Держи меня крепче

      — Ты как?       Сынен бодает его плечом, несильно, его голос обеспокоенный, взгляд — полон тревоги. Ибо пожимает плечами и вздыхает:       — Нормально.       — Я думал, что тебя накажут.       Я тоже, он мысленно соглашается с другом, и был готов.       Только вот вместо ожидаемого наказания выходит совсем другое: Глава, узнав, что Ибо все-таки нарушил его приказ, — Охотник Тао, вот почему ты не мог прийти на пару минут раньше, тогда-то от тебя и правда была бы польза! — сначала долго с ним беседует (на самом деле нет, проходит меньше часа), пытаясь выискать корень проблемы — знаю, что тяжело возвращаться на путь истинный, мальчик мой, но ты должен — внутри тебя огонь, который не должен погаснуть. Ван Ибо согласно кивает, повторяет заученные слова Кодекса, и под ребрами жжется, неимоверно жжется правда, отчеканенная вензелями на коже. А после, когда разговор заканчивается, Глава кладет руку ему на плечо и говорит:       — Тебе разрешены миссии первого ранга, — Ибо едва удается сохранить равнодушную маску на лице. — Напарником будет Охотница Бай, надеюсь, мне не нужно объяснить причину.       Ибо кивает.       Они прощаются.       Сынен и Бай Лу поджидают его возле комнаты. Молча пройдя внутрь, Ибо стаскивает ботинки, плюхается на кровать, глядя на разлитые реки трещин на потолке. Сынен знакомо плюхается рядом, Бай Лу подтаскивает кресло, спрашивая:       — Но это же хорошо?       — Я бы так не сказал, — немного подумав, отвечает Ибо. Голова пуста, все его естество желает оказаться в другом месте — там, где больше часа назад (а, кажется, что вечность) он оставил свое сердце.       Отчасти, в том, что ему разрешено покидать Дом, есть свой плюс — можно встречаться с колдуньей Ян на нейтральной территории, а не бояться, что кто-то может подслушать их разговор или (что еще хуже) раскрыть ее личность. Но, с другой стороны, самый главный минус — за ним по-прежнему следят. А это значит, что со встречами могут быть проблемы.       — Согласен, — недовольный тон Сынена невольно заставляет Ибо дернуть уголком губ. — Первый ранг — это отстой полный, хуже только перебирать с Охотницей Чжао ее бумажки в библиотеке.       — Эй! — возмущаясь, пихает его Бай Лу. — Он должен быть благодарен.       (Прекрати, прекрати, прекрати)       Сынен поднимается, его пристальный взгляд сканирует Бай Лу несколько секунд, после чего он, проиграв эту маленькую битву, удрученно замечает:       — И все равно работать посыльным — отстой.       — Хочешь, чтобы я попросился в камеру?       — Я не готов ночевать на холодном полу и голодать, — обиженно аргументирует Сынен. — Прости, бро, но я за комфорт.       Ибо неоднозначно ведет плечом. Хотел бы он быть как Сынен или Охотница Бай, чтобы можно было переключаться на что-то привычное и знакомое, — и возможность выходить на улицу в этом отлично поможет, — но он тот, кто есть — с мыслями, ворохом неоднозначных и сильных чувств, с полным непониманием, что делать дальше.       (Наглая ложь)       Вечером он впервые за несколько дней изоляции получает письмо. Свиток мелькает огненной вспышкой прямо перед глазами, когда Ибо возвращается из душа. Отбросив полотенце, которым сушил голову, в сторону, Ибо едва успевает поймать догорающий клочок бумаги и прочесть выведенные красивым почерком слова.       — Вот как, — ухмыльнувшись, он бросает взгляд на окно, по стеклу которого бьют ветви растущей прямо возле самой стены сливы. — И как же мне это сделать, госпожа Ян?              

