• ────── ✾────── •
Вообще-то в иной ситуации, они могли бы, конечно, воспользоваться способностями колдунов, но любое проявление магии в Городе Стекла фиксируется и анализируется специальным подразделением Охотников, и те вряд ли окажут им радушный прием. Отстой, думает Ибо, и отчего-то мысль эта звучит в его голове голосом Сынена. Нормальным, живым и полным эмоций голосом, а не той пародией, что они все сейчас слышат. Сынен вообще на себя не похож. Стоит не как обычно ссутулившись, а с ровной спиной и чуть вздернув подбородок, руки по швам, на лице какое-то глуповатое выражение. Бесцветный голос глушится дождем, долетают только обрывки фраз. Впрочем, по ним тоже можно понять, о чем идет речь. Ему зачем-то нужно внутрь. Караульные отвечают категоричным отказом, советуют уйти, чтобы не создавать проблем, но Сынен их не слышит, все намереваясь прорваться сквозь этот живой барьер. Повторяет и повторяет: «Прошу прощения, дайте пройти», как заведенная кукла. Как неживой, догадывается Ибо и тут же ужасается, сглатывая. Быстро переводит взгляд на колдунью Ян, будто она может опровергнуть или (что еще хуже) подтвердить эту страшную мысль. Глаза колдуньи Ян прикрыты, лоб нахмурен, словно ей сложно использовать свою метку. Она поджимает губы, вновь бормоча себе под нос какие-то слова, а после, когда Ибо слышит шаги, четкие и ровные, приближающиеся к их укрытию, вытягивает руку вперед, сжимает кулак и с силой тянет на себя. Это не похоже на обычное колдовство — нет ни потока, ни остаточного следа после заклинания. Что это было? Она как будто потянула за невидимую нить, подзывая к себе марионетку. Ибо никогда еще такого не видел. Шаги все приближаются. Слышно шлеп-шлеп по лужам, неспешное, почти ленивое — вот как обычно всегда прогуливается Сынен, если ничем не занят. — Если мы не хотим попасться, нам пора, — говорит он, разворачиваясь. — Я ему, конечно, верю, но лучше перестраховаться. — Смотри, — только и говорит ему Сяо Чжань. И сразу после этого Ван Ибо видит Сынена, входящего в скрывающий их проулок. Беги, хватай за руку и — беги, посещает его первая мысль. Ибо почти и делает это, поймав себя на том, что ухватился за рукав толстовки Сяо Чжаня и чуть подтащил его к себе. Вторым порывом ему хочется остаться на месте. Вот так, чтобы никуда не бежать, потому что бессмысленно, он совсем не уверен, что у них получится пробраться внутрь Башен и достать урну. Вас поймают, так к чему эти жалкие попытки, поймают-поймают-поймают-поймают… — Ибо, — Сяо Чжань переплетает их пальцы и коротко сжимает. — Приглядись внимательнее. Не совсем понимая, что от него хотят, Ван Ибо окидывает застывшего посреди проулка Сынена внимательным взглядом. У того по-прежнему странное, совсем непривычное выражение лица, пустые, как стеклышки, глаза, под ними синяки, отчетливо виднеющиеся на бледной коже. — Что с ним? — хрипло спрашивает Ибо, боясь услышать ответ. Кончики пальцев дрожат, холодно, Ибо прячет их в карманы куртки, испытывая беспричинное желание самому залезть в какой-нибудь карман и спрятаться там. (Сколько еще случится непоправимого, сколько?) — Небольшое заклятие контроля. Сяо Чжань подходит ближе и… принюхивается?.. Как какое-то животное, втягивает носом воздух, тут же фыркая. Он проводит по затылку Сынена рукой, и капли дождя с его волос брызгами разлетаются в стороны; Сынен без плаща, мокрый, явно замерший, какого гуя с ним случилось? — Почему он выглядит как покойник? — Некромантия на низшем уровне, — объясняет Сяо Чжань, перемещая свои руки в область сердца. — Но он живой, можешь сам убедиться, — и протягивает руку. Ибо вкладывает свою, Сяо Чжань подносит ее к груди Сынена и