Менялись кадры, менялись названия отделов и управлений, менялись законы. Но одно оставалось неизменным. Бардак. Андрей Кивинов.
В расписании по городу, висевшем в Санкт-Петербургском штабе Комитета по противостоянию угрозам неопознанной природы при правительстве Российской Федерации, только одна выездная команда никогда не имела постоянного утвержденного состава и резерва. Ежедневно в неё мог попасть абсолютно любой опер, по воле случая. Места в ней предназначались для тех, кто вызвал начальственный гнев и для тех, кому не повезло со жребием в лотерее. Раз в неделю, личный оперсостав Комитета, сдавал личные бейджи, и те, кому они возвращались с наклейками 1818, следующую неделю попадали в восемнадцатую группу. Это означало, что в течение семи дней они будут работать в Сталестройском районе. Были разные предположения, о том откуда это пошло. Официально в документах Комитета, у Сталестройского района Санкт-Петербурга, был восемнадцатый номер, который присваивался всем работавшим там командам и их делам. Неофициальный слух, курсировавший в курилках и разговорах оперативников, словно назойливый и неприятный запах, ссылался на покерную комбинацию “Dead man’s hand”, фатум, рок с которым предстоит столкнуться каждому. Случалось, такое что даже бывалые опера, столкнувшиеся с выпавшей по жребию сменой, писали завещание или заявление по собственному. Азамат заявлений и завещаний не писал, хотя и находился в нетипично унылом для себя настроении. Азамат Уталиев, знал причину, по которой он оказался в составе экипажа в Сталестрой, второй раз меньше чем за два месяца. Бронислав, штафирка хитрожопая, ОСБшников послал юридически безупречно, а Илья устно пообещал засунуть головой в больничный унитаз. Азамат же глупо подставился, не сдержавшись и испортив официальные бланки. Когда кутаки [1] из ОСБ пришли к нему и положили перед ним два заявления, одно обвинявшее Серегу Невского в сговоре с талантами, а другое по собственному, Уталиев размашисто написал “Анан согим”[2] на каждом, с двух сторон. Ершов, или всё тоже ОСБ, ему и решили мозги вправить, напомнить, так сказать, кто есть кто, в этом грешном городе. Но Невский, пусть он его и не знал толком, показал себя четким, достойным человеком. Подставлять такого, значит измазать себя в говне, да и в целом припомнится рано или поздно. Азамат говножуем не был, в оперсоставе Комитета, такие в целом не приживались. Получив свой бейдж обратно, астраханец пошёл к шкафчику, собираться. Посмотрелся в зеркало, скорчил зверскую рожу, разглядывая подживающие царапины и швы. На последнем оперативном выезде, инфразвуковым ударом выбитые стекла, исполосовали его словно шрапнель, глаза чудом уцелели, из-за стрелковых солнцезащитных очков. Вместо стрелковых, которые растрескались, но уцелели, Азамат сейчас носил строительные. Вполне качественная замена, которой не брезговали даже многие таланты. Осколки и касательные выдержит, а с прямым попаданием и оригинал не дает гарантий. К штатному АПС и РШ-12, из личной оружейной пирамиды Азамат вытащил ещё несколько стволов. В Сталестрое никогда не бывает МАЛО стволов. В нагрудную кобуру отправился «Кунэн», под .357 магнум, хороший мощный и точный патрон по мнению многих оперативников, лучше работавший по талантам в плане останавливающего действия. В левом кармане куртки, удобно лег револьвер ОЦ-20. Стрельба через карман, старый трюк СМЕРШ, сейчас переживал второе возрождение, в коротких городских схватках. В кобуру на лодыжке, больше для самоуспокоения, Азамат положил кольт фитц-спешл, с двухдюймовым стволом, а в правый карман аккуратно пристроил РГ-42 в корейском исполнении. В машину, тяжелый армейский «Тигр», для самоуспокоения погрузили гранатомет и пару «Печенегов». Ехали в молчании, изредка прерываемом характерными мужскими вздохами, в которых угадывались “Эх блять, твою мать как же меня так угораздило”. Уталиев разделял всеобщий пессимизм. Никто не хотел связываться со сталестройскими талантами. На первый взгляд Сталестройский район был примером возрождения Санкт-Петербурга в миниатюре, достраивался крупный деловой центр, перестраивались предприятия в Сталестрое, Металлострое и Колпино, судостроительный кластер в Усть-Ижоре тоже находился на подъеме. Все знали, что за этим стоят деньги и ресурсы талантов, захвативших район, они особо не скрывались. И большинство знало, какой ценой это было достигнуто. С 2013 года у сталестройских была репутация палачей и мясников, убивавших жестоко, грязно и напоказ. К 2014, обе группировки находились в статусе террористических, район был оцеплен сетью блокпостов армии, и государство ничего не могло сделать. Попытаться задавить упадочную конгломерацию пригорода экономической и социальной блокадой? «Сталестройская Диада» скорее всего просто переехала бы в другое место, возможно даже поближе к Москве. Опричник скорее всего развязал бы боевые действия против Комитета, и в этой разборке никто бы не поставил на Комитет, прецеденты к тому времени уже были. За Опричником потянулись бы «Ауксилия» и «Велиты» растущие и набирающие популярность молодежные движения, которые могли превратить ситуацию в неуправляемый ком из хаоса и катастроф. Сталестрой оказалось проще всего игнорировать, обходить стороной. Днем район делал вид, что на его улицах та же страна, что и вокруг. Ночью переставало поддерживаться даже это пародийное подобие порядка. Сталестройские таланты оставляли за собой правило убивать на месте всех непонравившихся, не взирая на их местонахождение и происхождение. И по сию пору, насколько знал Азамат, не нашлось никого пережившего их приговор. Оперативник открыл планшет, в очередной раз пытаясь понять бредни аналитиков и трудности закулисных интересов вокруг города. Уталиев никогда не был особо образованным, в Комитет он попал благодаря стечению обстоятельств и удаче, учился на ходу и скорее завоевал свой авторитет в команде, чем получил его благодаря умственным данным. На уличном уровне