money doesn’t talk

— Ты вообще отдаешь себе отчет в своих действиях? Сафие активно жестикулировала руками, показывая всю эмоциональность и обеспокоенность по поводу диалога, который длился уже несколько минут. Зульфикар ехал за рулем машины, и хотя он внимательно следил за дорогой, фокус его внимания порой все же переносился и на слова сидящей позади женщины, которые временами были чересчур резки или на повышенных тонах. Он не знал, с кем вела диалог его начальница, однако догадки явно присутствовали. — Я лишь уповаю на Аллаха с той просьбой, что наша возможная сделка не сорвется из-за твоего глупейшего и совершенно бездумного поступка! - выговорила женщина и бросила трубку, откинув телефон на сидение рядом. Зульфикар лишь на секунду посмотрел на зеркало заднего вида, и отчетливо увидел всю ярость, отпечатавшуюся на лице женщины. Он прекрасно понимал, что владея такой большой компанией как Османоглу, надо явно иметь большое поле ответственности за каждую малейшую деталь; это действительно казалось ему трудным, и в какой-то мере он оправдал столь резкое поведение своей начальницы именно этим перенапряжением от горы задач. Сафие молча молниеносно вышла у одного из бизнес центров, до которого Зульфикар уже подвозил как-то раз Хюмашах. У него в голове складывалась какая-то теория по поводу происходящего в семье, на которую он работает, однако он решил не задумываться об этом, оставив дела их семьи в покое. Сейчас его сознание беспокоила лишь одна проблема, которая могла бы сказаться на его жизни — долг за ремонт автомобиля. Он тянулся за ним камнем, отяжеляя дни, ведь в авансе ему было отказано по причине каких-то проблем с банком и документами, а кредит он боялся брать из-за боязни потерять работу — растягивать кредит больше, чем на шесть месяцев ему не очень-то и хотелось. Зульфикар искал какую-либо работу по своей специальности юриста, которая могла бы закрыть его свободные часы на работе у Османоглу, однако ничего подходящего пока не находилось — все вакансии требовали полной занятости, а зарплата далеко не превышала нынешнюю. Зульфикар приехал в таком же задумчивом состоянии к ресторану, что находился в самом центре города в малоэтажном и современном здании, которое прекрасно определяло престиж этого места. Сюда он подъехал для того, что бы забрать Хюмашах, и из мыслей его вывел тонкий женский голос, который показался сладким словно мед для его слуха. — Добрый вечер, Зульфикар, - легко произнесла девушка, сев на заднее сидение и поправив сначала пальто, а затем распущенные волосы, из которых выбивались две пряди по бокам у лица. — Ради Аллаха, простите, что не открыл дверь, - проговорил мужчина, поворачиваясь назад и потерев глаза рукой, затем жестикулируя ей. — Я совсем не заметил. — Все в порядке, что ты! - искренне удивилась Хюмашах, заметив его смятение. — Я вижу, что ты тоже устал, и я прекрасно понимаю это, за это не стоит извиняться. — Спасибо, - искренне произнес мужчина, слегка улыбнувшись и взглянув на девушку. — Все в порядке, я не устал, просто слишком задумался. — Если это так, то я бы хотела вновь съездить в то место с прекрасным озером и щербетом, - легко прищурив глаза проговорила Хюмашах, пристегивая ремень безопасности. Лицо Зульфикара заметно засияло, однако в стремлении скрыть свое приятное удивление, ему удалось выдать в ответ лишь сухое «Хорошо». Мужчина побоялся воспринимать такое предложение как сигнал того, что что-то в нем могло понравиться Хюмашах. Эти мысли хотя и очень охотно рвались в его сознание, он старался обрубать их на корню — кто он такой, чтобы понравиться столь известной и самодостаточной девушке? Зульфикар прекрасно понимал, что партию дочери Османоглу мог составить лишь исключительный человек, и он, хотя и вовсе не недооценивал себя, в список претендентов тех, кто мог бы ей понравиться, не смел добавлять себя даже в самых смелых мечтах. — Прошу простить, но я совсем забыл отдать Ваш чудесный платок, Хюмашах Ханым, - быстро произнес Зульфикар, открывая дверь девушке, а затем в ускоренном темпе исследуя карманы на наличие нужного предмета, проводя по ткани пальто. Он был немного взволнован тем, что уже несколько дней не мог его отдать: либо платок оставался дома, либо был забыт в кармане другой верхней одежды, либо просто совсем забывал про то, что носил всегда с собой. Помимо этого в один момент какая-то доля обильных размышлений вновь окутала его: увидев вышедшую из автомобиля чудесную девушку, которая как всегда была безупречно, по его мнению, одета, и которая имела всю ту же грусть, перманентно стоящую в изумрудных глазах, он почувствовал себя на её фоне крайне небрежно, однако поспешил это исправить, пригладив бороду и волосы на макушке головы. — Спасибо большое, я очень расстроилась, подумав, что потеряла его, - удивлено взглянула на платок Хюмашах, оживленно приняв его из теплых рук мужчины. — Это платок моего отца, и он очень греет мне душу, словно это мой талисман, - проговорила девушка, повертев в руках расписную ткань и положив её в сумку. — У меня одна просьба, - неожиданно продолжила та, сделав паузу в пару секунд, взглянув на Зульфикара и развернувшись в нужном направлении дороги. — Давай на ты. Порой надоедает слышать весь день это будто безликое обращение «Хюмашах Ханым», тем более, что людей, называющих меня просто по имени, на самом деле, не так много, а с тобой мы видимся почти ежедневно. Зульфикар на пару секунд замер, осознавая действительность произнесенных