Держи меня крепче

      — Держи, — и садится рядом, поставив жестяную банку перед никак не отреагировавшей на его появление Бай Лу. Та даже головы не поворачивает, продолжая разглядывать собственное стеле, и Ибо несильно пихает ее плечом. — Бери, говорю!       Бай Лу хмыкает, стеле чуть дрожит, пальцы сжимаются на резной рукояти сильнее. Слышится тихий пшик, а после Ибо делает глоток, и пузырьки газировки щекочут рот.       — Мне ты тоже принес лимонад?       — А ты проверь, — подмигивая, только и говорит он, поднимая голову выше. Над ними, как и тогда, все такой же прозрачный потолок и плачет дождем небо. — Тебе понравится.       Они молчат недолго, дождь стучит над ними, затихая с каждым вдохом, и впервые за прошедшее с того дня время тишина не давит на него так сильно, наконец-то становясь мирной и приятной.       Интересно, мелькает в его голове мысль, а она тоже вспоминает тот день?       Тогда между ними тоже была тишина, и они вот так же сидели, думая каждый о своем. О тяжелом, грустном, причиняющем боль. Ван Ибо не понаслышке знает, как порой бывает тяжело принять реальность, и как никто другой понимает, что ни одно заклинание или ни одна самая мощная руна исцеления не спасет от зияющей пустоты внутри.       Это может сделать только тот, кому плохо. Тот, кто способен контролировать размер этой, казалось бы, на первый взгляд, бездонной дыры в месте, где всегда билось сердце. Нужно только найти силы.       Бай Лу способна на это. Ван Ибо знает. Он видел, какой сильной и смелой она была на церемонии прощания с Сюй Каем, держал ее за руку, не давая ей упасть, крепко держал, пока догорал костер и ветер уносил аромат глициний.       — Ему они нравились, — только и сказала тогда соратница. Впрочем, могла и не объяснять — Ибо и так все понял.       Она вообще удивительная женщина. Ибо понимает это только сейчас, после всего, и не может не восхищаться. И теперь уж точно не кажется странной.       Ван Ибо делает еще один глоток газировки, а потом спрашивает:       — Ты в порядке? — и тут же корит себя за такой глупый вопрос. — Извини.       Разве она может быть в порядке после того, что случилось? Разве он сам был бы в порядке, будь он на ее месте?       Был бы, сам же и отвечает про себя, понимая, что это чистая правда. Да, такие раны заживают очень и очень медленно, но в конечном итоге превращаются в пыль, которую легко смыть весенним дождем. Со временем все пройдет, притупится, оставив в памяти после лишь приятные и счастливые мгновения.       — Да брось, — Бай Лу вздыхает и все же тянется к своей порции. И сначала Ибо слышит, как пшик разрезает тишину между ними, после чего Охотница со смешком замечает: — У тебя все равно нет с собой салфеток.       Он не может не улыбнуться.       — Разве мы друзья? — вспоминает он. — Мы не договаривались, что ты будешь изливать мне душу.       — Ауф, Ван Ибо, — пихает его в бок соратница. — Это грубо! Сделаю вид, что ничего не слышала.       Дождь над ними утихает. Бай Лу снимает очки, трет шею и прикрывает глаза. Пару секунд спустя делает глоток, и нежная улыбка трогает ее губы.       — Вкусно, — тихим голосом заключает она и подкалывает: — Но я думала, что большим мальчикам можно взрослые напитки.       — Обойдусь.       Бай Лу тихо смеется.       — Как Верховный колдун? — спрашивает после, отставив полупустую бутылку. В ее руках снова стеле, и его знакомый целебный свет спокойно пульсирует на кончике.       Прежде чем ответить, Ван Ибо оглядывает соратницу с головы до ног. Ну, как может, рассматривая открытые участки кожи и виднеющуюся темную вязь рун. Но так и не находит искомое. Возможно, оно спрятано от посторонних глаз, как и их руны с Сяо Чжанем, а может Охотница Бай уже успела избавиться от нее, как того требуют их правила.       — В норме, — ответ Ибо выходит со смешком. — Жалуется только больше обычного: ему не нравится, что теперь Альянс требует от него консультации чуть ли не по каждому вопросу.       — После всего случившегося я не удивлена, — точно таким же тоном отзывается Охотница. — Но разве колдунья Ян не помогает ему?       Ибо фыркает.       — Дождешься от нее, — он вздыхает и допивает остатки лимонада. — Она согласна только на полный соцпакет и премию. Понятия не имею, что это значит, но звучит ужасно нудно и скучно.       — А я говорила, что бумажная работа — отстой.       — Теперь верю. Ненавижу бумажки.       Но, кажется, что теперь они являются неотъемлемой частью его работы. По шкале от одного до десяти Ван Ибо оценивает такую перспективу на сотню. И уж не в самую положительную сторону.       После поражения Цзян Яня или Главы Чу Альянс и весь Нижний мир оказывается взбудоражен и поражен отрывшейся правдой. С таким трудом заработанное доверие Охотников среди народов Нижнего мира истончается с каждым вскрытым гнойником, грозясь вновь исчезнуть в озлобленности и ненависти. И чтобы избежать новой, куда более страшной войны в Сумеречном мире, Альянс и Старейшины пересматривают Соглашение еще раз. Новых правил или же Законов становится больше, но если прошлые были направлены против народов Диюя, то сейчас дети Небесного царства оказываются в жестких рамках и под пристальным наблюдением Альянса существ.       