Уборкой школу не испортишь

Цветы из мороженого Поездка на море прошла для Жана Кирштайна, ученика уже 2-А класса, как в тумане. Всему виной первая в жизни проба алкоголя в кругу таких же неопытных подростков (хотя с утра выяснилось, что Энни не пила вообще, потому что любит сидр, а не пиво и саке) и первый в жизни по... Нет, Жан, не думай об этом, пока ты на работе! Уши тебя выдают! — Извините, можно сделать заказ? — голос посетителя вывел Жана из задумчивости о вечных подростковых проблемах. — Конечно, здравствуйте, добро пожаловать в наш ресторана, — Жан, достав блокнотик и ручку, обернулся и заговорил прежде, чем с дружелюбной улыбкой поднял взгляд на... — М-Марко? — голос Жана предательски сломался на писк в самый неподходящий момент. — Привет! — Марко улыбался, наклонив голову, и рассматривал Жана с большим интересом. — Давно не виделись. — Ага... — Жан не знал, что сказать, стоял как столб и смотрел на его улыбку, его веснушки. Утром ещё было мало посетителей. Солнечный свет пробивался через бежевые занавески на окнах, кондиционер охлаждал воздух, и все, заходившие внутрь после раскалённой улицы, расслабленно и облегчённо вздыхали. Из кухни и от витрины шёл запах свежей выпечки, хлеба, пирожных, тортиков, и смешивался с запахом букетов на столиках. Марко что-то сказал, указывая на голубые цветы в вазочке перед ним, и, не получив ответ, поднял на Жана карие глаза, которые подсвечивались, если он как-то по-особому поворачивал голову и солнечный луч касался его лица. Поймав его взгляд, Жан чуть не выронил меню, которое забыл отдать. — Что? Эм... что будешь заказывать? — У вас тут очень красиво, — повторил Марко. Похоже, он тоже смутился из-за смущения Жана. — А, да, — Жан кивнул и быстро затараторил: — Мама заказывает всегда свежие цветы летом, и весной, чтобы тут была атмосфера такая, ну, как в настоящем саду, вроде, зимой, правда, тут в основном декор, а осенью... а осенью тоже цветы, кажется... Марко рассмеялся и кивнул. — Да, здорово. А вам помощники не нужны? Я бы хотел поработать тоже, — Марко посмотрел за витрину, где сидел скучающий второй официант. — Я, на самом деле... подумал, вдвоём тут будет веселее. — А, да, погоди, здесь? — Жан широко улыбнулся, пока сердце в груди сделало кувырок, и тут же попытался вернуть более расслабленное выражение лица — с трудом, потому что Марко за весь их кривой разговор видел только нервное и смущённое существо, хвалившееся в классе, что он-де гуру свиданий. — Я, я спрошу у мамы, в смысле, пойдём, узнаем, она будет только рада! — И я в отпуск наконец-то пойду, — отозвался из-за витрины второй официант. Несмотря на ненавязчивую музыку, их разговор было прекрасно слышно, особенно, когда больше в ресторане никого не было. Тётушка Кирштайн с удовольствием согласилась, но заставила Жанчика пообещать, что они не станут хулиганить. Почему она заставила только его, а Марко нет, возмущался Жанчик, на что тётушка ответила, что Марко она доверяет. Жанчик потащил смеющегося Марко в комнату для персонала, чтобы начать обучение. До конца лета они подрабатывали вместе. Смущение первой встречи после знаменательной поездки прошло быстро, Марко всегда умел разрядить обстановку. И ни о чём таком они не заговаривали, чему Жан был очень рад. Но и как-то расстроен, только не хотел об этом думать. Ничего ж такого, да? Ну, подумаешь, в ту ночь все друг с другом перецеловались... — Рекомендую вам попробовать наш десерт, — Марко указал парочке, явно пришедшей на свидание — цветы, красивые наряды, горящие глаза у девушки и потные ладошки у юноши, — на фото в меню. — Эти цветы из мороженого придумал гуру свиданий, он же их и делает, советую посмотреть, настоящее произведение искусства, — Марко обворожительно улыбнулся. Юноша с потными ладошками почувствовал конкуренцию. — Уверен, ваше свидание пройдёт так же изящно и волнующе, как и цветы из ванильного и лавандового мороженого. Жан, стоя за витриной, хотел сгореть