***
Сегодня будет новый год. Ровно в двенадцать часы пробьют начало новой жизни. Кто-то мечтал уйти от прошлого и наконец-то начать жизнь с чистого листа. Лиза надеялась на то, что однажды сможет забыть ту, которую полюбила буквально полгода назад. И вот уже они давно не виделись. Давно не говорили. Всё будто наконец-то решилось. Они больше не вместе. Больше не вдвоём. Лиза была не рада, нет. Боль по-прежнему существовала где-то глубоко в душе. Всегда там будет, ведь полюбила, она уверена, что навсегда. Подруги говорят, мол, это не любовь, а Стокгольмский синдром к своему мучителю. Вот только каждая говорит не зная, что любовь там действительно была. Любовь больная. Токсичная местами. Разрушающая всё на свете. Но была. Она жила в сердце и билась бабочкой безвольной в животе. И Лиза знала, что полюбила по-настоящему. И даже боль предательства не сможет отрезвить. Не сможет убрать всё то, что в душе творилось на протяжении стольких месяцев. Лиза любить умела. Как ни странно, даже тех людей, которые отвергли всё, что предлагала заблудшая душа черноволосого ангела. Она любить умела. Не отрекалась ненавидя. Она всё равно любила и никогда не была готова попрощаться. Многие говорили, мол, тряпка, соберись. Но разве вы любили так, что к ногам готовы положить целый мир? Вы любили так, что без человека вас гнуло и ломало? Вы любили так, что жить не хотелось ведь совсем? Никогда не поймёт Андрющенко тот, кто видит в любви унижение. Лиза унижалась, да. Но любила так, словно умирала без той, которая разбудила желание прожить эту жизнь. Всех волновал вопрос, а почему же их история началась вот так внезапно. Откуда столько одержимости? Всё, наверное, так просто. Ну, по крайней мере для Елизаветы. Кристина стала тем человеком, который заставил жить. Без неё весь мир казался чёрным, серым. Совсем безликим и другим. Захарова спасла её, когда она жить не хотела. Вы скажете: «Это не любовь, а благодарность». Но благодарности там в помине нет. Лиза предпочла бы сдохнуть, чем мучиться вот так, живя на этом свете. Но Кристина не спросила, ворвалась с ноги, дверь открыв. Пришла и стала тем самым светом. Тем самым ядом, который выпить хотелось больше всего на свете. Лиза будто бы жила без эликсира жизни. Долгое время девушка была в том состоянии, когда говорят, что человек в депрессии. Что человеку жить больше не хочется. Она не знает и не знала, когда же с ней всё это началось. В один момент просто щёлкнул тумблер — и всё ушло. Были лишь эмоции скоротечные, а чувств она больше не испытывала ни к кому. Весь мир был для неё блеклым, серым. И жить-то не хотелось. И ненавидела она целый мир. Ненавидела людей. Ненавидела себя. Её не спасали слезы, которые реками текли. Спасла её та, что причинила столько боли. Спасла её сердце от льда, который коркой толстой покрыл всю жизнь и забрал всё то, что раньше было. Кристина стала тем человеком, с которым хотелось всего. Странно ли говорить, что секс без неё был тухлым и насильственным? Лиза по-настоящему без неё будто бы и не хотела никогда. Только этот человек стал тем, кто разбудил то, что утихло совсем давно. Этому наверняка нет каких-то там названий заумных и научных. Просто получилось оно вот так. Многие Лизу ненавидели и говорили, мол, слабая совсем. Но ведь не испытывали вы такого. Не жили в таком аду. Её понять могли лишь те, кто любил настолько сильно да жестоко. Её понять могли лишь те, кто живёт в реальном мире, где таких историй миллион. А может больше, но кто же знает? Никто не говорит о том, что каждый день и каждый год ломаются тысячи душ. Всем наплевать ведь просто. Всем всё равно давно. Осуждать ведь проще, а вы попробуйте прожить. Лиза всё больше осмысляет мир. Старается жить правильно да по