Инктобер 2022 (по тайским лакорнам)

Здесь очень серьезные ворнинги. Прошу не читайте, если какой-то из них вас тригерит. Здесь в полной мере будет все перечисленное. !!! TW убийство, каннибализм, членовредительство !!! 1. Сестра мне всегда говорила, что однажды я найду на свою жопу приключений. “Все это закончится плохо, Брендон!”. Но я-то знал, что без приключений это не жопа, а унылые булки. Мы с ребятами бывало так куролесили, что потом весь полицейский участок нашего городка не мог концы найти. Правда, после того, как мы повеселились с Люсиль, мне пришлось делать ноги. Клянусь, эта девка была такая сладкая и аппетитная. Лакомый кусочек. Пришлось мне податься из родного Висконсина в Большое Яблоко. Там людей много, и для бродяги, вроде меня, работка всегда найдется. Поначалу я обжился в парке с бомжами, но потом, как устроился присматривать за автостоянкой, ночевал прямо там. Хорошая была работка, не пыльная. Да только скукотища страшная. Вот и стал я пускать на стоянку разных людей. И им тепло, и мне не скучно. Ну а что? С кем в картишки перекинешься, с кем пивка выпьешь. А с одним болгарином мы так сдружились, каждый день он на стоянке у меня ночевал, только поутру уходил, чтоб люди не возмущались. Палатку свою свернет, ко мне в комнатку занесет и гуляет весь день. А вечером опять приходит. Хороший был парень, за Рейнджерс болел, а не за этих халявщиков из Детройта. Однажды, помню, притащил он откуда-то стяжку пива. Я чипсы достал. Под игру отлично пошло. Играли Бостон с Чикаго, но тоже ничего, смотреть можно было. Особенно когда Джонс забил в свои ворота. Умора. Тут болгарин толкнул меня плечом, я посмотрел, а он протягивает таблетки. А я ж от них дурной становлюсь и наутро ни хрена не помню. Но я вспомнил о наших с ребятами посиделках и так загрустил, что не заметил, как пару таблеток заглотнул. Потом мы их пивасом заполировали, еще, помню, поржали над тем, как вратарь шайбу зубами чуть не поймал. Болгарин ржал, а я клацал над ним зубами, показывая. Он был небольшого роста, но такой накачанный, весь покрытый ровным загаром. Знаете, я загораю клочками, пятнами, сестра говорила, солнце меня не любит. А он был весь такой жаркий, облитый солнцем, с упругими мышцами. На вкус, наверное, как соленая карамель. Я лизнул его, а он так странно на меня посмотрел. Больше я из того вечера ничего не помнил. Только проснулся рядом с какой-то лужей, наверное блеванул во сне. Меня всегда корежит от таблеток. Я и с Люсиль ничего не помнил, проснулся, а все разошлись, только какая-то груда тряпок и хлама рядом лежала. Меня тогда тоже вывернуло, я еле до дома добрался. В общем больше я болгарина этого не видел. Да и надоело мне в Нью-Йорке уже, решил я в Европу податься. Сначала приехал в Испанию, потом перебрался в Швецию. Короче, так за пять лет объездил половину Старого Света. Особенно в Амстердаме понравилось, в этих их кофешопах. Но проститутки там не очень. Помню снял двоих. Пока одна мне сосала, вторая тонкими пальчиками в рот мои таблетки запихала. Я подумал, ну если блевану, сами будут виноваты. И проглотил их. Только наутро очень херово было. Мне. А девочкам было никак. Они лежали по обе стороны от меня с распоротыми глотками. И руки сложены на животе. Словно стесняются. Я б тоже стеснялся, если б у меня в животе такая дыра была. Ну дырки они и есть, что с них взять. Я рассмеялся, а потом сообразил, что если меня тут полиция прихватит, то мигом домой отправят. А там мистер Уинтон еще небось не остыл после того случая с Люсиль. Я поржал над каламбуром, ну, “остыл”, понимаете, как покойник? Помылся спокойно, оделся и вышел. Так никто меня и не остановил. Я решил, что хватит, в Европе я пожил, больше не хочу. Тем более по телевизору постоянно говорили, какая отвратительная криминальная обстановка. Упоминали все время маньяка-каннибала, куролесившего по всей Европе. Я подумал и решил ехать в Азию. Когда приехал в Тай, как-то сразу незаметно скорешился с местной бандой. Их тут полно таких, шастают целый