и превратиться в пепел, который развеют с горы над их городком. — Ты снова про это вспомнил? — прошипел он, когда Марко принёс ему заказ на два мороженых в вафельном рожке с цветочками из черничного, лимонного и клубничного мороженого. — Зато благодаря тебе ваш ресторан рекомендуют в соцсетях и у вас теперь больше клиентов, — Марко довольно поправил воротник рубашечки. — Ага, но почему-то все фоткают не цветы, а милого официанта... — буркнул Жан. — Ты считаешь меня милым? — заулыбался Марко. Жан выронил рожок, и цветы из мороженого впечатались в его фартук. — Вычту из зарплаты, — сказала проходящая мимо тётушка Кирштайн. — Ну мам! Летний фестиваль Перед началом нового семестра 2-А класс в неполном составе собрались вместе на фестиваль фейерверков. Райнер и Имир продумали невероятный план по сближению Бертольда и Энни — эти двое после поездки уже ходили вместе в приют для животных, где подрабатывает Энни, и она (!) подарила (!) Бертольду (!) кота (!!!). Всё в твоих руках, дружище, подбадривал доброжелательным басом Райнер, не проебись, более просторечно выразилась Имир, не выражайся, цокнула языком Хистория. — Фестиваль фейерверков просто идеальная возможность признаться в чувствах! — наставляла Хистория. Бертольд, закрыв краснющее лицо ладошками, кивал. — Только представь: тихое место, где только вы вдвоём, с холма открывается вид на городок, на небе рассыпаны искры от салюта, и вы держитесь за руки... — Хистория мечтательно закатила глаза и чуть не потеряла сознание от такой красоты, но Имир вовремя её подхватила, ногой отфутболив Райнера, пытавшегося подоспеть на помощь. — Каждая девушка бы так хотела. Да? — Хистория посмотрела на Имир — снизу вверх, затем на Сашу — жующую пятую тайяки. — Ага, — вздохнула Имир, залипнув на огромных голубых глазах. — Ваще, — согласилась Саша, но, вероятно, с мыслью о том, какая же фестивальная еда вкусная. Конни тоже убеждённо закивал: — Все бы так хотели! — имея в виду любовь к еде. — Действуй! — Райнер и Имир подтолкнули в край засмущавшегося Бертольда к Энни, которая поднималась по лестнице к ториям. На ней была красивая летняя юката, и Бертольд сразу же забыл все советы друзей. Пока Саша и Конни наслаждались гастрономической стороной фестиваля, а три мастера по организации признания в любви наблюдали за нашей парочкой с приличного расстояния за соседним деревом, Бертольд и Энни за простыми разговорами о подработках, конце каникул, учёбе и выборе университета подошли к скамейке под большим деревом. Удивительно для такого местечка, что никто его ещё не занял, зато Бертольд и Энни обрадовались. Оба не очень любили шумные места. — Знаешь, когда мы перешли с вами в старшую школу, я думала, что всё будет просто ужасно, — сказала Энни, рассматривая ночной город. Мигали фары машин на ленточках дорог, слышалась музыка со стороны празднества, шелестел в кроне большого дерева тёплый летний ветерок. — Я же вообще с вами не общалась, пока мы в академии учились. А тут вдруг начали. — Я очень обрадовался, когда узнал, что ты пойдёшь в ту же школу, что и мы, — тихо сказал Бертольд, уставившись в землю под кроссовками. Ветерок игрался в траве, и щиколотки щекотали колоски и полевые цветы. — Так здорово, что можно дружить целым классом. В академии такого и правда не было. — Ага, — Энни кивнула и полезла в сумочку за телефоном. Она весь вечер фотографировала: то палатку с едой, то рыбок, которых упорно пыталась поймать Хистория, то фонарики над их головами, и кому-то отправляла. Бертольд крутил в руках бумажный веер, такие бесплатно раздавали в палатке с лимонадом — ночь была душная. — Ой... — Энни, издав тихий звук, выронила телефон, Бертольд его поймал прежде, чем он стукнулся о землю. — Хорошая реакция, волейболист. — И у тебя, — улыбнулся Бертольд, отдавая телефон. Их пальцы неловко стукнулись друг о друга. — В смысле, ты даже не испугалась, что он упадёт. — Это только внешне, — ответила Энни и сделала