-<>♥<>-
– Томми, ты знаешь правила, – шепчет ему Уилбур. – Если мы потерпим неудачу, у нас есть запасной план. Ах. Конечно. Уилбур все еще цепляется за этот план с динамитом. (Он, блять, не собирается этого делать. Он просто снова сходит с ума.) – Мы не можем проиграть, – отмахивается Фанди. – Мы с Томми говорили тоже самое на выборах, – Мрачно улыбается Уилбур, – и посмотри к чему нас это привело. – Уилл, у нас есть Клинок, – настаивает Фанди. – У нас есть снаряжение. Мы готовы ко всему! – Он жестом указывает на всех собравшихся. – Нас много! Мы экипированы! У нас есть все! Уилбур тихо фыркает, но больше не спорит. Квакити становится во главе группы, когда они направляются к возвышающимся вдалеке башням. Он словно дает предателю последнюю возможность раскрыть себя. Все молчат, только Уилбур отпускает несколько шуток о том, что это он, посмеиваясь над ответным ворчанием Квакити. (Он просто сходит с ума. Это пройдет, когда они победят.)-<>♥<>-
Они достигают границ Манбурга к заходу солнца. Первая волна солдат – небольшая группа снайперов, занявшая позицию на одной из старых сторожевых башен Эрета. Осада длится несколько часов, прежде чем Погтопии удается захватить контроль над точкой и установить несколько ракетниц на верхушке башен, чтобы открыть огонь по врагам внизу. (Враги. Менее года назад Томми сам командовал этими солдатами, и Фанди был среди них. Теперь они оба просто пытаются выловить их как змей в траве.) – ДЕРЖАТЬ ОБОРОНУ! – Бесстрастно командует Техноблейд, обрушивая свой огромный меч на вражеский щит с ужасающей силой. Его тело, как настоящий таран движется по полю боя с неоправданной скоростью, он прыгает, припадает к земле как какой-то зверь, постоянно исчезает в перламутровой вспышке телепортации. Они пробиваются через пустующие доки и заброшенное кладбище. Фанди краем глаза замечает, что здесь есть могила Туббо, словно Шлатт оплакивал своего бывшего помощника, которого считали окончательно мертвым после фестиваля… (Оплакивал ли Шлатт Фанди, когда он уходил?) У Фанди нет времени думать об этих вещах, когда его снова утягивают в кипящую битву. Все что ему остается, это пытаться выжить и стараться не думать о том, возродятся ли люди, которые умирают от его меча. Он слышит пронзительный крик Уилбура, эхом отдающийся в сердце Манбурга. Армия замирает и видит, как Лагос поднимает руки в знак капитуляции, глядя Уилбуру прямо в глаза. Своей нетренированной божественностью Фанди ощущает, что Пророк и сын Ангела ведут какой-то молчаливый диалог. (Где Шлатт?) Что-то меняется в лице Уилбура. – Опустить оружие… ОПУСТИТЬ ОРУЖИЕ! –кричит он. Квакити возмущенно вскидывается. – С какой стати… – Сейчас же, – холодно приказывает Уилбур. Погтопия опускает свои мечи и щиты. – Мы бы хотели сдаться, – медленно говорит Лагос, – потому что Шлатт идиот. И… Я должен тебе кое-что показать. Он ведет их к… к старому фургону Уилбура. Он не использовался со времен войны за независимость – Уилбур оставил работу как только вступил на должность действующего президента. Машина хранилась как пережиток прошлого, напоминание о караване из жителей Полумесяца, которым было суждено основать Л’Манбург. И сейчас внутри него есть человек. Президент Манбурга Джебидия Шлатт сидит на полу разбитого фургона, так крепко сжимая в руках полупустую бутылку виски, словно от этого зависит его жизнь.-<>♥<>-
Шлатт на самом деле не знает, как долго он сидит здесь, да и ему, честно говоря, все равно. Он ни на йоту не заботится о том, что должно произойти дальше. Он просто… устал. Так, так устал. Он так устал, и у него все болит. Он видит Уилбура. (Уилбур?) – Шлатт, что ты делаешь? – спрашивает кто-то. Шлатт растеряно оглядывается. Вау. Как много людей в блестящих… блестящих… Да. В блестящей одежде, смотрящих на него сверху вниз. – Черт возьми, это что вечеринка-сюрприз на день рождения? У них так много оружия. Он слышит разрозненный приступ смущенного смеха, эхом разносящийся по пространству фургона. – Что ты… – Уилбур наклоняет голову, его красные глаза полны замешательства. (У него всегда были красивые глаза. Блять… красавчик.) – Почему ты в моей нарколаборатории? Ммм… Наркотики. Шлатт знает, что это такое. Определенно. Он принимал так много наркотиков. Все болит. Все болит, я просто хочу, чтобы это прекратилось. Бутылка. Пей. Выпей и забудь об этом до завтра, и может быть завтра будет уже не так больно. Есть идиоты, которые спрашивают, пьет ли он. Конечно, он, блять, пьет. Это единственное, что все еще помогает. (Обезболивающие перестали действовать три недели назад.) Он позволяет алкоголю обжечь горло, игнорируя порошкообразную текстуру, оседающую на языке. (Он успел забыть, что намешал туда сухой