Держи меня крепче

      Сяо Чжань понял, что особенный, лет в пять. Невозможно не понять, когда собственная мать, пусть и смотрит на тебя с любовью и обожанием, но все равно относится настороженно, а ночами, думая, что он не слышит, плачет.       — Прости, — шепчет он, прижимаясь всем собой к ее боку. — Мне так жаль, ма, что тебе из-за меня больно.       — Глупый, — она целует его в макушку, голос немного дрожит. Ее теплые руки дарят покой и чувство безопасности. — Как мне может быть больно? Давай спать, утром приготовлю твои любимые лепешки.       Или виной всему его сущность, а не наблюдательность — кто в таком возрасте способен что-то различить? Только вот не зря говорят, что самые честные это не сечжи, обитающие далеко-далеко в горах, почти за облаками, а самые что ни на есть обычные дети. Особенно дети, в жилах которых текут реки Диюя.       О нем Сяо Чжань узнает чуть позже — где-то года через два, когда на деревню, на окраине которой они жили, сначала обрушиваются ливневые дожди, затем небо сыплет льдом, убивая урожай. Потом огненной стеной приходят пожары, лишая последнего, и начинается голод.       — В семь лет я остался один, — горло сдавливает от рвущихся воспоминаний, из-за чего голос хрипит. Сяо Чжань откровенничает, пока Ян Ми занята готовкой лечебного отвара, а Ван Ибо, все это время находящийся рядом, наблюдает и за ней, и за ним. Кашлянув, он продолжает: — Мы с мамой жили отдельно ото всех — из-за меня, разумеется, — и когда в деревню пришла беда, ее жители не нашли ничего лучше, кроме как обвинить ребенка с «проклятыми» глазами. В одну ночь они подожгли наш дом, нас спас учитель, и мы ушли с ним — нам больше негде было жить, а оставаться в этой деревне среди тех, кто хотел тебя убить… Мама умерла где-то пару недель спустя, так и не отправившись от последствий пожара.       Сяо Чжань замолкает. Оказывается, это было так давно, что он уже и не ощущает ничего, кроме равнодушия. За годы этот эпизод стерся, притупился, оставив после себя только размытую картинку родного лица и грустную, но очень теплую улыбку. Наверное, с этим сталкивается каждый из представителей его народа.       Ян Ми продолжает хозяйничать у него на кухне. Стучит, гремит, размешивая в ступе нужные травы. Конечно, любой уважающий себя колдун предпочитает использовать собственные силы для лечения, но Сяо Чжань не в их числе, предпочитая этот метод за редким исключением. Потому что аромат сушеных трав напоминает о доме, о той беззаботной жизни с учителем и матерью, когда можно было часами слушать сказки из большой книжки, работать в огороде, помогая по дому, а после бегать по полю, пытаясь поймать бабочку или же просто ветер, приносящий запах моря. Он чувствовался на языке, на коже, в волосах — в нем самом, таком беззаботно счастливом.       — А учитель? — голос Ибо разбивает на осколки картинки прошлого. — Или он после оставил тебя?       — Нет, — Сяо Чжань моргает. — Он стал мне вторым родителем, обучил всему, что знал, помог принять себя и свою сущность. Я обязан ему всем.       Ибо неотрывно глядит на него. С тоской, с безграничной любовью, которую, судя по всему, и сам не осознает, поэтому и не пытается скрыть; с доверием, которое для Сяо Чжаня дороже, чем все деньги двух миров. Он нерешительно кусает губы, и Сяо Чжань приглашающе похлопывает рядом с собой.       — Где он сейчас? — укладываясь рядом на соседнюю подушку, спрашивает Ибо. И взгляд у него такой открытый, честный-честный, что Сяо Чжаню хочется спрятаться под одеяло, как в детстве, когда лил беспробудный дождь и гневалось небо.       Что ты делаешь со мной, дитя, что ты уже сделал со мной, вздыхает он, как мне быть, когда ты уйдешь?       Не услышав от него ответ, Ван Ибо тяжело вздыхает. Сяо Чжань протягивает руку и поглаживает по предплечью, всего на секунду прикрывая глаза и слушая, как он дышит. Этот звук успокаивает расшатанные воспоминаниями нервы, так что, когда Ян Ми ставит перед ним лекарство, он уже спокойным голосом говорит: «Спасибо». Колдунья, кивнув, уходит, и они остаются одни.       Лекарство горькое, вяжет рот — совсем как у мамы. Сердце от этих мыслей бьется ровно и тихо, будто боясь потревожить чужой покой.       — Что мы теперь будем делать? — Ибо приподнимается на локтях, кровать скрипит под тяжестью их тел. — Сдадимся?       — Как вариант, — соглашается с ним Сяо Чжань. — Нам нужно попасть на ближайшее заседание Совета, где соберутся все главы Альянса. Цзян Янь будет там, он не пропустит возможность окончательно убедить народы Нижнего мира собраться на Суд.       — Почему ты думаешь, что он состоится?       Ибо хмурится. Сяо Чжань разглаживает пальцем морщинку между его бровей, ведет им дальше, очерчивая изгиб одной. Уголок рта Ибо дергается, словно тот пытается сдержать улыбку. Весьма провально, потому что, когда Ибо укоризненно щурится, она все равно озаряет его лицо.       — Я пытаюсь быть серьезным!       — Знаю.       — И почему мешаешь?       — Кто? Я? — притворно удивляется Сяо Чжань. — Тебе кажется, Ибо, я внимательно тебя слушаю.       — Так что насчет суда? — Ибо настойчив, и это одна из его черт, которые так нравятся Сяо Чжаню.       — Суд не отменят. То, что я сбежал, не меняет его плана.       — И поэтому нас не ищут? — когда Сяо Чжань кивает, Ибо садится и задумчиво чешет нос. — Но если мы появимся на Совете, то можем угодить в ловушку — ты все же нужен ему, чтобы провести ритуал.       — Заседание Совета наш единственный шанс предотвратить катастрофу. Цзян Янь вряд ли ожидает увидеть нас там.       Он успевает сделать еще один глоток отвара, прежде чем Ибо замечает:       — Альянс сейчас как куча сухих веток: брось в них маленькую искорку, и пожара не миновать.       — Именно, — соглашается с ним Сяо Чжань и добавляет, сделав тон чуть ниже: — Главное, чтобы ветер правильно дул.       Ван Ибо смотрит на него еще недолго, будто в голову залезть пытается. Сяо Чжаню хочется сказать: «Ты и так уже внутри меня, во мне, заполнил даже дыру в груди — куда еще дальше?», вздыхает — в который раз за короткое время, ерзает, явно пытаясь устроиться поудобнее, и в конечном итоге заключает:       — Тогда нам стоит готовится, — и взгляд его становится серьезным.       Сяо Чжань опять испытывает дикое желание разгладить морщинку. Ван Ибо, словно уловив его мысли, быстро ловит его руку и прижимается губами к запястью. Тепло от этого нежного поцелуя разносится по всему телу и отзывается в сердце.       Странно, думает он, почему ты не спросишь меня — спроси меня, Ибо, - я так много хочу тебе рассказать, поделиться, чтобы ты тоже почувствовал вместе со мной, как ветер приносит знакомый аромат моря, услышал, как он шепчет знакомые песни, и увидел, как первый рассветный луч рассекает горизонт.       Но вместо этого Ван Ибо молчит. Словно воды в рот набрал, просто сидит и молча смотрит на него, прожигая насквозь своими красивыми глазами феникса. Изредка Сяо Чжаня посещают мысли, что весь Ван Ибо напоминает ему хищную птицу, зорко следящую за своей добычей. Кажется, одного старого колдуна он уже поймал в свой капкан острых лап.       Его немного настораживает такое. Обычно Ибо никогда так не поступает: если его что-то интересует, даже какая-нибудь незначительная мелочь в его, Сяо Чжаня, колдовском мире, он не отстает со своими вопросами, и тогда их разговор затягивается на часы восхищенных охов-вздохов и недоверчивым «Не может такого быть! Может, мне стоит проверит информацию в библиотеке Дома?». В такие моменты Сяо Чжань понимает, что ничего важнее, чем этот опрос-разговор, для него нет.       А сейчас они даже не обсуждают толком отравление, хотя Ибо хочет — видно по его глазам, мимике лица. Сяо Чжань успевает только сказать, что противоядие есть, но у них еще недостаточно ингредиентов, так что придется подождать. Ван Ибо на это пожимает плечами.       — Хорошо, — говорит он, пряча взгляд. — Я понял. Чей это дом? — в конце концов переводит тему, осматриваясь по сторонам.       — Сюй Кая, — просто отвечает Сяо Чжань. — Точнее, он принадлежит его клану и используется не так часто. Не беспокойся, — успокаивающе заканчивает. — Нас здесь никто не найдет: дом записан на одного примитивного, Сюй Кай умеет запутывать следы, если это нужно.       — Хорошо, — опять знакомо равнодушно повторяет Ибо. Сяо Чжаню не нравится его тон.       После он, конечно, оттаивает, вновь становясь рядом с Сяо Чжанем тем самым подростком, у которого в голове не вековые постулаты и Кодекс, а ветер, ласковый и теплый, качающий на волнах прекрасного, как утренний рассвет, чувства.       — Чжань-гэ, — зовут его тихо-тихо. Подняв глаза, он ловит тревогу в чужих глазах и нежно, успокаивающе улыбается. Ван Ибо дарит ему точно такую же улыбку, и головная боль, вернувшаяся буквально секунды назад от мрачных мыслей, немного притупляется.       — Этот яд называется Колдовские слезы. Обычно его используют в некромантии для подавления колдовских сил и меток, чтобы «хозяин» мог получить контроль на разумом, телом и магией, — все же начинает объяснения. Может, если он выговорится, ему самому станет легче. А может, и нет, но так, по крайней мере, не будет давящего на грудь чувства. — Ты знаешь методы Судей — запрещенное для них совсем не препятствие, чтобы добиться правды. Для этого они пойдут на все. Даже добудут Колдовские слезы, противоядие от которого очень сложно приготовить.       — Сколько она тебе дала? — одними губами шепчет Ибо, бледнея.       — Не знаю, — и это абсолютная правда: пока он блуждал между реальностью и иллюзорным миром, навеянным дурманом отравы, прошло достаточно времени, чтобы вылить ему приличную дозу. — Но, судя по ощущениям, не меньше стандартного флакона для зелий — достаточно для того, чтобы лишить меня магических сил на несколько месяцев.       Пораженный вздох срывается с губ Ибо. Его лицо, словно восковая маска, и чтобы хоть как-то получить от него какую-нибудь реакцию нужно развести костер. Только вот незадача: он вряд ли сейчас способен даже создать искру — что уж говорить о полноценном пламени. Сейчас он безобиднее Орешек, позабывшей свою истинную сущность.       — Но Судья забыла, кто я такой, — ободряюще говорит Сяо Чжань после небольшого молчания. — Я — Верховный колдун, один из самых сильных и опасных существ в Нижнем мире. В моих жилах течет кровь одного из древнейших обитателей Диюя, моя мать обладала виденьем — что мне какие-то Колдовские слезы?       — Ты же колдовал, — обескураженно заявляет ему Ибо.       — Да, магия не ушла полностью, — и тихий шепот раздается в мимолетной тишине. — Ибо, посмотри на меня.       И когда Ван Ибо выполняет его просьбу, маска наконец слетает с его лица, делая его вновь живым и таким знакомым. Мягкая и счастливая улыбка озаряет его, на щеках появляются небольшие ямочки, а во взгляде, который Сяо Чжань ловит в ответ, отражается яркое золото чужой души. И имя ей — колдовская метка.              

• ────── ✾────── •

             К вечеру, немного отдохнув и набравшись Сил, Сяо Чжань идет проверить Сынена.       — Почему он не просыпается?       Ибо стоит в дверях, сложив руки на груди, взгляд его обеспокоенно мечется от Сяо Чжаня к лежащему на диване другу. Сяо Чжань заканчивает осматривать его энергетические каналы и только потом отвечает:       — Нужно время.       — Мы здесь уже два дня, — напоминает он. — Разве заклятие не должно было прекратить действовать?       — Может ему нужно что-то вроде поцелуя? — предполагает Сюй Кай, стоящий у Ибо за спиной. Так и не дождавшись, когда ему освободят проход, он слегка отпихивает того в сторону. Оказавшись возле дивана, цзянши придирчиво оглядывает спящего Охотника. — Ну что-то вроде поцелуя настоящей любви? Как в примитивных сказках, я читал парочку — удивительно романтическая вещь, к слову. У него есть подружка? — Ибо скептически фыркает, на что Сюй Кай продолжает: — Или дружок? Может, парень, м? — а потом пораженно застывает, глядя на Ибо во все глаза. — Может, это ты его должен разбудить поцелуем, как настоящий бро? Точно тебе говорю, Чжань-Чжань, все дело в твоем Охотнике! Поцелуй истинной дружбы тоже может сработать! Проверим?       От его трескотни — по-другому и не назовешь быструю и сбивчивую речь, — у Сяо Чжаня легко покалывает виски. Вздохнув, он качает головой.       — Глупости, — и, обращаясь к Ибо, добавляет: — Обычно заклинания воли не требуют постороннего вмешательства и проходят сами по себе через два-три дня после воздействия. Но здесь же все иначе: Цзян Янь взял под контроль не только его разум, но и энергетические потоки. Боюсь, что вмешательство извне может только навредить. Ян Ми разбудит его с помощью своей метки, если к утру он не очнется.       На лице Ибо выступают желваки.       — А если и у нее не получится?       — Голосую за поцелуй, — вновь влезает Сюй Кай. — Разбудишь своего дружка поцелуем, и все закончится. Если стесняешься, мы с Чжань-Чжанем уйдем.       — Сюй Кай, — когда тот умолкает и закатывает глаза, Сяо Чжань встает. — Ибо, — говорит он, — я обещаю, что найду способ разбудить его.       И лишь подойдя ближе, Ван Ибо, обнимая его, отвечает.       — Я верю тебе, Чжань-гэ, — и голос дрожит от переполняющих его эмоций. — И больше никому.