в Питере или Астрахани с этим всё было просто, либо ты возьмешь цель, либо облажаешься с немалым шансом что тебя завалят. Но это так, легонько царапнуть поверхность. Глубокие корни всей ситуации, вот что важно. Тебе не понять, как свалить противника, пока ты не поймешь как, на чем и за что он стоит. Сталестройские таланты делились на две группы – вигиланты и злодеи. Государственных команд в районе не было, залетным государственным талантам на первый раз могли сломать конечность, на второй раз шею. Залетным злодеям, если успевали поймать, стоило очень надеяться, на сломанную при задержании шею. Структуры Комитета были представлены регистрационным отделением, с четырьмя аналитиками, обретавшимися в небольшом офисе, возможными осведомителями и иной агентурой, которая не была упомянута в отчетах, но существовала, и восемнадцатой командой, которая отрабатывала зарегистрированные происшествия посменно. На зону площадью за 60 кэмэ и больше, чем семьсот тысяч жителей. До талантов это была клоака с самым высоким уровнем криминального насилия по городу, отголоски отдавались до сих пор. Возможно, именно поэтому сталестройские таланты были такими двинутыми на голову. Хотя кто из талантов не был двинутым? Азамат вяло полистал материалы на планшете отпив кофе из термоса. Историческая справка, основание, Сталестройские заводы, индустриальное строительство кластера промышленности на Северо-Западе в двадцатые, строительство оборонительного района, бои 41-42, прорыв блокады в 43, попытки восстановить Ленинград, начиная именно со Сталестроя, постройка большого количества жилмассивов и проблемы с инфраструктурой. Всё это было типичной попыткой аналитиков обосновать собственное существование. К современному состоянию Сталестроя это имело мало отношения, разве что гипотеза о довоенных и послевоенных катакомбах, крупном подземном лабиринте поверх которого и построили новый город и жилые комплексы, могла объяснить неуловимость многих местных талантов. Гипотеза о том, что никто не хотел, чтобы ему лицо разбили – тоже. Как и гипотеза о том, что новое поколение полицейских, госслужащих и даже учителей было родом из Сталестроя. Они уже больше, чем полдесятилетия жили и видели, что только таланты навроде Легионера, Опричника, Красной и Беллоны смогли навести в их пригороде относительный порядок. Круговая порука, крайне густо замешанная на желании обывателя игнорировать всё что его не касается напрямую. Азамат посмотрел на улицу, несмотря на ранний час, въезд и выезд со стороны Рыбацкого уже стояли в пробке. Он вернулся взглядом к планшету. Атмосфера в машине становилась всё более и более могильной. «Гастаты» группа талантов, поддерживающая Опричника. Формально вигиланты работающие по всему Северо-Западу. Несмотря на небольшую численность и непостоянный состав, опытные и опасные. «Ауксилия» и «Велиты», две вигилантские группировки, самые крупные в регионе в целом, популярные до той степени, когда у одной из них есть шансы легализоваться в активное политическое движение. «Банда Беллоны» одна из самых маленьких групп Петербурга, и одна из самых отбитых. Кое-кто из их группы стоит на одном уровне с Горным, а это значит, что Комитет не дает гарантий успеха, даже если будет применяться ядерное оружие. «Хаос Красной» вторая часть злодеев Сталестроя, стоящая за появлением огромного числа КОМОДо, распространением тонны всякой дряни и в целом, весь криминальный передел талантов начался с того, что авторитет державший Сталестрой, был публично четвертован именно талантами из «Хаоса». Подобный состав тяжеловесов, их капиталов и интересов обуславливал последнюю неприятную черту Сталестроя. Любой ублюдок решивший сделать себе имя или что ему нечего терять, предпочитал попытаться прославится или умереть нанеся наибольший ущерб именно в Сталестройском районе. Первый вызов поступил, не успели они въехать в Металлострой. Неподалеку, в районе промзоны на путях обнаружили тело. На трупе уже паслись МВДшные, от Комитета потребовалось только зафиксировать факт гибели носителя особых сил и способностей. Труп был здоровым, даже несмотря на то, что осталось от него не так много. Азамат уступил коллегам почётную обязанность осматривать тело и общаться с местными, отправившись изучать участок железки, выбранный для экзекуции. В том что это была именно хладнокровная и садистская казнь, у него не было сомнений.***
Лежа на холодных бетонных шпалах, дергаясь всем телом, он, подвывая и истекая слюной смотрел вверх. Ночь была туманной, очень туманной. Густой, как серая сметана туман не позволял обычному человеку разглядеть что либо, шагов с десяти. Тем более тут, за окраиной города, между промзонами и глухой, неосвещённой дорогой. Но он был не человеком, он был изменённым, возвышенным. Его глаза пронзали туман и ночь, трехсоткилограммовое тело пыталось двигаться и сопротивляться, несмотря на треть сломанных костей и связанные запястья с лодыжками. Он видел парившую в воздухе фигуру, облаченную в стальную броню, черепообразный шлем, с чёрными провалами линз, слышал гремевшие пластины сегментного плаща. Его стоны и сдавленные вопли были просьбами о пощаде и милосердии. Он видел и слышал не только ту стерву, что бросила его на рельсы словно мешок с мусором. Его покрытая жесткой шерстью кожа ощущала вибрацию рельса, слух улавливал ритмичный шум, и даже сквозь туман он видел приближающиеся огни грузового состава.***
Место первого удара, Азамат нашёл сам. Там возилась усталый и тощий судмедэксперт, с лицом вчерашнего студента. Поезд отсек таланту руку и ногу, крови натекло порядочно. Безымянного супера, ударило метельником, протащило вдоль дороги, но всё же засосало обратно под колеса. Количество крови и мелких ошметков на рельсах и вдоль них, намекало что кому-то из путевой обслуги придется повозится, вычищая сотню вагонов, не меньше.***
