Никто не выжил

Она не шевелится, её даже связывать не нужно. Закостенела на пассажирском сидении, помертвела за компанию со своими никчёмными друзьями. Дыхание чуть уловимое, в ритме сердца. Сердце её сейчас тонет в боли и страхе, истекает кровью, тонет в ней и захлёбывается. Иначе — никак. Она поймёт позже, когда спадёт шок. Ему искренне жаль, что пришлось сделать всё при ней. Это ведь его девочка, пусть и повзрослевшая, но та самая девочка, которая прятала лицо у него на плече и тихонько взвизгивала, пока они смотрели вместе глупые фильмы ужасов ночь напролёт. Она смеялась под финальные титры, возмущалась, какие нелогичные все эти «последние девушки» разной степени грудастости — ну почему никто не добивает маньяка, пока есть шанс? Жалостливые дуры, да, дядя? Да, крошка, важнее всего — добить. Он протягивает руку, наощупь находит — на мокрой ночной дороге, с Рейнирой, едва спасённой от громадной ошибки нужно быть предельно острожным — её ледяную ладонь. Ласково сжимает пальцы. Рейнира медленно поворачивает голову, взгляд огромных тёмных и пустых в сумраке салона глаз равнодушно скользит по его лицу. Её белая майка забрызгана алым, на животе подсыхает отпечаток ладони Лейнора. Щенок успел ухватиться за неё напоследок, всё же оставил своё клеймо на этом хрупком, безупречном теле. Не в нём, к счастью. Случиться этому Деймон помешал, пусть и такой ценой. Не мог иначе. — Тебе нужно переодеться, — он нежно ведёт кончиками пальцев по её запястью. — Сейчас мы остановимся, на заднем сидении сумка с вещами, я захватил еду и кофе, мы едем в Драконий камень, помнишь, ты хотела… Она хмурит брови, пересохшие губы размыкаются с трогательным, похожим на звук поцелуя, хлопком. Они не сидели так близко около трёх месяцев, с тех самых пор, как Визерис объявил о помолвке дочери с Лейнором Веларионом. А теперь они рядом, на расстоянии руки, а говорят будто по телефону с разных концов континента. — Переодеться, — повторяет он с мягкой настойчивостью и касается очертаний ладони Лейнора на ткани, стараясь не кривится брезгливо. — Ты запачкалась. Она опускает взгляд, смотрит несколько поразительно долгих секунд, и вдруг резко вскидывает голову. И кричит. Деймон изумлённо охает, хватается за руль обеими руками — колёса визжат погромче Рейниры. Деймон отпихивает её локтем, грубее, чем собирался, пытается вернуть себе управление, если не ситуацией, так хоть машиной. Рейнира бешено молотит кулаками по его лицу, плечам и животу, ремень безопасности трещит, не в силах удержать её. — Принцесса, послушай, — он повышает голос, отталкивает её руки, ограждение на обочине опасно приближается к боку машины, со стороны водителя. Погибнет он — умрёт и Рейнира. Нельзя. Кто угодно. Сотни, тысячи людей, плюсом к тем семи или двенадцати, кто остался позади в коттедже. Кто угодно, кроме неё. Он бьёт по её щеке, мокрой от яростных слёз, наотмашь и Рейниру отбрасывает, скулой она врезается в стекло и замирает. Теперь она дышит хотя бы. Коротко, зло, хрипло. Рычит. Живая. Вот и славно. Он выравнивает машину и на всякий случай снижает скорость. Им некуда торопится. Мисария знает, куда он отправился, с кем он вернётся. Мисария ждёт их дома. Когда он снова косится на Рейниру, косится на свою ладонь — горит, хотя он бы и отгрыз её к чертям за то, что посмел ударить, был вынужден ударить — к горлу подкатывает кислый ком. Рейнира комкает майку на животе, повторяя своими пальцами очертания пальцев Лейонора, держит фантом его руки и больше не рычит — поскуливает, как положено не наследнице драконьего рода, а… сучке породистого щенка Велариона. Деймон прерывисто выдыхает. Ничего. Они и с этим справятся, вместе — им ничего не страшно. Он гонит от себя сиюминутное желание прижаться лбом к груди Мисарии, ощутить её ласковые пальцы в волосах, ощутить себя любимым. Ни-че-го. Рейнира полюбит его тоже. У неё нет выхода. Зато вся жизнь впереди. Она свободна. Теперь — по-настоящему.

