаясь настроиться на позитивный лад. Вряд ли получится, но постараюсь, раз уж и Анжела сегодня «на добром».       — Слушай, — ясное дело, ей что-то от меня нужно. Просто так она бы мало того, что не заговорила, больше скажу — не пришла бы. — а ты почему Бледного выбрала? — вдруг замялась, спрятав руки за спину. — Извини, если некорректный вопрос, просто… интересно.       Интересно ей. Хороший был бы повод, но я уже подозреваю большее. Может, её Кирилл сам и подослал, а может и вообще Лёва. В общем, неясно.       — Не знаю, — со всей честностью отвечаю я. — само как-то вышло.       И я не солгала. Даже в голове никак не могу прокомментировать эту ситуацию — слишком странная.       — Э-э… понятно, — улыбнулась. Не так, как обычно: по-доброму, искренне приподнимая уголки губ и с явным на то стеснением.       — Как дела? — задаю глупый вопрос, который спасал меня во все неловкие ситуации в моей жизни. Всегда, когда собеседник молчит, я спрашиваю, как у него дела.       — Так себе, если честно, — Анжела грустным взглядом окинула меня, а после подошла к холодильнику, достав оттуда сырок и снова одиноко посмотрев в мою сторону. — Будешь? — я киваю, а девушка бросает мне маленькую упаковку и садится рядом, доставая такую же.       — А… — хочу что-то сказать, но перед этим осматриваю лицо медсестры. Глаза немного покраснели и припухли, а губы искусаны. — почему «так себе»? что-то случилось?       Она молчит какое-то время, подавленно смотрев на сырок, который сжимала в свой ладони, а потом начинает говорить:       — Невзаимная любовь. — я подавилась сырком, но вида не подала, продолжая жевать дальше. Какая, блять, любовь? А самое главное — кто? — Знаешь, это так тяжело…       — Знаю. — тихо произношу. Конечно, знаю, бегала за своим бывшим два года, и только потом встречаться начали. Всё же, вряд ли подростковая любовь схожа с этой серьёзной, взрослой, о которой говорит Анжела. — Нахуй все эти чувства вообще нужны? Забей на того уебана и живи спокойно. — пожимаю плечами. Поддерживать я определенно не умею. Да.       — Тебе-то легко говорить, — снова одинокий вздох. Искренность девушки сначала поразила меня, а теперь начала и вовсе пугать. — тебя он хотя бы любит.       Я снова поперхнулась. Кто-кто меня там любит?!       — Лёва? — наивная улыбочка.       — Если бы.       Повисло молчание. О боже, радость-то какая: меня любит какой-то там левый Кирилл. Как поебать.       — Так я питомец, — не теряю мнимое спокойствие. — меня нельзя любить.       — В том-то и суть, что можно, — Анжела опускает голову совсем низко, скрывая лицо за волосами. — я имела ввиду, что он любит тебя, как питомца. Знаешь, как хозяин любит свою собаку или кошку — вот такая любовь. Я поэтому и сказала «хотя бы».       — Сложно. — с непонимающим тоном сказала я. Ох, Анжела, знала бы ты, как долго я буду мусолить твои слова в голове. Хотя, наверное, знала.       Он даже как питомца меня терпеть не может. Анжела снова пытается надавить на больное, но это не являлось моим слабым местом. Наверное…       — О чем разговариваете? — Кирилл зашел на кухню, облокотившись о холодильник и скрестив руки на груди. На нем ни царапинки нет. Значит, не дрались.       — Ни о чем, — пискнула Анжела, встав с места. Прошла мимо Киры, легонько коснувшись его плечом. Тот улыбнулся, смотря ей вслед.       Посмотрел на меня с тем же вопросом.       — Да обо всём, — бросила я, откинув голову назад, о чем тут же пожалела, так как тело прошибло болью.       — Пиздец, конечно. Ну че, спать? — играя бровями, спросил он.       — Рано ещё.       Кажется, что сейчас потеряю сознание. Снова. Это чувство уже так заебало… так же, как и люди вокруг меня. Все злые. Анжела уж точно со злым умыслом пришла, про Лёву все и так понятно, Кирилл — это просто Кирилл.       Ничего не понимаю уже. Совсем плохо.       Кира открывает дверь на балкон, выходя туда. Достает сигарету, закуривает. Когда это он с Мальборо перешел на вишневый Чапман?       Я, оставив кофту на диване, иду за ним. Балкон просторный, угловой, но не заставлен совсем. Пустой.       Смотрю на Киру вопросительным взглядом, касаясь руками перил.       — Тебе не дам.       Тяжело вздыхаю, отвернувшись. Обнимаю себя за плечи, дрожа от холода. И ветер тут совсем ледяной. Скоро зима. Если мне было так тяжело осенью, не представляю, как переживу минусовую температуру.       — Возьми кофту, холодно же, — я отрицательно мотаю головой. Губы тоже дрожат. Он прав, холодно. Холодно и обидно.       