Мир предложением выразив

Джисон всегда считал, что совершенно необязательно переживать какое-то событие, чтобы написать о нем текст. О любви, разлуке, отчаянии было написано и снято столько, что вдохновение можно было почерпнуть на несколько жизней вперед. Необязательно с кем-то встречаться, чтобы представлять, каково это. Первый поцелуй — всего лишь формальность. О самом процессе можно было прочитать в книге, посмотреть в дораме, да и в любом мало-мальски романтическом фильме. Совершенно необязательно было углубляться в дебри самокопания, чтобы выудить из глубин что-то такое, чего нельзя было не вывалить на бумагу. Читателю не нужно было знать, переживал ли автор тот или иной опыт. Буквы объединялись в группы, слоги образовали слова, и вот перед вами текст на энное количество строк, описывающие тяжелые душевные метания героев. Существовало даже множество приемов, показывающие, как правдоподобней описать то или иное чувство. Какой троп выбрать, чтобы читатель проникся сопереживанием к герою. С песнями было и того проще: достаточно подобрать нужное сочетание слов, наложить правильную музыку, и вот уже готовый трек какую неделю не сходит с высших строк хит-парадов. Не нужно было проживать какой-то умопомрачительный жизненный опыт, чтобы слова выглядели правдоподобными. Достаточно было иметь воображение. У Джисона его было хоть отбавляй. В детстве ему часто говорили о том, что он буквально пропадал в своих фантазийных мирах, которые меняли свои сюжеты в зависимости от прочитанной манхвы. Фантазия помогала ему раньше, в моменты, когда было скучно, грустно или одиноко. В моменты, когда не хватало сил бороться с этим миром. Одна только мысль о том, что он мог погрузиться в какую-то, намного более продуманную и менее жестокую вселенную просто представив ее — согревала. Фантазия помогает ему и сейчас, когда он пишет тексты, когда он переживает каждую строчку, стараясь вложить в нее какой-то свой смысл. Просто придумать ситуацию и описать ее, понимаете? Это так просто, что иногда, тексты писались за какие-то считанные часы. Да, конечно, дальше следовала долгая и утомительная редактура, из-за которой текст мог либо полностью видоизмениться, либо же, если все было совсем печально — просто отойти на второй план, уступая место чему-то более содержательному. Конечно, случались моменты, когда на написание одной несчастной лирики уходили недели. Но это были исключительные случаи, когда в смысл хотелось вложить что-то особенно сложное, может быть, даже необычное. Или, когда Джисон хотел подогнать каждую строку под определенного участника, чтобы слушатель ясно понимал, кто вел с ним диалог. Вот и сейчас он смотрел на пустой лист бумаги, пытаясь прикинуть, какие слова лучше подобрать, чтобы описать мироощущение лирического героя. Если это был групповой текст, он всегда представлял, кто будет исполнять каждый кусок, и слова ложились на бумагу сами по себе. Ведь когда у твоего лирического героя была плоть и кровь, когда ты имел возможность подойти к нему, взаимодействовать, да что угодно — слова сразу же обретали свою силу. И как уже описывалось ранее — наибольшей силой обладали те вещи, которые были пропитаны болью. Но иногда, одной боли бывает мало, чтобы текст вышел действительно хорошим — нужно было еще поймать волну. Только, похоже, сегодня серфер из Хана был так себе. Он сидел, прислонившись головой ко столу и напряженно думал. Самое страшное — исписаться. Понять, что все тексты, которые будут после — будут пустыми и безликими. Осознать, что то, что выйдет из-под твоей руки, хоть и будет попадать в чарты (инертно), но не будет содержать в себе хоть какой-то сути. Для автора это, зачастую, страшнее смерти. Джисон не чувствовал, что исписался, он понимал, что просто устал, не находил нужных слов и ему просто надо было дать себе отдохнуть. Даже Чан умел тормозить, когда понимал, что тот самый поворот слишком близко и еще чуть-чуть и он впишется в ограждение. Иногда, для хорошего текста нужно было просто освободить голову. Дать ему время сформироваться. Сменить бумагу на заметки в телефоне, комнату — на гостиную и так далее. Для хорошего текста нужна атмосфера, его надо прочувствовать. Хан чувствовал только усталость. В какой-то момент его тело расслабилось настолько, что глаза, словно налитые свинцом, стали закрываться, и он стал попадать в какое-то подпространство. Что-то среднее, между сном и явью. Момент, который, если его тонко не прочувствовать и не остановить — бросит тебя за черту прямо в объятия Морфея. Он и правда почти заснул, когда почувствовал холодную ладонь на своей шее, крупно вздрагивая. — Оу, — раздалось над ним. — Прости, что напугал. Минхо, словно кот, часто подкрадывался незаметно, устраиваясь рядом. Хан любил в нем эту черту. Ему казалось, что он любил в нем вообще все. — Нет, я просто задумался, ты что-то хотел? — Джисон неловко улыбнулся, выпрямляясь, и потирая шею. Он посмотрел на парня, который, мягко улыбнувшись, чуть приподнялся, чтобы посмотреть за плечо. — Не получается текст? — вместо ответа спросил он. Джисон, в общем-то, привык к тому, что Минхо не всегда отвечает на поставленный вопрос, ему всегда это казалось забавным. Своего рода изюминкой. — Нет, все нормально, — заверил он. Меньше всего ему хотелось жаловаться. Нужно всегда оставаться сильным. Смелым. Таким, каким сам хочешь себя видеть. — Просто немного устал. Минхо снова улыбнулся, мягко поглаживая шею. Хан мог чувствовать, как его ладонь, холодила кожу, постепенно согреваясь. По телу в такие моменты всегда бежали мурашки, и дело было далеко не в контрасте температур. — Не обязательно делать все и сразу, ты и сам всегда говоришь это Чану, — напомнил он, чуть сжимая его шею. — Просто дай себе отдых и вернись к тексту завтра и у тебя все получится. А сейчас пошли есть, я недавно нашел одно кафе, думаю, тебе понравится. Легкий поцелуй в макушку, и сонливость, словно вода, утекала из-под пальцев. Джисон ярко улыбнулся, поднимая глаза. Часто он ловил себя на мысли, что при желании, во взгляде Минхо можно было раствориться без остатка. И кто он такой, чтобы отказывать себе в этом? — Раз ты нашел это место, то платишь ты, — тут же сказал он, поднявшись. Минхо только фыркнул, приобнимая Хана и подталкивая к двери. А в голове Джисона, тем временем, складывалась картинка, словно он отыскал последнюю деталь недостающего паззла. Быстро достав телефон, и открывая заметки, он покивал, ведомый прохладной рукой Минхо, набирая при этом текст: «Даже если ты сейчас в моих руках — ты все также недосягаема. Я хотел бы обнять тебя, жаль, что это невозможно». Для вдохновения всегда нужна атмосфера, и если это — холодная ладонь на шее — то пусть будет так. Остальное — условности.