✬ ✭ ✮
Это чёртово солнце, эта мокрая и в некоем роде мерзкая одежда, пропахшая рыбой, отвратительна Нилу, но важно не это. Он жив, чёрт его дери. — Ш-ш-шиво-о-ой, — голос с хрипотцой и неким стеснением даже не пугает Нила, его скорее волнует то, что затылок адски саднит. Рукой он убирает с лица волосы, начавшие виться от влаги, и оглядывается кругом. Его вынесло течением на какой-то участок леса, смутно парень начал припоминать все свои неточные и даже детские познания в ориентировании. Если быть честным, Нил не заметил рядом с собой никого, кто мог бы произнести это глухое, почти гортанное нечто. Оглядевшись и чуть сощурив глаза, всё-таки увидел незнакомца. Это был парень с белой просвечивающейся кожей, с венами на длинных руках, со странным одеянием и с ореховыми глазами. — К-кто ты? — Нил стал запинаться от резко начавшегося озноба по всему телу и на секунду отвёл глаза. Когда он вновь посмотрел туда, где видел парня, тот уже заметно приблизился. Незнакомец не ответил. — Т-ты знае-ешь как отсюда-а вы-ыбрат-ться? — жутко холодно. Непонятное чувство закралось в голову Нила. — Неужт-то Горгулья? — парень напротив скривился и прищурил глаза. Эта гримаса на его лице чем-то напомнила Нилу… улыбку? И кто бы мог произнести то глухое… слово? Горгулья умеет говорить? Но почему это парень и почему его не убивают? Как Горгулья может превратиться в человека? Что будет с Нилом? Может, ещё есть шанс на спасение? А Горгулья смотрит выжидающе, с интересом и с некоторым упоением. Встав на ноги, чертовски тонкие и белые, парень приблизился к Нилу. Наблюдая за тем, как Нил всполошился, парень лишь наклонил голову в бок. В следующее мгновение Горгулья снял с себя странное одеяние, теперь Нил понял — им оказалась чешуя змеи. Без этой самой чешуи парень был полностью нагим, и Нил со стыдом отвёл взгляд. Как ни удивительно, эта чешуя хорошо держала тепло, и Нил понемногу приходил в себя, вбирая ртом морозный воздух. Был конец сентября, и до этого дня клёв был отличным, но рыбаки не могли подумать, что прекрасно начавшийся день окончится трагичной ночью с кучей смертей и потерей всего улова. — Почему? — Нил хотел выдавить из себя фразу, но получилось лишь глухое хрипение. — Ч-шитать умееш-шь? — произнес Горгулья, и Нил на мгновение увидел раздвоенный язык парня. Но страшно не было. — Читать? Книги, ты имеешь в виду читать книги? — Горгулья повернул голову вбок, прислушался к осеннему лесу; и его кожа, просвечивающая самые мелкие жилки на теле, и падающие жёлтые листья были восхитительны. Если б у Нила была возможность нарисовать этого парня, он бы сделал это. Когда же он повернул голову, вновь смотря на Нила, в его глазах были слёзы. До сей поры Нил думал: змеи плакать не умеют. Но этот…. этот змей умел. Даже слёзы, прозрачные, словно вода из целебных родников у истоков Сены, были красивы. Нил невольно встал, придерживая края змеиной чешуи, и подошёл к змею. Его касание к щеке чудовища было непроизвольным, будто не было в нём того животного страха и голоса, твердящего ему, что нужно бежать. Не было и дрожи в теле, не было, казалось, ничего. — Ребёнок реки Сены, — произнёс Нил, — зачем же ты напал на нас, — последнее не было ни вопросом, ни упрёком, но Горгулья дёрнулся от слов Нила, отстранившись от его руки. Кожа чудовища была холодной, как вода, как земля около водоёмов. Интересно, бьётся ли у него сердце. Нил чуть наклонился и прижался ухом к груди парня, слыша тихое, но явное постукивание, повторяющееся редко для человека, но нормально для змеи. Сощурив глаза, вглядываясь в лицо чудовища, Нил невольно облизнул губы. У Горгульи губы были тонкие, чуть синеватые. — Хозяин реки Сены, позволишь ли ты мне дружбу с собой? — Глаза. Большие и красивые, даже красивее листопада.✬ ✭ ✮
Книги Горгулья любил, любил коричневый и белый цвет, любил имя Тодд, которым прозвал его Нилл, любил реку, которую называл своей матерью, и любил ночь. После их встречи Нил выяснил, почему Тодд нападал на рыбаков и проплывающие мимо суда — они загрязняли реку, рушили жизни маленьких, кажется, ненужных существ. Рушили Мать Тодда. Нил не совсем понимал, как она могла быть ему матерью, но выяснил, что Секвана — богиня реки Сены — создала однажды неких существ, ничем на друг друга не похожих, но выжил только Тодд. Тодд любил сказки Ганса Христиана Андерсена. Говорил, что они грустные, что они пахнут всегда по-разному и что любовь в них ощущается непонятно и похоже на него самого. Нил не очень понимал, что он имел ввиду, но Горгулья… Горгулья не был как мальчишки из города, не был заносчивым или слишком кокетливым, не врал и не играл с чувствами. Он слушал о том, как отец Нила заставляет его работать, ловя рыбу, о том, как Нилу нравится читать книги и как он эти книги достаёт. Нечестно, но Горгулья не понимает, что такое нормы и правила, не знает, что правильно, а что считается плохим; он просто есть. Когда наступила зима, Тодд глухо сказал Нилу, что он ложится в спячку, и Нил ответил, что дождётся его.✬ ✭ ✮
Нил приходил к месту, где Тодд вырыл себе нору. Мыслей было много, и Нил начал записывать их. Они были в виде корявых стихов, но Нилу отчего-то нравилось, что он пишет о Тодде. Когда наступил май, Нил пришёл на место спячки Тодда с тремя исписанными тетрадями. Тодд сидел, скрестив ноги, в рубашке Нила и старых штанах, которые Нил откопал в ящике у отца. — Т-д-ды любиш-шь меня, — прошипел Горгулья и Нил округлил глаза от удивления. — Как ты это понял? — сейчас Нил был готов молиться даже Секване, кому угодно, лишь бы Тодд не смотрел на него. — Потому ш-ш-што я ч-шу-увствую, что любл-лю тебъя тож-ш-ше, — Нил бы отметил, что звучит это эгоистично, но, протягивая пальцы к лицу Тодда Андерсена и касаясь тонких губ чудовища, становится всё равно даже на то, что кожа у Горгульи холоднее снега, оставшегося в ложбинках, около целебных родников у истоков Сены.