день, дуреют от жары. Ну и мои тоже были не великого ума, хотя веселые ребята. И английский неплохо знали. Мы с ними в основном цыпочек обирали. Встретим ночью на улице, малость ножом припугнем, и те сразу все себя снимают: часы, цацки, телефон отдают, сумочку. Даже скучно как-то. Однажды зажали одного пацана, сильный был, черт, почти раскидал пятерых. Но мы навалились скопом, связали его. Он был как дьявол: смотрел так, словно готов был перегрызть нам глотки. Но красивый, что кукла, в костюмчике, значок ещё какой-то поблескивал. Ух, горячий! У меня встал так, что чуть штаны не порвались. Да и ребята из банды на него поглядывали с интересом. Тут с этим просто: пацан, девка – какая в жопу разница. Ну, мы отволокли его в наше убежище. Недалеко заброшка стояла: дом двухэтажный, гараж, сауна, подвал. Видно, зажиточные люди жили. Все честь по чести. Только старое все уже, разваливающееся. Мы доводились пивом и таблетками, пока пацан этот сидел связанным. Руки ему стянули проволокой и привязали к трубе. Рот ему тоже завязали. От таких дерзких пользы все равно нет: ни отсосать, ни поговорить. Я первый был готов. Подошёл к нему, а он сидел, прикованный к высокой трубе так, что руки у него были задраны и заведены немного назад. Я провёл ладонью по его галстуку, подумав, что парень классно бы смотрелся в таком шелковом ошейнике без ничего. Кожа у него была светлая, нежная. Не то, что у меня: утром побрился, к вечеру уже щетина. Я как представил, что он везде такой гладенький, так завёлся. Подтянул его за галстук, стал целовать, куда попало: щеки, висок, нос. Он пах водой и какими-то цветами. Парень, правда, пытался сопротивляться: вертел головой, вырывался, чуть шею себе не свернул. Я намотал его галстук на кулак сильнее, притянул его к себе и хотел сорвать с него пиджак, чтоб скорее посмотреть, что у него там под одеждой. А этот болван стал вырываться. Ну я и приголубил его кулаком в висок. Ребята рядом загоготали, а Тан – наш старший – сказал, мол, строптивый, люблю таких. И так вразвалочку подошёл и за волосы моего паренька притянул. Уткнул его лицом в свою ширинку да хорошенько по ней повозил. А потом – раз – и нож вытащил, обычный такой, “бабочку”. Я дернулся возразить, но он остановил меня. А вокруг-то банда его, если хочешь, Брендон, получить малыша, то не вздумай главарю поперёк лезть. Тан ножом своим провёл по лицу парня, тот даже на миг глаз не отвел. Вот это выдержка, где таких делают только?!! Меня этот его взгляд ненавидящий так вштырил, что прям захотелось сдернуть с него штаны и выебать в сладкую дырку. Тан знал, что делал, ножом ему пригрозил, а потом неожиданно вниз спустился, горло ему пощекотал и – раз! – распорол пиджак ему. Быстро так, играючи куски отбросил и опять – раз! – рубашку на две половины разрезал. Я аж выдохнуть забыл. Хорошо Тан сделал, чисто, не поцарапал мальчика. Тот, видно, тоже обомлел, сидит, не шевелится. Тут я понял какой Тан мне подарок сделал, не стал время зря терять, вытащил член и похлопал ему по щекам, мол, открывай свой рот. Я уж и кляп ему готов был вытащить. Но он только смотрел презрительно. Ах так, думаю, ну сам не хочешь, так дырка твоя за все ответит. Я его перевернул пинком, он хотел устоять, но со скованными руками да на коленях не сильно-то получится. Он упал ничком, и я увидел его зад, обтянутый брюками. У меня чуть кровь из носа не пошла, так срочно нужно было вставить ему по самые яйца. Я стал рвать на нем штаны. Хотел по хорошему снять, но парень начал извиваться, и мне пришлось их просто сдернуть. Кожа на его заду была гладкая и нежная, на пояснице две мягкие ямки. Я прям захотел его сожрать, сразу же здесь. И тут, как назло, завыли сирены. Уж полицейские сирены в любой стране отличишь. Мерзкие какие-то, громкие, что уши закладывает. Все парни кинулись врассыпную, снизу послышались выстрелы и крики. Я тоже дернулся, подбежал к лестнице, глянул, а там внизу люди в форме стучат ботинками по лестнице, палят во все стороны. И одна пуля, видно, срикошетила, но