АКТ 1
- Сэр? Уён вздрогнул от удивления, вытаскивая наушник из уха. Глаза водителя встретились с его через зеркало заднего вида. - Мы на месте. Металлический бас минусовки его нового сингла гудел на фоне, смешиваясь с приглушёнными звуками уличного движения. Беглого взгляда через тонированные стёкла машины было достаточно, чтобы понять, что они припарковались у главного входа в его квартиру. Полчаса в дороге. И он отключился. С уверенностью можно сказать, что он измотан. Подъём в 5 утра ради целого дня интенсивной хореографии и репетиций сделало бы это с кем угодно. - О, - запоздало пробормотал он. - Спасибо. Уён медленно заморгал, пытаясь заставить свои ноющие мышцы двигаться, схватил сумку с сиденья рядом с ним, натянул маску на лицо и распахнул дверь. Мир снаружи был морозным - поздний ноябрьский холод с резким намёком на зиму в каждом порыве ветра и шуршанием сухих листьев на грязных тротуарах. Он натянул капюшон пониже, частично для защиты от холода, частично о любопытных глаз, которые могли бы за ним наблюдать. Папарацци были сучками, а настырные фанаты ещё хуже. Как только он подошёл к ярко освещённому входу, из здания вышел мужчина в маске, скрывающей лицо, и черной бини, низко надвинутой на лоб. Уён вежливо отступил в сторону, чтобы пропустить его. После их взгляды пересеклись. Уён резко остановился, застигнутый врасплох внезапным ошеломляющим чувством дежавю. Нервирующее ощущение, что он видел этого человека раньше. Но незнакомец просто коротко кивнул, в его глазах не было ни капли узнавания, и проскользнул мимо, продолжая путь по тёмной улице. Уён посмотрел ему вслед, наблюдая как его спина становится всё меньше и меньше, пока полностью не исчезла из виду. Где Уён видел его раньше? Почему он выглядил таким чертовски знакомым? Холодный порыв ветра оторвал его от размышлений, и он поёжился, натягивая куртку до подбородка, прежде чем повернулся обратно к главному входу. Странно. Отмахнувшись от случившегося как от не более чем результата его пятичасового сна прошлой ночью, Уён вошёл в здание и пересёк мраморный вестибюль, дойдя до лифта, ведущему на этаж его пентхауса. Когда дверь его пустой, тёмной, жуткой и пустой квартиры медленно открылась, в кармане завибрировал телефон. Он проигнорировал это, бросив свою кожаную сумку на диван, налил стакан бурбона и подошёл к впечатляющим окнам от пола до потолка. Под звёздами, в сгущающихся сумерках городской пейзаж загорелся перед ним тысячами галактик мерцающих огней. Этот вид был его любимой деталью из всей квартиры. Или, по крайней мере, так было раньше. Стоя перед огромными окнами, он обычно чувствовал себя на вершине мира, выше всех остальных. Это заставляло почувствовать себя важным человеком. Выдающийся. Знаменитым. Как будто он что-то значил. Но сейчас, смотря на тихую суету ночного города внизу, всё, что он мог видеть, — это квартиру за квартирой, окно за окном, человека за человеком, засоряющие пешеходные переходы и тротуары словно разумные стаи муравьев. А вверху — бескрайнее чёрное небо, лишь жалкая россыпь звёзд видна сквозь свет города. Сейчас… Он не мог избавиться от ощущения своей незначительности. Такой ничтожный. Просто одно лицо в одном окне одной квартиры среди множества квартир, окон и лиц. Всего на одного человека больше среди 7,9 миллиарда людей. Несколько лет назад он переехал в Нью-Йорк, чтобы продолжить свою карьеру артиста. Он любил город, культуру, людей, атмосферу. Всё было новым, увлекательным и необычным. Его карьера только начинала набирать обороты. Он знал людей, его знали люди. У него всё шло хорошо. Всё действительно было так. Но каждую ночь он возвращался в одну и ту же пустую квартиру, причём роскошную, благодаря его умеренному успеху в индустрии, но тем не менее пустую, тихую и тёмную. Скучал ли он по дому? Возможно. Он никогда не вернётся в Корею, к своей семье и своему маленькому городку, который всегда вызывал у него клаустрофобию. Ему нечего там делать, он это знал. Он не хотел возвращаться. Был ли он одинок? Да. Может быть, так оно и было. Окружён людьми, но всегда одинок. Конечно, у него были друзья. Но дружба в кругах знаменитостей обычно длится только до последнего таблоида и продолжается