фото города перед ними. Они помолчали. Зашуршали позади кусты, призывая Бертольда сдавленным шёпотом уже признаться наконец, дружище, не дрейфь, чё ты ссышь, Имир, не ругайся! Бертольд кашлянул, обмахиваясь веером, потому что к щекам прилила кровь. — Я очень рада, что перешла с вами в новую школу, — снова сказала Энни. — Здесь я встретила человека, который мне нравится. Сердце тяжело ухнуло в груди, и Бертольд вдруг почувствовал, что ему даже полегчало. Если не считать охватившее его чувство грусти и разочарования. — Да? Вы в школе познакомились? — Угу, в клубе журналистики. Летом не виделись, потому что не попадаем на поездки друг друга. То я еду, то они с родителями. — Жалко. Наверное, вы бы хотели вместе сходить на фестиваль. — Я фотки отправляю. Ты заметил, наверное. — Ага. — Как там котёнок? Ты дал ему имя? — А?.. А, ну да, да. Смешной такой, играется со всем подряд. Особенно ему понравилось играть у нас во дворе, в траве возится, потом приходит весь зелёный. Я его Колоском назвал, ну, знаешь, он как в колосьях закопается, играет, а потом спит в них, кайфует... — Смешной, — Энни тихо рассмеялась. — Рада, что ты забрал его. Хорошо, когда у всех есть дом. — Да, очень хорошо. Над их головами рассыпался в искрах фейерверк. Сквозь треск салюта, радостные возгласы празднующих и музыку Бертольд услышал, как пришло уведомление Энни на телефон. В его сердце тоже что-то рассыпалось. По дороге домой — В этом году отпуск будто быстрее закончился, — вздыхала Нанаба, раскинувшись на переднем сидении. Из опущенного окна в салон машины проникал солёный воздух, хотя море уже давно скрылось от их глаз. — Дорогой, поедем зимой опять куда-нибудь, мне не хватило. — Угу, — лаконично отозвался в усы Майк. За рулём он становился ещё более молчалив, чем обычно. — Везёт Петре, они там до самого сентября будут! Вот что бывает, когда не берёшь себе классы на руководство, отдыха больше, — продолжала Нанаба. — Ханджи, ты в этом году тоже руководишь, да? Своими же? — Куда ж я их отдам, они мои, сладенькие, — отозвалась Ханджи с заднего сидения. Её почти не было видно из-за сумок и коробок, которые не поместились в багажник и пришлось сложить вместе с пассажирами в салон. Пассажиры вынуждены были придерживать багаж руками. Глухо щёлкали ракушки, стукались друг о друга баночки с водорослями — материала для изучения им хватит на весь учебный год. Виднелся только торчащий небрежный хвост и плечо в белом халате — Ханджи умудрилась весь отпуск проходить в своей рабочей одежде. — Ох, а мне надо было отказаться, в прошлом году так хорошо жилось, — Нанаба вздохнула. — Приезжаешь ко второму или третьему уроку, собраний с родителями проводить не надо, красота... — А чего вы в этом году решились, учитель Нанаба? — глухо спросил с другого заднего сидения Моблита. Его, в отличие от Ханджи, не было видно вообще. — Мы с Майком копим на новый дом, — довольно объявила Нанаба. Майк издал согласное «Угу». — Подумали, что квартира уже маловата. Да и мало ли, что нас в будущем ждёт, пополнение... — Кота заведёте? — радостно воскликнула Ханджи. — Или хомяков? Советую шиншиллу, за ними не заскучаешь наблюдать! — У Майка аллергия на шерсть, — вздохнула Нанаба, улыбнувшись снисходительно на то, как учитель биологии не понимает простых намёков. — Шиншиллы гипераллергенные! — запротестовала Ханджи. — Гипоаллергенные, — подсказал со смешком Моблит. — Ну да! — согласилась Ханджи, не поняв, в чём её поправили. — Мне хватает видеть в школе гиперактивную Ханджи, — отозвался Майк, и все засмеялись — теперь до конца поездки Майк точно не произнесёт ни слова. — Ну а что, я бы тоже в колесе побегала, если бы в лаборантской поставили, — мечтательно протянула Ханджи. Она повернула голову, из-за коробок поймала взгляд Моблита, подмигнула ему весело и отвернулась смотреть в своё окно. Моблит улыбнулся. Пальцами они касались друг друга, пока удерживали коробки с ракушками и водорослями от падения. Семья — Здравствуйте, тётя Карла, это вам! Дедушка передал, свои, из сада. Армин протянул маме Эрена корзинку беленьких яблок. Тётя Карла заулыбалась, погладила по привычке Армина по голове, как делала, когда он был ещё совсем маленький, и смущённо убрала руку: — Здравствуй, Армин, проходи. Передавай дедушке большое спасибо и привет, а ещё, чтобы не надрывался так, мы бы и сами сходили, помогли набрать яблок... — Он передал: «Спасибо вам за заботу о внуке», — Армин забавно спародировал старческий голос. Тётя Карла рассмеялась и, пока Армин разувался у порога, наклонилась к нему, очень тихо и конспиративно спросила: — Ты не знаешь, Эрен и Микаса поругались? Они с самой поездки как приехали, друг с другом вообще не разговаривают! Я думала, может, меня с Гришей стесняются, подростки сейчас так быстро меняются... а даже в комнаты друг к другу не заходят! Армин удивлённо посмотрел на тётушку и заметил за её спиной Микасу и Эрена. Беззвучно они махали руками, чтобы он ничего не рассказывал про поездку, и кивали, чтобы он сказал, что у них всё хорошо. — Да вроде нет, наоборот, на море мы ещё больше сдружились, — улыбнулся очаровательно Армин. Микаса покрылась красными пятнами. Эрен ударился лбом в дверной косяк. Микаса тут же подлетела, чтобы проверить, не сильно ли ушибся, а когда оба встретились взглядами, отскочили друг от друга, точно ошпаренные. Армин пожалел, что тётя Карла рядом, а то бы закатил глаза. — На солнце, наверное, перегрелись, жарища какая стоит! А у вас мороженое есть? Я ещё ягоды принёс, мы с дедушкой в лес ездили. — Какой ты хороший мальчик, Армин, — тётя Карла снова чуть было не погладила его по голове, но сдержалась, кивнула и пошла на кухню. Микаса и Эрен заметались, врезались друг в друга и удрали вверх по лестнице. Как они не издали ни единого звука, Армин понятия не имел. Оставшись один в коридоре, Армин устало потёр переносицу, где по привычке хотел найти очки. Проходя мимо гостиной, тётя Карла увидела их, как всегда, втроём. На большом экране телевизора шёл фэнтезийный фильм (Карла покачала головой, подумав, что в их время такие страшные кадры не показывали), ребята устроились на подушках на полу перед диваном. Армин в серединке, у Эрена видны только ноги, которые он забросил на соседнее кресло, а сам головой лежал у Армина на коленях, Микаса на плече у Армина. Нет лучше картины для материнского сердца. Все они её дети: и Эрен, в младшей школе вечно устраивал что-то такое, из-за чего её с мужем часто вызывали к директору, и Микаса, родители которой уехали заграницу работать, а дочка захотела остаться в родном городе, и Йегеры присматривают за ней, и Армин, живущий с дедушкой и бабушкой, в детстве был очень нежным и впечатлительным ребёнком, которого Микаса и Эрен защищали от всех хулиганов. Хотя все хулиганы сами боялись Микасу и Эрена. Решив, что подростковые ссоры точно летний дождик, довольная Карла ушла к себе, чтобы не мешать детям... подросткам... почему они так быстро растут?! — Прикиньте, если бы такое реально случилось, — зевнул Эрен, когда пошли финальные титры. — Тогда нам бы на уроках истории об этом рассказывали, — рассмеялся Армин. — Учитель Смит бы очень хорошо изображал командора армии. — Я бы заснула, если бы он начал объяснять все эти стратегии и планы битв. Я в Наполеоновских войнах запуталась, а тут вообще бы мозг взорвался, — вздохнула Микаса. — А если правительство скрывает от нас правду? — Эрен поднял голову и стукнулся макушкой о подбородок Армина. — Ай! — взвыли они. — Аккуратнее! Эрен, не больно? — заволновалась Микаса. — Мне больнее! — возмутился Армин. Эрен хихикал, потирая макушку. — Прости, прости, — смеялся он. — Не нужно такого в реальности, — Микаса погладила подбородок Армина и легонько дёрнула Эрена за волосы. — Очень жаль, что с главными героями так вышло. — Ну, двое остались живы, — улыбнулся Эрен. — Ага, конечно, мне надо, чтобы выжили все, — Микаса сурово прищурилась, звякнув