Он так ничего и не сказал. Ни «извини» за то, что поверил Лёве, ничего вообще. Ему правда всё равно. Если бы я ушла, было бы лучше. Ненавижу его и этот дом. Особняк пусть и большой, но одинокий и тоскливый, так же, как и его владелец. Хмурый, недовольный жизнью человек, который добился большего, чем кто-то вообще мог мечтать.       — Ой, блять, не строй обиженку, — закатывает глаза, подходя ко мне ближе. Касается кончиками пальцев моих плеч так, что пробежали мурашки. — замёрзнешь. — всё равно молчу. Только молчать и умею, кажется. Я никчемная, он прав. Меня убьют мои же мысли. — Тупица. — обнимает моё дрожащее тело своими длинными руками, но лучше от этого не становится. Он такой же холодный, как и я, и вместе нам только хуже.       Аккуратно забираю из его рук сигарету — он не сопротивляется. Делаю затяжку, уже через две с лишним секунды выдыхая дым.       Кирилл уткнулся носом в мою макушку. Я возвращаю ему украденное. Чувствую, как улыбается. Фальшивые улыбки — его всё. Он настолько хорошо скрывает свои эмоции, что я даже сейчас не могу понять, правда ли он улыбается.       — Ты не разбираешься в людях, малышка, — шепчет мне на ухо, немного отстраняясь.       — Я знаю, — «поэтому я и с тобой». — Слушай, — оглядываю его исполосованные руки. Синяки от уколов тоже не зажили. Новые шрамы. — а ты почему, ну… режешься?       — Не думай об этом.       Безразличный тон кричит мне о том, чтобы я заткнулась, но мне слишком интересно. Слишком хочу узнать, из-за чего он так… сильно…       — Почему ты ненавидишь себя? — вздрогнул. Замер. Молчит.       Еле слышно расхохотался.       — Я? себя ненавижу? — улыбка стала какой-то грустной, а потом уголки губ поползли вниз. Поворачиваюсь к нему лицом так, чтобы смотреть в глаза. — Я наоборот люблю себя. Даже очень, — Кира рассматривает моё лицо своим ледяным взглядом. — Не суди людей по себе. Знаешь, не все… — запнулся. — знаешь, не все режут себя из-за того, что ненавидят.       Я не отвожу глаз от его. Может, это и удивило Кирилла, потому что, обычно, дольше минуты я не держусь.       Молчим. Эти паузы режут моё нутро так же, как и Кира сам себя.       — Ты мазохист?       Он снова поперхнулся. Вот и слабое место — глаза.       — Может, просто помолчишь? — вопросом на вопрос отвечаешь, значит. — Или расскажешь о предвкушении тура? — наконец, возвращает лицо в привычно «весёлое» состояние. Его глаза загораются каждый раз, когда он говорит о музыке. — Или так и будем говорить, как ты сказала, «обо всём и ни о чём»?       Шмыгаю носом.       — Нет никакого предвкушения. Просто постою в ВИП-ке и послушаю, как ты орешь со сцены, — снова пожимаю плечами. То ли от холода это делаю, то ли просто так.       — Блять, откуда ты такая упала-то?…       Разочарование в его голосе заставило мои губы дрогнуть в секундной улыбке, будто мне смешно с каждой его эмоции.       — Ха-ха-ха, — по слогам произносит он. — пиздец, обхохочешься.       Я прикрываю рот рукой, чтобы не заржать в голос, но и это лишь на чуть-чуть — через секунду всё веселье отступило.       Обиженное лицо Кирилла, на которое я уже устала смотреть снизу вверх, было уж очень смешным, правда, но всему приходит конец, потому что обида похожа на настоящую.       — Да не парься, тебе же всё равно на мое мнение, — развожу руками, облокачиваясь спиной о перила.       — Ага, зато посмотрим, как будет всё равно тебе, когда просидишь весь концерт в гримёрке, — легонько касается ладонью моего лба. — иди, заболеешь.       — А ты? У тебя же концерт завтра, — наивно хлопаю ресницами, тяжело передвигая уже замерзшие веки.       — Ну, если хочешь, могу и с тобой пойти, — так сказал, будто одолжение мне делает, а после взял за руку и повёл в мою комнату, перед этим закрывая балкон и захватив мою кофту.       Уже там помог расстелить постельное белье на диване, а потом просто ушел, даже не попрощавшись. Обидно ли мне? Да нет, похуй. Тогда зачем спрашиваю?       Перед тем, как лечь спать, запускаю руки в карманы кофты, чтобы проверить, тут ли мой телефон. На месте. Спасибо. Пальцами натыкаюсь на необработанный острый край неизвестного предмета.       Как оказалось, не совсем-то он и неизвестен. Достаю кусочек блистера с экстази, удивлённо моргая. Мне это точно не снится?       Верчу в руках, как только могу. Охуеть. Не сон.       Прячу последнюю таблетку уже в карман домашних широких штанов. Получается, Кира всё изначально знал.       В голове складывается огромный пазл.       Сначала подложил таблетку, когда узнал, что я хочу уехать, потом отшил меня, зная, что я буду ему благодарна и это повлияет на мой выбор. Всё было до жути продуманно. Всё, кроме одного — он забыл вытащить таблетку из кофты. Блять.       Я знала, что что-то тут было не так.