это я потом задним умом понял, а тогда просто задохнулся от боли и упал. Ногу пекло невыносимо, как будто железо горячее приложили. В ладони тут же собралась жидкость и стала сочится сквозь пальцы. Я сразу понял, что это кровь. Повернулся, нашел глазами своего парня и увидел как злобно блестят его глаза. Нет, думаю, рано мне ещё тебя терять, я ещё в твоей дырке не был, гладкий зад твой на вкус не пробовал. Топот все приближался, выстрелы звучали ближе и намного реже. Видимо, банду либо повязали, либо уложили. Я запаниковал, но как-то вдруг вспомнил, что в этом богатом доме раньше был лифт из кухни в столовую. Сам лифт уже разрушился, а шахта осталась. У меня, как всегда в минуту опасности, и боль отступила, и мозги прояснились. Я понял, что надо сделать, и как поиграть с моим парнем, не попадаясь на глаза полиции. Я вскочил на ноги и, почти не хромая, добрался до моего пленника, смотревшего на меня изумленными глазами. Я легко разомкнул толстую проволоку его наручников руками. Не знаю, как это получается, но у меня в такие моменты появляется огромная сила. Схватил его поперёк тела и потащил к шахте лифта. Он даже не сопротивлялся, так был удивлен. Я почувствовал, как вместе с вытекающей кровью путается сознание и плывёт перед глазами, и последним усилием перебросил нас через край шахты. Почти сразу меня настигла тьма, я даже не помнил удара. Очнулся я лёжа на моем пленнике, в темноте шахты. Никаких шагов и голосов слышно уже не было, видно, мы долго пролежали тут вдвоём. Я стал двигаться, пытаясь нащупать здоровой ногой заслонку. Выбил ее и благополучно выполз наружу. Из единственного маленького окна еле пробивался свет луны. Я огляделся и по многочисленным шкафчикам, полкам и крючкам понял, что нахожусь на кухне. Я посмотрел в другую сторону, отметив старый стол с потемневшей поверхностью, шаткий табурет возле него и какую-то подстилку в углу, наверное для собаки, поскольку она лежала между стеной и печкой. Я сразу же полез по шкафчикам. Не знаю сколько я пролежал в бессознанке, но проголодался изрядно. Везде было пусто, только в одном шкафу лежали какие-то старые конфеты и пара банок кукурузы. Странно, но плита еще работала, видно, газ в баллоне остался. Я зажег одну конфорку и в ее неверном свете ещё раз осмотрелся. Кухня была небольшой, но с плитой и мойкой. Я открыл кран, он захрипел и закашлял, но выпустил тонкую пахнувшую ржавчиной струйку воды. Я еле удержался, чтобы не броситься и не напиться вдоволь. Говорил же, у меня всегда сушняк после таблеток. Напившись, я разыскал погнутую и проржавевшую кастрюлю и поставил воду. Рана уже не болела, кровь запеклась, но нужно было промыть ее. Видно, пуля все-таки прошла по касательной. Пока вода грелась, я вскрыл банку с кукурузой и, в два захода высыпав в рот содержимое, проглотил его. Голод и жажда немного отпустили, и я стал обустраивать наше любовное гнездышко. Набрал старых пожухлых полотенец и закрыл ими окно, скрепив между собой зажимами, найденными тут же. Проверил все ящики, отодвинул стол и табурет, подергал водопроводную трубу – она была прочно вмонтирована в стену. Расправил лежанку, предвкушая, как на ее темной ткани будет смотреться светлая кожа моего парня. Стоило подумать о нем, как тут же услышал стон из шахты. Я поспешил туда и, напрягшись, вытянул только пришедшего в себя парня из шахты. Он моргал глазами и крутил головой, постанывая, пока я тащил его к трубе и привязывал руки проволокой. Затем поправил лежанку и отошел в сторону, чтоб полюбоваться на него. В разорванной одежде, которая почти не прикрывала его гладкой нежной кожи, со спутанными волосами и слегка дезориентированный, он смотрелся просто потрясающе. Лакомый кусочек! Все было бы идеально, если б не его злобный взгляд, которым он старался испепелить меня. Только он выбивался из этой прекрасной картины. Я подумал, что нужно найти ложку и выдавить ему глаза. Тогда все будет просто прекрасно. Он будет полностью мой. Вся эта кожа, все эти сочные куски, все его