столь серьёзно, как и их разговоры. Бессмысленная болтовня и скромное хвастовство, соревнование в перечислении всех своих недавних успехов, даже не потрудившись выслушать ответ, только ожидание следующей очереди, чтобы сказать. Нет, это точно не было частью альянса знаменитостей. Дружба была не более чем бесплатной рекламой, сохранением лица, разжиганием сплетен. Дружба была не более чем товаром. Единственная дешёвая вещь, которую светские люди позволяли себе использовать. И ничего больше. И независимо от того, сколько времени Уён провёл в их блестящих пузырьках, изо всех сил пытаясь втиснуться в их шаблон, ему так и не удалось полностью вписаться. По сути, Уён не был таким, как они. Он не мог вместить весь свой разум, всю свою личность в одну маленькую дизайнерскую коробку. Он не мог притворяться, что ему всё равно, когда забота — это всё, на что он, казалось, был способен. Он не смог бы быть искусственным, даже если бы попытался. В его теле не было ни одной обманчивой косточки. Он просто хотел кого-то важного. Кого-то настоящего. Кого-то, кому можно было бы рассказать о своих страхах. У него их было много. Он всегда был изгоем. Всегда держался на задворках социальной элиты, никогда не ощущая себя принадлежащим к их кругу. Да… Он был одинок. Он провел всю свою жизнь в поисках успеха, но только всё больше и больше запутывался в том, как вообще выглядит успех. Он думал, что это будет слава. Он думал, что это будут деньги. Он думал, что это будет внимание, любовь и известность. Но чем более знаменитым он становился… тем меньше чувствовал, что кто-то действительно знал его. Люди знали его. Сотни тысяч людей. Они могли назвать дату дня рождения с точностью до времени, его любимое блюдо, имена родителей, симпатии и антипатии, а также группу крови. Но никто его не знал. Они не знали, о чём он думал по ночам, когда в его пентхаусе было особенно одиноко. Они не знали насколько он боялся неудачи. Они не знали, что несмотря на его успех, о котором с восторгом писали журналы, он не мог избавиться от ощущения, что ему никогда не стать кем-то великим. Он никогда не станет лучшим. Только лучшие выдерживают испытание временем. Только самых лучших помнят через сотни лет после ухода. Все остальные стареют, становятся уродливыми, превращаются в прах, как и всё остальное человечество. Все остальные сняты с пьедесталов, которые сами воздвигли для себя, с этим уродливым смирением перед старостью. Великие люди совсем другие. Они становятся бессмертными. Все остальные — просто спекуляция на временной шкале вечности. Вспышка на радаре и они исчезли. Забыты. И Уён… Уён столкнулся с ужасным выводом, что ему никогда не суждено стать великим. И если он никогда не сможет достичь величия… Для чего тогда так чертовски сильно стараться? Хотя он возможно и был в ужасе от выбранного жизненнего пути, обречённого на посредственность, он так же был в ужасе от того, что мог покинуть его. Он застрял. Было слишком много поклонников, которые рассчитывали на него, поддерживали, подталкивали вперёд. На его плечи легло слишком много ожиданий, и он пришёл к пониманию, что вряд ли хоть одно из них было его собственным. Всё, чего он хотел, — это сбежать. Всё, чего он хотел, — это чтобы всё поскорее закончилось. Шанс стать свободным. Свободным от ожиданий. Свободным от ответственности. Свободным от постоянных страхов, которые мучили его из-за того, что он забыт. Свободным от клетки жизни, которую построил для себя. В этот момент его телефон снова нетерпеливо зазвонил, заставив вздрогнуть в тишине тёмной комнаты. Благодарный за любое отвлечение от своих мыслей, Уён вытащил устройство из заднего кармана и включил экран. Он нахмурился. Ёсан. Говоря об искусственной дружбе… Кан Ёсан был одним из первых людей, с которыми Уён познакомился после переезда в Америку. Будучи двумя подающими надежды корейско-американскими артистами, они легко сблизились благодаря общему происхождению и схожим попыткам пробиться на западную музыкальную индустрию. Не потребовалось много времени, чтобы сформировалась некая дружба, неглубокая, как тарелка супа, но последовательная и надёжная. Ёсан прислал короткое сообщение. Это было приглашение пойти