• ────── ✾────── •

                    Отблагодаришь потом       Вернешь посылку завтра       

• ────── ✾────── •

             Парнишка, которого Ибо встречает на улице, прямо в нескольких метрах от Дома, играется с доской. Но не просто доской, — тогда бы Ибо подумал, что это один из сумасшедших примитивных, иногда забредающих на находящийся за чертой города пустырь, — а, скорее всего, какой-то необычной штукой.       Странный, думает Ибо, проходя мимо, понимая, что действительно видел такую доску и правда только у примитивных. Широкая, с приподнятыми вверх краями и приделанными к днищу колесиками, она громко стучала об асфальт, когда парнишка наступал на нее ногами и пытался одновременно подпрыгнуть.       — Эй, Охотник!       Ван Ибо останавливается. Хмурится, кидая на незнакомца взгляд, и тот, подхватив свою странную доску, подходит ближе. При ходьбе его длинная и широкая футболка развевается на ветру, как корабельный парус, руна ясновидения наконец срабатывает как нужно, стоит ему остановиться на расстоянии полушага.       — А вы и правда ничего, кроме себя, не видите, — досадливо тянет цзянши. Его бледные губы растягиваются в приветливой улыбке, но глаза, как видит Ибо, остаются холодными и равнодушными. — Я за посылкой.       Первым порывом Ибо было вытащить клинок и сразу же перерезать этому диюйеву сыну глотку. Вторым — пройти мимо, сделав вид, что никого не замечает. Третий, пришедший ему в голову вариант, нравится меньше всего, но, кроме как последовать ему, у Ван Ибо нет иного выбора.       — Кто ты?       — Разве мое имя тебе что-то скажет? — прищурившись, спрашивает у него цзянши. Ибо щурится в ответ, и в его взгляде тоже полно льда и стали. Только вот они нисколько не смущают существо перед ним. Тот, хмыкнув, добавляет: — Я от колдуньи Ян.       — Не знаю, кто это.       — Ты не умеешь врать, — не отступает цзянши. — Так что не пытайся.       И что ты мне сделаешь, сжимая в кармане стеле, думает Ибо, вскидывая в наигранном удивлении брови. Стеле теплое, дергается от бурлящего огня, пронзающего Ван Ибо каждую клеточку. Битва, битва, Охотник, так сладка и желанна, давай надерем ему задницу?       Последние мысли проносятся в голове голосом Сынена, Ибо ощущает, как от нетерпения чешутся руки и как то темное, страшное, охватившее тело еще в тюремных подземельях, прорывается наружу, искушая.       Цзянши склоняет голову к плечу. Прядь волос падает ему на лицо, скрывая, и сквозь них видно лишь красные угольки его истиной сущности — он пробует воздействие.       Жаль, что это не поможет.       (Как хорошо, что это дает повод)       Схватка выходит короткой: цзянши быстр, использует в качестве дополнительной помощи свою доску, сначала швыряя ее в Ибо, затем, подхватив, когда Ибо едва не задевает его клинком, как щит. Звон металла о металл звучит музыкой, Ибо полон азарта схватки, адреналин бьет по ушам и пульсирует в крови — как же давно ему этого не хватало.       — Так ты назовешь имя? — пару минут спустя, когда цзянши, выдохнувшись, оказывается прижатым к асфальту, и клинок, горящий праведным светом, упирается ему прямо под подбородок. — Или мне убить тебя, а вашему лидеру сказать, что это была самозащита?       Цзянши дергается, пытаясь сбросить с себя Ибо. Его глаза снова подсвечены красным, как тлеющие угольки в камине Сяо Чжаня, который тот любил разжигать в особо холодные дни. Ибо видит острые клыки, его противник шипит, на шее выступают первые ожоговые пятна, делая кожу безобразной.       — Ибо.       Голос, такой знакомый голос заставляет его застыть камнем и неверяще поднять голову. Сяо Чжань, стоящий прямо в нескольких шагах от них, грустно улыбается и все так же твердо повторяет:       — Ибо, — а после просит: — Отпусти его. У меня не так много времени, чтобы все тебе объяснить.       — Да, — хрипло выговаривает он, убирая клинок. Затем отходит, давая цзянши возможность подняться. — Ты просто обязан.