beyond love

Утром Хосок улыбается. Весь такой сонный, со взъерошенными волосами, в трогательно мятой футболке и пижамных штанах. Он желает Юнги доброго утра и ставит заново успевший остыть чайник. Тянется к верхнему ящику и шуршит пакетом с овсяным печеньем, их с Юнги любимым. — Будешь? — подходит ближе, целует в щеку и нежно трется о неё носом. — Нет, — коротко и в своей обычной манере отвечает Юнги, удобнее устраиваясь на стуле в самом углу кухни. — Выключи чайник. Хосок целует его ещё раз, не сумев устоять, и через пару минут покидает кухню, забыв чашку на углу стола. Тепло его губ всё ещё ощущается на щеке, когда Юнги наконец позволяет себе еле слышно выдохнуть. Он опускает глаза и в сотый раз заглядывает под футболку, чтобы увидеть покрывающие кожу красивыми экзотическими цветами синяки. Касается искусанных в кровь губ и морщится, задевая лицо ободранными костяшками пальцев. Боль стала неотъемлемой частью жизни около года назад. — Милый, ты помнишь, у нас годовщина, — Хосок ловит его за запястье на пути в ванную, а потом берет за руки. — Давай сходим на свидание? У нас обоих же сегодня выходной, весь день свободен. Юнги сжимает его пальцы в ответ и смотрит из-под отросшей чёлки. — Я хотел сегодня просто побыть в кровати, работа вымотала, — себе под нос. — Ладно, тогда давай что-нибудь посмотрим вместе, — Хосок загораживает собой дверь. — Да. Что-нибудь, — Юнги просто хочет исчезнуть. — Хорошо, — не двигается с места. Юнги сглатывает. Считает мысленно до трёх, затем отпускает чужие руки и тянет к себе, чтобы поцеловать. Губы будто начинают гореть с первого прикосновения, но он не отстраняется, пока у них обоих не сбивается дыхание. Юнги чувствует под пальцами крепкие спортивные бёдра и старается ни о чем не думать. — Такой ты у меня горячий, — шепчет Хосок ему в губы. — Хорошо, что ты предложил остаться дома. — И вправду, — кивает, не открывая глаз. По звукам удаляющихся шагов понимает, что путь свободен, врывается, быстрее запирает дверь и открывает кран в раковине, не глядя на свое отражение в зеркале. Потом под шум воды медленно сползает на пол и загнанно трёт глаза. ~~~ Завтракать его Хосок тащит на балкон, благо погода в начале сентября ещё позволяет. Они устраиваются за маленьким столиком и вслушиваются в долетающий до них редкий шум автомобилей и людской болтовни. В том, чтобы жить далеко от центра, есть свои плюсы. Юнги иногда кажется, что они одни в целом мире. — Ничего не замечаешь? — Хосок вовсю хрустит свежим тостом, забавно морща нос от удовольствия. Юнги вопросительно вскидывает бровь. — Я добавил тебе в кофе корицу, что скажешь? Хорошая идея, да? — Я даже не обратил внимания. — Ещё бы, ты к нему не притронулся, — фыркает Хосок. Он вдруг тянется к чужой чашке, отпивает немного и хватает Юнги за ворот футболки, целуя. Тот от неожиданности жмурится и пропускает момент, когда Хосок, так и не поставив чашку, проливает случайно немного куда-то ему на колени. Кипяток остаётся темными пятнами на штанах и дико жжёт, но Юнги, дёрнувшись, не пытается отстраниться и просто ждёт долгую минуту, пока Хосок не отодвигается обратно. — Вкусно же, да? — он широко улыбается, а потом взгляд его опускается ниже. — Я пролил? Прости, тебе больно? Юнги мотает головой: — Это ничего. — Правда? — Кофе и вправду чудесный, — отводит глаза. — Я знаю, — откидывается назад. — Поешь, тебе это нужно. Юнги любит заботливого Хосока. Поэтому он улыбается и кусает тост, пока на его коже все еще горит огнём свежий ожог. ~~~ Через час у него звонит телефон. Юнги упрямо ждёт долгие минуты, пока звонок прекратится, но, когда этого не происходит, не выдерживает. — В чём дело? — сухо, глядя в пол. — Ты обещал сегодня со мной увидеться, если что, — обычно мягкий голос Чимина весь пропитан раздражением. — Сегодня никак, — когда Юнги вообще в последний раз выбирался куда-то?.. — Он тебя уже дома запер, да? Все тебя предупреждали, что так и будет, но ты не… — Никто меня не запирал, — рявкает Юнги. — Я просто хочу побыть в тишине и покое. — И он к этому не причастен? — Оставь его в покое, Чимин. Оставь в покое нас обоих. — А он тебя когда оставит, не подскажешь? — и повышает тон. — Чего ты добиваешься этим всем?! Сколько ещё это будет продолжаться?! Думаешь, если свести почти на нет общение со всеми, кто, в отличие от тебя, видит вещи такими, какие они есть, проблемы исчезнут?! — Да какое вам вообще дело до этих проблем?! — Юнги от чужих слов чувствует короткую мерзкую дрожь и злится, едва сдерживаясь, чтобы не послать собеседника на три буквы. Чимин молчит несколько