спрашивает: — Чувствуешь? Тихое, спокойное биение чужого сердца — да, Ван Ибо чувствует, и чудится, что проливной дождь накачивает его радостью. — Она запрещена, — напоминает Ибо, сам же понимая, насколько тупо звучат его слова — их противнику ничего не стоит убить сорок четыре тысячи существ, что ему до какого-то запрещенного колдовства? — А он и не мертв — просто погружен в небольшой сон. Уверен, Сынен даже не вспомнит, что делал, когда очнется. — Он пришел за урной? — и когда получает кивок в качестве ответа, цокает: — Значит, он знает, что в ней? — Боюсь, что да. Тон у Сяо Чжаня недобрый, злой — он явно не ожидал такого хода от другой стороны. Пару минут стоит тишина, небо больше не гремит, дождь идет на спад. Ибо шмыгает носом, так и не убрав руку с чужой груди. Внутри него столько злобы сейчас, что хватит на еще один ливень, если отпустить контроль. — Расколдовать его пока не получится, — в голосе Сяо Чжаня слышно сочувствие. — Но обещаю, что он будет в порядке. Сможем отправить его в Пекин? Ян Ми, которой и был задан этот вопрос, задумчиво тянет: — Можно попробовать открыть портал с другой стороны. Но два портала — слишком рискованно, — она права: их заметят раньше, чем осуществится план. — Заберем его с собой, как закончим. Ван Ибо кивает. — Спрячем его наверху, — предлагает он. — Не нужно, — Ян Ми касается его висков. Сынен дрожит, его сердце под ладонью Ибо пускает неровные удары, а потом вновь успокаивается. Колдунья удовлетворенно улыбается: — Он отправится к отправной точке и будет ждать нас там. Когда закончим, заберем его с собой. — Ты уверена, что он послушается? — интересуется у нее Сяо Чжань. — Милый, — тянет колдунья Ян, усмехаясь. — Неужели ты думаешь, что мне не хватит на это сил? К тому же, я буду контролировать его отсюда — сам знаешь, мне нельзя внутрь. — Благодать, — поясняет Сяо Чжань, оборачиваясь к Ибо. — Она тут же обнаружит нас. Метки, вроде таких, невозможно скрыть. — Но у тебя такая же. Разве не лучше будет, если я пойду один? — прикидывает тот. — Думаешь, я оставлю тебя одного? — глаза Сяо Чжаня серьезны. Судя по его тону, возражений он не принимает. — Герой здесь я, помнишь? Ван Ибо слабо улыбается. Ладно, думает он, поймав в темных глазах напротив решимость и нежность, от которой в очередной раз становится нечем дышать. Грудь распирает от того самого, обжигающего чувства, от любви, спрятанной глубоко-глубоко. Такой неправильно-правильной и самой нужной любви, что не страшно ничего на свете. Ну вот, понимает Ибо, я реально как девчонка. Только вот ему нисколько не стыдно за свои чувства. Почему ему должно быть стыдно за то, что делает его мир глубже? За то, что заставляет сердце пропускать удары, ускорять бег или же находиться в покое, когда рядом тот, кто может одним своим присутствием вызвать у него улыбку. Как можно осудить подсолнух, что тянется к солнцу? Естественные вещи не должны смущать, дитя, но помни: у всего в этом мире есть своя цена. Ван Ибо не смущен, Ван Ибо — помнит. Из всей горы мусора, скопившейся за годы, в своей голове он вытаскивает только две установки. И вторая из них — верить только себе и в свои силы. — Напарник прикроет, — говорит Наставник в его воспоминаниях, — но кто прикроет напарника, пока ты будешь в отключке? Сходясь в битве с противником, рассчитывай только на себя. Он и собирается. Пока бьется его сердце и есть остатки веры, Ван Ибо не бросит своего напарника одного. Даже если этим напарником сейчас выступает Верховный колдун, ставший новым солнцем.• ────── ✾────── •