Алексей зевнул, разглядывая едва видимую ленту железной дороги и дал гудок. Сверившись с навигатором, он убедился, что до переезда уже недалеко и потянулся к рычагу, собираясь сбросить скорость. Внезапно, на мгновение, туман вокруг тепловоза, словно превратился в непроглядную, непроницаемую тьму, в кабине, даже сквозь рокот дизельного двигателя, он ощутил некий толчок. В ритмичном перестуке колёс что-то изменилось. Машинист не успел среагировать или понять, что произошло. На этом участке он работал не так давно, но даже если бы он знал, увидел тело, лежавшее на путях, и успел бы нажать на тормоз, поезд не успел бы остановится, для составов длинной более чем в девяносто вагонов, тормозной путь может составить куда больше километра. Та, что невидимая парила в темноте неспешно перезаряжая наруч, над громыхающим составом, из под которого доносились вопли и стоны, не оставляла ничего на долю случая. Погасший было свет снова вспыхнул, но выглянув наружу, Алексей не увидел ни спереди, ни сзади ничего не обычного, лишь туман и тусклую зелёную краску своего локомотива. В темноте и серой, мутной пелене едва можно было разглядеть второй локомотив в сцепке, и даже очертания грузовых вагонов было невозможно угадать, если не знать, что они должны быть там. Он проедет до Великого Новгорода прежде, чем рассветет и погодные условия позволят кому-либо разглядеть вмятину и пятно засохшей крови на отбойнике.***
От первого столкновения талант не умер. Сам ли он был настолько живучим или ему помогли? Как бы то ни было, поистекав кровью, он попытался уползти. Долго и достаточно упорно, полоса крови тянулась на почти тридцать метров, извиваясь словно змея. Азамат присел и на корточках двинулся вдоль дорожки из кровавых брызгов и ошмётков.***
Сколько он пролежал без сознания, он не знал. Ударом ему свернуло половину лица, раздробило левую глазницу. Поезд протащил и разодрал его, так что на спине и левой стороне тела у него не осталось живого места. Лежавшие на рельс локоть и колено были отсечены, он ощущал, вязкую, застывшую корку, его тело всё же справилось и смогло остановить кровотечение. С трудом он поднял голову, огляделся. Перед единственным уцелевшим глазом всё плыло, мышцы тянуло, неестественным образом. Череп не должен был чувствоваться, как большой мешок с глиняными черепками, привязанный к голове. Боль была невероятно всеобъемлющей. Каждый вздох и выдох, словно жидкий огонь тек по горлу в легкие, каждое движение сопровождалось скрежетом и трением обломков костей. Он думал, что познал боль, когда эта тварь избивала его и ломала ему кости, но теперь всё стало ещё хуже. Он знал, она наслаждается этим, наслаждается его беспомощностью, слабость на фоне её силы, так же, как и он наслаждался тем насколько он сильнее в сравнении с обычными людьми. Правая рука была сломана в четырёх или шести местах, но ещё работала. Он ещё был жив, мог дышать, поэтому он пополз вперёд. Цепляясь за шпалы, щебенку и надежду добраться до ближайшего переезда. Железная дорога была его единственным ориентиром в темноте и тумане, он не хотел умереть в канаве, как какая-то тварь. Сколько прошло времени, было непонятно, он подтягивал свое тело снова и снова, вырубался от боли и снова продолжал ползти, пока в очередной раз рванув себя вперед, не ткнулся носом в сабатон силовой брони. Она была здесь, ждала его, и он взвыл, как животное от боли и обиды, от осознания, что несмотря на уже перенесенные боль, унижение и потерянные конечности его экзекуция ещё не окончена.***
Азамат осмотрел место второго столкновения. В мазуте, крови и пыли, на шпалах угадывался отпечаток сапога, длинный и широкий, великанских размеров. Приглядевшись, оперативник заметил характерные сколы и царапины от когтей. Картина происходящего вырисовывалась уже достаточно очевидной. Понять кто казнил здесь безымянного таланта было легко. У Азамата не было дедуктивного склада ума, но он тут и не требовался, тут требовалось понимание талантов, знание их истории и гиммиков группировок. Вот этим он как раз обладал в полной мере. Государственные герои были говорящими головами, для них убийство было почти недопустимым. Вигиланты делились на собственно героев, считавших убийство чертой, которую нельзя переходить, и тех, кто убивал, по той или иной причине, линчевателей, как их называли в США. Злодеи смотрели на убийство, как на инструмент. За всеми костюмами и плащами легко забыть, что они не умалишенные воображающие себя всемогущими, они могут очень многое и зачастую их действия предельно логичны и утилитарны. Сталестройские злодеи, могли и любили превращать свои казни в послание, вызов официальным властям и предупреждение для тех, кто решился нарушить границы их личных вотчин. Азамат огляделся вокруг ещё раз. Железная дорога, далеко от переезда, промзона. Почти граница района. Тело нашли сравнительно быстро, из-за оставленных следов, но даже если бы труп просто валялся тут, его обнаружили бы на утреннем обходе путей или первой же электричкой. Вигиланты отпадают, они о своих трупах звонят и сообщают. Значит злодеи. Северная часть Сталестроя, промзона и железная дорога. Типичный почерк Беллоны. Следы от силовой брони, отпечаток сапога с когтями, только подтверждают это.***
Она удерживала его шею, подняв его тело, в коленопреклоненную позицию. Её голос, смодулированное электронное рычание, какофония из звуков и частот, разрывал его уши, заставляя слезы течь из единственного уцелевшего глаза.— Такие как ты, олицетворение всего, что я презираю в вашем виде. Никчемные жалкие приматы, цепляющиеся за свои убогие привилегии на мелком комке грязи. Стагнирующие. Деградирующие. Считающие, что кому-то есть дело до ваших жалких достижений и амбиций.
Её слова прервал какой-то отдаленный звук, заставивший таланта в её руках, дернутся и застонать.— Герои… Злодеи… Презренные мрази-бандиты вроде тебя, в сравнении с нами, вы лишь вирионы, частицы былой мощи, бездельно тратящие время на копошение в песочнице. Жалкие игры, призванные отделить достойных от мусора. ТЫ — мусор. Твое время — вышло.