гладкое, словно облитое карамелью, тело. Я облизнулся. Я не хотел трахать его так сразу, хотелось все сделать правильно. Чтобы он понимал, кто именно сует член в его узкую дырку, чтоб рыдал и просил остановиться. Но мой член уже дал о себе знать, неудержимо поднимаясь под штанами. Парень пошевелился, наверняка, специально, чтобы я мог лучше разглядеть его круглый зад. Он поджал ноги, словно говоря: вот она моя дырка, возьми ее. Мой член стал еще больше, и я вскрикнул. Рана на бедре заболела с новой силой, кровь сочилась по ноге. Я рванул к плите, смахнув с окна одно из полотенец. И тут же погрузил его в горячую воду. Отжал, расстегнул штаны и приложил теплый успокаивающий компресс к ране. Член упал и стало легче. Видно, на кураже после таблеток я даже не заметил, насколько близко к члену прошла пуля. Просто чудом не задев паховую вену. Она сняла изрядный клок кожи, и теперь, пока рана не затянется и не зарастет новой кожей, я буду испытывать боль каждый раз, когда член встанет. Ебаная жизнь! Я посмотрел на моего парня, он лежал на подстилке, свернувшись и тяжело дыша. Я поднял полотенце и, протянув руки, отжал его. Несколько капель воды, смешанные с моей кровью, упали ему в рот. Он жадно облизал губы. Если я не могу кончить в эту дырку, то хоть так пусть меня попробует. Рана все еще болела. Я не мог долго сидеть или лежать, легче становилось только когда я стоял. К счастью, как и во всех домах, в этом аптечку тоже держали на кухне. Я нашел ее, пока готовил наше любовное гнездышко, и припрятал, хотя там не было ничего, кроме йода, какой-то пахнущей цветами мази и пакетиков с травами. Из полезного был только обезбол. Я не придумал ничего лучше, чем закинуться сразу тремя таблетками и заснуть у порога кухни, положив свою куртку в качестве подушки. Я проснулся от жуткого чувства голода, все внутренности будто разрывало. Я с трудом поднялся и проковылял к шкафчику, где приметил конфеты. Рана ужасно болела, действие обезбола прошло, и я подумал о том, что уже можно было наведаться в ближайшую аптеку и затариться там таблетками. Мой парень, по-прежнему, лежал на подстилке, скрючившись, еле прикрыв изодранными брюками свой зад. За окном было темно, и я решил, что проспал всего несколько часов, пока не глянул на встроенные в панель духового шкафа часы. По ходу я проспал целые сутки. Неудивительно после всех событий. За раздумьями я не заметил, как сожрал пол пакета конфет. Отвлекся только, когда мой парень пошевелился на подстилке. Я нагнулся, чтобы посмотреть на него, но наткнулся на ненавидящий злобный взгляд темных глаз. Как ужасно ему не подходили эти глаза! Совсем не подходили. Надо было обязательно от них избавиться. Я улыбнулся и, протянув руку, откинул прядь волос с его лица. Он шарахнулся от меня так, что почти вывихнул руки и ударился головой о стену. С этого положения я увидел, что на его скуле багровеет огромный синяк. Наверное, следствие падения в шахту. Я заскрежетал зубами. Ну что за невезение! Мой малыш должен быть идеальным: чистым, аппетитным и всегда готовым принять меня. А тут этот уродующий его синяк! Надо будет захватить в аптеке тональный крем и замазать это безобразие. Я поспешно поднялся и, накинув куртку, послал моему мальчику воздушный поцелуй. Выбраться получилось легко. Никто не караулил у входа, никто не ждал у сломанного забора. Ни одного чертового легавого. Только несколько пятен крови в гостиной да сломанные перила напоминали об облаве. Я натянул капюшон легкой куртки и, насвистывая, пошел к ближайшей аптеке. В Таиланде был сезон дождей, и в воздухе чувствовалась прохлада. Я поглубже засунул руки в карманы и вдруг наткнулся там на что-то округлое. Вытащив находку, я с удивлением обнаружил свои таблетки. Мне нереально повезло! Это лучше всякого обезбола! Зная, как они на меня действуют, я решил сначала все-таки дойти до аптеки, а уже потом, дома, наедине с моим парнем, оттянуться, как следует. Мои прекрасные таблеточки раскрепостят кого угодно! Я уже предвкушал бесстыдно