канону. И у неё действительно получается. Получается просто и легко. Кто ж знал, что быть обычным человеком так легко? Легко вот так плакать, когда захочется. Легко вот так скручиваться в комок от боли. Легко на улицу выходить, когда дома все просто надоели. Лиза даже не знала, что можно жить никого не осуждая и нос от запаха сигарет не воротить. Жизнь многое ей дала, но, как оказалось, самый ценный урок был в том, что, чтоб стать вполне обычным человеком, нужно просто-напросто сломаться. Сломаться внутри там где-то, переломив хрустальный позвоночник больной души. Она по-прежнему считает, что тогда уйти из комнаты, повернув ручку вверх, было правильным решением. Она любила и знала, что исключением из всех правил для Кристины стала. Та у неё прощение просила дважды. И на колени всё-таки вставала. Позволила ей руководить, тая от чужих прикосновений, которые раньше не могла терпеть. Вы спросите: «Разве этого недостаточно?» Нет. Этого мало. Пиздецки мало. Там даже сотой суммы за боль, причиненную ей, нет. Есть только одна фраза, которая и окупит всё сполна. Всего три слова. Простых да обыкновенных. Их говорят все друг другу каждый день. А она сказать ей, Лизе, почему-то не может. А значит это дорога в никуда. Лиза готова всю жизнь свою на кон поставить в этом споре, где каждый скажет, что для отношений достаточно доверия и только. Лиза уверена, что нет. Этого всегда будет пиздец как мало. Лиза уже была в тех отношениях, где о любви вовсе не говорили. Он знал, что девочка его любит до глубины души. А Лиза просто на мир сквозь розовые очки глядела и думала, что её он любит. Как наивно и давно это было. Теперь, пока Кристина не скажет три ебучих слова, Лиза с ней не заговорит. Откуда она узнает, что это правда? Да, наверное, поймёт душой и телом. А главное, что Кристина никому этих слов просто так не говорит. Может врать, обманывать, но этих слов боится, как огня. Лизе хватило бы одной фразы, и не надо больше лишних слов. Ей хотелось бы просто услышать из её уст три ебучих слова. «Я тебя люблю». Но как же душа рвётся на лоскуты, когда проходит месяц, а Кристина не говорит. Лиза решается забыть ту навсегда. И условие сама себе же ставит, мол, если Захарова не появится в эту ночь чудес, то останется в том году. Останется в том году, где они познакомились. Останется лишь воспоминанием, колким и больным. Решение ведь не простое. И никто себе не представляет, как Лиза этой ночи боится. Трясётся, как лист осенний на ветру. Боится, что любимая не приедет всё-таки. Боится, что и вправду придётся отпустить раз и навсегда теперь. Лиза, может, и слабая, но крепится из последних сил. Старается не отгрызть себе щеку, когда нервы нарастают. До нового года два часа. Два последних часа перед тем, как наступит ночь. Ночь кромешная и тёмная, как чёрный цвет. Лиза сидит, ногой тряся, зная, что все близкие и родные здесь уже. Кто-то выпивает и салаты уже жуёт. А Лиза в ожидании мучительном сидит и цедит сок. Лиза ждёт чуда новогоднего, когда должны сбыться все мечты. Лиза ждёт, что в дверь кто-то постучится и заберёт последний шанс. Она его даёт в последний раз. Время до рассвета есть ещё. Времени для того, чтобы вычеркнуть одного человека, дохуя. А времени, чтоб дождаться свою любовь, чертовски мало. Но Лиза ждёт упорно, долго. Даже минуты считает, со временем сверяясь. Она даёт последний шанс и хочет, чтоб им воспользовались наконец. Она не знает, простит ли всё, что было. Не знает, будет ли что-то всё-таки у них. Ей только хочется услышать три нужных слова. А дальше она разберётся со всем сама. Возможно, эгоистично пошлёт куда-то подальше. А возможно простит все грехи на свете. Отпустит боль свою с надеждой построить отношения здоровые и крутые. Всё сегодня возможно. И чудо, и даже боль. Осталось только совсем чуть-чуть подождать. И Лиза ждёт упорно, готовясь любой ответ принять.***
