Сампо

      Непогода за окном не то, что бушует — прорваться желает в Агатино жилище. Не то на всё же отремонтированную (буквально уговорами и шантажом со стороны Павла) в том году крышу злится, никой даже малейшей щёлочки не имея теперь, чтобы дождевые потоки в дом запустить, не то какому-то подобию уюта завидуя — мягкому свечению лампы сквозь тряпичный абажур, аромату травяного чая, Майей принесённому как-то из дома, и не имеющим определённой темы разговорам.       Дождь хлещет в плотно закрытые окна, для верности ещё и шторами укрытые. Ветер гудит, словно злой дух из зловещих сказок, витая вокруг каждой стенки просторного дома. Кажется, что вот-вот со стороны большой земли, словно бы по воде, как на пароме, придёт ещё и гром на пару с молнией, общую картину стихии дополняя уже окончательно.       И Агате, тщательно, год за годом, взращивавшей холод в своей душе, даже в голову не приходит отправить зашедшую к ней на просмотр очередной, не так чтобы одобряемой Павлом, кинокартины Майю домой. Нет, она грозится, конечно, так поступить, но не верит самой же себе, взглядом старательно не встречаясь с Дымовой.       «Подержите Майю у себя. Я заеду за ней, как только закончу приём», — пишет Агате Павел и, не видя её, с точностью угадывает, что после прочтения она усмехается, слегка качнув головой.       «Работайте уже, доктор. Не съем я вашего ребёнка», — отправляет она в ответ. А после недолгой паузы добавляет: «Пока что».

--

      — Агата, а давай я тебя браслетики плести научу? — предлагает вдруг девчушка, смотря на хозяйку дома с надеждой и предвкушая уже и процесс обучения, и их первый результат труда.       — Давай не надо, — несогласно машет головой Север, с ужасом представляя все эти переплетения ниток друг с другом, вязания узелков, запоминания, что за чем идёт и к чему прикрепляется… — Лучше сыграем в покер. Или придумаем, как поизощрённее расправиться с назойливым журналистом из моего нового романа.       — Зачем от него избавляться? — изумлённо спрашивает Майя, замерев в нескольких шагах от своего оставленного на стуле «дорожного» рюкзака и подняв на Агату вопросительный взгляд. — Пускай живёт, — пожимает она плечиками, сжимая всё же в руке потёртую лямку. — А плести ничуточки не сложно. Вначале если только. Но совсем немного. Не переживай, я всё объясню.       И вопреки отнекиваниям знаменитой писательницы Майя забирается на цветастым покрывалом укрытый диван, вытаскивает из рюкзака несколько коробочек разноцветных и разномастных бусинок, какой-то потёртый от почти что постоянного ношения с собой блокнот, небольшую книжку и наконец несколько мотков ниток, завалившихся куда-то в самый низ её «сундука». Раскладывает всё это богатство по дивану и зовёт Агату присесть рядом. Посопротивлявшись, та всё же опускается рядом.       — Это плохая идея.       — Ничего не плохая, — машет головой девчушка, сгребая в ладошки максимальное количество припасённых мулине. — Выбери цвета. Три штуки. Так, чтобы они красиво сочетались вместе. Как тебе кажется, — советует Майя, и Север, поводив ладонью над всеми этими богатствами, словно колдовски «считав» какие-то незаметные импульсы, наконец определяется с выбором.       Не то сердце, не то подсознание советует выбрать красный, голубой и зелёный.       Девочка канцелярским зажимом крепит три пары ниток к обложке прихваченной оз дома книжки, довольно длинный кусочек подгибая на оборот, и подсаживается ближе к недоверчиво косящейся на неё писательнице.       — Смотри, начинать нужно слева. Здесь у нас красная нитка, — объясняет она, указывая пальчиком на действительно красную нить. — Значит нужно взять её, перекрестить с соседней и завязать узелок. А потом ещё один. Этой же красной нитью делаем два узелка на голубой нитке, — ловко переплетая ниточки, продолжает Дымова. — А потом на какой узелки завязываем?       Майя вспархивает взгляд на Агату, не спеша двинуться дальше, и Север немного теряется, спустя какой-то миг отчего-то совершенно нерешительно предполагая:       — На голубой? Второй голубой.       — Правильно, — расплывшись в улыбке, согласно и даже как-то приободряюще кивает своей первой ученице Майя. Она протягивает импровизированный «ткацкий станок» Агате и вновь ловит на себе её недоверчивый взгляд. — Теперь ты пробуй. Это совершенно не сложно.       И Север пробует, под чёткие указания Майи перекрещивая красную нитку с голубой, пропуская её в образовавшийся «кармашек», и наконец осторожно затягивая небольшой узелок, а следом за ним, попросив ещё одного объяснения и повторив несколько «шагов», уже и второй. Красные узелки «выстраиваются» совсем скоро в целый ряд, а после него — и ещё в один.       — Кошмар какой, — качает головой Север, перекладывая в правую сторону вторую красную нить. Она облегчённо выдыхает, надеясь, что всё её навязанное обучение на этом подошло к концу, но Майя решительно заявляет, что работу в самом её начале бросать нельзя. А в середине или ближе к концу — так вообще невозможно.       Отрицание. Торг. Принятие.       И к появлению Павла на пороге просторной комнаты, ставшей на время самой настоящей мастерской, трёхцветная фенечка оказывается уже не просто доплетена, но и украшена парой аккуратных, словно переливающихся на свету бусин, закреплённых на косичках-завязках.       — Доктор, ваша дочь надо мной издевалась!       — Надеюсь, в особо изощрённой форме? — усмехается в ответ на Агатино возмущение Павел, приветливо и как всегда с особой нежностью обнимая прибежавшую ему навстречу дочь. Она поднимает на него взгляд, и в глазах этих Дымов видит неподдельное счастье, сдобренное доброй порцией гордости.       — Ещё в какой, — кивает она, поднимаясь на ноги и устремляясь не то по направлению к гостю, не то в сторону собственной кухни, где, если хорошо поискать, обязательно найдётся чем восполнить все потраченные силы. — Целый миллион узелочков заставила меня плести. Вы представляете?       — Я просто Агату фенечку плести учила, — разводит руками Майя, переводя на папу взгляд. — И у неё очень красиво получилось. Сам посмотри.