Молчание - золото

К огромной радости всего конного сообщества опасения по поводу плохой погоды оказались напрасными: ко вторнику в Луисвилл вернулось солнце, а в прогнозе погоды написали, что на выходных дождя не ожидается, а, стало быть, и скачки в день “Кентукки дерби” были спасены. Атмосфера на ипподроме стала более расслабленной, хотя фоновая тревожность, присущая особо важным соревнованиям, всё равно сохранялась. И всё же, люди в большей степени радовались: зрители — тому, что не придётся сдавать билеты, коневладельцы — что снизился риск убытков, а  тренера и жокеи — возможности в очередной раз показать свои умения.  Джонни ощущал себя единственным лишним человеком посреди этого праздника жизни. Он никак не мог справиться с бушевавшими эмоциями и понятия не имел, что делать дальше. С одной стороны всё было хорошо: Джайро был жив, здоров и даже позвал Джонни в гости. С другой, Джайро скоро должен был вернуться домой, и единственный способ помешать ему это сделать — начать коммуницировать чуть больше, чем простые кивания головой и знаки руками. И тут Джонни возвращался к уже сто раз пережёванной им проблеме: если он откроет рот, Джайро узнает, что они соулмейты, и тогда, вполне вероятно, уедет, даже не дождавшись дерби, и, как следствие, не придёт поболеть за Джонни. Выходит, с ним ни в коем случае нельзя разговаривать до скачек! Правда, Джонни уже сомневался, так ли ему нужно присутствие Джайро в субботу. Знать, что на трибуне сидит единственный в мире человек, который искренне желает тебе удачи — не потому, что он поставил на тебя или на твою лошадь, а просто чтобы поддержать своего друга… Замечательное ощущение. Восхитительное. Бесценное. Ощущение, которого Джонни никогда в жизни больше не испытает, потому что Джайро вернётся в Неаполь и вскоре забудет о том, что где-то там в штате Кентукки остался один не особо известный жокей. Получалось так: если Джонни продолжит молчать, Джайро уедет, так ничего и не узнав — но тогда останется хоть какой-то крошечный шанс, что они однажды ещё встретятся и смогут сохранить хоть какие-то человеческие отношения. Если же Джонни расскажет всю правду, Джайро его возненавидит и тоже уедет, но тогда уже никакой надежды на возможное светлое будущее не останется.  Как ни крути, расклад был отвратительный. Оставался ещё один вариант — попросить Джайро остаться в письменном виде, но Джонни всё ещё не знал, засчитается ли написанное за соулмейтскую фразу. К тому же, будет виден его почерк — значит, если у Джайро уже есть на теле надпись, он сразу всё поймёт. И что делать? Попробовать печатный вариант? Или вырезать нужные буквы из газеты и наклеить их на бумагу? Нет, так только маньяки делают… И всё же — засчитается это за фразу соулмейта или нет? Джонни не знал, и спросить ему было не у кого. Тут либо пробовать самому, либо оставить как есть…  А ещё у Джонни была работа, которая, несмотря на все жизненные обстоятельства, требовала полной его включённости. Если, конечно, он не хотел уступить первенство на дерби засранцу Брандо! Увы, с этим у Джонни пока что тоже не клеилось: в субботу ему пришлось уйти с ипподрома пораньше, чтобы купить новую одежду. Подобный поступок накануне самой дорогой скачки Америки расценивался почти как преступление, но не мог же он идти в гости к Джайро в обносках! Это было ещё одной проблемой — в четверг ему снова предстояло отпроситься. На месте мистера Спидвагона Джонни счёл бы себя крайне ненадёжным и послал бы куда подальше, но тот был слишком добрым человеком и позволял своим сотрудником куда больше, чем другие коневладельцы. Будет совсем скверно, если Джонни его подставит и не сможет занять на дерби хотя бы одно из призовых мест. Вот бы забыть обо всех своих дурацких чувствах и всерьёз взяться за работу, но… Проклятая влюблённость! Нахрен она нужна, спрашивается? Почему именно сейчас, а не парой месяцев позже? Почему Джайро не мог переехать в Штаты в сентябре? Так было бы куда проще! И вообще, одно дело просто подружиться со своим соулмейтом, и совсем другое — любовь… Джонни понятия не имел, что делать с таким сложным и многогранным чувством… А Джайро? Судя по горячему темпераменту, он наверняка быстро влюблялся и так же быстро остывал. Интересно, это были только девушки или…? Когда Джонни начинал об этом думать, его бросало в жар. Он слышал, что в Европе куда более свободные взгляды, чем в Америке… Вон, Диего вообще со старушкой спал — и ничего! Правда, сравнивать его с Джайро, конечно, не стоило. В любом случае, Джайро был чертовски привлекательным мужчиной — это факт. Джонни задумался — влюбился бы он, будь его соулмейт не настолько красивым? А если бы они не были соулмейтами вообще? Ему понадобилось меньше секунды, чтобы ответить себе на эти вопросы.  Да.  Джонни полюбил не модельную внешность, не статус или деньги, и даже идиотская фраза, написанная широким, размашистым почерком, была тут совершенно ни при чём. Дело было в самом Джайро: в его тёплом взгляде, в обострённом чувстве справедливости, в глупых шутках и в доброте, которую он так старательно прятал за напускной грубостью. А ещё Джайро как никто другой умел мотивировать — всего парой фраз, основанных на фактах, без излишней жалости или жестокости. Или, может, Джонни так казалось, потому что он уже давно забыл каково это — когда в тебя верят. Джонни полюбил бы Джайро вне зависимости от обстоятельств, в которых бы они встретились. Это было так сложно, но в то же время так очевидно, что Джонни хотелось кричать — и от счастья, и от абсолютной безнадёжности. Случайно натолкнуться на соулмейта само по себе невероятная удача, а если он ещё и хороший человек — это вообще как выиграть в лотерее миллиард долларов! Нет, даже сто миллиардов! Вот только сам Джайро понятия не имел, что Джонни его соулмейт, а ещё он был мужчиной, пусть даже европейцем, и, к тому же, на целых шесть лет старше… О какой взаимности вообще могла идти речь? И всё же, несмотря на все переживания, Джонни не мог не радоваться тому, что Джайро пригласил его в гости. Правда, во вторник от беспокойства у него начала дёргаться правая щека, а к среде тревожность и вовсе перешла все разумные границы: руки Джонни дрожали так сильно, что, когда он утром попытался выпить кофе, то расплескал половину кружки, а ноги превратились в два тяжёлых непослушных стобла, из-за чего держаться в седле было крайне затруднительно. Увидев его кривую посадку, Диего удивлённо приподнял брови, а затем ехидно усмехнулся. Джонни лишь вздохнул — это ещё мелочи! Вот если он поддастся своим чувствам и признается Джайро, тот наверняка сломает ему нос, и тогда Брандо вообще задохнётся от смеха. А в субботу будет дерби и Джонни покажут по телеку с расквашенным лицом… Чтож, он это заслужил. Интересно, будет ли отец смотреть дерби? Наверное, да. Хотя, может, наоборот, принципиально не будет, он же никогда не смотрел выступления Джонни, с чего бы ему менять своё решение?  