новыми серёжками в форме черепов. Армин улыбнулся. — Все мои друзья должны остаться со мной. — Мы пока никуда не собираемся, да, Армин? — засмеялся Эрен и, обняв их, повалил на пол. Из гостиной Карла услышала смех, визг и, похоже, зачинающуюся битву подушками. Пожалуй, хорошо, что они ещё не настолько взрослые. Рассвет — Зачем тебе столько книг? Их ставить уже некуда. — Для этого я и купил новый шкаф. — Как будто в твоей квартире есть место для нового шкафа. — Возможно, я избавлюсь от холодильника. — Не вздумай. Незадолго до сентября Эрвин позвал Леви не на свидание — собрать вместе шкаф. И заодно помочь с уборкой и сортировкой книг. И заодно провести время вместе. Можно просто меня позвать, Эрвин, а чем мы будем заниматься, уже не особенно важно, думал Леви, на байке подъезжая к дому учителя Смита. Доставка задержалась до самого вечера. Привезли коробку с составными частями шкафа, долго извинялись, подарили купон на скидку и затащили коробку на этаж Эрвина. Леви только в тот момент подумал о том, что можно было бы заказать сразу целый шкаф, но... — Первый книжный шкаф я собирал самостоятельно, когда переехал в свою квартиру, — Эрвин улыбнулся. — Мне нравится, что так процесс перестановки книг, когда их уже слишком много, становится, понимаешь, моим, от начала и до конца... — Ладно, — Леви закатил глаза. Ворчать перехотелось, рядом с таким-то вдохновенным лицом. Вдохновенным от сборки шкафа, ага, начинаем собирать, поехали. Крышей. Провозились всю ночь, с вином и инструкцией было попроще, но всё-таки несколько раз пришлось откручивать доски друг от друга и прикручивать заново. Казалось бы, что может быть проще книжного шкафа. Пыхтя, Леви поглядывал на другую дорогущую мебель в комнате, и в итоге решил, что искать ответы на загадки вселенной не будет. К моменту, когда за окном начало рассветать, новый шкаф стоял героем прошедшей ночи посреди комнаты. Леви помыл полы не только в комнате, а заодно и во всей квартире, пока Эрвин протирал полочки от пыли и придумывал, какие книги на них переедут. Потом вдвоём поставили шкаф к стене, отодвинув кресло и напольную лампу в другой угол, и увидели, что утро вот-вот настанет. — Хочешь позавтракать? — улыбнулся Эрвин, положив ладонь Леви на плечо. Тот фыркнул: — Скорее, поужинать. Давай перекусим, и я поеду. — В четыре утра? Останься. — Я не рассчитывал ночевать у тебя. — Но ты уже переночевал, хотя мы даже не спали. — Обычно имеется в виду другой контекст. — Собирать шкаф всю ночь тоже хорошо звучит, согласись. — От тебя всё хорошо звучит, профессор. Пока на кухне шкворчала яичница, Леви дышал воздухом на балконе. Туманный голубоватый воздух светлел от солнца, встающего где-то далеко, ещё за горизонтом. Облака над головой уже засияли позолотой. К летнему утру добавился аромат специй, когда дверь на балкон открылась. Леви не обернулся, рассматривая тихий, ещё спящий городок. Даже свет в окнах нигде не горел. Казалось, они остались одни во всём мире. Эрвин встал рядышком, убирая телефон в карман. Леви с интересом посмотрел на него, а затем на Эрвина. — Опять фотографируешь? — Не могу удержаться. — Я боюсь заглядывать к тебе в галерею. Там моих фоток больше, чем у меня в целом было за жизнь. — Поехали ещё куда-нибудь, пока учебный год не начался? — их плечи соприкоснулись, и Леви немного поёжился, поняв, что от утреннего воздуха он слегка замёрз, а плечо Эрвина было тёплым. — В планетарий? На фестиваль фейерверков в столицу? Знаю, поехали в... — Поехали есть и спать. Заместитель директора уже вышел на работу, в отпуск его теперь не отпустят до следующего лета. — Тогда сходим на свидание. Я уже придумал, куда. — Сейчас завтрак будет лучшим свиданием, в четыре-то утра. По Фрейду Будучи ярым защитников детства и не менее ярым противником полового воспитания, учитель Зик Йегер обнаружил, что ученики Старшей Шингекской школы с превеликим удовольствием обсуждают романтические отношения. Абсолютно