секунд, а когда снова открывает рот, звучит совсем тихо. — Мне тебя не хватает. Я не могу просто принять то, что происходит. — Я меньше всего хочу, чтобы в это был вовлечён кто-то ещё, — качает головой Юнги, подрастеряв запал от чужого тона. — А я не хочу терять друга, Юнги. — Ты и не теряешь, — кусает губы. — И у тебя так ничего не останется. У тебя не останется себя, — будто не слышит. — Неправда, — быстро говорит Юнги, а потом Хосок забирает из его рук телефон и сбрасывает. — На тебе лица нет, — он смотрит прямо в глаза. — Я просто устал, — бормочет Юнги и утыкается лбом Хосоку в плечо. Когда тот его обнимает, он чувствует боль от прикосновения к синякам сквозь одежду и кривит уголок губ. — Я тебя люблю. — И я тебя, — сразу отвечает Хосок, целует его в лоб, в щёки, в изуродованную засосами шею и трётся носом о её изгиб. — Никому тебя не отдам, не отпущу от себя. Самый лучший на свете и только мой. Когда Юнги перестали пугать эти слова? — Это был Чимин, да? — прикусывает тонкую кожу, не выпуская из рук. — Он так сильно не хочет, чтобы мы были вместе? — Он хороший человек, — Юнги вздыхает, — но… — Но я не позволю никому встать между нами, слышишь? — сжимает пальцы слишком сильно. — Никому. Юнги знает: он сам Хосоку не уступает ни разу. У него хватка крепче, руки грубее, неоднократно окрашенные кровью тех, кто пытался выставить его слабаком. Слова хлёсткие, злые, презрительные, и удары такие же. Но на Хосоке ни следа от его грубости. Разве что губы от поцелуев покрасневшие всегда. ~~~ Иногда он срывается. — Ты отдаешь чем-то, — констатирует Хосок, отстранившись. Юнги остается посреди их небольшой прихожей с недоумением в глазах, едва успев скинуть с ног ботинки (октябрь ворвался в город стремительным похолоданием) и ответить на беспорядочный поцелуй. — Что? — моргает он, медленно расстегивая куртку. — Сладкий привкус. Его раньше не было. — И что с того? — бурчит Юнги себе под нос, отвернувшись, чтобы повесить вещь на крючок. — Третий день подряд по возвращении домой ты на вкус не такой, как всегда. Ничего не хочешь сказать? — Нет? — он устал, вымотался, подвернул по дороге ногу и едва пережил давку в метро в час пик. В голове ничего, кроме желания лечь в кровать и остаться там лет так на тридцать, или хотя бы на завтрашний выходной. — Ты с кем-то еще видишься? Может, целуешься? И когда Юнги молчит в ответ, даже не успев понять, в чём его обвиняют на этот раз, всё, что происходит потом, он видит резкими стоп-кадрами. Вот Хосок шагает к нему, вот его лицо вытягивается в жуткую маску, вот он заносит руку и бьёт, не задумываясь. Юнги непроизвольно дёргается. В голове неприятный звон, и продолжается он даже после того, как он распахивает дверь подъезда с натянутой кое-как заново обувью и покрытыми мурашками под одним тонким свитером плечами. Идёт, пока не натыкается на первый же фонарь. Тут же жмурится, едва подняв голову — лучи искусственного света отливают всеми цветами радуги и плывут, плывут, сливаясь в будто бы изломанный чьей-то рукой калейдоскоп, вызывая тошноту. У Юнги кружится голова и болят от холода пальцы, касающиеся попавшей под удар щеки. Хосок пихает ему в руки куртку и что-то говорит на повышенных тонах. Юнги боится глянуть ему в лицо и не увидеть ни капли от человека, который ещё этим утром смотрел на него так, словно весь его мир был сосредоточен на нём одном. Он торопливо шарится по карманам куртки вместо того, чтобы её надеть, пока не находит то, что искал. — Сигареты. У меня новые сигареты. Со сладким фильтром, — и сует Хосоку в руки почти пустую пачку. Не слышит в ответ ни слова, отступает назад и едва не падает, наступив на болтающийся шнурок. Садится на корточки и пытается затолкать его внутрь ботинка сквозь пелену обиды, затапливающей лёгкие. Обиды и усталости. Как же он истощён. Выпит до дна, обглодан до костей, растоптан в пыль и кровь грязными белыми кроссовками, коротко мелькнувшими перед глазами — Хосок садится рядом. — Прости, — бросает он. Именно бросает и попадает острием Юнги в самое горло. Слова не вымолвить. «А мне и нечего». — Я должен был догадаться, — открывает и закрывает пачку, а потом безжалостно мнёт её в руках и прячет в карман. В Юнги глубоко внутри слабо вздрагивает протест. Они оба поднимаются и возвращаются в квартиру. Хосок — сразу на кухню, гремит там чашками и всего раз вздыхает. Юнги же опускается на край кровати, закрывает глаза и ждёт. Ждёт минуту, две, пять, и наконец слышит, как Хосок подходит к нему, опускается рядом и целует в скулу, в подбородок, в плотно сжатые губы. Коротко облизывает