Тело в её руках завыло и затряслось, но эти звуки перекрыл рев тифона, установленного на поезде ЭВС «Сапсан». Машинист, даже не подумал затормозить, единственное что он мог сделать и сделал, это выжать педаль тифона в пол всем своим весом. Стоявшая на путях фигура, взлетела, широко распахнувшимся плащом на секунду перекрыв обзор из кабины. Удар по корпусу, вышел громким, но машинист его не расслышал, за собственным бешеным шумом крови в ушах. Встревоженно пискнула система мониторинга, связанная с браслетом на запястьях, и мужчина, ругаясь начал снижать скорость, судорожно перекрестившись. Пройдет ещё восемь минут прежде, чем он доедет и заведет «Сапсан» в депо. Ещё пятнадцать, прежде чем дежурная смена решится вызвать милицию. Ещё двадцать прежде, чем ближайший патруль обнаружит тело. К этому моменту, талант, а точнее то, что от него осталось, будет уже полчаса, как мёртв.***
Водитель экипажа, он же по выслуге лет и опыту, старший, был из прокурорских. Несмотря на это, он был вполне терпимым. Обычный такой русский мужик неопределенного возраста, с наметившимся брюшком и неизбывной усталостью на лице. Его звали Егорычем, и до Петербурга, он откисал в Салехарде, как однажды проговорился, был неугоден начальству, вот и сбагрили подальше. Он окликнул Уталиева, чтобы тот возвращался к машине. Азамат полистав планшет, для виду, и убедившись, что никто не смотрит, сфотографировал остатки лица и тела, несколько раз, на левый телефон. Проверил фотки, на предмет наличия тени или кого-либо постороннего в кадре, а затем отослал их на левый же номер, одного из технарей. Инструкции могли запрещать такое сколько угодно, как только инструкции научаться находить информацию быстрее чем орда фанатов из сети, вот тогда и поговорим. До тех пор – важен результат. Собрались и обмозговали за пределами машины, на время отключив регистраторы. Обменялись выводами. То, что работает «Банда Беллоны» согласились все. Пусть машинист «Сапсана» и отрицал, что что-то видел, ну так оно понятно. У них тут рядом ремонтное депо, гадать куда рано или поздно ведут все концы, не надо. Согласились и в том, что это казнь, первая в череде. Кого казнят и за что, было пока не ясно, но то, что будут ещё трупы, сомневаться не приходилось. День только начинался, районные улицы и шоссе уже были запружены машинами. Второй сигнал прошёл с другого конца района, от Понтонного. Там обнаружили тело с содранной кожей в комплекте из нескольких частей прибитое арматурой к путепроводу над переездом железной дороги. Понять, что там был за талант, пока не представлялось возможным. Набившись обратно в машину, и предоставив Егорычу думать над маршрутом, а так же поделив обязанности с остальными, Азамат открыл браузер на левом телефоне углубляясь в дебри ГКН. Для виду он открыл и планшет, периодически делая вид, что листает материалы по делу. Происшествия с участием талантов, ГКН сводил в удобные списки. Замеченные случаи, зафиксированные на видео происшествия, с насилием, без насилия, столкновения талант-талант, огромный пласт работы можно было облегчить, используя ГКН, как часть аналитической сети Комитета, но, как обычно из высоких кабинетов было виднее, поэтому приходилось искать обходные пути. Несмотря на ранний час, жаренные фотки с очередной выходки сталестройских банд, уже обросли почти сотней комментариев. Оставалось надеяться, что левый телефон не вычислят из отдела К, хотя бы до конца дня. Большинство комментариев, как обычно и бывает представляли собой болтовню и всякие возгласы экзальтированных подростков, которые внезапно узнали, что таланты оказывается те ещё мясники. Модерация уже заблюрила всё что только можно на фотографиях, но не собиралась удалять тему. Наибольший интерес представлял комментарий одного из местных экспертов по талантам, который используя графические редакторы, восстановил примерную внешность таланта собрав по кусочкам и отзеркалив уцелевшую половину лица и тела. Погибший был здоровым зверюгой, почти под три метра высотой, лохматый словно бабуин и с широкой обезьяньей же пастью. Круглые, крупные глаза, как у совы, приметная внешность. Кто-то из комментаторов записал его было в «Клыки», но следующие тридцать или сорок, убедительно опровергали эту гипотезу. Очередным полезным комментарием, оказалась ссылка от одного из иностранцев, на трехмесячной давности происшествие в Эстонии. Перейдя по ссылке, Азамат посмотрел видео. Снято было явно во время полицейского штурма, какого-то частного дома. По вломившемуся через дверь отряду ударило какой-то вспышкой, а затем с потолка на них прыгнула лохматая тварь с горящими глазами. Было похоже, что один из талантов опознан. Вопрос, что привело его в Сталестрой, что они не поделили с Беллоной. Да ещё и труп в районе Понтонного. А с ним как быть? Проверив где было снято видео, Азамат встрепенулся и набрал аналитический отдел, позвонив в ИАЦ. — Восемнадцатый экипаж, Уталиев, — про себя он понадеялся, что новая система связи зашифрована настолько же надежно, насколько обещали инженеры. — По утреннему убою в Сталестрое. Срочно, нужен список персонала Средне-Невского судостроительного, конкретика – перевелись недавно, трудоустроились в течение двух-трех последних месяцев, имеют прибалтийское происхождение, жили и работали в Калининграде, родственники в Прибалтике, в течение трех последних месяцев выезжали или проезжали через Эстонию. Проверьте связь, похожая тварь размотала полицейский патруль в районе Саарема. Экипаж молча и синхронно уставился на Уталиева и тот пожал плечами запрятав телефон в карман. — Вспомнил одну сводку. Вот что я думаю, если я прав. Кто-то из эстонских решил внедрить свою агентуру в Сталестрой. На Саарема есть предприятие, гражданские яхты строит из стеклопластика. На СНСЗ, тоже что-то такое собирались