***

Она впервые пытается сбежать, едва Деймон на мгновение отвлекается на Мисарию, допускает промах, всё же малодушно позволив себе насладиться поцелуем женщины, дождавшейся его. Женщины, что вышла его встречать. Рейнира мчится в лес, не разбирая дороги и он, изучивший эти заросли шиповника ещё вылавливая здесь же Мисарию, легко настигает её. Обхватывает поперёк груди и забрасывает на плечо. Пушинка. В детстве, у них с Деймоном любимой забавой было ловить пушинки тополей и загадывать желания. Теперь он ловит главную свою мечту. — Пусти! — она извивается, бьёт босыми стопами, цепляется ногтями в его шею. Жарко брызжет кровь. — Отпусти меня, Деймон, что ты делаешь? Я хочу… домой. — Ты дома, — он стряхивает её на крыльце, улыбается Мисарии, которая держит в руках тёплые уютные тапки. — Рейнира, слушай, слушай меня, если ты не успокоишься, мне придётся закрыть тебя в подвале, я этого совсем не хочу. Слышишь? Она смотрит на него с ужасом и неверием. Потом — смотрит на Мисарию. Узнает или очень пытается узнать. Мисария здорово изменилась, и дело тут не в короткой стрижке, не в том, что на её шее появился уродливый шрам. В её лице безмятежность, в глазах и в улыбке ни грамма оттенка безумия и ненависти к себе, ничего из того, что портило её красоту в те времена, что она беспробудно пила и торговала телом. — Всё хорошо, — она гладит Рейниру по плечу. — Я приготовлю чай с мелиссой, твоя комната — на втором этаже, вид — закачаешься, я принесла свежие цветы, у меня здесь милый садик, завтра покажу, если захочешь. Деймон говорил, ты любишь лилии? — Он убил моих друзей! — Рейнира отчаянно цепляется в её руки, вжимается в Мисарию, только бы дальше от Деймона. Дрожит. — Он их всех убил! Мисария вздыхает и обнимает её, успокаивающе похлопывает по спине, и снова улыбается Деймону: — Я знаю. Моих — тоже.

***

Она смотрит. Деймон чувствует её взгляд каждой клеткой тела. Нервы обострены до предела. Обнажены, настолько же насколько они с Мисарией. Мисария упирается ладонями в его грудь и протяжно стонет, когда он сильнее вскидывает бёдра, глубже вонзаясь в распаленное жаждущее тело. Она запрокидывает голову и он стискивает её горло. Давит сильно. Мисария хрипит его имя. Приподнимается и опускается снова, задавая быстрый, мучительно-прекрасный ритм. Рейнира смотрит. Притаилась за дверью. Пижама с Микки-Маусом, пушистые розовые тапочки на ногах и выше них — шокер на изящной щиколотке. Пульт — на цепочке на шее Мисарии — гулко хлопает по её влажной коже, мерцающей в отсветах камина золотом. Деймон рывком садится, Мисария разочарованно шипит — она почти кончила. — Прости, — рванно выдыхает он ей на ухо, сцеловывая соль под мочкой, языком ловит заполошное биение пульса у подбородка, прихватывает зубами цепочку. Его собственное сердце вот-вот проломит рёбра и покатится по полу к Рейнире. Он сминает грудь Мисарии, большим пальцем кружит по соску и смещает его левее, случайно зажимая красную кнопку пульта. Раздражённый рык Рейниры громкий даже в приглушенной оргазмом неге, громче звонкого облегчённого смеха Мисарии. Нехорошо поглядывать, девочка, нехорошо. Хорошо, что ты пришла.

***

— Твою мать! Наручники звякают о бортик раковины — Рейнира, едва не сорвав кран, подносит пораненный палец под тугую струю воды. — Ты ещё хуже, чем он! — она снова хватается за нож и острие направляет в Мисарию. Та только качает головой, даже ближе подходит, бей, мол, убивай. Мисария отрывает зубами полоску пластыря. Рейнира фыркает, позволяя заклеить тонкую ниточку пореза. — Жрать ему готовишь, убираешься, готова подставиться в любой момент, ты что, правда, думаешь, вы пара? Пара чокнутых психов! Когда папа меня найдёт, я тебя выгораживать не буду, ясно? Идиотка! Или это… как его… стокгольмский синдром? Или тебя вообще никто никогда не любил, раз ты так в него вцепилась? Внимательные тёмные глаза Мисарии лукаво блестят: — Мы готовим ему вместе, убираемся по очереди… или тебе чего-то не хватает? — Свободы! — Рейнира отталкивает её. — Я сбегу отсюда, всё равно. Убью его. — Его нельзя убить, — Мисария невольно касается шрама на шее. — Я пробовала. — Давай ещё раз попробуем? Вместе! — Рейнира обнадёжено вскидывается. — Ну ты-то чего? Ты же… без наручников, давай? Я могу заплатить… Хлопает входная дверь. И Мисария легко подталкивает Рейниру подальше от мойки. Жёнушке пора вынимать из духовки мясо. Вечером она рядом с умиротворенным Деймоном и говорит грустно, щекоча дыханием его живот: — Тебе придётся сделать это. Деймон, задремавший было, недовольно ворочается. Ей приходится сесть, чтобы заглянуть в помрачневшее лицо. — Придётся. Ты поможешь? — Она будет в ярости. — Она нас простит, — он гладит её по щеке. — к тому же, она избавится от наручников.