Так, что же, не ходить к Джайро вовсе? Или пойти, но весь вечер молчать? Быть или не быть — как там было в одной книге… Как её там? От стресса Джонни не смог вспомнить ни названия, ни даже имя писателя.  — Ну это уже совсем ни в какие ворота не лезет! — мрачно пробормотал Джостар, слезая с лошади.  Уж лучше появиться на телевизоре с фингалом под глазом и без зубов, чем продолжить сходить с ума. Если сегодня его не слушаются ноги, то что же будет в субботу? Они совсем откажут? Да чёрта с два! Он пойдёт завтра к Джайро и поставит во всей этой нелепой истории огромную жирную точку! *** Джонни убеждал себя в правильности выбранного решения до самой ночи. Когда он понял, что опять не может сомкнуть глаз, то решил помочь себе единственным известным ему способом — напиться до полной отключки. Достав припрятанный на чёрный день виски, Джонни разом выхлебал целую бутылку, после чего тут же открыл вторую. Хуже дня ведь уже не будет, верно? Ну, то есть, будет, конечно — когда Джайро вернётся домой, но это всё потом, поэтому плевать!  Прошёл час, а Джонни всё ещё чувствовал себя слишком трезвым для того, кто выпил два литра алкоголя без закуски. Может, это какой-то бракованный виски? Сощурившись, Джонни принялся изучать этикетки бутылок, пытаясь найти признаки подделки. Полгода назад он без зазрений совести стащил их из бара одного особо мразотного спонсора, и планировал проворачивать этот трюк пока не надоест, ну или пока его не поймают, но потом в жизни Джонни появился Джайро, и тусовки как-то сами собой отвалились, а вместе с ними и халявный алкоголь. А ещё спокойный сон. И всё то хладнокровие, которое Джонни по кирпичику выстраивал в своём сознании долгих тринадцать лет, наивно полагая, что если отгородиться от людей, это защитит его от боли. Теперь же оказалось, что больше всего вреда Джонни наносит себе сам. Ну правда же, что ему до колкостей Брандо? Что — до презрения во взглядах коллег? Да даже если Джайро его возненавидит — ха! Ведь это именно он, Джонни, во всём виноват! Не Диего отвлекает его от работы, не коллеги заставляют уходить пораньше ради всякой ерунды, и уж тем более, не Джайро заставил его влюбиться… Раздался резкий неприятный писк. Поморщившись, Джонни нащупал руками подушку и накрыл ей голову, зажав уши. Писк стал немного тише, но прекращаться явно не собирался. Промучившись с минуту, Джонни сел в кровати и, с трудом разлепив глаза, тупо уставился на будильник. Выходит, он даже не заметил как заснул… Значит виски всё-таки сработало. Джонни огляделся и увидел на полу три пустые бутылки и огромную лужу. Машинально потрогав свои штаны, он понял, что они влажные — либо он что-то разлил, либо… Обоссался?  — Твою ж мать, — пробормотал Джонни, вылезая из кровати, и надеясь, что события этой ночи навсегда останутся для него загадкой. Ни холодный душ, ни огромная кружка кофе не помогли Джостару полностью избавиться от похмелья. По дороге к ипподрому он сжевал полторы пачки мятной жвачки, молясь о том, чтобы главный тренер не догадался о ночной попойке. Никто так ничего ему и не сказал, но Джонни всё равно казалось, что все, даже лошади, смотрели на него с осуждением.  Голова раскалывалась от пульсирующей боли, и Джостар еле дождался обеденного перерыва, чтобы купить в ближайшей аптеке единственное обезболивающее, которое продавалось без рецепта. Ему пришлось выпить аж три таблетки, чтобы появился хоть какой-то эффект. До конца боль, правда, не ушла, но по крайней мере, стала менее острой. Кое-как отработав до пяти вечера, Джонни отправился домой, сославшись на мигрень, и под удивлённые взгляды коллег покинул ипподром. Что им вообще за дело до него? Лучше пусть беспокоятся о собственной подготовке!  Диего, как и всегда, пробормотал что-то оскорбительное Джонни в спину, но тот и бровью не повёл. Так даже лучше: обычно, чем сильнее Джонни злился, тем удачнее выступал на скачках. И вообще, злость по-любому лучше тревоги! Дома Джонни принял душ, а затем попытался привести себя в порядок, но ничего не выходило: вещи валились из рук, вьющиеся волосы отказывались укладываться ровными прядками и торчали как попало, а все новые шмотки вдруг оказались слишком стрёмными, хотя в магазине, вроде бы, сидели отлично. И это не говоря уже об огромных чёрных кругах под глазами и лопнувших в правом глазу капилляров!  Джонни простонал. И чего он так парится насчёт своей внешности? Это ж не свидание, в конце-то концов! К тому же, может быть, если у Джонни будет достаточно несчастный вид, то Джайро сжалится над ним и не будет орать или бить его, а просто молча выставит за дверь? Да, было бы неплохо. Джонни сложил в рюкзак фотографию, которую хотел подарить Джайро, и его термос — уже в который раз за последние недели? Выходя из дома, он чувствовал себя примерно так же, как в прошлый четверг, когда ехал на конюшню с намерением признаться Джайро в своём обмане, только теперь всё было ещё хуже, потому что Джонни наконец-то осознал свои чувства к Джайро… Лучше бы его соулмейт был полным мудаком, чтоб его можно было с лёгкостью послать куда подальше! Но нет, Джайро был позитивным, милым, понимающим и внимательным — видимо, специально, чтобы Джонни ещё сильнее возненавидел себя за то, что собирался сделать. Может, лучше отрезать себе язык, вырвать связки и молчать до конца жизни, чтобы не портить ещё только зарождавшуюся между ними дружбу? Джонни горько усмехнулся — что за глупость! Даже если он реально станет немым, где гарантии, что Джайро однажды случайно не увидит его подпись на каком-нибудь чеке, и это не засчитается за соулмейтскую фразу? Нет, хватит искать обходные пути, пора уже открыть всю правду, и будь что будет! *** Ровно в семь часов вечера Джонни вышел на автобусной остановке напротив дома Джайро и застыл на месте, словно статуя. Ноги вновь стали тяжёлыми, руки мелко задрожали, а по спине пробежали неприятные холодные мурашки. Да что ж такое! Как можно быть таким трусом? До боли вцепившись пальцами в лямки рюкзака, Джонни заставил себя глубокий вдох, а затем медленно выдохнул.  