открывать. Кто-то где-то спалился, и теперь Беллона идет по цепочке. Версия? Пораскинув мозгами, пришли к выводу, что лучшей версии не будет, и Егорыч свернул в сторону СНСЗ. Азамат продолжил напряженно размышлять. Что-то определенно не билось, если покойные работали на СНСЗ, зачем убивать их в районе железной дороги? Нет, допустим логика действий Беллоны тут заключается в типичной злодейской показухе. Мало есть что-то более брутальное, чем столкновение человека с индустриальной реальностью идущего на полном ходу локомотива. Это эффектный ход, публичный, потому что тело обязательно найдут, и жестокий, мороз идет по коже, при понимании факта, что казнённые знают, что, когда и как их убьет. Но что делать с ошкуренным трупом? Зачем снимать кожу с убитого? Плащ и сапоги сшить? Поступок в духе Беллоны или Красной, у последней по слухам были сапоги и пояс из кожи одного неудачника, который вздумал ей что-то сказать. Тоже кстати штрих к портрету сталестройских талантов, большинство носило в качестве трофеев клыки-кости-шкуры животных, а вот сталестройские могли блеснуть трофеями, сделанными из других талантов. Но зачем тогда прибивать его остатки над железной дорогой? Снять кожу, бросить под поезд, затем собрав ошметки развесить их на путепроводе. Уталиев открыл фотографии с места в планшете. Крови, почему так мало натекло крови? С первого найденного трупа натекло куда больше. Если второго свежевали на месте, то почему нет луж крови и где собственно его шкура? Без экспертизы, напрашивался один вывод. Кожу с таланта содрали где-то в другом месте, затем кинули под поезд, и убедившись, что после такого он не регенерирует, прибили останки арматурой к бетону. Зачем сдирали кожу в другом месте? Пытали. Что хотели выяснить? Местоположение товарища, которого уже не спеша отловили и прикончили со вкусом. Астраханец поморщился, понимая, что в таком случае второй труп на самом деле первый. Почему его обнаружили вторым? Повесили позднее? Не обращали внимания? Задержали проход сигнала по инстанциям? Грёбанный Сталестрой, не понять, где кончается круговая порука и финансовые интересы талантов и начинается страх перед бессудной расправой и замалчивание в интересах группировщиков. Пробившись через забитое Петрозаводское шоссе, по пешеходной зоне, экипаж всё-таки добрался до проходной судостроительного завода. Стаи работяг, покуривая кучковались у КПП, там же отирался и местный секретчик. Невзрачный, уже довольно пожилой, с залысинами и с глазами на выкате и носом в пол-лица. Уталиев успел подумать, что такой хорошо вписался бы на роль маньяка. Вроде и обычная внешность, а легко представить, как он людей режет на куски. Но секретчик маньяком не был, ну или пока что ещё ни разу не спалился. Зато он был предельно собранным и деловитым. Выгнав одного из оперов с пассажирского, он выложил туда несколько папок и картонную коробку с лежавшим в ней содержимым из шкафчиков, где оказалась пара дешевых мобильных телефонов. Включив музыку в машине погромче (хотя едва ли это помогло бы против потенциальной прослушки), Уталиев с Егорычем взяли секретчика в оборот. Точнее это он взял их, мужик несмотря на невзрачность оказался аж целым полковником и держал это предприятие под своим присмотром аж с брежневских времен, как в двадцать пять пришел, так до сих пор и сидел. И либо он на хую вертел талантов, либо Уталиев перестал что-либо понимать. Секретчик сдал полный расклад. На заводе было четверо новичков в гражданской секции, все четверо как бы незнакомые между собой, один из Калининграда, один из Риги, один из Таллина и ещё один из Лиепая. Все из апатридов, все с опытом в яхтенном строительстве. На заводе действительно планировали расширяться и готовили планы под яхтенные верфи, нанимая персонал с опытом. Но полковнику что-то показалось подозрительным, поэтому он взял одного из четверых в разработку. Зафиксировал факты совместных контактов между собой, а затем вышел и на куратора. Когда и как, отмолчался, просто выложил фотографии и адреса. Дело набирало обороты, и впервые у оперов забрезжил шанс обойти сталестройских талантов. Забившись обратно в машину, экипаж рванул в Колпино на всех порах. Теперь кое-что становилось понятно. У той же Беллоны, скорее всего не было времени и настроения выслеживать все передвижения. Взяла одного, выпотрошила, как следует и начала по очереди брать остальных. Если им повезет, то кого-то они успеют перехватить. Секретчик в отличие от Беллоны, выследил всех по полной. Запасные квартиры, явки и точки контактов, весь расклад. И пока за окном проносились индустриальные ландшафты Сталестройского района, Уталиев прокручивал в голове вопрос, почему он так легко распростился с информацией? Работает на Беллону? Тогда они найдут только трупы. Но если он всё сдал, зачем тогда пытать? Из любви к искусству? Но если так легко сдал всю операцию в пользу Комитета… Хотя стоп, Уталиев встрепенулся. Запрос он отправлял через ИАЦ. А руководителем оперативно-аналитического отдела был Семёнов. Комитетчик-гэбист старой закалки. Поговаривали, мог бы ФСБ в свое время возглавить. Азамат посмотрел на навигатор, ехать ещё оставалось минут пять-семь. Небо было неожиданно чистым, и за ними пока ещё вроде никто не следил. Шансы были. Астраханец усмехнулся, неожиданно даже для себя. Нет, ну какова всё-таки старая школа. Один в одну морду целую группу талантов расколол, другой первого либо завербовал, либо убедил сдать расклад подготовленным людям. А говорят обычным людям нечего делать против талантов. Ага, иди поохуевай на таких стариков, даже не поймешь, где навернешься. Однако, соседи тоже обнаглели. Ладно предположим ЦРУ сидит и пытается перевербовать талантов, это уже известная зубная боль. Но прибалты? Серьезно, эти что тут забыли?***
