Сампо

      — С вашей подачи я скоро смогу с лёгкостью переквалифицироваться в судебно-медицинские эксперты, — заключает Павел, быстрый взгляд переведя на шагающую рядом писательницу.       На горизонте уже появляется песчаное побережье одной из сторон Острова, а вместе с ним и небольшая группа людей, не так, чтобы на большом расстоянии держащаяся от свежего трупа. Его словно бы выбросило на берег одной из сильных волн. Но вода вот уже вторые сутки совершенно спокойна. Словно чтобы уж точно никто не подумал на неё.              — Вы так говорите, — тоже повернув голову и без особых трудностей перехватив взгляд доктора, в его же отнюдь не радостном тоне отзывается Север, — будто это я убиваю людей на Острове.       — С вашим приездом событий этих стало как-то больше.       Он возмущается, на деле понимая, что она-то уж точно тут не при чём, поддерживает молву едва ли не каждого, кто проживает на этой изолированной от материка земле, припоминает, что из-за её визита со свежей новостью он приём был вынужден отложить. И при всём этом подаёт Агате руку, когда наступает время перебираться сквозь здоровые валуны, словно бы специально кем-то выложенные в длинную полосу на границе леса.       — Просто так совпало, — пожимает Агата плечами, вопреки внутренним заверениям, что она со всем может справиться сама, сжимая его протянутую ладонь. — А ещё мой переезд сюда как-то необъяснимо сошёлся с развитием туристического маршрута. Все ведь прямо-таки хлынули сюда.       Павел вместо ответа разве что качает головой. Выпускает её чуть прохладную ладонь из своей и уверенно устремляется дальше — туда, где поджидает его никуда не спешащий «пациент», рыдает на груди какого-то неизвестного парня девушка (наверняка, все они из приехавшей позавчера группы), и устало потирает глаза Тарас, прибывший не многим раньше их с Агатой.       Агата же в каких-то два шага вновь оказывается рядом с «убежавшим» вперёд Дымовым. И не просто оказывается, а тут же переводит на него взгляд, словно бы получше желая рассмотреть его лицо.       — А может, это Лариса смерти навлекает? Или Варвара, — тут же находит вторую версию писательница. — Одна туристов сюда завлекает, вторая в гостинице их размещает… А может, Потап? Он ведь помогает людям на Остров попасть. Для кого-то становится местным, карельско-островным, Хароном. Вы не находите?       — Я нахожу, что вы всех и во всём стремитесь подозревать.       — Как и все тут, — хоть и с недовольством, но всё же негромко бросает в ответ Север.       Лукаш ворчит в который раз, что слишком загостившаяся писательница вечно суёт свой нос в чужие дела, грозится привлечь её за воспрепятствование следственным действиям, а лучше — и вовсе сослать подальше от Острова без права возвращения, качает головой, когда она без лишних раздумий переступает через раскиданные ноги погибшей. Но особо усердно всё же не прогоняет.       Осмотр тела и места проходит в уже привычном режиме.       — Доктор, а что вас вообще не устраивает? — взметнув на Дымова взгляд, спрашивает вдруг Север. Она до этого словно бы вела внутренний разговор с самой же собой, а после решила вынести его наружу. — Даже если это я убийства привлекаю. Это ваша работа, — окидывает она руками пространство вокруг.       — В первую очередь моя работа — лечить людей. А не тела их описывать. Если бы мне хотелось этого, — он вслед за писательницей рассекает руками воздух, — я бы в институте другое направление выбрал.

--

      Лес Острова словно разговаривает с каждым, кто проходит по его извилистым тропинкам. Рассказывает о событиях минувших дней или даже лет. Задаёт интересующие его вопросы. О живых и о мёртвых. И совершенно не заботится о том, что люди его не понимают.       Агата окидывает взглядом шуршащие листвой деревья, будто бы заслушавшись переговорами на неведомом языке, улыбается какой-то собственной мысли и разворачивается к молча бредущему рядом Павлу.       — С чего вы вообще решили идти в доктора?       — С того же, что и вы в писательницы, — заглядывает ей в глаза Дымов. И тут же пожимает плечами: — захотелось.       — Ну, в писательницы я не сразу пошла. И попытки журналистики были, и редактором я не один год была… Как-то постепенно пришла к тому, кто я сейчас. А в медицинский просто так не приходят. Этим всем интересоваться нужно, готовиться. Скажите, я не права?       Павел куда-то в неизвестность едва слышно усмехается. Не то проницательности её, не то каким-то собственным мыслям.       — Правы, — кивает он спустя не успевшую затянуться паузу. «Как всегда правы», — добавляет уже про себя, в который раз развернувшись к Агате. — Долго готовился, не мало учился… Зачем вам это? — остановившись вдруг посредине дороги, спрашивает доктор, с серьёзностью заглядывая в глаза напротив. — Прописываете очередного персонажа в своей новой книге?       — Может быть, — как-то отстранённо улыбнувшись, пожимает плечами Север. Едва остановившись вслед за Павлом, она вновь отправляется в путь.       — Мне было лет, наверное, шесть, когда я притащил домой грязного кота, — с ходу продолжает местный лекарь, догнав не особо-то успевшую отдалиться Агату. — Думал, он был серым, а когда отмыл, оказалось, что белый. Мама ругалась, говорила, что не нужна нам в доме живность… А потом Кузька прожил у нас ещё лет пять.       — Не шибко много, — вставляет писательница.       — Он был уже не молод, когда оказался у нас. Да и жизнь его помотала, — тяжело вздыхает доктор, переступая через вырвавшийся из-под земли сосновый корень и на какой-то миг порываясь подать Агате руку. Она вот только в помощи не нуждается. — Я буквально отбил его у ребят из посёлка. Они кидали его в полные грязи лужи, закидывали всяким мусором. Смеялись. Если бы дело было сейчас, наверняка, снимали бы свои издевательства на телефон. Как вспомню… Сам тогда получил не слабо, но Кузьку у бандитов этих малолетних отобрал. Потом уже, дома, заметил, что они выкололи коту глаз. Палкой, наверное. Так у полуслепого кота началась новая жизнь. А я на полном серьёзе ветеринаром захотел стать.       — Что же не стали?       Север смотрит на него полными серьёзности глазами, и Павел вдруг ловит себя на осознании, что всё это не наиграно. Ей на самом деле интересно. Она не смеётся над ним, над его детской мечтой, возникшей так скоропалительно.       — По прошествии лет понял, что не хочу видеть, как у меня на руках умирают животные, и я никак не могу им помочь.       — Зверюшек жалко? А как же люди, которым вы не можете помочь? — не отводя глаз, спрашивает Север. — Их, получается, не жалко?       — Почему же, жалко, — почти что моментально отзывается Дымов, а уже через миг хмурится от подступившего недовольства. — Агата, я вас прошу. Не нужно выворачивать слова и делать меня каким-то монстром.       — Что вы? — с напущенной беззаботностью и всё же язвительностью, разводит руками Север. — Какой же вы монстр? Вы вон зверюшек любите. Молодец какой. Монстр здесь, на Острове, только я. У любого спросите.       Она удаляется всё дальше от Павла, оставляя его под одной из шепчущих о чём-то сосен, как будто бы переварить разговор позволяя и время на переведение духа предоставляя. Доктору хватает всего пары мгновений. В следующее он уже догоняет писательницу.       — У вас дрянной характер, Агата.       — Я давно уже считаю это комплиментом.