Не помогло. Джонни принялся считать, но на третьей сотне понял, что это тоже не работает. — Ну, давай, иди, — прошептал он самому себе. — Делай шаг, кретин ты конченный! Так. Хорошо. Теперь второй шаг. Третий… Женщина лет пятидесяти, ожидавшая автобус, посмотрела на Джонни как на сумасшедшего, но он всё равно продолжил считать шаги, пока не добрался до подъезда дома Джайро.  У самой двери Джонни решил, что с него хватит, и рванул за ближайший угол, где окончательно утратил контроль над собственным телом и, уперевшись спиной в стену, медленно сполз прямо на асфальт. — Господи, что я творю, — прошептал Джонни, обхватив голову руками. Джайро ведь наверняка уже приготовил свою настоящую неаполитанскую пиццу и ждёт гостя, а он сидит среди мусорных баков и трясётся как фруктовое желе! Никто бы не захотел себе такого трусливого соулмейта! Трусливого и лгущего… Может, всё-таки, лучше сбежать, пока ещё есть возможность? —  Вот же чёрт! — выругался Джонни. Опять он вернулся в самое начало своих бесконечных терзаний на тему “быть или не быть”. Интересно, что бы сказал Николас, глядя на его мучения? Он-то всегда знал, как лучше поступить и что будет правильно… Джонни даже представить не мог, как бы брат помог ему в сложившийся ситуации. Наверное, он был бы очень разочарован в Джонни…  А, хотя, не всё ли равно? Николаса больше нет, он не может ни осудить, ни поддержать, нет смысла додумывать за него какие-то слова или чувства! Бог забрал не того сына? Плевать, рано или поздно он заберёт всех! Единственное, что сейчас важно — это Джайро. Сможет ли он понять метания Джонни и простить ему ложь? Или лучше оставить всё как есть и не расстраивать Джайро накануне отъезда? И вот опять всё та же мысль: Джайро уедет, и Джонни навсегда останется один. Ну, правда, у него есть приятели среди коллег, и Тим Маунтайн, но это совсем другое! Тим намного старше, они не друзья, а просто знакомые, и вообще… Джонни хотел быть именно с Джайро! — В этом-то и проблема, верно? — сказал себе Джонни. Джонни не хотел потерять Джайро, но боялся, что опять всё испортит, потому что до сих пор всем своим близким он приносил одни только проблемы. С другой стороны, сейчас всё рушилось даже без его непосредственного участия, и Джонни это охренеть как не нравилось. Так быть не должно! Да, Джайро заслуживал хорошего соулмейта, самого лучшего, но Джонни всё равно не хотелось его отдавать! Эгоистично? Очень! Но Джонни при всём желании не мог заставить себя перестать любить… Но что же дальше? Джайро же всё равно скоро уедет, и Джонни никак не сможет его остановить. Почему его соулмейт вообще решил вернуться в Италию? Возможно, как раз сегодня Джайро расскажет о причинах своего отъезда, но что, если Джонни они не понравятся? Вдруг Джайро и вправду едет к своей невесте? Это будет... Больно. Зато тогда Джонни окончательно поймёт, что ему делать — рассказать правду или навсегда сохранить молчание. Может быть, если соулмейты и правда притягиваются друг к другу, их дороги ещё однажды пересекутся? Лет через двадцать, или тридцать, или даже через пятьдесят? Впрочем, Джонни сомневался, что сможет прожить так долго при своём образе жизни... Тогда, может, они смогут встретиться хотя бы в следующей жизни? Но почему не в этой… Неужели, нет вообще никакого выхода? Так, чтобы все остались счастливы?  Джонни тяжело вздохнул. Он ведь всегда знал, что не заслуживает хэппи-энда! Внезапно, в его голову пришла ещё одна крайне неприятная мысль: что, если у Джайро нет надписи и она не появится, даже если Джонни заговорит? Что, если Джайро соулмейт Джонни, но Джонни — не соулмейт для Джайро? Такое вообще возможно? Этого Джонни тоже не знал, но подобный вариант показался ему пугающе правдоподобным, хотя бы потому что за всё то время, что они провели вместе, Джайро в принципе ни разу не заикнулся о соулмейтах и надписях. Или он говорил, но Джонни всё прослушал? В любом случае, Джайро даже не догадывается, что на теле Джонни уже три года как красуется фраза, написанная его размашистым врачебным почерком. — …эй? Ты меня слышишь? Джонни заморгал и, подняв голову, увидел прямо перед собой Джайро. — Очнулся? Хорошо! А то я почти решил, что ты впал в сопор! — воскликнул тот, всплеснув руками. — О чём задумался? За спиной Джайро светили яркие лучи закатного солнца, отражаясь золотыми бликами в длинных светлых волосах — совсем как в их первую встречу. Вот только теперь мысли Джонни о соулмейтстве были совсем иными. Джайро. Его первая любовь. Его персональное божество с искрящимися зелёными глазами.  Его самая большая удача и самое горькое проклятье, потому что Джонни знал, что теперь, куда бы он ни пошёл и что бы он ни делал, он будет ощущать присутствие соулмейта во всём, что его окружает: в шелесте травы на ветру, в гуле толпы на ипподромах, в каждой итальянской песне и в каждой глупой шутке, которую он когда-либо услышит. Джонни так долго смотрел на Джайро не моргая, что у него заслезились глаза. Надо постараться запомнить это прекрасное лицо, пока есть возможность! Конечно, лучше было бы сделать совместное фото, вот только у Джонни не было фотоаппарата, а если бы и был, он всё равно бы не набрался смелости, чтоб предложить это Джайро. — А я тебя в окно увидел, — Джайро всё ещё улыбался, но выглядел немного растерянным. — Опять паническая атака? Джонни отрицательно помотал головой, протёр пальцами глаза, а затем, опираясь на стену, медленно поднялся. Даже если бы он не играл в молчанку, то всё равно не смог бы объяснить Джайро причину своего странного поведения.  — Порядок? — Джайро дождался от Джонни утвердительного кивка. — Тогда идём! И Джонни пошёл. Его руки всё ещё дрожали, поэтому он засунул их в карманы, надеясь, что Джайро ничего не заметит. Они зашли в подъезд и поднялись по лестнице на третий этаж. Когда Джайро открыл дверь, в голове Джонни вновь промелькнула мысль о побеге, но он сумел её побороть и решительно переступил порог. В нос тут же ударил аппетитный аромат свежеприготовленной пиццы, у Джонни аж слюни потекли — такой чудесный был запах!  — Чувствуй себя как дома, — сказал Джайро. — Квартира съемная, может показаться немного необжитой, хотя я пытался её обставить на свой вкус… Даже обои переклеил! Джонни ожидал увидеть пёстрые стены, ярко-красные ковры и кружевные салфетки, как в итальянских ресторанах, и сильно удивился, не обнаружив ничего подобного. Один ковёр, правда, был, но однотонный, оливкового цвета, и он совсем не бросался в глаза.  — Давай я тебе всё покажу, — Джайро взял Джонни за локоть и потащил его в ближайшую комнату. На светло-бежевом диване покоилась гитара, у окна стоял стол, заваленный книгами, подоконник был уставлен горшками с неизвестными Джонни растениями, одну стену занимал исполинский шкаф тёмно-коричневого цвета, а ещё одна половина была увешана фотографиями в серебристых рамках, среди которых затесалась одна маленькая иконка. — Старинная итальянская традиция, giro turistico, не слышал? Дай подумать, как это перевести… Если дословно: «туристическая поездка по дому». В Неаполе, когда к тебе впервые кто-то приходит в гости, надо обязательно показать ему всю квартиру, включая содержимое шкафов и ящиков, попутно объясняя, что, где, как и почему лежит. Хорошие “смотрины” длятся не менее часа, а некоторые гости даже обижаются, если ты не позволяешь им рыться в своих вещах! Знаю, это странно даже для Европы, но бывает очень даже весело. Особенно смотреть на лица тех, которые не в теме, вот как ты сейчас, нью-хо! Если станет скучно, ущипни меня за руку — и я заткнусь. Джайро всегда говорил быстро, а теперь и вовсе тараторил, словно стремился поспеть за скоростью света. Джонни отрицательно помотал головой, он даже вообразить не мог, что Джайро хоть когда-нибудь ему наскучит! Его соулмейт был абсолютной противоположностью скуки, буквально самым анти-скучным человеком на свете. — Как видишь, места тут не много, приходится спать на раскладном диване, — продолжил Джайро. — Дома-то у меня была шикарная двуспальная кровать! Эх, ну, ничего не поделать, птенцы должны улетать из родительских гнёзд и учиться вить свои собственные... Гитару я купил перед отъездом, когда есть время учусь играть, уже даже песню придумал! Хочешь услышать? Джонни кивнул. Было бы ужасно некрасиво с его стороны отказываться от предложения хозяина квартиры. Джайро плюхнулся на диван, схватил гитару и громко откашлялся. — Название — сырная песня! Слова и музыка Джайро Цеппели! — он бодро ударил по струнам. — Пицца моцарелла, пицца моцарелла, релла релла релла релла! Джонни прикусил язык, чтобы не рассмеяться. Не то, чтобы Джайро плохо играл, да и голос у него, в принципе, был довольно неплохой, просто в голове Джонни никак не укладывалась абсурдность ситуации: он в гостях у соулмейта, который не знает об их соулмейтсве, и поёт совершенно идиотскую песню, в которой из слов только названия пиццы и сыра, при этом Джонни в любой момент может открыть рот и сказать буквально что угодно, и мир Джайро изменится навсегда! — Ну вот, — сказал Джайро, резко прекратив петь. — А во втором куплете будет пицца горгондзола... Как тебе? Глаза Джайро лихорадочно блестели, а щёки покрылись небольшим румянцем. Неужели волнуется из-за песни? Ха, а ведь был весь такой из себя самоуверенный! Джонни ободряюще улыбнулся и показал ему два больших пальца. Над текстом, конечно, ещё стоило поработать, но мотив действительно был неплохой. — Серьёзно? — Джайро просиял. — Я тоже так думаю! Джайро вернул гитару на место, встал с дивана и кивком указал на фотографии. — Это тоже традиция, у нас пол дома так завешано. Madre тайком подсунула в чемодан, я нашёл их когда уже распаковывал вещи. Понятия не имею, зачем она это сделала. Возможно, боялась, что я забуду, как выглядят мои братья, нью-хо! Джонни ткнул пальцем в иконку, на которой был изображён худощавый старик в зелёной рясе.  — Это святой Януарий, покровитель Неаполя. Тоже подарок от madre. Во времена великого гонения на христиан он продолжал проводить службы, за что и был убит. По легенде, сначала его пытались сжечь в печи, но он не сгорел, затем бросили на съедение диким животным, но те его не тронули, и, в конечном итоге, бедняге просто отрубили голову. Его мощи хранятся в соборе Вознесения Святой Марии, который ранее назывался собственно собором Святого Януария. Не знаю, насколько это всё правда: с момента его смерти прошло уже более полутора тысяч лет и нет никаких доказательств, что Януарий вообще когда-либо существовал, но всё же его мощи то и дело творят всякие чудеса. Не могу сказать, что реально верю в эту хрень, я же всё-таки врач, человек науки, но, на всякий случай, перед отъездом я сходил и поставил там свечку. Ну, на удачу и всё такое... Хуже-то не будет, верно? Джонни кивнул. Сам он верил в Бога и в святых, но, в отличии от своего соулмейта, в церковь не ходил — боялся, что кара за грехи обрушится на его голову едва он переступит порог. Вот если бы Джайро был рядом, Джонни бы, наверное, решился… — Идём дальше, — Джайро поманил Джонни за собой. — Кухня! Сердце и душа любого приличного неаполитанского дома! Это потому что в старину топили только на кухне, вот там все и торчали с утра до ночи… Впрочем, у нас и сейчас принято экономить и греться зимой только от духовки. А раньше на кухне вообще всё делали: шили, готовили, ели, бдели ночью у покойника… Ох, что-то меня не туда понесло!  На небольшом столе из светлого дерева была постелена белая льняная скатерть, на которой стоял деревянный поднос с огромной пиццей — пожалуй, с самой большой из всех, что Джонни когда-либо видел. Джайро не поленился оформить полную сервировку на двух персон, а ещё зачем-то притащил огромный подсвечник на три свечи и бокалы для вина. Неужели он хочет предложить Джонни выпить? Хотя, он же итальянец, наверняка он любит алкоголь. Конечно, после вчерашнего, Джонни было бы лучше держаться подальше от выпивки, да и от пиццы тоже, ведь Кентукки дерби всего через два дня… С другой стороны, хороший гость никогда не откажется попробовать то, что ему предлагают! — Большинство кухонь у моих приятелей белого цвета. Скажешь, непрактично? Да, но зато выглядишь роскошно, да и мыть приходится не чаще обычного гарнитура. А ещё светлые цвета добавляют уюта, а это важно! Какие будут кровати и стулья в спальнях вообще без разницы, хоть старые, хоть полусгнившие, а вот мебель для кухни — это святое! Её