Кинки:
Секс с использованием посторонних предметов/громкий секс.
***
Сангвей Карé двадцати четырех летний молодой человек с увлекающей его работой. Тяжкое детство, отсутствие адекватной социализации и базового понимания, что хорошо, а что плохо привели его к выполнению заказных убийств. И хоть наемным убийцей тот себя не называл, считая, что данная прерогатива звучит нелепо и не дает поводов для хвастовства, свой род деятельности обожал. В его жизни ни разу не было ярких чувств, сожаления или жалости. Психопатия не его диагноз, скорее, неправильное восприятие и не виденье альтернативы привели к тому, кем он является.***
Очередной заказ, из отличий только пометка «срочно», за дело надобно взяться в первую очередь, платят даже сверх достойно. Убийство сыночка конкурента заказчика. В их сфере ходит слушок, дескать, папаша уже умер, но вот сын может продолжить его дело, а о нем конкурентам ничего неизвестно. Они осведомлены лишь о наличии наследника, отец скрывал его от людских глаз по понятным причинам, в страхе, что ему могут навредить. Бизнес крупный, дела мутятся бесчестные, кровавые, Сангвей не удивлен и, в какой-то степени, счастлив, что именно его наняли. Его задачей было обязательно добиться возможности работать в качестве обслуживающего персонала в доме жертвы, втереться в доверие и незаметно лишить необходимого человека жизни, каким образом значения не имеет. Причиной выбора его персоны послужила безобидная внешность: светло каштановые волосы, прямое каре; стиль: цветастые свитера и ядерных оттенков штаны; мягкие черты лица и взгляд, что не выдает в нем предстоящую опасность. Выделяюще из толпы, зато не дающий повода подумать о его цели, сбивает с толку. Вариант идеально подходящий.***
Всеми правдами и неправдами, но Сангвею удалось заполучить место работы в нужном месте. Более того, к огромному везению, устроился он репетитором итальянского языка у того самого сыночка. Сангвей в совершенстве владел итальянским, посему проблем с этим возникнуть никак не должно. Персонал не раскрывал основной информации о своем начальнике, Сангвей понятия не имел жив ли тот. Но не выяснение этого было его работой, по данной причине, он и не задумывался. Ему куда интересней разузнать как можно больше о его сыночке. Сначала узнал основу: его зовут Краус Зукерро, девятнадцать лет, у него кучерявые короткостриженные волосы покрашенные в светло-синий, почти белый цвет, красные линзы, которые тот носил для красоты и странноватое, чуток детсковатое поведение; одевается официально: белая рубашка, черные подтяжки, черный галстучек, но при этом, кучка украшений в ушах, что проколоты от мочки до хрещя. Голос у Крауса низкий, гипнотизирующий, Сангвей придумывает ему побольше разговорных заданий, дабы наслушаться как можно больше. Голос Сангвея вполне обычный, ничем не примечательный, но обладая харизматичной мимикой он с лихвой все компенсировал. Тем не менее оторвать завороженного взгляда от говорящего Крауса упорно не получалось, как бы он не пытался. В голове Сангвея созрел толковый план, выстраивая дружеские отношения с Краусом он все время твердил о доверии и о том, как важно доверять тем с кем хочешь построить крепкие взаимоотношения. Краус слушал его словно приворожено, внимал каждому слову, будто вербуемый вникает в проповеди сектанта. Краус рассказывает Сангвею так непринужденно о своем сложном бытие: ему запрещалось выходить из дома даже в сад, он всегда был запрет в четырех стенах своей комнатки, усыпанной дорогими игрушками и всевозможными вещами, только изредка к нему наведывались и то, в детстве. Единственные места, что посещал Краус в своей жизни: ванная комната, что прикреплена к его основной и, соответственно, само место обитания. Но у него есть интернет и все, что Краус пожелает ему тут же покупали. Единожды, одна из нянь в глубоком детстве позволила ему выйти, после она не появлялась у него более. Рассказ о ней единственное, что заставило Крауса взгрустнуть и совсем чуточку изменится в лице. Сангвей догадывается, что в этот самый раз наследник и был замечен конкурентами, а бывшая няня, разумеется, мертва. Сангвей видит в Краусе себя, они оба не социализированы и у них чертовски отвратительные родители. Сангвей также узнает, что отец Крауса и вправду умер. Но как оказалось, в отличие от него самого, Краус действительно диагностированный психопат.***
