Держи меня крепче

      — Нет, — категорично заявляет Сяо Чжань и для достоверности качает головой. — Я не буду этого делать.       Охотник, стоящий перед ним, — Ван Ибо, демоны Диюя тебя задери, — выразительно выгибает бровь. Молча достает из кармана сложенный вдвое лист и протягивает Сяо Чжаню. Тот не берет — и так знает, что там написано.       Вместо этого он вальяжно располагается в кресле, закидывает ногу на ногу и раскрывает книгу заклинаний. Демонстративно перелистывает страницы, и некоторое время в тишине его гостиной слышно тихое шуршание листов. Шорх-шорх-шорх — пока рука не замирает, наконец обнаружив искомое.       — Соглашение обязывает нас работать в паре, — настаивает на своем ровный и холодный голос. Сяо Чжань пробегается глазами по строчкам древнего заклинания, никак не реагируя на слова своего гостя, а тот, видя, что его совсем не воспринимают всерьез, бросает короткое: — Чжань-гэ.       Так нежно, что прошибает дрожью до самых пяток. Сяо Чжань моргает, дыша чуть глубже, потому что воздуха вдруг катастрофически не хватает, — маленькая порочная слабость, помимо нанесенных на жилистое тело рун, пред которой он, Сяо Чжань, Верховный колдун, бессилен, — и хрипло отвечает:       — Я предпочитаю работать один.       Разумеется, ему не верят.       Что Сяо Чжаня бесит больше всего в Охотниках, — не в Ван Ибо, — то, как раздражающе они настаивают на своем, отметая прочь любые альтернативы. Будто бы их великое Небо упадет в сами чертоги Диюя, если Дети Небесного царства хотя бы немного отступят от собственных планов. Иногда Сяо Чжаню хочется засунуть им в глотку их же самомнение в надежде, что поубавится спеси, и желание это очень сильное, но он знает: ничего не изменится. Только силы потратит зря и подвергнет всех своих собратьев опасности.       — Почему?       — Ступай к себе, — все так же игнорируя вопросы, просит Сяо Чжань. — Уже поздно.       (Я знаю, что ты не уйдешь)       Ван Ибо продолжает пристально на него смотреть. Да так, что, будь Сяо Чжань чуть моложе, определенно бы засмущался. Как жаль, что парочку столетий назад он полностью научился контролировать собственное тело, готовое в любой момент предать невербальными сигналами. Хотя, если честно, немного грустно: на реакцию Ван Ибо он бы посмотрел.       — Ты что, злишься?       Вопрос, заданный глухим и полным тоски голосом, настолько обескураживает, что первые удары сердца невозможно подобрать не то что ответ, но и вообще понять, о чем идет речь.       — А я должен? — лениво склонив голову к плечу, растягивает слова Сяо Чжань. В глазах Ван Ибо вспыхивают искорки потухшего огня, всего на мгновение, но и его достаточно для того, чтобы можно было поинтересоваться: — Разве ты чем-то провинился?       Они оба знают, что нет, никто не виноват (ну разве что чопорные Охотники с их дурацкими правилами) в их трехмесячной разлуке. В следующий раз, когда Ван Ибо (простите, Охотникам) приспичит забраться в самое пекло, Сяо Чжань лично отправит его в Диюй — по крайней мере, так точно будет известно, где ему искать своего вроде как парня.       — Меня не было три месяца, — поясняют ему.       Сяо Чжань кивает, соглашаясь. Ван Ибо продолжает:       — Ну и в последний раз мы расстались не очень хорошо, — на губах у Ибо появляется грустная улыбка. — Я так и не извинился.       — И ты поэтому здесь? — но когда Ибо не отвечает, все вдруг становится понятным: — Из-за соглашения. Не переживай, колдуны будут оказывать помощь. Наш народ верен своему слову, чтобы вы там себе ни думали. В этом-то и наше отличие от сяньню.       — Тогда почему ты не хочешь? — Ибо пытается сделать шаг вперед, но останавливается, натыкаясь на твердый и чуть сощуренный взгляд. Сяо Чжань знает, что он там видит: золото его сущности, отличающей их друг от друга.       — А что мне с этого? — звучит в ответ. — Я все же Верховный колдун, зачем мне в напарники Охотник? Или так Совет хочет контролировать меня?       — Сяо Чжань, — в голосе явное предупреждение.       — Так ответь мне, Охотник, — предлагает ему более мягким голосом Сяо Чжань. — Или у тебя есть личные на то причины?       Ван Ибо краснеет ушами — единственное, что он не может контролировать. И это одновременно так странно, потому что Дети Небесного царства вообще не сильно способны выражать свои чувства — уж поверьте, на своем жизненном пути он повстречал их немало; и в то же время очаровательно — сурово сведенные на переносице густые брови, упрямо поджатые губы, холодный взгляд и розоватые кончики ушей. Он похож на взъерошенного котенка, недовольного тем, что прервали сон. Милый и немного диковатый.       Сяо Чжань обожает котят.       (Особенно приручать)       На вопросы так никто и не отвечает. Они проводят в молчаливой битве взглядов еще некоторое время, и вокруг них вновь, как в первый раз и как во все разы до этого, сгущается напряжение — сладострастное, покалывающее фантомным ощущением магии самые кончики пальцев.        По телу будто бы электрический ток. Сяо Чжань ведет плечами, щурится, растягивая губы в томной улыбке: ему нравится наблюдать, как расширяются зрачки чужих глаз, как сбивается с ритма пульс и становится прерывистым дыхание — Ван Ибо никогда не умел скрывать свои чувства. По крайней мере, от него.       И сейчас, когда он смотрит на него, явно обдумывая что-то в своей голове, Сяо Чжань прекрасно знает, чего на самом деле тот хочет. Эти желания становятся все очевиднее и очевиднее, пока Ван Ибо сокращает между ними расстояние. Шаг за шагом, приближаясь все ближе и ближе, гипнотизируя своим темным, но таким обжигающим взглядом.       Сяо Чжань не выдерживает, пуская слабый поток магии, словно ветерок, обволакивающий их. А после не двигается: замирает, ожидая, что будет дальше. Знакомая волна возбуждения проходится по телу, оставляя после себя легкий след томности и жжения. Еще слабое, но готовое вспыхнуть в любой момент, оно плещется и в глазах напротив, и когда Ван Ибо склоняется над ним, опираясь руками о подлокотники кресла, появляется нестерпимое желание увидеть такое знакомое пламя страсти. Ощутить губами, руками — всем собой, чтобы любое прикосновение лишь усиливало тот обжигающий жар, наполняющий каждую клеточку его тела.       Они почти соприкасаются губами — настолько Ван Ибо оказался ближе. Аромат его тела щекочет ноздри. Сяо Чжань вдыхает смесь геля для душа, оружейной смазки и пота и понимает, что в очередной раз проиграл эту битву — ни одной мысли о работе. Он слабо выдыхает и предлагает:       — Может, потом поговорим о работе?       — Мы должны ответить Совету, — хрипло настаивает на своем Ибо, хотя язык его тела говорит обратное. Сяо Чжань видит расширенный зрачок, ловит губами горячее дыхание, чувствуя, как с каждым ударом сердца пелена вожделения затмевает разум. Он опускает глаза, натыкаясь на вензель чернеющей ангельской руны и сглатывает, едва успев расслышать: — Или ты не хочешь иметь меня в напарниках?       Демоны Диюя тебя задери, Ван Ибо, думает Сяо Чжань, потому что в голове ничего не остается, кроме «хочешь» и «иметь меня», ты издеваешься.       Его откровенно дразнят, намеренно выбирая такие провокационные слова. Сяо Чжань дергает уголком губ: что ж, это похвально, один-один, Ван Ибо, ты научился расставлять ловушки.       — Да как раз нет, Охотник, — делая акцент на обращении, отвечает Сяо Чжань. Он чуть привстает, укладывая свои руки на чужие предплечья и едва сжимая, потом проводит по ним ладонями, пуская легкие вспышки магии, и Ван Ибо вздрагивает, закусывая нижнюю губу. Видя чужую реакцию, Сяо Чжань выдыхает: — Тебя — хочу.       И когда говорит, задевает пухлые и сухие губы Ван Ибо своими. От их мягкости слетает последний предохранитель, выпуская наружу хлесткое и сильное возбуждение, и Сяо Чжань, наплевав на все, властно притягивает к себе Ван Ибо, соединяя их рты, рукой придерживая за затылок.       