их, прикусывает, и Юнги сдаётся. Опустив плечи и повернувшись к Хосоку всем корпусом, целует сам. — Ты никак не согреешься, — руки гладят напряженную спину. — Мне не холодно, — шепчет Юнги и откидывается назад, утянув Хосока за собой. Прижимается ближе телом, затем, не разрывая поцелуя, переворачивает их обоих. Устраивается между чужих ног и коротко проводит рукой по красивому телу, останавливаясь где-то на талии. Затем вдруг ловит ртом чужой некрасиво прерывистый выдох и отстраняется, распахнув глаза. Хосок встречает его взгляд, ломает уголки губ в улыбке, не коснувшейся влажно блестящих глаз, задетых сожалением. У Юнги что-то ёкает в груди, и он отодвигается в сторону, ложась на бок. Ощущение чего-то неправильного мерзко скребётся внутри. — Я должен быть сказать тебе сразу, как только сменил марку, — медленно произносит он. — Я забыл. Чёртова работа. Хосок протягивает руку, ведёт пальцами по его щеке. «Как всегда, — думается Юнги. — Сначала боль, потом нежность. Опять боль и опять нежность. По кругу. И всё пропитано злой грустью». Хосок шмыгает носом, и Юнги быстро тянется к нему, чтобы обнять. Зарывается пальцами в мягкие волосы и гладит по голове. — Всё хорошо, — совсем тихо. — Всё в порядке, мы в порядке. — Я просто боюсь, — Хосок звучит глухо, уткнувшись ему в грудь, — что когда-нибудь кто-то вдруг решит, что ты нужен ему больше, чем мне. И ты поверишь. Он весь напрягается, замерев. — Я не поверю, — мягко возражает Юнги. Ответы на такое у него готовы заранее и спрятаны в ближайшем ящике. А некоторые и вовсе хранятся под подушкой, чтобы не вылететь из головы даже на мгновение. — Никто никогда не полюбит меня сильнее, чем ты. — Никто и никогда, — кивает, судорожно вздохнув. — Ты всегда будешь со мной, правда? — Правда. Юнги целует его в макушку, незаметно стирает с глаз едва выступившую обречённость и старается не думать ни о чём. ~~~ Когда он открывает глаза на утро, Хосок лежит к нему лицом, явно не собираясь просыпаться. «Милый», — думает Юнги. На голове за ночь образовалось гнездо, ресницы еле заметно подрагивают, губы трогательно приоткрыты. Юнги берет его за руку, переплетает их пальцы. Голова уже забивается не тем. «Сколько ещё таких пробуждений мне осталось пережить?» — моргает будто через силу. В противовес его чувству Хосок во сне забавно морщит нос и что-то неразборчиво бормочет. «Ты же не простишь, если меня вдруг не станет, да?» — Юнги не сводит глаз с любимого лица до тех пор, пока не поднимается с кровати и не отходит к окну. Ещё довольно-таки рано, но уже ясно, что тучи, угрюмо сгрудившиеся где-то наверху, едва ли позволят солнечным лучам добраться хотя бы до крыш домов. «У меня своё солнце есть, — возражает самому себе Юнги. — Тёплое и иногда безумно больно обжигающее. Всё логично, всё правильно». Хосок тихо зовёт его по имени и неловко сползает с кровати, еле разлепив глаза. Подходит ближе и обнимает Юнги со спины, осторожно так, мягко. Как и всегда после их ссор. — Ты выспался? — отзывается Юнги. — Голова болит, — сонно ворчат ему в ответ около самого уха. Потом тыкаются лбом в плечо и, судя по звуку, зевают. — Иди в кровать, я сделаю нам поесть, — Юнги прикрывает глаза, пытаясь представить: вот они вдвоём, нет никакой ревности, никакой боли, никаких сжатых зубов и нездорово сияющих глаз. Только тепло любимого человека и его успокаивающий голос. — Нет, ложись со мной, — но Хосок берёт его за запястье, и пальцы его идеально ложатся на незаживающие синяки на нём. Иллюзия рушится. — Не хочу тратить выходной на валяние в кровати, — Юнги вынимает руку, коротко целует Хосока в губы и выходит из комнаты. «Мышь тут, конечно, ещё не повесилась, но до этого осталось мало», — думает он через минуту, придирчиво рассматривая содержимое холодильника. И корит себя за то, что использует это как повод сбежать ненадолго. — Я в магазин, — извещает он, натягивая джинсы под чужим липким взглядом. — Возьми телефон, ладно? — Хосок в очередной раз зевает. — Конечно, — Юнги перемещается в прихожую, натягивает куртку, пихает в карман деньги, машет напоследок, заглянув в спальню, и выходит из дома, даже не взглянув в зеркало. Не хочется. Ближайший маркет буквально за углом. Внутри него гораздо теплее и спокойнее, чем снаружи, и Юнги, не спеша, растерянно блуждает около полок, периодически закидывая что-то в тележку. Рука его неопределённо замирает около стойки с энергетиками — Хосок их терпеть не может. Пальцы коротко вздрагивают и сжимаются в кулак вокруг одной банки, отправляя её к остальным продуктам. «Наплевать», — убеждает себя