в клуб, скорее всего в единственный клуб, в который Ёсан когда-либо хотел пойти. Элитное место, принадлежащее известному музыкальному продюсеру, с которым у него каким-то образом были связи. Это был гламурный ночной клуб, куда заходили по списку или у кого имелись связи с вип-персонами. Богатство и блеск, хрустальные бокалы и мраморные столешницы, где знаменитости могли общаться без посторонних глаз. Уён нахмурился, прочитав сообщение. Он уже знал, как пройдёт эта ночь. Ёсан будет чувствовать вину, заставляя сопровождать его, что всегда и делал. Они приедут. Уён выпьет, может быть, два бокала, пока Ёсан будет притворяться, что слушает всё, о чём говорит Уён, но на самом деле его глаза будут блуждать по помещению в поисках кого-нибудь ещё, того, кто был выше по статусу, важнее Уёна. И скорее всего, он найдет таких. Часто в образе Пак Сонхва, модели с ногами длиной в милю и идеальными зубами. На этом моменте Ёсан бросал его на раз-два, чтобы это могло быть просто совпадением. Уён один уезжает на убере домой в свой пустой пентхаус, проглатывает небольшую дозу валиума, запивая глотком бурбона, и отключается, как только его голова касается подушки. Он знал, потому что так было всегда. Не смотря на это, Ёсан не был злонамеренным. Это было самое худшее. Он искренне считал себя хорошим другом, другом, который не позволил бы бедному одинокому Уёну провести пятничный вечер одному дома. Он считал одолжением — выставлять его напоказ в качестве привлекательного спутника на весь вечер, по крайней мере до того момента, пока его внимание не привлечёт кто-то выше по приоритету. Именно таким Уён всегда и был. Низкий приоритет. Низкий приоритет, и при этом жалостно предсказуемый. Тихо постукивая пальцами по экрану, он напечатал ответ. Он будет там через 30 минут. Жалкий. Но он не был влюблен в Ёсана. Он говорил себе это каждый раз, когда проходил через это. На самом деле всё было не так. Но он хотел его. Боже, как он хотел его. Уён не потрудился переодеться, просто сменил спортивные штаны на обтягивающие чёрные джинсы с прорезями на коленях и накрасил глаза настолько, насколько можно было сказать, что он старался. Нет, он не был влюблен в Ёсана. Но он был одиноким. И Ёсан почти заставлял почувствовать, что он желанный.***
В клубе Ёсан был изящным, взбалмошным. Он всегда был таким. Уён часто думал, что Ёсан подходит для жизни знаменитости намного больше его. Парень был завораживающим, высоким и худым, с лицом супермодели, и соответствующей осанкой. У него были пронзительные глаза и высокие скулы, волосы, которые, казалось, никогда не выпадали, и гардероб, состоящий исключительно из дизайнерских лейблов, благодаря связям его матери в индустрии моды в качестве лидирующего дизайнера. Ёсан практически создан для такого образа жизни. Всё, что он знал, — это роскошь, излишество и первокласность. Он ориентировался в элитном ночном клубе так же грациозно, как и в социальных кругах, — вступая и выходя из разговоров и обмениваясь любезностями, хотя он уже давно был навеселе. Сейчас они находились на танцполе, Уён и Ёсан. Уёну наконец удалось оторвать социальную бабочку от очередного соперничества среди элиты, вытащив его на танцпол. — Рад, что ты пришел, — Ёсан улыбнулся ему, его кошачьи глаза подведены тенями, а синие контактные линзы делали его совершенно неземным. Тонкие руки легли на бёдра Уёна, притягивая ближе. — Так скучно, когда тебя тут нет. Уён закатил глаза. — Как будто ты вообще замечаешь это, придурок. Ёсан рассмеялся над этим и наклонился, оставляя тёплый поцелуй на губах Уёна. — Я всегда замечаю тебя, детка. Он не влюблён в него, напомнил себе Уён. Он не влюблён. Но губы Ёсана были тёплыми, выпивка оставила приятное ощущение туманности, и когда Ёсан наклонился вбок, Уён сдался. Как и всегда. Это был шквал жара и рук, сильных грохочущих басов, наплыв толпы и тел вокруг них, прижимающих их ближе, ещё ближе. Даже сквозь музыку Уён разобрал гортанный стон Ёсана, когда его рука схватила за задницу и притянула к себе ничтожно близко. Язык Ёсана проскользнул в рот Уёна, а руки пролезли под широкий воротник рубашки, проходясь по обнаженной коже и вызывая дрожь по спине. Уён отстранился. Он не был уверен