Это было неизбежно, ожидаемо. Правильно. Им всем стоит сейчас в полной мере осознать, какая трагедия могла бы произойти, добейся Цзян Янь успеха. И пускай тот в итоге только хотел вернуть дочь, заключив невыполнимое соглашение, а не уничтожить Сумеречный мир, все же хорошо, что удалось это предотвратить. Какой ценой — уже другой вопрос, но Ван Ибо уверен, что никто не сожалеет о смерти Цзян Яня.       Лучше сосредоточиться на том, что теперь всех их ждет.       — Это прогресс, — несмотря на недовольство многих опытных Охотников, замечает его мама, выбранная временным Главой их народа. — Если мы хотим жить в мире и согласии, нужно начать с себя. То, что было до этого, неправильно и следует устранить. Сложно, долго, но вполне осуществимо.       — Мы должны вынести из этого урок, — добавляет уже Сяо Чжань, когда они с Ибо разговаривают об этом дома. — Сумеречный мир много лет подчинялся Охотникам, даже Соглашение было выгоднее больше вам, чем всем другим его представителям. И сейчас все хотят перемен.       Ван Ибо с ним согласен. И с матерью тоже.       — Почему никто не сделал этого с самого начала? — Ибо склоняет голову к плечу, разглядывая переодевающегося Сяо Чжаня. Взглядом цепляется за узор руны у него под сердцем, и свое собственное, такое глупое, но любящее, пропускает удар.       — Потому что только Охотники могут убивать демонов, — звучит простой ответ. — Вспомни, как именно началась война.       — Еще одна скучная легенда?       — Эй! — возмущается Сяо Чжань, заставляя Ибо улыбнуться.       Ван Ибо пожимает плечами: да, Сяо Чжань говорит правду — только те, в чьих жилах течет Небесная Благодать, способны разгонять тьму. Что же касается всех остальных, то лишь колдуны могут противостоять им из-за своих магических способностей. Другие же народы нуждаются в защите.       И ничего удивительного, что ее вверили тем, кто готов был ее оказать. Жаль, не учли одного — оказывается, те способны на еще большие ужасы.       — Как думаешь. — выдергивает Ибо из раздумий голос Бай Лу, — где он сейчас?       Не нужно уточнять, о ком говорит Охотница Бай. По правде говоря, он долго об этом думал, даже спрашивал Сяо Чжаня и пытался найти самостоятельно, вновь проникнув в особую зону библиотеки, но все равно так и не смог отыскать ответа на этот вопрос. Возможно, его и вовсе не существует.       (Ван Ибо предпочитает думать иначе)       — В хорошем месте, — наконец отвечает он, и голос немного подводит, становясь глухим. — Или рядом с тобой.       Бай Лу затихает. Прячет глаза, пальцы сильнее стискивают стеле.       — Они предложили мне убрать руну, — и Ибо прикрывает глаза: он не удивлен — стандартная процедура. — Я не захотела.       Ибо кивает. Поднимает голову вверх, разглядывая небо над ними, расчерченное предрассветными сумерками. Удивительно, но нет ни одной тучи, и видно затухающие звезды.       — Он всегда говорил, что они спят, — Бай Лу откровенничает с ним. — Говорил, что звезды устают ночью показывать нам путь, поэтому к рассвету гаснут и засыпают, чтобы набраться сил.       — Романтично.       — Дурак, — звучит с горькой усмешкой, а потом Ван Ибо слышит первый и единственный всхлип, сорвавшийся с ее губ: — Какой же он дурак.       — Он спас нам всем жизнь, и ты это знаешь.       — Идиот.       — Эй, — мягко зовет ее Ибо и берет ее лицо в свои ладони. Заставляет посмотреть на себя, стараясь держаться самому, потому что больно и непривычно видеть всегда сильную Охотницу Бай разбитой и сломленной. Потому что и сам тогда начинает думать о том, кого мог бы потерять. Стараясь сохранить голос ровным, он говорит: — Сюй Кай любил тебя, больше всего на свете, как мне кажется. И хотел защитить.       — Он оставил меня одну, — Бай Лу кусает губы. Слезы собираются звездами в уголках ее глаз. — Он умер.       — Он с тобой, — поправляет ее Ибо, затем берет чужое стеле и кладет перед ними. — С тобой до тех пор, пока ты помнишь о нем. Даже если ты уберешь руну, пока в твоем сердце и памяти есть хотя бы одно воспоминание о нем и о вашей любви, то он никуда не денется.       Бай Лу смотрит на него несколько молчаливых секунд, после чего кивает.       — Я хочу верить, что сейчас ему хорошо, — грустная улыбка трогает ее губы. — Знаешь, о чем я мечтала?       — Думаю, он догадывался.       — Вряд ли, — и стоит Ибо чуть удивленно приподнять брови, как она добавляет: — Чтобы он наконец смог поесть свой любимый тофу.       Восемьсот лет не ел человеческой еды, вспоминает Ибо, и сердце пронзает острая игла.       — Когда мы встретимся в следующий раз, — заканчивает девушка, — я хочу, чтобы на нашей свадьбе играла только одна единственная песня, под которую мы будет танцевать всю ночь, и было одно гуево блюдо, на которое у меня аллергия.       Ван Ибо не удается сдержать смешок:       — Боюсь, я не смогу прийти.       — Что это значит? — возмущается Охотница, и печаль начинает уходить из ее глаз. — Это будет и твоя свадьба тоже!       — Я не люблю тофу, — признается Ибо. — И не умею танцевать.       — Научишься, — фыркают ему в ответ. — Да, — кивает Бай Лу, чуть помолчав. — И тогда это будет самая лучшая свадьба во всем Сумеречном мире.