Юнги. Убеждает настолько усиленно, что пропускает, когда со спины его кто-то зовёт, и лишь дёргается от прикосновения к плечу, разворачиваясь. Чимин перед ним слегка нахмурившийся, в кремового цвета пальто и с девушкой за руку. — Привет, — она открывает рот первая, слегка улыбнувшись. — Ты же тот самый друг Чимина, да? — Наверно, — кивает Юнги, поёжившись под чужим пристальным взглядом. Чимин не сводит с него упрекающих в чем-то глаз. — Да, это он, — наконец удосуживается он сказать. — А это моя девушка Сара. Вы бы раньше познакомились, если бы ты из дома выходил чаще, чем никогда. Его голос пропитан недовольством, а у Юнги неожиданно начинает болеть голова. — Не начинай, — вздыхает он. — Ты серьезно месяц назад закинул номер Тэхёна в черный список? И это после всего? Что с тобой, черт возьми, происходит? — Чимин некрасиво злится. — Я не хотел сделать хуже, — Юнги опускает голову. — Что это значит? — Хосок узнал, что я ему нравлюсь… нравился. На тот момент ещё нравился. — И это повод оборвать все с ним связи до единой? Ревность твоего парня? Человек не выбирает, что ему чувствовать, не тебе ли это знать? Чёрт бы тебя побрал, Юнги, он же сказал, что перегорит, просто ему нужно было время. — Я ускорил этот процесс, полагаю, — Юнги невесело хмыкает. — Тебе смешно?! — Чимин повышает голос, и несколько людей оборачиваются на них. Юнги вдруг замечает напряженность Сары, её встревоженное лицо и неуютно сжатые плечи. — Нет, не смешно. Давай не будем устраивать сцену, ладно? Чимин молчит долгую минуту, сжав зубы. Юнги думает, что давно не видел его улыбку. Даже слишком давно. — Позвони Тэхёну, — тихо говорит он наконец. — Клянусь, если ты этого не сделаешь… — Я позвоню, — перебивает Юнги. Потом делает шаг ближе, поджав губы: — Мне правда очень сильно вас всех не хватает. Но иначе мне никак. — Почему? — Чимин отпускает руку Сары и кладёт обе ему на плечи, слегка сжав. — Ты стал хуже выглядеть. Не думай, что всё, что он делает, незаметно окружающим. А он этого и хочет. Юнги, ты ведь можешь за себя постоять, всегда мог. Тебе хватит одного удара, чтобы он прекра… — Ему будет больно, — Юнги, перебив, весь напрягается еле заметно, а после качает головой. — Я не смогу. Когда повисает очередная пауза, Сара тихо извиняется и отходит, отвернувшись. Чимин едва ли это замечает. — Лучше так, чем гибнуть на глазах ежедневно. Поначалу будет трудно, но потом ты привыкнешь, станет легче, я обещаю. — Я не хочу легче, если это значит остаться без него. — С ним ты несчастен, разве ты не видишь? — А без него я умру, — резко отвечает Юнги и сам пугается на секунду, когда не чувствует и капли фальши в собственных словах. — Мы что-нибудь придумаем, — Чимину чертовски больно. — Я не могу тебя так оставить. Тэхён не может. Он так извелся за этот месяц, а мне даже нечем было его успокоить. — Прости, что тебе пришлось тянуть всё это на себе, — Юнги страшно хочет закончить этот разговор. В горле стоит ком. — Я ему позвоню, обещаю. И тебе позвоню. — Не забудь. И это последнее, что говорит Чимин, прежде чем развернуться и уйти. Юнги ждёт, пока они с Сарой отстоят очередь перед кассой и заберут пакеты. Перед самым выходом Сара что-то говорит Чимину, быстро целует в щёку, и Чимин ей широко улыбается. «Как раньше», — думает Юнги. Ему становится немного легче. Но внутри всё равно колется и жжётся, оставляя гадкое чувство вины. Юнги смотрит, как пробивают его покупки, а потом извиняется и отходит за ещё парой энергетиков, один из которых открывает, едва выйдя на улицу. Делает глоток и выдыхает, наслаждаясь химозным привкусом. Искусственная бодрость позволяет чувствовать себя менее уязвимым. Хосок звонит ему, когда он уже касается ручки двери, и сбрасывает, стоит ей закрыться. — Ты долго, — произносит он, встречая Юнги в прихожей. — Чимина встретил, разговорились, — ведёт плечом. — А, вот как, — бесцветно отвечает Хосок. — А это зачем? Он тянется, чтобы взять из рук Юнги энергетик, но тот лишь крепче сжимает пальцы. — Захотелось, — честно отвечает он. — Ты же знаешь, насколько это вредно. — Я их уже месяц не покупал, от пары штук ничего не случится, — Юнги смотрит на Хосока в упор. — Случится, — не уступает тот. — Дай сюда. Его голос начинает принимать те самые ненавистные Юнги оттенки. — Нет. Повисает тишина, нарушаемая лишь звуком их дыхания. — Хорошо, — вдруг говорит Хосок. Юнги часто моргает, но не успевает ничего ответить: Хосок грубо забирает у него пакеты и идёт на кухню. Там он, судя по звукам, торопливо их разбирает, хлопнув дверцей холодильника в конце. Юнги вешает куртку и