Сампо

      У известной писательницы, с головой погружённой в написание детективного романа, а заодно и не менее детективное выяснение подробностей нового происшествия на Острове, в панах совершенно не было пункта становиться нянькой. Ни в ближайшем будущем, ни хотя бы когда-нибудь в дальнейшем. Пусть даже на чисто теоретическом уровне.       Но не сбывшиеся ожидания, как известно, — это проблемы каждого конкретного человека. Ну, не Судьбы ведь, правда?       Вот и Агате в планы свои приходится вносить коррективы.       — Я вернусь через неделю. Может, чуть позже, — считает нужным отметить Дымов, глядя Агате в глаза, наполненные коктейлем из растерянности, неуверенности, неверия в реальность и непривычно в угол забившейся язвительности, и всё никак не убирая рук с плеч прижавшей к нему всем телом дочери. — Не знаю, как всё пойдёт, затянется ли. И что с погодой будет — неизвестно.              — Пап, да всё хорошо будет, — взглянув снизу вверх заверяет Майя. Север, кивнув головой, вторит ей на свой же манер:       — Абсолютно. Насмотримся фильмов, которые вам не нравятся, не будем спать ночами, найдём парочку новых трупов на Острове… А в перерывах, так уж и быть, Майя будет делать уроки и ходить на эти ваши скучные уроки по математике и чтению.       Павел слушает её не перебивая, как можно больше пунктов из неписанного плана намереваясь услышать. А когда Агата всё же прекращает речь, спешит высказать своё недовольство, словно бы не понимая, что писательница откровенно над ним издевается. Вот только возмутиться она ему тоже не позволяет, неотрывно глядя ему в глаза и спешно, всё с теми же, присущими ей уверенностью и спокойствием, отмечает:       — Этого же вы боитесь?       — Я боюсь, что плохо подумал, когда согласился оставить Майю с вами, — стойко отзывается доктор, продолжая эту словно бы подзаряжающую друг друга дуэль взглядов.       — Что ж, ещё не поздно передумать, — разводит она руками, немалые усилия прилагая к тому, чтобы не опустить взгляд на недовольно вздохнувшую и поднявшую на неё глаза девочку. Не замечает как будто бы и дёрнувшей её за рукав руки.       — Нет, Агата, — решительно качает головой Павел, и на лице его без труда угадывается тень довольной, чуть саркастической улыбки. Такой, словно отразилась от привычной самой же Агаты. — Так просто от ответственности вы не убежите.

**

      Отбывший на какие-то очередные придуманные Министерством обязательные курсы не по повышению даже квалификации, а по обмену какими-то знаниями-опытом-наблюдениями Павел с присущей ему регулярностью созванивается с дочерью. А заодно и с Агатой, контролируя для верности их обеих. И, если честно, порой сомневаясь, кому всё же нужен больший присмотр.       Он рассказывает о событиях минувшего дня, начиная регулярно с того, что ничего интересного у не произошло. Расспрашивает о том, что нового случилось на Острове в его отсутствие, надеясь каждый раз внутренне, что никто никого не убил, не покалечил. А главное — Агата не ввязалась во всё это.       Напоследок непременно желает спокойной ночи, сквозь разделяющие километры посылая воздушные поцелуи.