Все проходит даже лучше, чем они ожидают. Проникнуть внутрь Башен оказывается просто — караул то ли по невнимательности, то ли по привычке оставляет вход открытым (Ван Ибо в этот момент думает, что им бы такой проступок не сошел просто так с рук). Оказавшись на пороге, Ибо первые мгновения восхищенно замирает, чувствуя некий подъем и легкость во всем теле — так действует Священная благодать, свет от которой окутывает все вокруг незримым теплым коконом. Они направляются сразу к нише, минуя находящийся в центре постамент. Ибо достает стеле, тот уже знакомо вспыхивает, после уже равномерно мерцая. Руны, отпечатанные на кафельной поверхности ниши, отзываются ему в ответ, пульсируя пучками света. Ибо проводит по ним кончиком, вспоминая нужный порядок, рукоять стеле дрожит, отдачей обжигая ладонь. — Откуда ты знаешь, как открыть замок? — удивленно, но в то же время ласково произносит Сяо Чжань. Словно его устроит любой ответ Ван Ибо. — Потому что моя семья придумала этот замок, — коротко поясняет Ибо. — Я думал, ты знаешь, чей я сын. — Мы успели познакомиться с твоей матерью, — подтверждает Сяо Чжань. — Но я не успел пригласить ее на ужин — сам понимаешь, было не до этого. От этой вроде бы и шутки, а вроде и не шутки Ван Ибо сжимает губы. — Прости, — тихо добавляет он. — Теперь ты понимаешь, почему я не хотел показывать дом? — Как-нибудь в другой раз, — повторяет его слова Сяо Чжань. Ибо грустно улыбается и думает: «Ну да, как-нибудь». Когда одна из ячеек открывается, он не может сдержать облегчения: урна лежит внутри, сверкая и переливаясь, подставляя янтарный бок под руки, стоит Сяо Чжаню взять ее. Он открывает ее, быстро и ловко, Ван Ибо даже не успевает заметить, как он достает небольшой мешочек — видимо, это то, что им нужно. Уже после, убрав урну обратно, запечатывая замок по той же комбинации, Ибо интересуется: — Что это такое? Сяо Чжань, перебирающийся за ним следом к узкому окну в самом дальнем углу зала, останавливается, заставляя и Ибо притормозить, и протягивает руку: — Сам посмотри. Когда у него на ладони оказывается маленький, обугленный башмачок Ибо не верит собственным глазам. Кажется, он знает, кому тот принадлежал раньше. — Как это поможет нам? — и убирает обратно, отдавая Сяо Чжаню. — И откуда он здесь? Сяо Чжань, шепнув: «Пусть побудет у тебя», отвечает: — Мне тысяча лет, — как будто это может как-то помочь разобраться. Или он тоже намекает, что тоже был свидетелем тех событий? Видя недоумение на лице Ибо, он объясняет: — Пришлось кое-кому заплатить, поднять связи, чтобы выкупить эту маленькую, но очень и очень важную вещь. Без нее невозможно пробудить сяньли ото сна. — То есть, если Орешек не увидит этот башмачок, она так и будет обычной кошкой? — Не совсем так, — ответ Ибо получает после того, как они оказываются снаружи. Сяо Чжань пытается отдышаться, прислонившись к одной из стен. Мимолетно на его лице проступает бледность, и уголки его губ чуть дрожат. — Нужен ритуал, основным элементом которого служит принадлежавшая ранее сяньли вещь. Я и не думал искать ее, когда с Орешек все случилось, но обстоятельства изменились. Пришлось немного нелегко, но в конечном итоге я нашел это первым, так что… не все еще потеряно. — Надеюсь, ты прав, — вздыхает Ибо. — У нас ведь нет запасного плана? Не то чтобы Ван Ибо знал весь их план — только детали, собирающиеся из маленьких кусочков. — Если тебя утешит, он тоже не знает, настоящий башмачок или нет, — и Ибо не может сдержать смешка. — Иначе зачем он подсылал свою марионетку. — Почему он? — задумывается Ибо, игнорируя уколы боли при упоминании друга. — Может, дадим ему уже кодовое имя? Раз ты не хочешь называть настоящее. Последнее звучит как укор (он и есть), лицо Сяо Чжаня меняется, превращаясь в безликую маску, а