No Rest for the Wicked

Когда последний луч солнца скрывается за горизонтом, когда гаснет последний алый отблеск в небе, — залы киркволльского музея, что посвящены истории века Драконов, наполняет тихий шелест, словно опадает старая листва. — Скучно, не так ли? — Гаррет потягивается всем телом, разминаясь, радуясь возможности снова двигаться. — Скучно? — сарказм в голосе его собеседника мог бы убивать, если был бы ядом. — Это не твои уши сегодня снова тёрли все кому не лень. — Опять трогали мои уши?.. — Это — мои уши. — Но мы ещё давным-давно выяснили, что ты — мой, — Хоук не особенно реагирует на шипение и удар острым локтем прямо в бок. Века проходят, а Фенрис всё такой же. — Так что это и мои уши тоже. Эльф ничего не отвечает, только фыркает недовольно. Впрочем, Гаррет прекрасно знает, что Фенрис фырчит лишь только для того, чтобы скрыть улыбку. Века проходят — а Фенрис остается. Днём, они два ценнейших экспоната, которых как могут стараются беречь музейные хранители. Впрочем, как справедливо заметил эльф, это не всегда выходит. Кто-то пустил слух, что если исхитриться потереть кончики острых ушей статуи из экспозиции по веку Дракона, то несчастная любовь — станет счастливой. — Даже, забавно, — Фенрис уже не брыкается — так же крепко обнимает, тычась носом в меховую опушку гарретова нагрудника. — Магия уже давно ушла из этого мира, стала настолько ничтожной, а проклятье лысого мудака всё ещё работает. — Солас, — поправляет Хоук. — Его звали Солас. — Хоть Фен…. — эльф осекается, а потом начинает тихо смеяться. Гаррет понимает, что хотел сказать Фенрис, и смеётся тоже. — Ну, так его и звали, если честно. — Хорошо, что он сдох. — Никакого почтения к богам. — Прошлое должно оставаться в прошлом. — Хм-м-м… — только и может протянуть Хоук, мягко целуя прохладный эльфийский висок. Они стоят друг напротив друга: не могут посмотреть, не могут коснутся. Они и, правда, днём каменные. Как-то с них брали пробы и сколы на статуях, оказались ранами на телах. И всё же, чтобы тогда, в финальной битве не сделал с ними Солас — назвать их живыми уже нельзя. Они не старели. Возможно, просто не успевали. — Тебе интересно посмотреть, что снаружи, м, Фенрис? — Мне… Скорее страшно, чем интересно, — они могут немного постоять у большого окна. Днём в него наверняка светит солнце и по залу, где они буквально заточены, разливается яркий свет, чуть-чуть оживляя экспозицию. — Ты снова предлагаешь уйти? — И да, и нет, — Гаррет тяжело вздыхает. — Да, мне бы хотелось выйти отсюда. И нет — этот новый дивный мир, скорее всего не для нас. Наверное, сложно будет, найти хоть какой-то заработок, когда ты каменеешь с первым солнечным лучом. Они молчат. У них было очень много таких ночей. Они переезжали вместе с экспозицией из здания в здание, из зала в зал, — вот и все их путешествия за последние столетия. У них было много разных ночей, которые дали им огромное множество разных воспоминаний, но всё же — сейчас они были всего лишь ожившей историей.