любые! Будь то парочка из сериала, поп-звёзды, одноклассники или — делаем вдох, учитель Йегер, и медленный выдох — учителя. Терпеть такое Зик Йегер был не в состоянии. Вернуться к роли ответственного за уроки полового воспитания на первом собрании учителей в сентябре ему никто не дал. Его возмущения по поводу того, о чём разговаривают дети, тоже всерьёз не восприняли. Кажется, и о том письме, которое он отправлял в школьную стенгазету, никто и не вспоминал. Также учитель Йегер выяснил, кто старался испортить ему жизнь начиная с прошлой осени, однако удивлён не был. С новым уборщиком они сразу не сошлись характерами. — Думаешь, у них?.. — Ханна понизила голос до хихикающего шёпота. Хистория закивала со знанием дела. — Мы видели их вдвоём, когда ездили с ребятами на море, — многозначительно произнесла она. — Вдвоём! — пискнула Ханна. — А ещё есть фотографии на страничке у учителя Зое, и у учителя Смита тоже. Там ничего такого, просто фотки из отпуска, но мы-то знаем... — Хистория важно закивала. — Мне надо срочно это увидеть! — запищала Ханна. — Уважаемые девушки, — из куста позади скамейки, где сидели подружки, вышел учитель Зик. — Не пора ли вам в класс? Уроки вот-вот начнутся, — он вежливо и неприятно улыбнулся. Ханна попыталась упасть в обморок. Хистория посмотрела на него исподлобья. — Конечно, учитель Йегер, — с самой солнечной улыбкой ответила староста 2-А класса. — Вы правы, мы сейчас же пойдём в класс, чтобы никто не отвлекал нас от действительно важных вещей, — сказала она и, подхватив Ханну под локоть, зацокала каблучками по направлению к зданию школы. Учитель Йегер поправил очки на переносице. Разве по школьным правилам девочки могут ходить на каблуках? В этой школе творится полное безобразие! — Если он ещё раз прикопается, я его закопаю на школьном дворе, — произнёс спокойно Леви, протирая пыль на полках в кабинете Эрвина. — Не нужно воспринимать всё так категорично, — Эрвин улыбнулся, закрыв учебник по литературе, и поднял доброжелательный взгляд на Леви. Леви взгляд этот знал. Внезапная проверка, нагрянувшая сразу после зимних каникул, замёрзла от выражения этих глаз сильнее, чем в январские метели. — У нас с учителем Йегером разный подход к вопросам образования. Сейчас государство вводит новую программу обучения, и учитель Йегер, прибыв из столичного университета, активно старается продвинуть её у нас. — В деревне, — цокнул языком Леви. — Он так не говорил, — ответил Эрвин. — Но подразумевал. Так, и дальше чё. — Ничего особенного. Я нахожу новую систему обучения довольно сухой и однобокой, поскольку она лишает учителя гибкости, а учеников — индивидуального подхода. Учителю больше не нужно самостоятельно продумывать уроки, опираясь на материалы учебников и класс, в котором он будет вести занятия, а просто следовать методичке. Учитель Зик представлял на конференции свою статью с плюсами данной программы, я же не смог тогда присутствовать по известным причинам. Конечно, это сокращает время на подготовку, но... мне такой подход не импонирует. Например, при такой системе совершенно не остаётся места для творческого подхода. В начале сентября мы с учениками отправляемся в поход — так они с историей родного края знакомятся прямо на месте, да и биология проходит более наглядно, и правила безопасности повторяют... В общем, я думаю, наши отношения не сложились из-за рабочих причин. — Это ты так считаешь, — сказал Леви. — А Зик просто ебанутый. — Леви. Не говори таких слов, когда мы в школе. — Что? Тут никого нет, кроме нас. — Об этом я и говорю. В коридоре около класса 2-А, где Эрвин проводил урок по литературе, Зик увидел, разумеется, уборщика. Он сидел на лавочке, перебирая пальцами в перчатках по швабре, и слушал обсуждения какой-то книги. Половина класса защищала точку зрения, что главный герой поступил плохо, но у него не осталось выбора, другая половина — что главный герой мог и должен был поступить иначе, потому что выбор