слов, однако, встретив довольно серьезный взгляд девушки, он ни на секунду не смог засомневаться в этой просьбе и её неподдельности. — Да, конечно, как скажете. Скажешь, - проговорил мужчина с легкой улыбкой, во всей полноте выражающей его скромность и совершенное удовлетворение происходящим. Оба повторили тот же маршрут, что и пару дней назад, захватив по щербету и пройдя к лавочке возле тихого озера. За сегодня Хюмашах провела несколько переговоров с представителями компаний, поставляющих товары в отели их компании. Официальные и порой трудно идущие диалоги хотя и выматывали её, но также помогали отвлечься от личных проблем. Несмотря на все еще переживаемую боль по поводу измены, на большие размолвки с матерью по поводу свадьбы, которой не суждено было состояться, она чувствовала большое облегчение, ведь именно сейчас она ощущала, что живет для себя, а не для чьего-то иллюзорного блага. Каждый раз, смотря на Зульфикара, она немного завидовала ему, ведь хотя и не знала всех подробностей его жизни, она была уверена, что жить без горы ответственности за огромную компанию гораздо легче. Его простота в диалогах показывала ей другую сторону жизни, в которой можно было жить без оглядки на свой груз, в которой ты не должен был никому кроме себя. Но точно обратное думал и Зульфикар о жизни Хюмашах — для него материальная обеспеченность и статус в обществе не были пустыми звуками, и он искренне верил, что наличие денег могло бы закрыть если не все, то точно большую часть всех человеческих проблем. И хотя он понимал, что большой капитал предполагает большую ответственность, его мнение было непреклонно — деньги решают. — Я отменила свою свадьбу, - вдруг нарушила тишину Хюмашах, вглядываясь в свой стаканчик. — Решила не идти на поводу у матери. — Что не случается, все к лучшему, - кивнул Зульфикар, удивившись нежданному откровению, и затем вспомнив про утренний разговор Сафие в машине. — Твоя матушка сегодня вела крайне активный диалог с кем-то, говорив об этом, - произнес мужчина, в очередной раз поразившись той экспрессии. — Не то что бы я подслушивал, конечно… — Скорее всего, она со мной как раз и разговаривала, - усмехнулась Хюмашах. — Я привыкла слышать от неё вечное недовольство моими поступками, отношусь к этому уже давно безразлично, однако я впервые не послушала её, и чувствую настоящее удовлетворение этим решением. Как будто я вздохнула свежий воздух полной грудью. — Я рад, что у тебя все налаживается, - сказал Зульфикар, пытаясь подобрать слова для поддержки девушки, ведь оставлять такое откровение без ответа ему вовсе не хотелось: слишком уж ценно оно было для него. Хюмашах вновь почувствовала себя так, будто разговаривает со своим давним другом, то ли по причине того, что слишком редко она могла кому-то доверить свои мысли, то ли по причине какой-то особой связи, пока не осознаваемой самой девушкой, но которая всегда создавала столь уютную обстановку. Одним из таких близких людей для неё был когда-то Дженк, однако уже давно они не говорили по душам как в подростковые времена, и только сейчас к ней пришло осознание, что их отношения потеряли прежние краски не в один момент — это копилось годами. Напоминание о уже бывшем женихе заставило задуматься о статусе её нынешнего собеседника, и интерес на грани любопытства взял верх. — А как у тебя на личном? - неожиданно выдала Хюмашах, искренне пытаясь понять, уместен ли был этот вопрос, анализируя реакцию мужчины, удивление которого можно было проследить в приоткрытых больше обычного глазах, где загорелся невиданный ей ранее огонек. — Честно говоря, я одинок и после прошлых отношений думаю, что вовсе не создан для них. Все мои старания не были эквиваленты качеству той связи. Я необычайно удачлив на неправильных женщин, - посмеялся Зульфикар, дернув бровями и скрестив руки, засмотревшись в даль негустого зеленого горизонта парка. — Ох, прости, я не хотела задеть тебя этим вопросом, - поспешила ответить Хюмашах. — Ни в коем случае, меня не трогает эта тема прошлых отношений. Тем более, что я в ней, по всей видимости, не одинок, - произнес Зульфикар, взглянув на рядом сидящую девушку, переняв её легкую улыбку, точно передававшую все эмоции испытываемые в данный момент обоими — горькое наслаждение интересным диалогом, который напоминал об общих ранах, но который был столь прекрасен взаимным доверием. — Я рада нашему знакомству. Ты очень прост и не высокомерен, в самом хорошем смысле, - проговорила Хюмашах, также скрестив руки и не прерывая их зрительного контакта. — Мне лестно это слышать. Я такого же мнения, - сказал мужчина, непроизвольно улыбнувшись. Зульфикар охотно пользовался любым моментом, который бы позволил вновь соприкоснуться взглядом с зелеными глазами, которые увлекали в какую-то неизведанную даль океана эмоций, живших внутри одновременно хрупкой и сильной девушки. Этот вид с каждой секундой медленно, но верно открывал в нем что-то новое, неисследованное и манящее. Это было нечто неописуемое и не зримое обычным глазом, что могло заворожить изнутри, незаметно подкравшись в самую глубь человеческого сердца, а затем превращаясь в нечто большее, что продолжало разрастаться и крепнуть с каждым днем. Это ощущение, с которым жил мужчина, и в котором он стал не одинок, было исключительно не рациональным, что было трудно для осознания и для принятия, особенно, когда все обстоятельства вокруг не располагали к признанию собственной слабости в виде мечт о соединении двоих в этом глубоком чувстве.