часто готовят по индивидуальным проектам, и чтоб шкафы обязательно были высокими, до самого потолка! Вообще, у нас дома много мебельного раритета, достался от предков из восемнадцатого века, только обивку и стёкла меняем, ну и полируем иногда… Наверное, это тоже странно? Джонни отрицательно помотал головой. Напротив, это звучало просто замечательно: традиции, семья, преемственность… Джонни даже немного позавидовал, он-то вырос совсем в другой атмосфере! — Ну, не буду тебя больше мучить, снимай рюкзак, мой руки и садись за стол, — сказал Джайро. — Ты не думай, я не брезгливый, но руки мыть обязательно! Если бы ты хоть раз подежурил на инфекционном отделении, то понял бы, о чём я. Он взял специальный нож для пиццы и принялся нарезать её на идеально ровные части. У Джонни и в мыслях не было спорить, и он усмехнулся столь странному пояснению. Вот что значит врачебная профдеформация! Бросив рюкзак под стол, он направился в ванную. Когда он уже вытирал руки, то с удивлением заметил, что они перестали дрожать, да и на душе тоже как-то полегчало — то ли от весёлой болтовни Джайро, то ли от умопомрачительного запаха еды, который словно просачивался в сознание, вытесняя собой все остальные мысли. — И не думай, что я переборщил с сервировкой, у нас дома всегда так, бокалы, свечи, моя madre любительница всякого на столе, вот и я привык… — продолжил  Джайро, когда Джонни вернулся на кухню. — Только фресок на стене не хватает. Но вот по чему я реально скучаю, так это по нашей террасе с видом на залив! Мне нравится Луисвилл, милый город, тёплый и довольно чистый, просто без моря как-то непривычно… Пока он говорил, Джонни юркнул за стол, схватил самый аппетитный треугольник пиццы и торопливо откусил от него огромный кусок. Какое блаженство! Джонни бы в жизни не смог выразить весь свой восторг по поводу кулинарных умений Джайро, в мире просто не существовало столько хвалебных слов! Нежное тонкое тесто буквально таяло во рту, ароматный пикантный сыр — тот самый, прославленная моцарелла — был куда более тягучим, чем в американской пицце, а неизвестные Джонни специи магическим образом усилили вкус каждого из ингредиентов, чем словно добавили изысканности и утончённости — если такие эпитеты вообще подходили для описания еды. От удовольствия Джонни аж глаза прикрыл — так это было вкусно! — Ну, как, лучше той фигни, что мы ели неделю назад? — Джайро довольно ухмыльнулся, увидев, как активно Джонни закивал в ответ. — Вот видишь! Я бы тебе врать не стал! И это ещё без печи и приправ madre… А какую лазанью она готовит дома — можно съесть прямо с тарелкой! Надеюсь, однажды и я так научусь. Он достал из ближайшего ящика штопор и откупорил бутылку. — Что за ужин без бокала Lacryma Christi del Vesuvio, — Джайро принялся разливать вино по бокалам. — Ты ведь не откажешься? Джонни улыбнулся, продолжая жевать. Его немного позабавило, что Джайро даже не стал спрашивать возраст своего гостя. Неужели слухи о том, что в Италии можно пить с шестнадцати лет — правда? Вот бы спросить… — У названия, кстати, очень красивая легенда: однажды Люцифер похитил частицу рая, узнав об этом Господь заплакал, и на месте, куда падали его слёзы, выросли виноградники Lacryma Christi. А del Vesuvio — это в честь вулкана, конечно же, он же одно из самых главных достояний Италии, — Джайро поставил бутылку на стол и чуть приподнял свой бокал. — Так, нужен ли нам тост? Я ещё не знаю, как у вас принято, дома мы обычно просто говорим — за встречу, и всё. Годится? Отлично… Каждый выпил по глотку из своего бокала. Джайро сел за стол и продолжил: — Так вот, виноградники. Урожай собирают в середине октября, виноград проходит классическую для красных вин обработку, а потом само вино выдерживают 6 месяцев в дубовых бочках и ещё как минимум месяц в бутылке. Некоторые бочки хранят в погребах, сохранившихся ещё со времён античности, представляешь? Он пустился в долгие запутанные рассуждения о виноградных плантациях, методах производства вина и маркетинге. Джонни только и оставалось кивать, да поедать умопомрачительную пиццу, что, в общем-то, полностью его устраивало. Главное — случайно не ляпнуть какую-нибудь фигню, а в остальном всё было не так страшно, как Джонни себе представлял. Как странно, к каждой встрече с Джайро он готовился словно к урагану или ещё какому-то ужасающему бедствию, но в итоге всё проходило так хорошо, что ему хотелось продолжения. Интересно, Джайро вообще понимает, какое действие оказывает на Джонни? Скорее всего, нет, учитывая как сильно он увлёкся собственным рассказом о Неаполе. Не прошло и часа, как от пиццы уже ничего не осталось. Причём, почти всё слопал Джонни, а Джайро всё больше говорил и пил вино.  — Ещё хочешь? — спросил Джайро, заметив, что поднос опустел. — У меня вторая лежит в духовке. Правда, уже остыла, наверное… Джонни радостно закивал головой. Во-первых, когда он ещё попробует такую вкуснятину, а во-вторых — пока он жуёт, риски проговориться минимальны.  Джайро достал вторую пиццу. — Может, подогреть? — уточнил он. — Нет? Уверен? Ну ладно. Я сюда ещё и ветчины добавил, не знаю, понравится ли тебе… Джонни дождался, пока Джайро вновь нарежет пиццу на идеально ровные треугольники, взял себе сразу два куска и с энтузиазмом вцепился зубами в один из них. Ещё бы ему не понравилось! Боже, Джайро просто идеальный соулмейт! Красивый, умный, позитивный, ещё и готовит классно. И даже духовкой умеет пользоваться! Ну просто охренеть! И как же всё-таки несправедливо, что ему достался такой ужасный человек, как Джонни… — На чём я остановился? — Джайро потянулся за бутылкой и обнаружил, что она уже пустая. — Ох, я даже не заметил, как всё выпил… Давай откроем ещё одну? Только, пожалуйста, не подумай, что я законченный алкаш, нью-хо! Клянусь, обычно это всего один бокал. Ну, максимум два, и то только в хорошей компании!   