продолжает пить энергетик, прислонившись спиной к стене. В полумраке прихожей он отрезан от обманчиво светлой квартиры. В груди засел уличный холод. Через несколько минут Юнги отмирает. Проходит на кухню, ставит недопитую банку на столешницу и ловит Хосока в кольцо рук со спины. Тот не реагирует вообще никак, упрямо роясь в шкафчике в поисках тостера. — Хось, — глухо зовет Юнги и делает паузу, уперевшись лбом в чужое плечо, но, не получив ответа, не замолкает, — мы же раз десять об этом говорили. — И? Какой вывод ты сделал? — Хосок стряхивает с себя его руки, найдя, наконец, тостер, и запихнув в него пару ломтиков хлеба. — А какой я должен был сделать? — Юнги неприятно. — Почему я не могу пить то, что мне нравится? — Потому что в этом нет никакой пользы для здоровья, — констатирует Хосок. — А во всем остальном есть? У нас здесь экология на высшем уровне? Да чёрт с экологией, я курю не первый год, — смешок. — И что, надо всё усугублять?! — повышает голос. — Я не могу смотреть на то, как ты потребляешь эту химозную дрянь. — Это всего лишь энергетик, прекрати этот цирк. — Неужели так сложно… — А тебе неужели так сложно просто дать мне немного пространства?! Хосок медленно поворачивается к нему лицом с широко раскрытыми глазами. Юнги видит: он совсем не ожидал. — Пространства? Так тебе со мной нет пространства? — Даже вчерашнее тому подтверждение, — Юнги стоит на своём, даже зная, что делает больно. — Что мне сделать, чтобы ты простил меня за это? Я думал, ты понимаешь… что я к тебе чувствую. — Понимаю, — тише. — Но мне больно. — Мне тоже. Отвернувшись, Хосок продолжает заниматься завтраком. — Мы так ни к чему не придём, — сквозь зубы произносит Юнги спустя минуту тишины. — А к чему ты хочешь прийти? Тебе больно, мне тоже, значит, не судьба, — быстро и не глядя. — Не судьба? Это ты к чему сейчас? — Даже не знаю, — Хосок перемещается к плите, переходя к омлету. Юнги, чтобы не смотреть ему в лицо, опускает взгляд на красивые руки, замечая, что они дрожат. — Почему мы не можем просто нормально поговорить? — Какой смысл в этом? Ты сам сказал, что тебе со мной плохо, так что… Что здесь обсуждать? — Я этого не говорил, — возражает Юнги. — Но ты имел именно это в виду? Ему обидно, он говорит, не думая, это очевидно. Но от этого не легче. Юнги отходит, садится на столешницу подальше и ждёт, пока Хосок закончит с завтраком. На двоих, что ж, по крайней мере, это утешает. Между ними впервые, наверно, настолько неуютная тишина. Ссора не первая, но ощущается такой колкой… «Лишь бы не стала последней», — думает Юнги, кусая губы. Хосок ставит тарелки на стол, замирает на мгновение, низко опустив голову. Потом, выдохнув, поворачивается лицом и спрашивает глухо: — Ты хочешь расстаться? — Что? — Юнги, опешив, хмурится. — Ты сказал, что… — Это ты сказал, что нам не судьба. Если кто и хочет расстаться, то это явно не я, — страшно до дрожи, а слова резкие и грубые. — Я не хочу, — еле слышно отзывается Хосок. У него влажные от подступивших слёз глаза. — И я не хочу. Юнги выдерживает всего несколько секунд, а потом неуверенно раскрывает руки: — Иди сюда. Хосок быстро шагает к нему, обнимая и прижимаясь всем телом, насколько это позволяет их положение. Его плечи подрагивают. — Ненавижу, когда ты плачешь, — бормочет Юнги ему в макушку. — И ненавижу вдвойне, когда из-за меня. — А я ненавижу с тобой ссориться, — отзывается Хосок. «Я знаю, — думает Юнги. — Поэтому пойду на что угодно, лишь бы сгладить острые углы». Он отстраняется, слегка надавив на чужие плечи, и слезает на пол. Берёт в руки недопитый энергетик и спрашивает: — Где остальные? Хосок неловко ведёт плечом и кивает в сторону безжалостно брошенного в угол пакета. — Я думал, ты их выкинешь, — замечает Юнги. Открывает банки по одной и выливает содержимое в раковину под чужим пристальным взглядом, а потом отправляет их все в мусорку. — Необязательно было, — качает головой Хосок. — Ничего из этого не стоит наших ссор, — серьёзно возражает Юнги и улыбается краешком губ, когда видит облегчение в любимых глазах. «Ещё один шаг назад». ~~~ — Я думал, ты никогда не позвонишь. Голос Тэхёна такой же, как и тогда. Только изломанный, каждое слово хрустит битым стеклом во рту. — Извини, Тэ, — Юнги выдыхает. — Я думал, ты не возьмёшь. — Хотелось, да не смог, — Тэхён невесело хмыкает, потом коротко кашляет, выдержав паузу. — Как поживаешь? — Я в порядке, — тут же произносит Юнги, — а ты-то как? — Хорошо, — легко отвечает Тэхён. — Почти научился жить без одного из ближайших друзей. Жизнь продолжается. Его голос сочится прикрытым