Куратор талантов, со слов полковника из эстонской разведслужбы, в Колпино шифровался под коммерса средней руки. Купи-продай-перепродай, мелкий бизнес и двушка в брежневской постройке доме. Припарковались почти в упор. В машине царило нервически-радостное оживление. Шли брать пусть и не крупную, но всё же рыбу. Было одновременно и страшно, до дрожи стрёмно, но Азамат уже закусил удила и вызвался вперёд. Вариантов сработать тихо не было, машина Комитета явно прошла по какой-то местной сводке, и на горизонте уже околачивалась шантрапа в красно-желтых куртках, «Ауксилия». Эти вроде как бы и нормальные, но по уму – им тут не место. Дом был обычной такой типовой брежневкой, ещё сохранявшей постдепрессивную обшарпанность внешних панелей. Подъезд был чистый, исписанный маркерами, но скорее хулиганскими, а не пометками группировщиков. Азамат вызвал лифт вниз, и дал своим сигнал заблокировать его. Поднялся вверх, пешком по лестнице, постоянно оглядываясь в сторону неба и прислушиваясь. Передохнул на пролете у двери, загнав в пепельницу из консервной банки пару запалённых сигарет, достал из подкладки сложенную вчетверо вчерашнюю газету и на цыпочках прокрался к дверному коврику. Если повезет, то для талантов за дверью он сейчас обычный курильщик. Коврик был обычным, дешманская пластиковая щетка, поэтому пристроив на него обрывки бумаги, оперативник запалил небольшой костер, прямо под дверью. Сам он встал за стеной, направив АПС на в сторону лестничной площадки. А что, большой и выразительный пистолет, внушает уважение. Ждать пришлось не долго, и удача была на стороне астраханца, дверь распахнулась и на пороге появился обычный с виду человек, затаптывающий полыхающие клочки, с родным русским матом. Затем его взгляд натолкнулся на Уталиева, с бейджем комитета поверх броника и куртки. Бледно-зеленые глаза округлились, губы дернулись, но татарин очень тихо прижал указательный палец к губам и покачал голов, затем поманив незнакомца к себе. Тот молча, не взирая на затлевшие тапки, спустился по лестнице на пару ступенек, и Азамат ткнул в сторону перил лестницы, около которых заранее лежала пара наручников. Вышедший был блондином, худощавым, с виду человек, как человек, но даже если и талант, наручники хотя бы на время затормозят его. Блондин всё так же молча потянулся к наручникам и Уталиев жестом показал, чтобы тот приковал себя не к перилам, а к крестовине перекладин снизу, у ступенек. Тот молча повиновался. Из квартиры, куда сквозняком затягивало дым, раздался голос: — Mis kurat seal siis toimub? Kas need joodikud suitsetasid jälle? [3] Уталиев вдоль стены поднялся вверх, на предпоследнюю ступеньку перед площадкой, и сменил руки, в левую взяв пистолет, а правую положив в карман, обхватив прохладный цилиндр РГ-42. Слегка присев, он вынырнул в дверной проем, нацелив ствол на стоявшего в прихожей широкоплечего крепыша в майке и трениках. Вот тот уже явно был талантом, его нижняя челюсть была деформированной, нос был очень плоским и выглядел, как две узкие щели, глаза походили на две чёрные глянцевые сливы. — Комитет, — негромко представился Уталиев. — На колени, лицом в пол, руки на затылок. Быстро. По горлу у таланта, скользнуло свечение, он распахнул свою челюсть, и в огромном растянутом провале его рта, мелькнул его язык, похожий на извивающееся щупальце с крупной опухолью на конце. Досматривать трансформацию татарин не стал, начав стрелять ещё в момент, когда талант дернулся в его сторону. Выстрелы Азамата попали в плечо и грудь таланта, короткой сечкой выбив облако крови из его ключицы. Не дожидаясь ответки, он снова нырнул к стене и перевел пистолет на второго. Из квартиры по полу ударил ослепительно желтый луч, на который было больно смотреть. Ударив по бетону, он оставил заметную дымящуюся подпалину. Блондин все же оказался талантом, рванувшись вверх, он солидно выгнул перила и освободил руки, ободрав запястья в мясо. Его кожа на глазах покрывалась каплями и пластинами, черно-коричневого вещества, похожего на жидкий пластик. Снова не став дожидаться окончания представления, Азамат разрядил с двух шагов весь оставшийся магазин прямо в фигуру перед собой, перебросив его через перила на следующий лестничный пролёт. Зажав кнопку гарнитуры на шее, предупредил своих: — Азамат, два таланта, один в квартире, один частично обезврежен на лестнице! Продолжаю захват! Повысив голос, он прокричал у дверипо вернувшись к дверному проему. — Последнее предупреждение, я оперативник Комитета! Прекращайте сопротивление и сдавайтесь! — Mine putsi! [4] – из квартиры в сторону дверного проема выстрелили из дробовика, так что у Азамата зазвенело в недавно спасённых ушах, и ругнувшись он подумал, что зря не взял наушники. — Авызга сегем, амавес![2] – Азамат не остался в долгу, разогнул усики, выдернул чеку и отжав рычаг плавным, натренированным движением катнул гранату в квартиру. Начав стрелять по оперативнику и отказавшись сдаться, ублюдки в квартире сами развязали ему руки, теперь для задержания он мог использовать всё что только можно. РГ-42 это почти полкило взрывчатки, наступательная граната с очень хорошим разлетом осколков. — Hoorapoeg! [4] В квартире что-то истошно проорали, но Азамат согнувшись и открыв рот не обратил на это внимания. Грохнул взрыв, сопровождённый неповторимым визгом и свистом разлетающихся и рикошетящих осколков. Рвануло приглушённо, но увесисто, и Азамат выхватив из нагрудной кобуры «Кунэн», перезарядил АПС, поднявшись с колен. Внизу, получивший в грудь и живот талант, снова пытался подняться, и Азамат пальнул ему в поясницу, из американского пистолета. .357 не подвел, грохнув по ушам, и ударом пули, ушедшей в пластикообразную жижу, приложив таланта по лестнице. — Лежать блядь, а то следующий в голову! – Азамат крикнул вниз, и перекатом ушел к двери. Огляделся, морщась