Ван Ибо издает какой-то тихий, неимоверно сладкий звук, похожий то ли на стон, то ли на всхлип, и толкается языком Сяо Чжаню в рот. Обводит губы, чуть прикусывает, навалившись всем своим телом, и для удобства Сяо Чжаню приходится приподнять его за бедра, чтобы усадить на свои колени.       А дальше…дальше они целуются, магия плещется вокруг них неяркими золотыми всполохами, щекоча и распаляя. Не понять где чьи руки, Сяо Чжань лишается рубашки, Ибо — своей водолазки, и все остальное больше неважно, потому что оба они сгорают в медленном и чувственном огне. Внутри все дрожит и дыхание перехватывает, когда Ван Ибо ведет ладонями по телу Сяо Чжаня: от паха, сначала лаская дорожку паховых волос, обводя пупок, затем выше — по груди, к соскам, очерчивая темные ареолы. Сяо Чжань сдается под натиском его рук и губ, впускает язык в свой рот, обхватывает за талию и дергает на себя, заставляя практически улечься.       — Чертово кресло, — прямо в поцелуй шипит Ибо, пытаясь принять удобное положение. — Пошли в кровать, — предлагает он, когда становится понятным, что у них ничего не выйдет — кресло маленькое, едва вмещает в себя Сяо Чжаня, и уж точно не выдержит двоих.       — Нет, — удерживает его Сяо Чжань, стоит им на мгновение замереть. — Где твоя сноровка, Охотник?       Ван Ибо в ответ стонет: Сяо Чжань языком очерчивает руну на его ключице, прикусывая напоследок. Одна из тех немногих вещей, которые Сяо Чжань обожает вытворять с ним, это касаться его рун, прослеживать их начало и конец, пальцами словно имитируя стеле. Всякий раз когда это происходит, Ван Ибо теряет голову, становясь податливым и послушным, отзывчивым настолько, что невозможно оторваться.       Просунув руку между их телами, Сяо Чжань кое-как нащупывает пуговицу штанов и расстегивает их. Ибо замирает, выгибаясь, стоит запустить руку внутрь и сжать его твердый член, натянуть ткань белья на чувствительную голову и почувствовать ладонью, насколько она мокрая от выступившей смазки.       Он толкается Сяо Чжаню в руку, насколько может — рвано, больше подрагивая и тяжело дыша, вновь соединяя их рты. Сяо Чжань подбрасывает бедра вверх, свободной рукой направляет Ибо так, чтобы трение между их телами приносило обоюдное удовольствие. Жарко, кресло жутко неудобное, поскрипывает при особо сильных движениях, член больно впивается в шов его штанов, но это так сладко, так хорошо, что и делать больше ничего не нужно — они оба уже близко.       Горячая, бархатная головка вжималась в ладонь, Сяо Чжань гладил ее, сжимал в кулаке, жалея, что не видит, как она исчезает в нем, оставляя на пальцах капли смазки. Ему всегда нравится смотреть, как гармонично и правильно это выглядит. А еще после, когда останется самую малость до конца, ее можно вобрать в рот, облизать, припустив зубы — так Ибо кончит пару мгновений спустя, стоит сделать пару движений рукой.       Диюйские демоны, мелькает мысль в голове, и почему он не послушал его, ведь мог сейчас бы…       Он кончает первым, не выдержав потока собственных мыслей. Только лишь от едва пробужденных фантазий, от плавного трения чужой промежности о свою, от поцелуя, глубокого и полного чувственности, от хриплого и такого восхитительного «Чжань-гэ», произнесенного на ухо, от собственных ощущений, едва удерживающих на грани. Хватает всего этого с лихвой, чтобы Сяо Чжань, запрокинув голову, выгнулся, подбросил бедра навстречу и сжал в кулаке чужой член, в последний раз надрачивая ствол.       Ван Ибо кончает где-то между ним и их полным нежности поцелуем, вжимаясь всем телом в Сяо Чжаня и оставляя укус-метку у него на шее.       О том, зачем на самом деле приходил Ван Ибо, они не вспоминают еще несколько дней, предпочитая не вылезать из постели.