протеин. Ха.) Протеин, потому что... потому что он не может перестать терять массу. Ему хоть как-то нужно восполнять это дерьмо, пока он не иссох до костей. Дистрофия – это весело. – Он не изменился, – выносит приговор разочарованный голос Квакити. – Это то, что ты хотел мне показать, Лагос? – Это твой лидер, Лагос? – Нет, это не мой лидер. О, да. Лагос. Точнее парень, который говорит, что он Лагос. Они, они, они… СФОКУСИРУЙСЯ ИДИОТ… они ссорились из-за… чего-то. Шлатт не хотел отдавать Лагосу пыльную книгу из своего шкафа, потому что… потому что… потому что… Ох. Ох. В последний раз в своей жизни Шлатт ясно пронимает, что происходит. Он в жопе. Им пиздец. Им всем пиздец, и они даже не подозревают об этом. Они не знают, они не знаю, они не знают… Он пытается подняться на ноги. Давай, гребаная развалюха, РАБОТАЙ! – Он пытается отжиматься? – Это немного жалко на самом деле. – Самое время для тренировки. Вы идиоты. Вы, блять, идиоты, Нам всем пиздец. У Уилбура в руках нож. О, какое счастье. Он что-то говорит Лагосу. И они просто стоят рядом друг с другом как будто все в порядке! Шлатт с трудом поднимает себя на ноги. Запрокидывает голову к потолку. Он видит знакомую фигуру, смотрящую на него через открытое вентиляционное отверстие. – Фанди? – Испуганно спрашивает Шлатт. – Что ты здесь делаешь? Убирайся отсюда, малыш. Разве ты не понимаешь, что происходит? (Разве ты этого не чувствуешь?) – Фанди, ты… – Он тычет бутылкой в бронированную грудь кицунэ. – Ты сука. Убирайся отсюда, УБИРАЙСЯ ОТСЮДА, ТЫ… ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПОЧЕМУ НИКТО НЕ ПОНИМАЕТ… По толпе прокатывается разрозненный крик, когда Шлатт ударяет разбитой бутылкой по руке Фанди. Ему все равно. Мальчик может ненавидеть его сколько хочет, если это означает, что он уберется отсюда… Кто-то вырывает бутылку из его рук. – Шлатт, ты проебал страну! – Отчаянно вскрикивает Фанди. – Все! У тебя была мечта, и я последовал за ней, но ты все испортил! Ты все испортил, ты все испортил! Шлатт чувствует, как в его горле зарождается смех. Конечно, он все испортил! Как могло быть иначе? Это в любом случае закончилось бы провалом, потому что их всех нагнули раком еще в тот момент, когда Уилбур решил пропитать своей кровью землю и назвал ее Л’Манбург… – Я думал, что ты другой, – печально шепчет Фанди. Шлатт качает головой. Я тоже, малыш, я тоже. – Да, – грубо рычит он. – Я другой. Я не такой как ты, Фанди. – Что? – Кицунэ усмехается. – Не такой как я? Шлатт жестоко улыбается. – Я мужчина. (Это забавно. Он может увидеть конкретный момент, в который разбивается сердце этого ребенка.) – Хорошо, хватит. – Острые когти Уилбура впиваются в его плечо. – Шлатт, ты готов к концу? Ты готов умереть, Шлатт? Ты? Догоняет какая-то истеричная мысль. – ОТВАЛИ! – кричит Шлатт ему в лицо. Ты, ты, ЭТО БЫЛ ТЫ, ТЫ, ЖАДНЫЙ СУКИН СЫН, ЭТО БЫЛ ТЫ… – Хватайте его! Незнакомые руки грубо хватают его за руки, заставляя упасть на колени. – Знаешь, – признается Шлатт, – если я умру, эта страна пойдет ко дну вместе со мной. Я единственный, кто знает. Я единственный, кто может это видеть, пожалуйста, пожалуйста, мы все умрем… – Нет, это не так, Шлатт. – Все могло бы быть иначе, Шлатт. – Тихо говорит Квакити. В горле Шлатта булькает предсмертный смех, придающий его словам фальшиво-певучий тон. – Все отвернулись от меня, - отстраненно предполагает он. – В трудную минуту все ушли. – Он поднимает голову к мужу. – Ты ушел. Ты, жирная задница – ты и твоя жирная задница, вы оба ушли… – ТЫ ДОВЕЛ ДО ЭТОГО! – Взвизгивает Квакити. – Я ПЫТАЛСЯ ТЕБЯ ОСТАНОВИТЬ, МЫ СОВЕРШИЛИ ОШИБКУ! Шлатт издает неприятный звук, когда чужой пистолет упирается в его горло. Он падает спиной на пустой контейнер и видит красивые темные злые глаза Квакити и… – Не убивай меня, – Шлатт слышит собственный болезненный стон. – Не убивай меня, я боюсь смерти. Пожалуйста. Пожалуйста, мы все умрем. (Я не хочу умирать.) И… о боже, Квакити кричит что-то о гребаном доме и прочем дерьме, о том, что во всем виноват Шлатт… боги, он не знает, его это даже не волнует. – Убейте его! – Кричит кто-то. Толпа вокруг них начинает скандировать. – УБЕЙ ЕГО, УБЕЙ ЕГО, УБЕЙ ЕГО… Это сливается воедино со стуком в его ушах. Отдается в рогах и черепе, пульсирует как кровь бога, питающая землю в течение 15 лет, и это… И это… … и это… Лагос трясет его за плечо. – Шлатт? Шлатт судорожно переводит взгляд на мертвый лик Бога и ничего не чувствует. Дрожащий звук проникает в его сжатые судорогой легкие. Давление в сердце нарастает с каждым мгновением, пока оно, наконец, не останавливается, останавливается, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, Я НЕ ХОЧУ…-<>♥<>-
[Джебидия Шлатт выпал из мира.]