раскинувшегося парня, приглашающего меня воспользоваться его дыркой. От этих мыслей член опять стал подниматься, и я ускорился, чтоб быстрее очутиться перед аптекой. Немолодая сухощавая тайка быстро собрала мне все требуемое: обезбол, тональный крем, бинт и лейкопластырь. Я захватил еще кучу питательных батончиков. Только ложка вызвала у нее недоумение, но, отлучившись в заднюю комнату, она отдала мне свою, причем абсолютно бесплатно. Ложка была не большая, но и не маленькая, как раз то, что нужно. Я поблагодарил продавщицу и пошел обратным путем. Всю дорогу я любовался ложкой, представлял, как она погружается в мякоть глаз моего парня, изгоняя оттуда злость и ненависть. Очищая моего мальчика. Вдруг мне пришло в голову, что я должен сделать все красиво и быстро, а для этого нужно потренироваться на ком-то еще. Недолго думая, я засунул пакет с покупками в карман куртки и, вытащив оттуда таблетки, закинул в рот пару штук. Я еще помнил, как шел за тремя хохочущими говорливыми девицам, молодыми низкими тайками, как догнал их в каком-то темном переулке, где они раскуривали один на троих косяк. Помню, что улыбался и болтал о чем-то, курил вместе с ними. Потом разноцветная акварель залила мой мозг, и я помню только разводы красного на черном, капли на кирпичной стене, блеск глаз в темноте. Когда я пришел в себя, меня вывернуло какими-то красными непереваренными кусками. Я оглянулся. Все трое лежали в разных позах, но неизменно отвернувшись к стене. Ну и ладно, я тоже не хотел на них смотреть. Ни на красные провалы глаз, ни на куски плоти, бывшие их лицом, ни на вывалившиеся на асфальт внутренности. Зато я был умен и предусмотрительно сложил их глаза в один из пакетиков, взятых в аптеке. Я кое-как доковылял до своего убежища, спустился на кухню и сразу же завалился спать, еле успев свалить свои покупки на стол, а трофеи – к ногам испуганного парня. Судя по часам, я отсутствовал почти день. Кастрюлька на плите опустела, а в пакете недоставало конфет. Мой парень мог позаботиться о себе. Я встал, пошатываясь, вытащил из пакета батончик и, давясь от жадности, съел. Мой парень наблюдал за мной сквозь упавшие на лицо пряди волос, настороженно и зло. Я не понимал, чем заслужил такое отношение! Я хотел договориться с ним, рассказать ему, какой он красивый и как хорошо нам будет вместе, но стоило мне только двинуться в его сторону, как он вскинул ноги и ударил ими мне в пах. Острая боль пронзила раскаленной стрелой! Я согнулся, прижимая руки к ране, в паху все горело и ныло. Злость захлестнула меня, и следующее, что я помнил, это как я сижу на своем парне и методично крошу его челюсть кулаками. Он отключился, и его голова моталась из стороны в сторону, капли крови брызгами разлетались в стороны. Я разочарованно застонал и поднялся. Я смотрел сверху на его окровавленное тело и разочарование поглощало меня волной. Я так хотел быть хорошим, устроить все наилучшим образом: светлое тело на темной ткани, черная лента на глаза, красная натруженная дырка. Красиво. А сейчас все было совсем не так красиво, как я себе представлял. Рваная рана на его лбу, выцветший зелено-желтый синяк на скуле, опухшие губы, окровавленный рот и красные смазанные капли по всему телу. Я в бешенстве ударил кулаком по столу и, развернувшись, ушел в столовую. Немного побродив по дому, я нашел старый пыльный диван и не заметил, как задремал на нем. Проснулся я уже к вечеру. Ужасно хотелось есть. Я спустился на кухню. Кажется, парень не приходил в себя, но его обморок вроде перешел в сон. Он полулежал с задранными вверх руками и хрипло дышал ртом. Кровь засохла, но я был так зол на него, что у меня совсем не было желания приводить его в порядок. Поставив кастрюлю с водой на плиту, я вышел подышать воздухом на улицу. Снаружи опустились сумерки, дождь, видимо, шел весь день, поэтому бывшая лужайка превратилась в грязь. Я сосредоточился на том, чтобы обойти все лужи, ступая по гравию, и не заметил, как впечатался лицом в прохожего. Когда я поднял