ровным тоном сарказмом. — Давай встретимся, — медленно говорит Юнги, — поговорим. — О чём? Простой вопрос ставит в тупик. — Обо всём? Мы давно не виделись. — Не думал, что тебе это будет интересно. Ты так легко прервал наше общение, словно оно никогда ничего не стоило… — Это не так, — перебивает Юнги. — Его одного слова хватило, чтобы ты отвернулся от нас, — в голосе Тэхёна злая обида, — разве нет? — Я не хотел делать хуже. — Что бы могло случиться? Он бы набил мне морду? Я не ребёнок, уж смог бы с ним справиться. — Никто из вас не должен был пострадать… — Мне и без того плохо было, — сухо. — Без тебя. После того, как признался в том, что чувствую, а ты на месяц выкинул меня из жизни. — Тэ. — «Тэхён». — Да брось ты, — кривится Юнги, но моментально замолкает. Молчит несколько секунд, вслушиваясь в чужое еле слышное сопение и шум ночного города на фоне. — Я скучаю. Очень сильно. Тэхён отвечает не сразу, но, когда говорит, звучит устало и немного более мягко: — На выходных, если есть время, можем встретиться. — Да, — сходу, не думая. — Тогда я перезвоню, — и кладёт трубку. Юнги всё равно чувствует облегчение. А ещё, как бы ненавистно ему это ни было, страх. Страх, что в глаза посмотреть не сможет, а если и посмотрит, то увидит не того, кого знал. ~~~ — Садись, — миролюбиво говорит ему Тэхен, когда Юнги застывает около отдалённой лавочки в парке. Когда-то они втроем, включая Чимина, постоянно торчали тут: их колледж был совсем рядом, и на перерывах, особенно когда было потеплее, они таскали сюда купленный рядом дешевый кофе, пиво или газировку и пачки чипсов, естественно, оставляя потом после себя горы мусора. Юнги слабо поднимает уголки губ, вместе с тем ощущая стыд за свое такое незрелое поведение. Он садится, выдержав дистанцию, насколько возможно, и утыкается взглядом в колени. — Тоже вспомнил, да? Какими детьми мы были? — Тэхён по-своему трактует его стеснение. — Было весело, — Юнги ведёт плечом, а потом протягивает бумажный стаканчик. — Латте. — Задобрить меня пытаешься? — Тэхён вскидывает брови, забирая кофе, а потом они оба впервые встречаются глазами. — Не стоило. — Это просто… как раньше, — у самого Юнги кофе чернее ночи, кажется. Он торопливо отводит взгляд и делает пару глотков, едва не обжигаясь. — Ты помнишь, что я люблю, надо же. — Прошел всего лишь месяц, как я… — Целый, — перебивает. — Целый месяц. Ощущался вечностью. — Я хотел, чтобы было лучше вам обоим, — не выдерживает. — Ему, может, и стало, а вот мне — не особо. Строго наоборот, я бы сказал. — Прости меня. — Юнги… — Прости. Тэ, — Юнги чувствует себя, наверно, самым ужасным человеком во вселенной, когда смотрит другу в глаза и видит все то, им невысказанное, что месяц билось истерично в голове, пытаясь оправдать и обиду, и злость, и горечь, — я не хотел тебя терять. В итоге все равно так и вышло, но… Я едва ли могу что-то исправить. — Да ты и с собой-то мало что можешь исправить, — Тэхён окидывает его взглядом. — Выглядишь так же, как в нашу последнюю встречу, явно не лучше. Только синяки новые добавились, — и отворачивается, когда Юнги подтягивает шарф выше. — Это заметно, не пытайся. Ты говорил с Чимином? — В последний раз буквально недавно. — Он хочет тебя спасти. — Меня не нужно спасать, — сходу. — Вот и я так считаю, — ровным тоном. — Но не потому, что так для тебя лучше. Ты просто должен сам принять решение. И пока ты принимаешь его в сторону Хосока, никого из нас в упор ты замечать не будешь. Юнги замечает, как он морщит нос, произнося чужое имя. — Прогуляемся? — Тэхён поднимается, глянув на него. — Из новостей не только девушка, появившаяся у Чимина. У меня тоже есть, что рассказать. Да, это он. Тот Тэхён, которого Юнги знает. Ненавязчиво идущий навстречу, даже когда это того не стоит. — Откуда ты знаешь, что я в курсе? Про девушку, — поднимается следом. — Они почти всегда выходят куда-то вместе, так что я предположил. Всего третий месяц встречаются, а вид у обоих такой, будто всю жизнь. — Третий… Я не знал. — Я смотрю, ты от всех разом отказаться решил, — косится на него Тэхён. — Я не отказывался. — А вышло именно так. — Тэхён, — на выдохе. — Ладно. И ближайшие пару часов они об этом не вспоминают. Юнги знает: вряд ли всё вернётся на круги своя, но ему всё равно нравится слушать чужой голос, с паузами рассказывающий что-то, и вспоминать так и не выцветшие в памяти совместные минуты. — Расскажи и ты мне что-нибудь, — вдруг говорит Тэхён, когда они выходят из какого-то невзрачного маркета. — Рассказать? — Юнги растерянно смотрит на банку пива в руке, только