от дыма. Повсюду тлели какие-то обломки, в прихожей и видимой части комнаты, из обстановки ничего не уцелело. В проем гостиной частично перекрывали обломки шкафа-трансформера, которым кто-то успел накрыть гранату. На полу было много крови, ещё больше на стене. Кровь текла из коридора со стороны кухни и там была видна дергающаяся нога. Он осторожно выглянул, на кухне не было целых стекол, взрывной волной вынесло двери в ванную и сортир. Уже знакомый Уталиеву крепыш, дергаясь лежал на полу, обильно заливая его кровью из нескольких новых дыр в животе и ноге. Несмотря на это, заметив опера, он открыл свою пасть. Азамат шарахнулся назад, а в коридоре долбануло световой вспышкой, едва ли менее слабой чем от СШГ. Метнувшись к другой стене, оперативник выстрелил в колено таланта. Тяжелый магнумовский патрон, разнес сустав, в неприглядную мешанину из брызгов и осколков кости. — Лежать блядь! – повторил Азамат наведя пистолет на голову таланта, но тот видимо исчерпав возможности к сопротивлению, тихо скулил лежа и уже почти не дергаясь. Ожила связь. — Азамат у нас гости, один летун! Потянувшись к наушнику, чтобы прижать его поплотнее, на секунду, Азамат упустил из внимания вход в гостиную, но затем оттуда изгибаясь вылетела длинная рука, схватившая его за предплечье. Длинные когтистые пальцы, сжали его словно стальные тиски, и рванули в комнату через обломки. Нового таланта ему не удалось разглядеть, только две длинные руки, развалившиеся на десяток толстых щупалец, обмотавших его точно кокон. Азамат успел выпустить АПС и прижать руку к карману куртки, прежде чем его связали. Ощущая, отвратительную соленую вонь этих конечностей, он дважды выстрелил через карман. Две крупные стальные пули, пробив все на своем пути врезались таланту в живот, пробившись через его собственные щупальца, спереди и сзади, прошли насквозь и все-таки отрикошетили от стены, ещё раз врезавшись в длиннорукого. Тот явно не ожидал такой подлости от обездвиженного было опера, и зашатался, распуская свои щупальца. ОЦ-20, начал распространяться в Комитете недавно, производство возобновили специально для оперов, как альтернативу некоторым иностранным образцам. Гладкоствольный пятизарядный револьвер, в случае Азамата был снабжен двумя стальными пулями и тремя картечными, которые он и расстрелял по плечам таланта перед собой, скосив часть щупалец, словно ударом меча. Истерично вереща, талант рухнул на пол, извиваясь и истекая кровью. Уталиев не успел перевести дух, как непонятно откуда на него выскочил ещё один талант. Этот был похож на бочонок из плотных тканей и мышц, тяжелый, красномордый, покрытый оранжевой чешуей, упругой, как резина. Он был ниже, чем астраханец, но куда шире в плечах, и намного сильнее. Его удар-толчок, попав по пластинам бронежилета, как из пушки запустил опера, обратно в коридор, ещё раз сквозь обломки и доски от шкафа. Прокатившись по полу, Азамат кувыркнулся через себя и поднялся. В поле зрения возник красномордый, берущий разгон от противоположной стены, и на вбитом в подкорку инстинкте, Уталиев перехватил пистолет, открыв огонь. — Әниннең бетеге, сезне монда тагын күпме булыр?!![5] Азамат почти взревел, выпустив пять выстрелов, по приближающемуся таланту. Каким-то чудом, капризный магазин отработал на все сто, ни разу не заклинив подачу. От грохота выстрелов в коридоре, Уталиев почти оглох, взгляд поймал явный рикошет от черепа красномордого, но тот уже падал, не добежав и споткнувшись, он проехал носом до ботинка. Не отказав себе в удовольствии, Азамат пнул его в лицо, ещё несколько раз. — Я вас мудаков спасаю, вашу мать! Сколько вас тут ублюдков ещё будет, ебанный ты кутак! Сейчас сюда, реальные таланты заявятся, они вас вдоль рельс на полрайона размотают, охуевшие вы мудозвоны!!!! Выразив всю гамму обуревавших его чувств, Азамат убрал свой магнум обратно, взяв РШ-12 и заорал в сторону квартиры. — Игры кончились, суки! Либо вы сейчас сдаетесь, либо я вас перехуярю и то что осталось, Опричнику оставлю, и скажу что так и было! Раз! Два!! Из малой комнаты, с поломанной, но большей частью целой дверью, раздался вопль на иностранном языке: — Me alistume! Palun ära lasknud![6] — Русский! Говори на русском, еб твою мать!!! Для острастки и доходчивости, Азамат ещё раз выстрелил в сторону гостиной из поднятого АПС. На фоне магнума и ОЦ-20, не впечатляло, но на неизвестных подействовало. — Мы стаемся! Не стряляйтэ! – стереотипно прибалтийский акцент, принадлежал среднего роста, обычному человеку, куратору четверки, у которого как выяснилось в подчинении было куда больше талантов. За его спиной виднелась женщина, и ещё один мужчина. Кем они были Азамату было без разницы, главное, что они держали в руках куски белой материи. — Быстро, нашли аптечку и перевязали своих если кто дышит! Тизрәк тизрәк! Пока за вами сталестройские не пришли. Упоминание сталестройских сработало, как хороший ускоряющий пинок. Кое-как удалось поднять на ноги красномордого. Того шатало, но получив прямой приказ от своего куратора, он подобрал раненного из коридора, которому наскоро затолкали в раны вату и пережали жгутом почти оторванную ногу. Длиннорукого понесли непонятная баба с мужиком, замыкал процессию Азамат, с РШ-12 наголо. На площадке, Егорыч удерживая двумя руками итальянский помповый дробовик, караулил первого из талантов. Без посторонней помощи тот не смог подняться, и красномордому пришлось и его взвалить на себя. По лестнице спускались быстро, нервозность обстановки завладела всеми, кто ещё был в сознании. Азамат чувствовал себя неважно, в ушах звенело, лицо жгло, какое-то странное онемение сводило челюсти. Наверняка склизкая тварь была ядовита. Не важно, главное запинать их в машину и по газам, чтобы сдать задержанных. Если повезет, то успеют проскочить. День