почему, но вдруг что-то почувствовал… Нет. Он чувствовал, что за ним наблюдали. Конечно кто-то мог это делать. Они были двумя подающими надежды знаменитостями в помещении, полном людей, так что должны были привлечь к себе немного внимания, но это… Это было совсем по-другому. Неправильно. Желудок Уёна скрутило. Может быть дело в алкоголе. Ёсан наблюдал за ним, распущенный, подвыпивший и великолепно выглядевший в тусклом освещении, он вопросительно приподнял бровь. — Кажется я сегодня немного переборщил с выпивкой, Ёсана, — пробормотал он парню на ухо сквозь грохочущую музыку. — Я в туалет. Ёсан кивнул и притянул его к себе, чтобы оставить ещё один поцелуй, грязный и жадный. — Давай быстрее. Уён проигнорировал то, как желудок ухнул вниз. Уён возвращался из туалета, протолкалкиваясь сквозь толпу людей из высшего класса, их Gucci и Prada были выставлены на всеобщее обозрение, когда они потягивали алкоголь из стеклянных бокалов и отвратительно смеялись над всем. Он почти вернулся к столику, который они заняли в углу у стены, но замер посреди моря людей. Ёсан вернулся к столику. Вполне очевидно. Но он был не один. Ёсан сидел спиной к нему, бёдра обхватили знакомое высокое тело с идеальными волосами и высокими скулами. Руки, которые почти полностью сошлись на тонкой талии Ёсана, крепко держали его, впиваясь пальцами в свободную ткань прозрачной блузки. Значит, Сонхва всё-таки сделал это. Ни один из них не заметил прихода Уёна, оба были слишком заняты облизыванием ртов друг друга. Потому что Ёсан его не любил. Это было очевидно. Уён проглотил горький привкус в горле и развернулся на каблуках, имея в вариантах два пункта назначения. Первый — бар, где он бы быстро кинул свою чёрную карту на глянцевую столешницу, а потом она сменилась бы чередой шотов, которые он выпил подряд. Может быть ему повезет, и он отключится сегодня ночью. Второй вариант это то, где он находился сейчас, — на танцполе. Ему было комфортно между извивающимися телами, глаза закрыты, а мчащиеся мысли медленно расплывались в приятный белый шум. Он поддался, позволив своему мозгу перестать думать, а движения контролировать сочетанию алкоголя и движениям тел вокруг. Его разум затуманился, не заполненный ничем, кроме тяжёлых басов, которые доходили прямо до костей, помогая отбиваться от рук, пробиравшихся к его бедрам. Так было проще всего. Просто перестать думать. Под чёрными лампами силуэт с тёмными глазами и жилистыми руками собственнически притянул его к широкой груди. Уёну потребовалось всего мгновение, чтобы ответить взаимностью. Ему сразу стало жарко, эта искра была нужна, чтобы зажечь что-то опасное в Уёне. Вспышка губ, зубов, языка и крепких рук. Уён чувствовал будто тонет, в двух шагах от незнакомца, и задыхается от безостановочной атаки на его рот. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Уён начал вдыхать глоток за глотком спёртый, пьянящий воздух клуба, изо всех сил цепляясь руками за плечи мужчины, чтобы море тел не унесло его. Но когда он изучал лицо перед собой, острые глаза и угловатые черты, едва различимые в темноте клуба, его захлестнула ошеломляющая волна дежавю. Ощущение, что он видел этого человека раньше. Но эта мысль не задержалась надолго. У него не было такой возможности. Пятна начали танцевать перед глазами Уёна, мысли кружились и кружились словно заевшая пластинка. Может быть те последние шоты всё-таки были лишними. Уён неуклюже оттолкнул тело и повернулся, чтобы протиснуться сквозь толпу. Его голова кружилась, зрение падало, когда он проталкивался мимо размытых лиц. Ему просто нужно было выбраться наружу. Ему нужен воздух. Уён только успел толкнуть заднюю дверь, оказываясь в переулке за клубом, как его зрение начало затуманиваться, становясь нечётким и искаженным по периферии, и неуклонно распространяясь. В тот момент, когда в глазах окончательно потемнело, его ноги подкосились, и он лицом к лицу столкнулся с холодным, твёрдым бетоном. Но он даже не мог заставить себя пошевелиться. Он чувствовал такую усталость. Перед тем, как он полностью потерял сознание, Уён почувствовал на себе знакомую пару рук. Он молился, чтобы это был Ёсан. Но было мучительное предчувствие, что это не так.