Время проведенное с Краусом бесценно и часто. Он проживает с ними, денно практикует Крауса и, временами, срывается наматывая на палец его кудри. На подобное действие Краус улыбается широко и счастливо, озаряя светом своей улыбки, по личным ощущениям Сангвея, весь мир, наматывая его волосы в ответ. Был момент, Сангвей блестками покрывал щеки Крауса, когда они изучали новые сложные словосочетания. Краус действительно старался произнести все наиболее верно, дабы длинные и холодные пальцы Сангвея прошлись по его щекам блестками. Краус не смывал их очень долго, покамест Сангвей не попросил от них избавиться, обещая, что будет наносить яркие блестки на его щеки ежедневно за хорошие результаты. Успеваемость Крауса выросла невероятно и все только ради прикосновений этих пальцев. Мысли об этом согревали нутро Сангвея, густо краснея от помыслов, что коснуться мягких розовеньких губок Крауса – звучит как мечта. И он, определенно испытывает такую нежность впервые, удивляясь ей не слабо, с непривычки. Принимает хоть и быстро, но не без испуга. Возможность отказаться от заказа есть, но вот, несомненен факт, что если не он, то кто-нибудь другой. Остается тянуть время и рассуждать над более логичным планом, который должен сработать безотказно, сохранив священную жизнь сахарного мальчика, а Сангвей уверен, на вкус он точно что сахар.***
Краус признается Сангвею в своих любовных и страстных чувствах к нему, на итальянском, сложными и до смущения прекрасными и горячими словами. Сангвей хочет помешкаться с ответом, не давать его сразу, но ощущает, что отказать никак не сможет, выдавая все на том же итальянском слова об ответной любви. Краус светится и словно взрывается от счастья, пищит, берет Сангвея за руки и зацеловывает лицо, проговаривает, что он своим согласием сделал его самым счастливым человеком в мире. Сангвей вновь прибегаеть к своей тираде о важности доверия и находит в себе силы признаться Краусу во всем. Взгляд Крауса мгновенно потухает и Сангвей впервые видит его настолько поникшим, чему искренне пугается, он молчит на протяжении нескольких минут, опустив голову, не глядя на него. Сангвей также молчит, понимая, что юнцу нужно время, он терпеливо дожидается. Краус приходит в себя еще спустя несколько минут, осаждая тем, что просит дополнительное время обо всем поразмыслить и весь последующий день они совсем не видятся.***
Краус сам приходит к нему. Прямо в комнату. Сангвей прибывает в шоке, заикаясь спрашивая как же он тут оказался. Краус с расширенными от радости глазами и широкой улыбкой отвечает: – Я сбежал! Ради тебя, я не знал, когда ты заглянешь ко мне, amato! Поэтому, когда мне подали еду, я устремился вперед и выбежал из комнаты, меня не стали догонять, предполагаю, они отслеживаю куда я направился, но раз уж я дома с этим нет никаких проблем! Правда? Восхищенно проговаривает Краус, который ностиг своего amato в постели, предварительно запрыгнув на него сверху. Сангвей протирает глаза, не отходя от состояния изумленности. Краус непредсказуемо прекрасен и, бесспорно, Сангвей обрадован его визиту. Но не успев дать ответ, Краус перебивает: – Я же здесь не просто так, amato! Ты всегда говорил о доверии, ведь так? Свои секреты ты мне доверил, спасибо, но! Доверишь ли ты мне свое тело? Краус в который раз заставляет Сангвея ощутить сильнейшее смущение, опаляя щеки адским огнем, но сам предложивший придерживается неизменного выражения лица. – К-конечно... Вновь заикаясь соображает отповедь Сангвей с упоением наблюдая, как улыбка на лице Крауса преодолевает свои же пределы, становясь еще шире. – Отлично, amato, тогда у меня есть это... Радостно восклицает Краус, раскрывая ладонь и показывая круглое куриное яйцо. – Оно сырое... – блаженно произносит Краус, поднимая зрачки вверх и зажимая губами зубы. Сангвей смотрит на яйцо, затем на Крауса и не представляет зачем же оно нужно, чувствуя легкий испуг. – Вот и докажешь свое доверие, amato! Я засуну это яйцо внутрь тебя, а затем оттрахаю. Что скажешь? Тон Крауса приподнятый, он устремляет взор опять прямо на Сангвея и тот еле заметно вздрагивает. Чувство всепоглощающей влюбленности к Краусу присутвовало и он желал доказать подлинность испытываемого, но этот способ вводил его в состояние страха. Он не глуп, прекрасно осознает, яйцо внутри может по случайности разбиться прямо в нем и, конечно, застрять. Оно выйдет спустя время, но сам факт того, что какое-то время ему придется ходить с хрупким сырым яицом внутри вселяет в ужас. Краус смотрит, кажется, не моргая, глаз у него нервно дергается, на этом все, видно, он многое подчеркнет из его ответа. – Хорошо, innamorato, как пожелаешь... Он произнес на выдохе, так, чтобы не было слышно дрожи в голосе, пытаясь не выдать свой страх. Но он старается зря, в независимости от эмоции Сангвея ему не остановить замысел Крауса. Более того, чтобы не отобразилось на его лице, будь то слезы или дикая паника – Краус не остановится, ведь у него отсутствуют базовые навыки эмпатии. Сангвей это понимает и поэтому не в силах успокоиться от накрывших параноидальных мыслей, что боязной оторопью обволакивают с ног до головы. Краус приступает, он раздевается сначала сам, затем не медлит с одеждой Сангвея, быстро осматривает его тело, но никак не меняет выражение лица. Поддавшись вперед, Краус прислоняется к его губам своими, проводя яйцо по животу лежащего