--

      — Всё, давай-ка спать ложись, — забирая у девочки взятую из библиотеки книжку о местных мифах, прочитанную уже раз как бы не больше ста, заключает Север. — А то твой папа мне потом весь мозг съест, если ты не будешь высыпаться. А мне мой мозг ещё нужен. Я им романы пишу. Да и вообще давно уже обещала отдать его разумным инопланетянам.       — А где ты с ними познакомилась?       — В баре одного провинциального городка, — отмахивается Агата, не то шутя, не то как-то завуалированно говоря о какой-то реальной ситуации. — Они там разновидности земных алкогольных напитков изучали. А после всё припомнить не могли, откуда же они прилетели и где тарелку свою летающую припарковали.       — А много их было? — с любопытством спрашивает Майя, так и продолжая поджимать под себя ноги и совершенно не собираясь отправляться в царство сновидений.       — Трое. Всё, хватит мне зубы заговаривать! — словно бы опомнившись или срастив наконец, к чему девочка закидывает её всеми этими вопросами, серьёзно бросает ей в ответ писательница. Она отходит в сторону, на ближайшую из полок стеллажа откладывая потёртую от времени книжку и, обернувшись на Майю, резонно отмечает: — я не папа. Меня своей вот этой заинтересованностью с пути сбивать не нужно. Спи давай.       Агата успевает сделать каких-то пару шагов в сторону выхода из комнаты, любезно предоставленной Дымовой на то время, что она будет гостить в её доме, а после останавливается, когда вопрос девочки буквально догоняет её, словно бы схватив за плечи.       — А ты? — спрашивает девчушка, с лёгкостью закрыв тему про инопланетян, потерявшихся в реальности и алкогольных коктейлях.       — Что я?       — Ты спать ложишься? Папа говорит, что высыпаться всем нужно.       — А папа не говорит, как высыпаться, когда срок сдачи книги стремительно приближается, а она ещё толком и не готова? Как скажет — запиши для меня этот ценный совет, в долгу не останусь.

--

      Сквозь затянутое тюлем окно в комнату с любопытством заглядывает Луна, своим лёгким свечением ненавязчиво и совершенно уютно освещая помещение. Словно бы отдельно светом выделяя некоторые расставленные в нём предметы.       Дверь издаёт едва слышным скрип, приоткрываясь не в полную силу. И порог, едва ступая, переступает хозяйка дома, в этой ночной полумгле выглядя как-то совершенно по-другому. Более уютно, что ли. Совершенно по-домашнему.       У неё всего несколько мгновений уходит на то, чтобы оказаться возле кровати. Столько же — чтобы расплыться с искренней улыбке, глядя на то, как Майя, подложив ладошки под щёчку, сладко посапывает, витая в неизведанных мирах. Внутри, где-то там, где размеренно бьётся сердце, в один миг вдруг становится как-то необъяснимо приятно, словно бы тепло разливается мягкими волнами.       Агата нерешительно сжимает в ладонях край одеяла, сбившегося на одну из сторон кровати, и, помедлив, с осторожностью и заботой, которую привыкла прятать от окружающих за маской язвительности и самоважности, натягивает его на девчушку, не желая потревожить её сон и как-то непривычно для самой же себя переживая, как бы та не замёрзла.       Любой плохо знающий Агату наверняка бы решил, что писательница заболела или вовсе сходит с ума. Знающий её хорошо промолчал бы, боясь спугнуть эту необычную волну заботливости. Но сейчас вокруг и вовсе никого нет. Единственный, кто может отреагировать на все эти действия — сама Агата. Но это уже как-нибудь позже.       Куда больше времени, из мгновений сложившегося в целую бесконечность, уходит у Агаты на то, чтобы решиться на безумный, как её самой кажется поступок. Порыв, не растворившийся в неизвестности даже спустя длительные раздумья и внутренние разговоры с самой же собой.       И Агата всё же решается.       Она склоняется всё ближе к девочке. Так, что кожей чувствуется её горячее дыхания. На мгновение замирает. Чувствуя, как внутри всё замерло от неизвестности и волнения. И всё же касается пересохшими в миг губами растрёпанной макушки Майи.       Дымова сквозь сон улыбается, не то каким-то проносящимся в подсознании картинкам, не то явственно ощутимому прикосновению к её волосам. Едва заметно двигается, поудобнее располагаясь под согревающим одеялом. И Агата от этих мелких движений буквально отскакивает в сторону, словно бы боясь быть уличённой в совершенно не привычной для её старательно собранного образа нежности. Будто она железная или вовсе каменная, не способная на эмоции и проявления заботы.       От прикосновения губами не остаётся ни единого следа. Разве что в сознании самой Агаты. И в её сердце, как-то иначе бьющегося рядом с Майей.