Кристина на проект шла, чтоб жизнь свою исправить. Шла, чтоб себя изменить с корнями. Шла и хотела сосредоточиться на себе. Но вышло так, что её бесила девка с татуировкой на шее тонкой. Бесила до жути, но бить её не хотелось от слова совсем. Кристина кругами всё ходила и понять не могла, да что не так. Была Мишель которая ей нравилась, но всё равно чего-то не хватало. Какой-то свежести или страсти… Да ну ладно, бред. Лиза Кристину выводила внешностью своей. Красивой по-необычному она была. И уставшей слишком выглядела всегда. Кристина за Лизой наблюдала долго. Долго смотрела и не могла понять, а где подвох. А подвох оказался там, где исправить ничего нельзя. Девчонка сломанной кем-то другим уже давно была. И Кристине жалко Лизу было, и почему-то оттого сильнее хотелось на неё смотреть. Трогать. Возможно, даже целовать. У Андрющенко характер был, только показывала она это нечасто. И Кристине нравилась эта её черта. Лиза единственная, кто мог ей противостоять морально. Её моральный дух был где-то на уровне Кристины. И вторую это пиздец как подкупало. Сказать о том, что любовь с первого взгляда, — значит лгать. Любви там не было, в помине не существовало. Кристина и любить-то не умела кого-то, кроме своей семьи. Тот самый момент, который стал точкой отправной, начался с того, что Кристине надоело. Надоело смотреть за тем, как Лиза гнёт хребет перед другими. Её начало бесить, что девчонке абсолютно похуй на всё, что происходит вокруг. Настя её убить хотела, а та промолчала вдруг. Молчала и слушала, а Захарова заступаться лезла, сама не знает почему. Кто ж только знал, что всё обернётся тем, чем обернулось для них двоих? С чего-то вдруг Лиза стала необходима. С чего-то вдруг Кристине хотелось её цеплять вечно и говорить хуйню. Почему-то Лиза стала вкусной для зверя внутри, который на цепи сидит в любом из состояний, ну, кроме пьяного, наверное. Кристина до ужаса хотела контроль себе. Её бесило, что Лиза почему-то нос от неё воротит. Бесило всё вокруг. Испытания ломали девушку беспощадно. Каждый божий раз Кристина умирала от боли и дурости внутри. Проклинала сама себя за то, что стала такой, какая есть. Могла же ведь этого всего избежать, а нет. Стала той, кем не хотела. И вот теперь ломает себя и стены души, избивая всё кругом и круша. Каждый божий раз она проклинала жизнь свою и ебучую семью, которую любит почему-то. А Лиза стала отдушиной какой-то. Почему-то с ней рядом проще становилось. Только вот сама боль той причиняла. Конечно, она понимала, что делает хуево. Но по-другому не умела, наверное, совсем. Кристина была готова начать молиться Богу или Святому Пророку, лишь бы только Лиза убежала от неё. Захарова ту ломать не хотела, впервые в жизни выбрав не эгоизм свой, а чужую душу, которая разбиться может. Конечно, делала больно до пиздеца словами теми, которые говорила много раз. Фразы, брошенные вроде бы случайно, были сказаны специально. Так Кристина Лизу хотела от себя избавить. Да Господи, кому она врет? Захарова сама от Лизы сбежать хотела и себя остановить, потому что с Индиго крыло, как от наркоты. Забывалось всё. И принципы, и устои, и правила. Ну просто всё. Кристина Лизу хотела сильно до пизды. Но только стоило той уйти, как бесноваться начинала от злости на себя и всех вокруг. Кристина себя грязной считала, оттого и чистую Елизавету трогать не хотела. Но стоило только увидеть её с кем-то другим, так крышу срывало моментально. А почему — никто не знает. Лиза ушла тогда из комнаты, и слезы потекли. Кристина знала, что Лиза услышать хотела. Знала, что никогда и никому их не