Джонни показал ему большой палец. Кто он такой, чтобы осуждать? Особенно учитывая, сколько он сам выпил этой ночью… И не вина, а виски. Да ещё и сворованного. Уж если кому-то из них и грозит стать алкоголиком, то точно не Джайро! — Приятно видеть, что ты хорошо питаешься, даже накануне скачек, — продолжил Джайро, разливая вино. — Я ведь уже говорил, что не одобряю жёсткие диеты, особенно питьевые? Если они, конечно, не назначены врачом, при остром панкреатите, например… Но у тебя же не будет проблем из-за моей пиццы? На дерби, я имею в виду? Джонни махнул рукой, показывая, что всё под контролем. Утром, на контрольном взвешивании, оказалось, что он сбросил даже больше, чем требовалось. Видимо, сказался сильный стресс последних трёх недель. — Ну и славно, — Джайро заметно расслабился. — Хочешь расскажу, как я впервые взял в руки гитару? Джонни кивнул. Он готов был слушать о чём угодно. К тому же благодаря своей невероятной харизме Джайро любую, даже самую заурядную историю, мог превратить в увлекательное и невероятное приключение.  Джонни ел, и не как не мог налюбоваться на своего прекрасного соулмейта. Джайро был невероятно хорош! Тёмно-фиолетовая рубашка и светло-коричневые брюки выгодно подчёркивали его идеально сложенную фигуру. Интересно, сколько времени он проводит в спортзале? И когда только успевает? Работа в больнице, Валькирия, спортзал, ещё и находит время готовить и общаться с Джонни! Просто сверхчеловек какой-то! Несмотря на свой прекрасный аппетит, Джонни не хватило сил прикончить вторую пиццу. Преимущественно потому, что Джайро снова почти ничего не съел, отдав предпочтение вину.  Джонни сам не заметил, как из кухни они переместились обратно в комнату, на бежевый диван. Джайро тренькал на гитаре, то ли сочиняя новую песню, то ли пытаясь вспомнить что-то из уже выученного, а Джонни сидел и слушал, наслаждаясь внезапно охватившим его чувством умиротворения. Он больше не чувствовал ни тревоги, ни даже лёгкого намёка на волнение. Он ощущал себя так уютно, словно наконец-то попал домой, туда, где тебе всегда рады, где спокойно и безопасно, где словно светит солнце — вне зависимости от того, какая погода за окном и куда хочется возвращаться каждый вечер после тяжёлого рабочего дня, и особенно после каждой новой победы. Разве мог он разрушить эту идиллию своим нелепым признанием?  Нет.  Точно нет.  Всё, чего Джонни сейчас хотел — чтобы этот момент застыл во времени и растянулся на целую вечность. Он старался запомнить каждую мелочь: шероховатую поверхность дивана, расположение теней на стене, длину ресниц Джайро и все-все аккорды, которые он брал, даже неправильные… Запечатлеть это в своей памяти, чтобы потом, даже много лет спустя, можно было закрыть глаза и представить себе, что они сидят совсем рядом и всё хорошо… Наверное, Джонни должен был переживать о предстоящих скачках, но почему-то ему было абсолютно всё равно. Будет ливень? Плевать. Спидвагон снимет своих лошадей? Пофиг. Брандо победит? Да пожалуйста! В жизни Джонни будет ещё штук двести всяких разных дерби, не меньше, а этот вечер с Джайро, скорее всего, последний, так что Джонни не собирался вставать с чёртового дивана, пока его не попросят уйти. Если же этого не произойдёт, Джонни готов был остаться тут навечно. Даже корни пустить! Последние аккорды стихли и Джайро облокотился на гитару. — Эй, Джонни… — задумчиво произнёс он. — Помнишь, я рассказал тебе тайну про своё настоящее имя? Вообще-то, у меня есть ещё одна, кое-что о моём прошлом… Я хочу этим поделиться, только вот не уверен, что тебе это понравится. Я пойму, если ты после этого уйдёшь и никогда больше не захочешь меня видеть, но ты хотя бы попытайся выслушать, ладно?  Джонни подумал было, что это очередная глупая шутка, но лицо Джайро выглядело непривычно серьёзным.  — Я ведь в Америке не в первый раз, — продолжил Джайро несвойственным ему безэмоциональным тоном. — Я уже приезжал сюда, ровно три года назад. Отца пригласили на международную конференцию по хирургии, и он взял меня с собой. Я ведь рассказывал, что с детства увлекаюсь верховой ездой, верно? Вот я и уговорил его сходить на “Кентукки дерби”. Разве можно было упустить такой шанс? Это же самая распиаренная скачка в мире! В общем, я надел свой лучший костюм и самую классную шляпу, — Джайро махнул в сторону прихожей, где висел его любимый «дырявый» головной убор. — Я нашёл её на распродаже в Милане и она показалась мне достаточно крутой для открытия “Тройной короны”. День был шикарный, как сейчас помню: тепло, ясное голубое небо, куча народу, все нарядные, веселятся, везде натыкаешься на разных знаменитостей и всяких важных шишек, ну да что я тебе объясняю, ты же и сам там был!  Джонни кивнул. Ну, конечно же, он был там! Это было первое крупное дерби в его жизни, и он взял там первое место! Правда, тот год Джонни так и не удалось получить «Тройную корону», но всё равно старт для взрослых скачек был просто прекрасный. — Я видел, как ты пересёк финишную черту и это было… Вау! — Джайро взмахнул руками, чуть не уронив гитару. — Meraviglioso! Лучшее зрелище, которое я когда-либо видел! Естественно, мне тут же захотелось посмотреть на победившего жеребца вблизи. Отец был против, но, когда он отправился в уборную, я улизнул и пошёл искать конюшни. Внутрь меня не пропустили, что было вполне ожидаемо, и я повздорил с охраной, потому что они велели ждать снаружи, а времени было в обрез… Я там потоптался немного, туда-сюда, и уже собрался уходить, как вдруг увидел тебя. Ты выглядел как настоящая американская знаменитость — белоснежная улыбка до ушей, толпа людей вокруг, вспышки камер. Выглядело ну очень круто, прямо как в кино! Я не собирался с тобой знакомиться или брать автограф, ничего такого, просто стоял там и пялился, как идиот, а ты… Боже, я чувствую себя полным идиотом! Короче, проходя мимо, ты вдруг посмотрел на меня, прямо в глаза, и сказал: «классная шляпа, не напечёт?» Не помнишь? — Джайро умоляюще посмотрел на Джонни. Тот отрицательно покачал головой. После победы на дерби Джонни пребывал в состоянии абсолютной эйфории, оглушённый успехом, он вообще не замечал того, что творилось вокруг. В тот день к нему постоянно подходили люди, сотни, может быть, даже тысячи, они поздравляли, хвалили, обнимали его, кричали что-то одобрительное, фотографировали… Мог ли Джонни случайно бросить какую-то ничего не значащую фразу незнакомцу в глупой шляпе? Наверное, да... — Нет… — разочарованно выдохнул Джайро. — Я так и думал… Наша встреча длилась буквально пару секунд, было бы глупо надеяться, что ты меня запомнишь, там же было столько людей, а ты так быстро прошёл мимо, что я даже ответить не успел… Да и, честно говоря, в тот момент я был не в состоянии говорить. Прошу, только дослушай до конца! Ночью, накануне дерби, у меня внезапно разболелась