ещё может стать хорошим, ещё двенадцати часов нет. Снаружи подъезда, у припаркованого «Тигра» сидели ещё два таланта. Один был словно одетой в вингсьют тварью из серых кожистых складок, с длинной мордой, чем-то похожей на крота. Другой в спортивной экипировке, с перевязанной рукой. — Да сколько вас тут было, суки… - Азамат выругался, понимая, что даже если он их всех в броневик начнет утрамбовывать ногами, они не влезут. Затем он огляделся, и грязно выругался по-татарски. Слева от машины, стоя неподвижно словно статуя возвышался Опричник. Облачённый в черную массивную броню, поверхность которой выглядела, как обработанная пескострукой и одновременно обляпанная битумом, с огромным дробовиком в руках, он не целился в машину или оперов, но с таким калибром не оставалось сомнений, они шевельнуться не успеют, он их в клочки разнесёт, и глубоко похеру, броневик там или не броневик. За машиной, полукругом выстроились несколько фигур в красно-золотых цветах. «Ауксилия», явно не посмотреть пришли. Может они, кстати, и помогли операм взять двух летунов. Прежде чем Азамат успел решить, что ему делать, сверху раздался грохот, характерный сверхзвуковой хлопок, и справа от машины на асфальт стремительно приземлилась Беллона. Её сегментированный металлический плащ, словно сделанный из танковых траков и металлических шестигранников, звенящей лавиной, проскользил по её спине, падая на асфальт и высекая искры. В отличие от Опричника, так близко, Азамат видел её впервые. Не многие могли похвастаться тем, что видели Беллону вблизи при свете дня. Серо-стальная броня, тусклая, покрытая множеством сколов и царапин, воспроизводила анатомический рисунок, казалось, что медного цвета структуры, выступавшие наружу, формируют обнаженную освежёванную мускулатуру. Черепообразный шлем словно излучал угрозу, черные провалы глазниц поблескивали линзами в неярком свете петербургского утра. Очень остро, уже второй раз за этот день, Азамат пожалел, что у него нету второй гранаты. Он был порядком избит, успел устать и словить адреналиновый отходняк. И прямо сейчас он стоял между двумя талантами, каждый из которых мог растереть его в порошок. Чувствуя, что он может остро пожалеть об этом, но собрав всю решимость и волю в кулак, он поднял АПС и РШ нацелив их на Опричника и Беллону. Никто из них не удостоил его взглядом. Сквозь звукоизоляцию шлемов, было непонятно молчат они, дергая головами или переговариваются между собой. С тем же успехом можно было попробовать прочитать эмоции у Медного всадника. Позади Азамата сгрудились захваченные и сдавшиеся таланты. У колеса «Тигра», косясь в сторону Беллоны, талант с острой мордой, натурально обоссался и проследив направление его взгляда, Уталиев нервно сглотнул. На поясе у левой ноги, на заляпанной брызгами броне, с пояса свисала кожа. Не человеческая судя по фактуре, разрезанная на несколько полос, с искаженным, но вполне ясно видным лицом. – Issand, ole meile armuline. [7] – за спиной Азамата раздался сдавленный шёпот эстонского куратора, который затрясся словно осиный лист, и возможно тоже обгадился, судя по звукам и запахам. Азамат, ещё раз сдавленно выругался, мешая татарскую брань с русской. – Медленно, шаг за шагом – цедя слова сквозь зубы. – Идете за мной к машине. Пошли! Они пошли, между двух талантов и стараясь не поднимать глаз. Беллона и Опричник продолжали молчать, только теперь каждый из них смотрел на талантов за спиной Азамата, и в их взглядах и позах, словно застыла хищная, животная ярость. Уталиев чувствовал, как уставшие руки ходят ходуном, и как дрожит палец на спусковом крючке. Егорыч, кое-как удерживая дробовик, одной рукой смог открыть заднюю дверь. Беллона неожиданно обернулась в его сторону. Черные провалы её глаз уперлись прямо в Азамата, словно два ствола огромного калибра. Татарин судорожно вздохнул, уверенный что это последний момент его жизни. В голову не лезло ничего, кроме злости. Ни молитв, ни пробегающей перед глазами жизни. Затем Беллона взлетела. С места, без прыжка, без разгона, она устремилась вверх, разбросав в стороны обломки и крошки разбитого асфальта. В небе грохнуло, когда её броня разогнавшись, создала белесый конус. – Бляха-муха… – Егорыч сопя, выругался, свободной рукой пытаясь сгрести пулемёты и гранатомёт, чтобы освободить кузов. Азамат полностью разделял его чувства. Опричник, по-прежнему стоял неподвижно разглядывая талантов и комитетских перед собой. Затем, его броня зарябила, словно экран монитора при глитче. А потом он исчез, как растворившись в воздухе. Сощурив глаза Азамат поймал удалявшийся силуэт, сливавшийся с окружающими предметами, но стоило ему моргнуть, как он потерял вигиланта из виду. Оглянувшись назад, астраханец увидел, как таланты из «Ауксилии» разбредаются во все стороны. Затем посмотрел на пойманных им. Бледным был даже красномордый крепыш, куратор всей этой компании выглядел так, как будто его вот-вот пробьет инфаркт. Двое его подчиненных, выглядевших, как люди, были бледно-зелеными, у девушки медленно дрожали губы, она выглядела, как будто вот-вот впадет в истерику. – Е-егорыч… Са-садись на связь, пусть нам скорую пригонят. Хотя-тя бы одну… – Азамат услышал свой собственный, охрипший голос, и закашлялся, поняв, как сильно пересохла глотка. Руки болели, их свело судорогой, он буквально не мог опустить их, как идиот, целясь в пустоту. Прежде чем он успел опустить их, что-то упало на машину за его спиной, с неприятным, влажным шлепком. Девушка истерически взвизгнула и рухнула в обморок закатив глаза. Красномордый, согнулся пополам, давясь рвотой, их начальник сел там, где стоял, прижав руку ко рту. Азамат обернулся, уже зная, что увидит позади себя, и молча уставился на сползающую по крыше шкуру снятую с таланта и свисающее с дверного угла содранное лицо.