скажет, пожалуй, кроме мамы. Ведь она любить не может. Не может вот так любить кого-то, не причиняя боль. Не может любить тепло, с комфортом диким. Она лишь боль чинить умеет, и больше ничего. Ничего прекрасного в этот мир она не принесёт. Лиза ушла, сделав правильно для них обеих, потому что Кристина по-другому не умеет. Потому что если когда-нибудь скажет три ебучих слова, то не отпустит больше от себя ни на шаг. Объект её любви должен быть тем человеком, который любит так же сильно, а может больше, ведь Кристина невыносима в своём безумии льняном. Дверь закрылась, и девушка вдруг заплакала, наплевав на то, что голая сидит. Заплакала о том, что потеряла человека, который стал почти родным. Много всего на самом деле между ними было, но так хорошо не было ни с кем. Кристина Лизе доверяла, но в любви признаться не могла. Не могла три слова вымолвить, ведь не думала, что сама достойна счастья. Скручивалась в клубок от боли и слезы роняла на кожу, которая хранила отпечатки нежных пальцев. Кристина не рыдала и истерик не закатывала совсем. Она просто плакала, когда ей было больно. Это не были слезы аж взахлёб, это была вода, которая редкими каплями стекала по щеке, мёрзнуть заставляя. Кристина Лизу оттолкнуть хотела тогда на финале. И получилось круто. Но опять до слез ту довела и сама с ума чуть не сошла. К Насте относилась хорошо, но Лизу не заменит уже никто. Кристина думала, что поступает правильно, пока не увидела те глаза и действия. А Андрющенко характер наконец-то показала, ушла достойно, не сгорбив плеч. Тогда Кристина пожалела, но была горда за то, что Лиза не позволила себе страдать на глазах у всех. Кристина думала, что Лизе будет лучше без неё. Однако она одного всего лишь не учла. Не учла того, что сама с ума сойдёт без неё. Она не прикасалась к белоснежный коже уже давно. Давно не трогала и не обнимала, оттого ломало ещё сильнее. Сама не сдержалась. Полезла к ней, чтобы просто поговорить. А получилось так, что отдала всю себя. Отдала то, что могла. А этого оказалось недостаточно. Как жаль. Впервые в жизни Кристина понимает, что нужно признаться и сказать те три ебучих слова. Но она ведь не могла себя ломать и говорить то, что и так понятно, ведь она никому себя не отдавала. А ей доверилась. Она из комнаты вышла тихо, спустилась так, чтоб не увидел её никто. Она хотела испариться где-нибудь в ночи, чтоб не было вопросов лишних, зачем да почему. В том доме оставаться не хотелось. Хотелось лишь подумать в тишине, возможно, выкурить пару-тройку сигарет. Хотелось погулять по ночной Москве, посмотреть на людей, как они живут и чем дышат. Может, ответ лежит где-нибудь на поверхности? Гуляла долго, кроссовками снег пиная. Сигарету одну за одной курила. А что, могла себе позволить. Красное Мальборо нынче стоило как почка, но ничего лучше она в жизни не курила. Запах сигарет почему-то о Лизе напоминал жестоко, воспоминания воскрешая из тёмных закоулков мозга. Кристина гуляла и запоминала, как любить надо человека, смотря на парочки, которые за руку держались. Ей хотелось понять, а сможет ли она так же. Гуляла долго и упорно, пока на Кремлёвской башне не пробило шесть утра. Себя не помнила, но помнила одно, что ей нужно будет себя переучить. Что ей всего лишь нужно научиться любить. Она не знала, не станет ли поздно к тому времени, когда она признаться сможет. Но очень надеялась на то, что Лизе эти слова будут нужны хоть через месяц, хоть через год. Она надеялась на то, что её любят и всё простят, услышав те слова, которые она однажды скажет прямо в глаза смотря. Она надеялась на то, что не доломала хрусталь души чужой до конца. Ведь она в этот раз не хотела от себя отталкивать. Наоборот ведь хотела, к себе обратно притянуть. Почти смирилась с тем, что без неё уже не может. А этого уже мало для той, которая во снах снилась часто.***