снизу. Совсем не так надеялся поцеловать Крауса Сангвей, по крайней мере, не тогда, когда внутри все охвачено предвкушением стрессовой нервозности. Он толком не может насладиться сладостью его губ. Между тем, Краус подготавливать нежно, аккуратно и постепенно не собирается, после поцелуя, что даже не являлся francese, переворачивает Сангвея животом на кровать. Он сжимает его ягодицы, щупает, изучает, руками буквально управляя телом Сангвея, пока тот лежит в оцепенение и не знает, что будет дальше и насколько удачливо все обернется. Краус поднимает его таз кверху, раздвигает ягодицы, рассматривает и трогает возле входа. – Не переживай, amato, я же не изверг! Немножечко смазки будет. Эта новость не дарит успокоения, хотя бы малейшего, особенно добавление «немножечко» вводит вглубь сильнее. Сангвей протяжно вздыхает, боязнь поселившаяся в нем не дает смириться с собственной неизведанной участью. Краус вытаскивает из кармана смазку, хихикнув, Сангвей отчетливо слышит, как она выдавливается. Непременно, после идет ощущение чего-то холодного, приближающегося ко входу в анус. Он кряхтит от безысходности, ему безо всяких прикрас, панически кошмарно, от бессилия вжимается лицом в подушку. Краус засовывает в него первое яйцо, вместе со своей рукой, отпуская предмет с коим вошел, вытащив руку и прижимаясь членом меж его ягодиц, но не входя. – Как ощущения, amato? Пытливо интересуется Краус и Сангвей задыхаясь кое-как выдавливает слова: – Мне страшно... Оно хрупкое, оно в нем глубоко, оно застряло и выйдет не сразу, а дальше не предвидеться ничего хорошего, лишь пущий хронический ужас с дополнительными нервами. Краус, судя по всему, не смог разобрать сказанное Сангвеем или не захотел. Смысла не много, Сангвей произнес свое откровение не совсем осознанно и не подумав, что роли подобное не сыграет. Краус, между тем, хмыкает и, основываясь на звуке, лезет за чем-то в карман. Взяв Сангвея за волосы, поднимает лицом от подушки, беззаботная улыбка сменилась зловещей ухмылкой истинного психопата из фильмов ужасов. Сангвей замирает, сердце начинает отстукивать с болью, громко, голова кружится, но он понимает, что должен стерпеть ради своего innamorato. Краус подносит к его взгляду еще два яйца, наклоняясь и осматривая выражение лица взором поехавшего безумца. Впрочем, недолго, бросая его в подушку снова. Сангвей чуть ли не паническую атаку ловит, вжимаясь сильнее, в попытке, может, задохнуться? Ничего не смущает Крауса, он, как и обещал, немножечко обмазал их смазкой и вставил в Сангвея, таким же методом, что и впервые. Раздвигая его ягодицы опять, вглядывается. – Маловато... Хорошо, что я взял побольше! Краус достает два дополнительных и вставив их с еще меньшим количеством смазки проверяет, дабы удостовериться, что для него не маловато. – Отлично! Восклицает, заставляя Сангвея вновь дернутся от страха, понимая несколько ощущение наполненности не оставляет в покое. Это чувство будит панический приступ, он мычит крик в подушку, к глазам подступают капли непроизвольных слез. Краус окончательно теряет рассудок и вставляет свой член в Сангвея беспощадно, резко и неожиданно. Сангвей дергается всем телом, поднимает голову и кричит, сжимая ткань несчастной простынки посильней. Отвлечься не на что, его будто током прошибло, он задыхается в крике, слезы текут ручьем, вместе с соплями. Ему и больно и страшно, а деться никуда не может. Его вдалбливают в кровать со всей дури, ничего не помогает отвлечься. Все мысли зациклены на страхе, обмане ожиданий, вот-вот хрупкое сырое яичко в нем треснет, растечется желтком и осколками, что могут поранить. Его крик никто не услышит, его громкие мольбы прекратить не дойдут до обезумевшего Крауса. Рукой обвивая его со спины, Краус крепко сдавливает грудную клетку, второй рукой начиная надрачивать Сангвею, будучи очень глубоко в нем и соприкасаясь с яицами внутри. Произведенное действие не спасает и навряд ли, Краус проделывает это в надежде успокоить его, кажись, он получает удовольствие от криков и беспомощных мольб Сангвея. Сангвею удалось кончить, но не из удовольствия, скорее от непроизвольной реакции организма. Проявив долю милосердия, Краус вышел из него, не кончив внутрь. – Благодарю, amato! Теперь я верю, что ты мне доверяешь. Еще увидимся! Произнеся напоследок и одевшись, Краус покидает комнату Сангвея, оставляя того лежать пластом, пытаясь выровнять дыхание и не сорваться в паничку, от мысли, что несколько сырых яиц продолжат прибывать в нем и это пугающее чувство наполненности останется еще надолго. Он подумывает, чтобы наврать заказчикам о том, что сыночек конкурента умственно отсталый и не способен управлять бизнесом. Убьет случайного человека, сказав, что он должен был быть приемником и попытается оставить дом проживания Крауса. Попытается. И ничего не выйдет. По одному только велению Крауса, Он тут навсегда.