голову, то увидел высокого тайца. Обычно они не отличались ростом, но этот был даже на дюйм выше меня. Но не это поразило меня, Он был охрененски красив! Первый раз видел настолько красивого азиатского мужчину! Его тело, к которому я находился так близко, под промокшей рубашкой было крепким и ладным. Он был удивительно хорошо сложен. Сложив руки в “вай”, он извинился и спросил по-английски, не видел ли я тут его друга. Его зовут Пит. Друга. Я хрипло спросил, как же зовут его самого. Он слегка улыбнулся и сказал “Порш”. Я готов был сожрать его прямо там, на улице. Он был очень лакомым кусочком! Конечно, я сказал, что никого с таким именем не знаю, но если увижу, то обязательно сообщу. Он оставил визитку с очень сложным тайским именем, и я засунул ее в карман. Он отошел на несколько шагов, потом вернулся и протянул мне фотку друга. Но я не мог отвести взгляда от его глаз. В них были тревога, вежливость и какая-то скрытая нежность. Если б мой парень смотрел на меня так! Я проводил его взглядом и пошел в другую сторону. Посмотрев на развалюху, я заметил несколько новых граффити на ней, в том числе на кухонном окне. Но что там было, в сумерках не смог прочитать. Надо было как-то закрыть ворота, чтоб местная ребятня не лазила сюда. Они были перекошены, но может отпугнули бы малолеток. Я долго бродил и дошел почти до Бангла Роуд, где ошивались проститутки всех мастей. Здесь легко было перехватить какую-то нетребовательную шлюху или подвыпившего иностранца. Я хотел, чтобы хоть кто-то смотрел на меня, как Порш. Но мимо с мигалками промчалась машина скорой помощи, и я, тревожась, повернул назад. Весь обратный путь я бежал и все равно не успел. Из дверей заброшки работники скорой выносили носилки с телом. Подул ветер, и край простыни загнулся, открывая безжизненно-бледное лицо моего парня. Я отошел, став в тени деревьев, а потом и вовсе смешался с зеваками. Я наблюдал, как полиция протянула желтые заградительные ленты, как приехали инспекторы и криминалисты. Но вскоре стемнело, и работать на месте стало невозможно. Постепенно все разъехались: сначала детективы с криминалистами, потом патрульные полицейские, последними ушли любопытные зеваки со своими телефонами. В темноте я осторожно пробрался к окну. Именно этот момент выбрала луна, чтобы выглянуть из-за туч и пролить свет на то место, где стоял. Среди покрывавших дом граффити четко выделялась надпись с обратной стороны окна “HELP”. Я знал, что она сделана кровью. 2. Я нашел другую заброшку, на противоположном конце улицы. И каждый день проходил мимо той, откуда вынесли тело моего парня. Полицейские возились там несколько дней, но уже скоро их активность уменьшилась, а потом совсем иссякла. Только желтые ленты мотались туда-сюда по ветру. Там теперь жили какие-то подростки, разрисовавшие граффити весь дом. Я был так зол на них, что не выдержал однажды и схватил сразу двоих. Стукнул пару раз, они и обмякли. А я перенес их в новый дом. Маленькие стукачи. Но они получили от меня за все. Я учил их почти неделю, пока они не стали выполнять команды, как послушные собачки. Теперь, когда я возвращался с прогулки, они оба встречали меня, сидя на корточках. Учитывая, что они были голые и прикованные ошейниками к трубам, это выглядело забавно. Я иногда скармливал им сырое мясо, они давились, но жрали его. Когда мне не спалось, я выпускал их ночью погулять в сад. По крайней мере, это было садом, когда дом строили. Но они больше гадили, чем гуляли, к тому же мерзли и забегали обратно. Моя рана на ноге уже зажила и периодически я вставлял то одному, то другому. Но они были такими вялыми и костлявыми, что мне это быстро надоело. Мы так прожили, наверное, около месяца. Время как-то странно шло после смерти моего парня: то летело, то ползло, как черепаха. Я часто вспоминал его, он даже снился мне. Во сне он смотрел на меня теплыми карими глазами Порша. Мои “собачки” к этому времени пообвыклись и поняли, что если будут угождать мне, то смогут жить без проблем. Они старались