затем, когда Ибо уже готов вновь мириться с отказом, он говорит: — Цзян Янь, — добавляя следом: — Так его зовут. Слова благодарности так и застревают в горле. Ибо только кивает, и начинает карабкаться вверх, к окну. К точке схода они возвращаются небольшими перебежками. Ибо видит, что Сяо Чжаню опять становится хуже. Он почти отстал, серость его лица уже ничем не скрыть — это явно не последствия от Благодати. Ван Ибо так и порывает спросить. Уже даже не пугает злой взгляд в ответ, которым его награждают, стоит впервые об этом спросить. Сяо Чжань отмахивается дежурным «Все в порядке», в темных глазах появляются льдинки, из-за которых Ибо упрямо поджимает губы и проглатывает возмущения. Но сейчас, когда Сяо Чжань заходится глухим и болезненным кашлем, терпение смывает бурным потоком горных рек. Ван Ибо разворачивается и встает перед колдуном, зло выдавливая: — Что происходит, Сяо Чжань? Ему самому не нравится, потому что когда они ссорятся или начинают выяснять отношения — Небеса, это всегда так ужасно, — реальность разрывается от тишины, неловкой, давящей на плечи целым миром, который никогда-никогда тебя не примет. Ван Ибо, если честно, устал слушать ее, устал держать этот груз — какой толк, если ты один? Сяо Чжань тихо выдыхает. Усталость на его лице уже ничем не скрыть. Он пожимает плечами: — Я не знаю. Он встречается с ним взглядом. Честным и открытым, доверчивым и полным тоски. Сердце Ибо замедляет бег, лепестки подсолнуха заворачиваются, лишившись своего солнца. Где-то под ребрами начинает неприятно колоть. Сяо Чжань не врет. Среди всей этой спрятанной в его глазах бури виден и страх. Ибо сглатывает, спрашивая: — Это Судья. Ее рук дело. Она отравила тебя? Когда Сяо Чжань не отвечает, а только дергает плечом и усмехается одним уголком губ, ответ и не требуется. — Пойдем, — поторапливает его Ибо, поворачиваясь и чуть приседая. — Я понесу тебя, — и покорно ждет, слыша, как Сяо Чжань пытается сдержать очередной приступ кашля. Не терпящем возражений тоном он говорит, почти приказывает: — Залезай, Чжань-гэ, понесу тебя на спине. Нельзя терять времени. Почему ты ничего не сказал? — Чтобы избежать вот этого? Ибо зло бросает: — Иногда мне кажется, что ты один из самых равнодушных существ, кого я знаю. И мне больно, что ты не хочешь и даже не пытаешься мне довериться. Сколько еще говорить тебе, Сяо Чжань, Верховный колдун, что я не уйду и не оставлю тебя? Ну вот, снова она — та самая тишина, от которой сводит судорогой все мышцы. Ибо сжимает кулаки, прикрывает на секунду глаза, чтобы в следующую тут же их открыть: когда он ощущает тяжесть чужого тела у себя на спине, мелкой дрожью прошибает тело. Сяо Чжань обхватывает его за плечи, и Ибо машинально поднимается, придерживая его под коленями. Чуть покачивается с непривычки, а потом — идет. — Всегда, — слышит он тихий ответ. — Говори мне это всегда, Ибо, даже если я скажу тебе прекратить — говори.• ────── ✾────── •
Колдунья Ян предусмотрительно молчит, когда они добираются до места встречи. В ее глазах Ван Ибо видит тревогу, она бросает: «Быстро в портал», и тот послушно ныряет в крутящийся вихрь.• ────── ✾────── •
— Иногда я думаю, Ван Ибо, что умру из-за тебя, и знаешь, почему? — И почему же? – Ибо щурится, солнце играет в его волосах, подсвечивая янтарем. — В моем сердце дыра одиночества, — серьезно звучит в ответ. — И она болит, когда ты рядом, — заживает, видимо, наполняясь всем тобой. Мне начинает нравиться, но это больно. Кажется, что ты вот-вот ускользнешь, и дыра станет еще больше. — Тогда не отпускай, — шепотом у самых губ, вплетая пальцы в отросшие пряди. — Держи меня крепче, Сяо Чжань, и — не отпускай.