грудная клетка. Я подумал, что это нерв защемило или вроде того, но кожа всё горела и горела, и когда я наконец-то включил свет, то обнаружил надпись... Джонни почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он прекрасно знал, о какой боли говорит Джайро! — В общем, как только ты сказал про шляпу, эта боль повторилась, но в разы сильнее того, что было ночью. У меня аж дыхание перехватило! Я растерялся и упустил момент. Ты ушёл, и я уже ничего не мог сделать, а буквально через пару секунд, меня нашёл отец и потом два часа читал нотации. Я попытался объяснить ему, но ничего не вышло. Он, как бы это сказать помягче, бесчувственный чурбан. Он считает, что родственные души — деструктивная хрень, которая делает людей слабыми. В девять вечера мы уже летели назад домой и я… Ну что я должен был сделать? Как только мы приземлились в Италии, я поклялся, что вернусь в Штаты и найду тебя, чего бы мне это не стоило! Я постоянно смотрел спортивные новости, в надежде узнать хоть что-то о тебе и чуть ли не прыгал от радости, когда слышал твою фамилию! Я пытался искать про тебя информацию в интернете, но не нашёл ничего, что я бы и так не знал. Я даже писал письма в ассоциацию конного спорта штата Кентукки в надежде узнать твой телефон или хотя бы адрес, но они либо не дошли, либо их сочли шуткой и попросту выкинули… Как только я приехал в Америку, то сразу купил билет на первые же скачки с твоим участием. Это прозвучит безумно, но я пытался подкараулить тебя у входа вместе с репортёрами, только ты, видимо, в тот день ушёл каким-то другим путём... Я расспрашивал про тебя всех работников ипподрома Черчилль Даунс и узнал, что ты периодически бываешь на конюшне мистера Стила. Если честно, сначала я устроился работать в Нью-Йорке, но как только узнал о конюшне, то сразу попросил перевести меня сюда. Джонни не мог поверить собственным ушам. Нет. Этого просто не может быть! Встретить своего соулмейта и даже не понять этого? — Понимаю, звучит бредово, но это правда. Окончательно я убедился, когда увидел твою подпись в журнале посещений конюшни. Смотри… — Джайро левой рукой задрал свою рубашку и Джонни увидел надпись «Классная шляпа, ковбой! Не напечёт?»  в том же самом месте, где была его собственная. Ушло секунд десять, чтобы Джостар смог признать свой собственный почерк — неровный, угловатый, с характерной завитушкой у буквы «б». Ошеломленный, он посмотрел в прекрасные зелёные глаза Джайро, пытаясь осознать произошедшее. Выходило так, что в день, когда Джонни решил ни за что не отвечать своему соулмейту, он сам же к нему и обратился. Джайро ждал его реакции, закусив нижнюю губу. Не зная, с чего начать, Джонни глубоко вдохнул, но тут же подавился собственной слюной и закашлялся.  — Ты кашляй, кашляй, — участливо посоветовал Джайро. — Это такой рефлекс, очень полезный! Когда дыхательные пути освободятся, всё пройдёт. Кстати, если кто-то подавился, стучать по спине не надо, можно только хуже сделать… Другое дело, если человек уже не дышит, а только сипит и хватается за горло — тогда уже нужен приём Геймлиха! Продолжая кашлять, Джонни гневно посмотрел на своего соулмейта. Вот сейчас ему полегчает, и кто-то из них точно перестанет дышать! — Могу тебя научить, кстати, — как ни в чём не бывало продолжил Джайро. — Встаёшь сзади, сцепляешь руки вместе в области нижней части грудины, а потом делаешь сильный толчок, вот так… Джайро показал необходимое движение на своей гитаре. — Какого хрена ты молчал? — рявкнул Джонни. — Да я пытался сказать, клянусь! — Джайро закрылся гитарой словно щитом. — Но я не знал как начать! Представь, я бы подвалил к тебе и такой: привет, я твой соулмейт! А что, если бы ты не поверил? Такую банальную фразу мог произнести любой человек! А что, если у тебя вообще нет никакой надписи! Может, я как идиот три года жил ложными надеждами?! — Да ты хоть знаешь, что ты мне сказал? — прохрипел Джонни, вытирая слёзы, выступившие от долгого натужного кашля. — “Сдохнуть решил, придурок?” Охренеть, фразочка, да? Что угодно лучше, чем это! — Да я ж случайно, от неожиданности! Я даже не понял, что это был ты, всё случилось за доли секунды! — Думать надо, прежде чем рот открывать! — O, mio Dio, я думал! — Джайро наконец-то отложил гитару в сторону. — Три года думал! Я специально носил ту самую шляпу с дерби, надеялся, что ты меня вспомнишь! — Ну ты и придурок! — Ты не лучше! — А ты… — начал было Джонни, но не успел закончить, потому что Джайро обхватил его лицо ладонями и поцеловал. Джонни показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Джайро его отпустил. — Ну вот, теперь можешь меня ударить, — сказал Джайро и криво улыбнулся. Джонни ещё ни разу не видел у него такого отчаяния на лице. — Дурак, — буркнул он, смущённо опустив голову. — Если не ударишь, я поцелую тебя ещё раз. — Это не смешно. — А я и не шучу. — Какой же ты всё-таки идиот… — Ну… Да, есть такое, — согласился Джайро. — Зато я очень смелый идиот! Фух… Аж дышать легче стало! Ты-то сам чего молчал? — Знаешь пословицу? Слово серебро, молчание — золото. — La parola è d'argento, il silenzio и d'oro, да, у нас она тоже есть. И что?   Джонни пожал плечами, стараясь избегать взгляда Джайро. — Это потому, что я мужчина? — спросил Джайро после недолгого молчания. — Нет. Ну, по началу меня это немного смутило, но сейчас всё окей. — Тогда в чём причина? — Я… Не знаю. Сначала я просто не хотел ввязываться во всю эту хрень с соулмейтами, а потом... Наверное, я боялся, что всё испорчу. Я всегда всё порчу, даже когда молчу. — М-м… Как-то неубедительно. — Ты просто плохо меня знаешь. — А ты расскажи! Джонни тяжело вздохнул. — Ну? — Джайро отложил гитару в сторону и чуть придвинулся к Джонни. — Я, это… Типа, проклят. С моими близкими постоянно происходит что-то плохое: брат погиб, родители развелись, отец обанкротился… Это из-за меня. Я грешник и должен гореть в аду. — В аду? О, mio Dio, Джонни, я уверен, что смерть твоего брата — это трагическая случайность, не более! Даже по словам того стрёмного британца ты был ни при чём. И уж тем более ты никак не мог повлиять на отношения родителей! — Не слишком ли много ужасных совпадений для одного человека? Нет, это точно неспроста! Это я виноват. И тебе тоже не стоит ждать от меня ничего хорошего…  — А что, если я скажу, что время, которое мы провели вместе, было самым счастливым в моей жизни? — Значит скоро произойдёт какая-то трагедия! Может, тебя уволят, или машина собьёт, или какой-нибудь псих прострелит тебе голову… — Ого, ты что, в гадалки записался? Надеюсь, что нет, потому что никто не умеет предсказывать будущее. Это невозможно! — Опять твои шуточки? — Кстати, о шутках! Я только что придумал ещё одну! Знаешь, чем лошадь лучше машины?  — Джайро… — Нет? — Пф-ф… Ну, и чем же? — Если ты пьян, она сама отвезёт тебя домой! Джонни рассмеялся, скорее больше от нервов, чем из-за самой шутки, но надо было отдать Джайро должное — в этот раз действительно было неплохо. — Так и думал, что тебе понравится! По правде говоря, ты единственный в этом городе, кто понимает мой юмор… — Он просто слишком европейский, а я некоторое время жил в Великобритании, вот и приобщился. — О, так у нас ещё больше общего, чем я думал! Что ещё я о тебе не знаю? Ты так долго молчал, теперь давай, рассказывай! Джонни опять вздохнул. Что ж, раз уже начал — надо довести дело до конца. — Если честно, я живу всего на Ормсби-авеню, здесь, в Луисвилле, — признался он. — И я не собирался говорить тебе о том, что мы соулмейты. Если бы ты сейчас не рассказал про свою надпись, я так бы так и молчал до самого конца… — Окей, — кивнул Джайро. — Ты что, не понимаешь? Ты бы так до конца жизни и не узнал, что у тебя есть соулмейт? — Ну… Узнал же! — Я же врал тебе! — Так я тоже врал. Надо было сразу всё тебе объяснить, а я испугался и полтора месяца ждал подходящего момента, надеялся, что ты сам вспомнишь… А ещё я заплатил Поколоко, чтобы он звонил мне домой или на работу каждый раз, когда ты появляешься на конюшне. — Что? — Ага. Видишь ли, я не настолько хороший, каким пытался казаться.  — Нет, ты хороший! Очень хороший! Самый лучший человек из всех, кого я знаю! — Это что, признание в любви? — судя по тону, Джайро явно шутил, но щёки Джонни тут же вспыхнули от смущения. Он ведь и правда любил своего соулмейта, прежде всего — за его неиссякаемый оптимизм, веру в лучшее и умение наслаждаться жизнью.  Если уж и был в этом мире человек, который мог бы разрушить проклятие, отравлявшее судьбу Джонни, то это определённо был Джайро. Либо он, либо никто. — Послушай, Джонни, — мягко произнёс Джайро. — Я не тупой и прекрасно понимаю, что у тебя целый ворох проблем: детские травмы, тяжёлая работа с постоянными головками, и куча комплексов в придачу. Но я уверен, что мне хватит сил помочь тебе справиться со всем этим дерьмом. Если, конечно, ты позволишь мне помочь. Несколько секунд Джонни молчал. Он очень боялся, что опять всё испортит и поломает Джайро всю жизнь, но тот, вроде как, был совсем не против такого исхода... Впрочем, чему тут удивляться? Джайро же самый странный человек на свете! — Только пообещай не верить тому, что говорит обо мне Дио Брандо, — наконец сказал Джонни. Ему ужасно не хотелось, чтобы Джайро узнал про тот случай, когда Джонни на карачках полз до ипподрома под гнусные издевательства Диего. — Обещаю, — кивнул Джайро. — Я бы и так не поверил, он же полный придурок! — Ага, типа… Ой, я же хотел спросить, ты когда уезжаешь? — Куда? — Домой, в Неаполь. — Э-э… Ещё не знаю, может, следующим летом, когда отпуск дадут… А что? — Вот Поко засранец! — Джонни чуть не задохнулся от возмущения. — Он сказал мне, что ты забираешь Валькирию и возвращаешься на родину! Навсегда! — Ах, вон что… — Джайро слегка смутился и потёр свою шею. — Не злись, это тоже я попросил. Хотел посмотреть на твою реакцию, расстроишься или нет… Ну, я думал, вдруг тебе вообще плевать? Зачем я тогда стараюсь... — Ох, Джайро… — Джонни со стоном откинулся на спинку дивана. Наверное, он должен был разозлиться, но вместо этого почувствовал облегчение. — Mi scusi, — Джайро сложил ладони в умоляющем жесте. — И что дальше?  — Зависит от тебя. — Опять? Боже… Я уже устал выбирать! — В смысле? — не понял Джайро. — Да так… Забей. — М-м… — Джайро опустил руки и, чуть сощурившись, склонил голову набок. — Ну, тогда давай я решу: будем жить долго и счастливо! — Вообще не смешно, — скривился Джонни. — Я серьёзно, — спокойно ответил Джайро. — По-твоему всё вот так просто? — пробормотал Джонни, изучая свои ногти. — Два солумейта встретились, влюбились, и дальше хэппи-энд? — Ну, да… — Джайро слегка замялся. — А что не так? — То, что это невозможно! Должен быть какой-то подвох. Ты должен меня возненавидеть. Сломать мне нос или выбить зубы! К тебе должна приехать твоя итальянская невеста! Или, не знаю… Твой отец узнает о моём существовании и вышибет мне мозги из дробовика! Джайро удивлённо приподнял брови, а затем расхохотался. — А я-то думал, что ты совсем не умеешь шутить! — воскликнул он. Джонни лишь нахмурился, продолжая разглядывать ногти. Он так долго нервничал, думал, планировал, ночами не спал, а Джайро просто сидит и ржёт! — Невесты у меня нет, и никогда не было, — весело ответил Джайро. — Ненавидеть я тебя уже не смогу, потому что знаю, что ты не плохой человек, а мой padre… Дробовика у него точно нет, да и вряд ли он решится на убийство из-за такой мелочи. Хотя, врать не стану, среди предков рода Цеппели были королевские палачи, нью-хо! И вообще, может это твой отец меня пристрелит. — Нет, — Джонни помотал головой. — Об этом точно не беспокойся, уж если он и захочет кого-то убить, то только меня. Они помолчали ещё немного. — И всё-таки, как тебе песня? — спросил Джайро, прерывая тишину. — Только честно! — Хорошая, мне понравилось. — Да ты гонишь? — Нет, правда, — искренне ответил Джонни, колупая ногти. — Припев вообще в голове застрял. Не шедевр, конечно, но в Европе может попасть в топ-десять. — Тогда можно собирать группу! — улыбнулся Джайро. — Только сначала скажи, не осталось ли у тебя ещё секретов? А то, кажется, у меня их намного больше! — Я тебе термос принёс, он в рюкзаке. И сувенир, фотка Секретариата подписанная Теркоттом. Она, кстати, неплохо впишется на стене. — Ого! Grazie! Больше ничего? — Да нет, вроде… — Джонни пожал плечами и внезапно для самого себя добавил. — У меня сегодня день рождения. — Что? Как?! — от удивления Джайро всплеснул руками. — Ох, Джонни… Нет, стоп, это я виноват, надо было узнать заранее! Tanti auguri, с меня причитается! Какой подарок ты хочешь? Джонни наконец-то поднял голову, посмотрел в ясные зелёные глаза своего соулмейта и улыбнулся. — Я его уже получил.