открытую. — У меня, — начинает и исправляется, — у нас всё нормально. Всё хорошо. Работаем, выходные проводим вместе. Как всегда. — Вы так быстро съехались, — замечает Тэхён. — Да, я и сам не заметил, как это случилось. С ним всё так… естественно. — Ты изменился рядом с ним. — В каком смысле? — Сам не видишь? Чимин не говорил? — Мы не так уж много общались в последнее время, — Юнги отпивает из банки. — Ты стал тише. — Это плохо? — Не мне решать, но он… — У «него» есть имя. Тэхён делает несколько больших глотков, не удостоив Юнги ответом. Облизывает губы и смотрит тяжело. — Не хочу влезать, но и молчать сложно. — Со мной всё окей, — Юнги касается его плеча. — Правда. Когда ты перестал мне верить, а? Тэхён ловит искорку в чужих глазах и хмыкает: — Может, в первый же день знакомства, когда обманулся твоим милым лицемерием… недолго обман продлился. — Ты это о чем? — смешок. — О том, как ты пытался убедить всех в том, какой ты злой и страшный, а потом в один прекрасный день нас с Чимином после занятий в зеркальный лабиринт потащил за руки буквально. Помнишь, его тогда как раз открыли ближе к центру? Твой восторг был незабываем. Иллюзия разрушилась на глазах. — Я был ребёнком, — прячет глаза. — Тебе было девятнадцать. — В девятнадцать я мало что понимал в жизни. — А сейчас-то ты все понимаешь, угу, — часто кивает. — Послушай, ты, — Юнги угрожающе направляет на него банку. — Ладно-ладно! Они оба улыбаются, ощущая, как рушится невидимая криво выстроенная между ними стена. Дешевое на вкус пиво, саркастичные шутки, легкость в голосе, когда можешь себе позволить что угодно, потому что знаешь человека до мелочей, как и он тебя, — всё, что у них когда-то было, сейчас кажется таким вновь достижимым. Темнеет рано, и возвращаются они уже в сумерках. Парк в этой части почти пустой, умиротворяющий, а воздух будто оседает на коже лёгкой дымкой, погружая в чистый, мягкий покой. У Юнги побаливают искусанные губы от постоянных улыбок, когда тишину нарушает привычный рингтон. — Когда ты будешь? — громко спрашивает Хосок, явно пытаясь перекричать музыку на фоне. Юнги улавливает девчачий смех и шумные разговоры — его парень способности к социализации не утратил, в отличие от него. — Скоро, думаю. А ты? — Через час или около того. У тебя же есть ключ? — Да, всё нормально. Не напивайся там сильно. Может, тебе вызывать такси? — Я доберусь сам! — нетрезво восклицает Хосок. — Ты во мне сомневаешься? — Нет, никогда. Ты самый лучший, — быстро и уверенно. — Да, я знаю. Позвоню тебе, когда поеду домой, ладно? — кладёт трубку, не дождавшись ответа. — Что, тебе уже пора? — Тэхён вскидывает брови, плюхнувшись на скамейку. — Ещё двенадцать минут и восемь секунд, — тяжело вздыхает Юнги, опускаясь рядом. — Целая вечность! — Из тебя плохой актёр, — фыркает. — Враньё, — Юнги тянется потрепать его по волосам, затем откидывается на спинку, поёжившись от холода. — Он на дне рождения подруги. — Ты её знаешь? — Да, он нас знакомил. Одна из немногих его друзей, кого я знаю. Кажется, что новые появляются еженедельно. — Тебе бы пример с него взять. — И променять вас с Чимином? — Не уверен насчёт Чимина, но я-то всё равно тебе не нравлюсь. По лицу Тэхёна кажется, что он шутит лишь наполовину. — Неправда это. — Я сам виноват в том, что так вывалил на тебя всё, — мрачнеет. — Но то, что из этого вышло… Едва ли я этого ожидал. — Я должен был дать тебе время, а не сбегать. Ты говорил, что это всё временно, а я пропустил мимо ушей, словно это ничего не значило. — Прости, я… — Здесь нет твоей вины. — Нет, не за это прости, — Тэхён криво улыбается, встречаясь с Юнги глазами. — Я так и не перегорел. Воздух всё ещё холодный, кожа у него прохладная, а губы тёплые, обветренные. Отдают алкоголем и нежностью. У него дрожат руки и хмурятся брови, когда он выдыхает в чужой рот и жмется ближе. Юнги чувствует слишком многое: растерянность, жалость, легкую панику и вину. Он не двигается с места поначалу, но через несколько секунд рука его упирается в чужую грудь, чтобы оттолкнуть. В этот момент Тэхён, поняв его порыв, как-то странно дергается и зарывается пальцами в темные пряди волос Юнги, будто пытаясь отсрочить неизбежное. Он не пытается удержать того на месте, а лишь безмолвно выражает засевшее в груди чувство, из которого давно пора бы вырасти. Юнги теряется от дикого контраста. Нет ни острых зубов, не крепко сжимающихся пальцев, ни пробегающейся мурашками по телу лёгкой боли от прикосновений к синякам. Тэхён целуется, как кто-то очень любящий. Едва подумав об этом, Юнги отстраняет его от себя и сразу