Глушится мотор в машине. Урчание мигом прекращается. Девушка руки с руля не убирает, а лишь оглаживает мягкую кожу плетки и лбом упирается в руль. Ей страшно настолько сильно, наверное, впервые в жизни. Почему-то больно так сильно в груди. Волнение одолевает, а скоро ведь Новый год. Она рискует отметить праздник вот так, сидя в машине и загоняясь по пустякам. Ну же, соберись! Ей страшно вот так идти. Она боится ворваться в чужую жизнь спустя столько времени без встреч. И руки в кулаки сжимаются, она же может сейчас вот так уехать. Может, наплевав на всё. Но потом себя сама не простит, потому что, возможно, это последний шанс. Будь она чуть спокойнее, то покурила бы даже. А сейчас, когда желудок сальто крутит, в судорогах сворачиваясь, даже курить не хочется. А раньше ведь могла скурить пачку за три часа. Курить она любила сильно. Нравилось пальцами фильтр мягкий сжимать. А сейчас ей хочется руку Лизы ощутить в своей. Пальцами пробежаться по мягкой коже. Руки тянутся ручку двери открыть, рукав худи тянет наверх. И умные часы оголяются. А время там для свершения чудес. Двадцать три сорок пять. Ей нужно поторопиться, чтобы точно успеть к девушке, которая наверняка её не ждёт. Она, наверное, уже новую жизнь начала, где Кристины точно нет. Но Захарова резко вспоминает, что она ебучий эгоист. И ручку двери резко дёргает, открывая, пока смелости хоть отбавляй. Идёт, ногами быстро перебирая. Идёт быстро-быстро, боясь время упустить. Они и так столько потеряли, и минуты тратить впустую уже не хочется. Хочется просто голос услышать и больше ничего. Ей до жути надо всё успеть до двенадцати. Нужно признаться, чтоб в новый год вступить уже вдвоём. Она почти что к лифту бежит и кнопку нажимает. И ждёт. Ждёт бесконечно долго. А лифт всё равно не едет. И срывается на бег по ебучей лестнице. А это ведь не просто нихуя. Она лёгкие прокурила уже давно. Курить-то начала лет десять, а может тринадцать назад. Ногами быстро перебирает, по клеткам этажей пробегая. И вспоминает, а какой же ей точно нужен-то этаж. Кирюха в этот раз нахуй не послала. Поступила, наверное, так, потому что Кристина практически умоляла. Просила адрес и всё остальное. Ей надо было знать. Кира не отпиралась в этот раз совсем. И было что-то в глазах её. Понимание, может, какое-то. Кристина не поняла. Кристина «спасибо» говорила и хотела с Кирой помириться. Хотела в жизнь свою её вернуть. Знала, что проебалась знатно, друга потеряла. Всех снова потеряла, но намерена всё исправить. Намерена у всех прощения попросить. Кристина Киру понимает хорошо, поэтому хочет с Лизой сначала всё наладить. Этаж десятый, а кажется, что уже точно сто восьмой. Вот это жертвы, блять. «Я люблю тебя» — ничто по сравнению с этим точно. К квартире подходит. И кулаком хрустит, пальцы разминая. И мнется долго. Минуты три. Раздумывает и ногами топает на месте. Нервоз ебучий все кости уже переломал. Так страшно, что пиздец. Она знает, что в квартире народа много. И слышит сквозь дверь крики, шум и музыку. Улыбается, и ей хочется уйти отсюда. Потому что зачем ей в жизнь чужую снова врываться и хаос творить? В дверь стучит наконец-то, потому что звонка нет. Новостройка, блять. И думает, что никто её стук не слышит, и от этого ещё сильнее трясёт. Страшно, блять. А вдруг она даже двери-то не откроет? Ой, блять. Кристина дурой себя чувствует невыносимой, и головой расшибиться об дверь железную охота. Кладет ладонь на железную поверхность и заплакать почти готова. Но слышит чьи-то шаги. И руку убирает. Щёлкает замок. Дверь открывается. Улыбка лицо озаряет. — Покурим? — спрашивает ласково. Куранты слышит.