вовсю. Но ни один из них не был тем, кто мне нужен. На меня напала такая тоска, что пришлось проглотить пару таблеток. Конечно же утром я проснулся в куче блевотины и груде костей. Я быстро оделся и ушел из этого дома навсегда. На этом мои попытки зажить семейной жизнью закончились. Я решил, что должен это отметить. Во мне плескалась целая бутылка джина и остатки таблеток. Я чувствовал себя непобедимым. Хотелось прыгать и скакать, но я старался идти размеренно, пока не дошел до той самой улицы шлюх. Я шел по ней, не торопясь, размеренно, подыскивая себе новую жертву. Какое слово, а! Я хотел парня, чтобы был силен, покрепче меня, чтоб сопротивлялся и смотрел злобно, как тот, мой, парень. Я хотел бороться с ним, согнуть его, сломать и смотреть, как он будет ползать у моих ног. А потом трахнуть его: жестко и больно. Чтоб он извивался, как червь на булавке. Я отвергал всех шлюх: парней, девушек, трансов. Никто из них не был достаточно хорош для меня. Пока я не увидел его. Он стоял у какого-то дома и прикуривал сигарету. Весь такой строгий, красивый до невозможности, в какой-то пестрой рубахе и темных брюках. Я заинтересованно глянул на него и подошел чуть ближе. Он все так же стоял на месте, не пытаясь подойти ближе, кокетничать или выпрашивать денег. Он просто курил, рассматривая меня сквозь дым прищуренными глазами. У него была простая строгая прическа, чистое лицо и даже сквозь свободную рубаху с ужасным леопардовым принтом проглядывали его бицепсы и широкая грудь. Ах, какой же лакомый кусочек! Я некоторое время просто стоял и рассматривал его. Затем поманил пальцем. Он медленно отлепился от стенки и подошел. Никакой пошлости вроде покачивания бедрами. Упругая пружинистая походка. Я вытащил наличные, показывая ему пачку батов. Он с сомнением оглядел меня, но потом кивнул и, развернувшись, зашагал к переулку. Я поспешил за ним, предвкушая развлечение. Сначала заставлю его раздеться… Нет, лучше сам раздену, разорву его шмотки: и эти штаны, и блядскую леопардовую рубаху. Потом дам в рот, буду задвигать ему так, чтоб у него аж в горле хлюпало. А потом трахну его дырку… Я остановился, наткнувшись на спину шлюхи. Он развернулся и посмотрел на меня так, что я понял: сначала я заставлю его сломаться, заставлю умолять, сменю это злобное выражение на гримасу боли. Он меня опередил: ткнул шокером в бок. Я рухнул на асфальт, приложившись щекой о камни. Это был совсем нечестный прием! Я еще увидел, как он заносит руку, и потом – темнота. Очнулся я привязанным к какому-то столу. Я был голым, даже без носков, а руки сведены под столом и связаны каким-то крепким шпагатом. Поясница нещадно болела после шокера, но холодный металлический стол немного приглушал боль. Я повертел глазами по сторонам, но комната тонула во тьме, только надо мной ярко горели лампы. Я чувствовал себя как в больнице. А когда двое мужчин в темных халатах подошли ко мне из темноты, я сразу вспомнил, как Реджи рассказывал про свою операцию. Все было так же: и врачи в масках, и свет, и наркоз. Я ждал, когда мне приложат маску, я вдохну и уплыву на карусели. Но этого все не происходило, хотя двое мужчин звенели инструментами и перекладывали какие-то пакеты. Я повертел головой из стороны в сторону и уже хотел было позвать их, но вдруг в круге света увидел лицо того парня-шлюхи. Он курил и смотрел на меня так, что я сразу понял – наркоза не будет. Когда его сигарета дотлела до конца, он подошел ко мне и сказал на очень хорошем английском: – Я подарю твое сердце Питу. Я сразу вспомнил Порша и его друга. Я не дурак, чтобы там Люсиль про меня не говорила. Значит, мой парень жив. Я улыбнулся и зашарил рукой, привычно пытаясь найти таблетки. – Мы готовы начать, мистер Вегас, – сказал один из мужчин над моей головой. – Это ищешь? В руках у парня-шлюхи были мои таблетки: родная знакомая баночка с зеленой наклейкой и надписью “витамин С”, которую сестра пихнула мне в карман перед отъездом. Вегас кивнул, и мужчина в темной маске поднес к моему глазу скальпель.