смотрит в глаза, переборов нежелание. Тэхён смотрит в ответ слишком спокойно и понимающе, с болезненным смирением. — Спасибо, что позволил, — отворачивается, закусив губу. — Я не из жалости, — осторожно. — А из чего ещё? По старой дружбе? Не надо этого, мы взрослые люди. Ты всегда считывал мои действия наперёд и знал, что мне нужно, вот и сейчас так получилось. В первый и последний раз. Нам одинаково больно, да, по разным причинам, но ведь обоим всё понятно. Скажи, — сглатывает, опуская голову, — где-нибудь при других обстоятельствах мы могли бы быть вместе? — Могли бы, — Юнги честен. В Тэхёне всегда было и есть то, чего ищут миллионы людей. — Будь я немного другим. Миллионы, исключая одного. — И если бы не любил его. Сейчас такой исход кажется невозможным. — Тебе вызвать такси? — Юнги старается звучать ровно. Тэхён прав, они больше не дети. Несколько лет назад между ними произошла бы склока, а потом неловкое молчание и попытки избегать друг друга на протяжении пары недель. Сейчас всё это уже кажется бессмысленным. — Не нужно, сам доберусь, — Тэхён совсем незаметно вытирает глаза рукавом, думая, что Юнги не видит. — Только не отдаляйся опять на месяц, ладно? Я знаю, всё это огромная ошибка, но наша дружба ею никогда не была. И я не хочу, чтобы ты думал, что после этого она ею станет. Я справлюсь сам, перешагну это и всё вернётся на круги своя. Тому, что я чувствую, нет места, не было и не будет. — Помни, что я в любом случае не хочу тебя терять. Может, это эгоистично, но… — сложно подбирать выражения, осознавая своё бессилие. — Я не потеряюсь, — Тэхён смотрит на него и улыбается уголком губ. Дорога до дома проходит незаметно, за один единственный вздох и быстрый звонок Хосока, оповещающий о том, что он в пути. Юнги открывает дверь ключом, раздевается и падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку. В квартире темно, тихо и прохладно, как в бесконечном космосе. Юнги тема вселенной никогда не интересовала. Всё это слишком пугающе, как огромное дискомфортное одиночество и тревога. Да и глупо об этом думать: гигантские планеты продолжат своё движение вне зависимости от того, поцелует его на одной из них Ким Тэхён или нет. Юнги невольно прокручивает этот короткий момент в голове. Да, было хорошо, приятно физически. А на душе так мерзко, что хотелось всего себя наизнанку вывернуть. — Я дома! — очень громко оповещает Хосок, хлопнув дверью. Юнги дергается, почти успевший задремать. Переворачивается на бок, пытаясь разглядеть силуэт в темноте, беспорядочно путающийся в собственных ногах. — Тебе Миса кусочек торта передала, — Хосок размахивает пакетом, выбравшись, наконец, из кроссовок. — Спасибо ей, — бормочет Юнги. — Убери в холодильник. Хосок так и поступает, напевая под нос что-то явно хитовое. Такие песни обычно по месяцу звучат из каждого утюга. — Ты был в душе? — Нет, — зевает, кутаясь в одеяло. — Пойдём вместе? — расстегивает рубашку, остановившись в проёме. — Не хочу. — Что-то случилось? — Нет, — Юнги хочет, чтобы этот день закончился. — Как вечеринка? — Круто, — расстегивает джинсы, — у Мисы по-другому не бывает. Она спрашивала, почему ты не пришёл. — И что ты сказал? — Что ты убежал на свидание с каким-то красавчиком, — Хосок хмыкает. Юнги пытается разглядеть его выражение лица, но в полумраке ничего не выходит. — Ты считаешь таким Тэхёна? — Он объективно хорош собой, не так ли? — Да, это правда, — вяло. — Он чудесный. Я рад, что мы встретились. — Скучал по нему? — Нас связывает слишком многое, чтобы не скучать. — Он до сих пор влюблён? Хосок садится на кровать, пытливо уставившись на Юнги. — Я не знаю. Нет, — сейчас не до правды совершенно. — Мы об этом не говорили. — А о чем говорили? — Давай завтра это обсудим, — Юнги тоскливо и противно от самого себя. — Тогда я пойду в душ, — Хосок отворачивается, намереваясь встать, но Юнги хватает его за запястье. — К чёрту душ, иди ко мне. — Я не могу лечь так спать, — смешок. — Нас таких двое, ничего страшного. — Это мерзко… — Наплевать абсолютно, — Юнги ждёт, чтобы Хосок наклонился поближе, и целует его первым. — Ложись. — Ну ладно, — цокает языком, залезая под одеяло, и тычется Юнги в шею. — От тебя всё равно вкусно пахнет. — Мы выпили немного, — прикрывает глаза. — Пиво? — Угу. — И как? — Как и в те годы — позорно. — Ты предпочитаешь пафосно поглощать виски? — И только его. Они оба посмеиваются, нежась в руках друг друга, уставшие и пропахшие прошедшим днём. — Люблю, — тихо говорит Юнги в чужую макушку, когда Хосок засыпает уже через пару минут. «И буду любить, пока не сгорю дотла».