есть всегда. — Здравствуйте, мистер Аккерман, — поздоровался учитель Зик, остановившись рядом. Леви поднял голову, совершенно не скрывая восторга от их встречи. — Здрасьте, учитель Йегер, — отозвался он. — У вас перерыв? — Как вижу, у вас тоже, — кивнул вежливо Зик и посмотрел на окна в класс; жалюзи скрывали, что происходило внутри, только из-за двери слышались голоса. — Мой уже закончился, — сказал Леви, поднимаясь. — Мистер Аккерман, вы курите? — остановил его Зик. — С чего вы взяли? — Леви обернулся. Швабра лежала на его плече. — У вас достаточно хриплый и низкий голос, явный признак столь вредной привычки, — произнёс безэмоционально и скучающе учитель Йегер. — Помню, весной вы так усердно прибирались на лестнице и собирали брошенные учениками бычки от сигарет, что даже навернулись. Однако никто из учителей так и не узнал, кто же из учеников тогда курил, возможно, это были вы, мистер Аккерман. Вы знаете, я большой знаток психологии, и согласно теории Зигмунда Фройда, — на этом моменте Леви прищурился, вспоминая то письмо из школьной стенгазеты и перековерканные фамилии, — патологическое желание брать в рот продолговатые предметы означает скрытое желание, если позволите... — Не позволю. — ...сосать хуи. Подумайте над этим, мистер Аккерман. — Подумаю. А вы подумайте, относится ли к этой теории патологическое желание запихать швабру в жопу своему собеседнику. Хорошего дня, учитель Йегер, желаю вам не навернуться с лестницы. Вступление. Подготовка к походу На школьном дворе радостно шумели второклашки. Вместо уроков в конце недели их повезут не в какой-то там музей, не на какие-то там скучные экскурсии, а в самый настоящий поход, в лес, в горы! Ну и что, что горы ближайшие, которые все привыкли считать холмами вокруг города... Перед автобусом стояла очередь из учеников и учителей. Среди них стоял и учитель Йегер. Ученики рядом с ним молчали, кривя лица. — Ой, учитель Йегер, ой! — вдруг завопила учитель Зое. — Какая жалость! — причитала она, пытаясь достать что-то из багажника. Ученики заинтересованно уставились на неё. Леви цокнул языком, и наблюдать продолжение спектакль им пришлось уже из автобуса. — В чём дело? — Зик подошёл к Ханджи, не понимая, что она делает. — Вы знаете, такая жалость, — продолжала она пыхтеть. — У нас совершенно не хватает на вас спального мешка, — на этих слова учитель Ханджи с силой выдернула из багажника сложенный мешок и бросила его куда-то в клумбы. Ученики согнулись пополам от смеха, прячась в недрах автобуса. Леви смотрел в другую сторону. Учитель Смит обсуждал что-то с учителем Захариасом и тоже казался очень занятым. — К сожалению, придётся в этом году вам остаться. Учитель Йегер задумчиво рассматривал наглое лицо учителя Зое, пока учитель Бернер со скоростью ветра уносил за её спиной спальный мешок в старый корпус. Сцена первая. Пейзаж С горы открывался вид на нижнюю часть города, как раз ту, где находится старшая школа. Осень ещё не успела понять, что пришла её пора, и деревья шелестели зелёной листвой, а тёплое солнышко пригревало макушки учеников. — Красиво, — сказал Марко тихо. Жан вздрогнул, и фото на телефон получилось смазанным. Марко прикусил язык, стараясь не засмеяться. Он подождёт, пока Жан всё поймёт сам, и не будет его подгонять. Но как тут удержаться, когда Жан такой милый и смущённый... — Очень. Я потом хочу нарисовать, — пробормотал Жан. — Правда? А можно я тоже? Перешлёшь мне фото? — Марко подошёл поближе, смотря на город с того же ракурса, что и Жан, и потому наклонился — за лето он ещё немного вытянулся, и их разница в росте стала более очевидной. — Ага, — выдохнул Жан, не глядя отправляя фотку в чат с Марко. Он сам не замечал, но его уши снова покраснели. Марко его пощадил. — Я видел похожую картину у вас в ресторане, — сказал он и потянул Жана за рукав куртки, чтобы они шли дальше и не отставали от группы. — Дедушка нарисовал, да? — Он тоже любил походы, — Жан заметно выдохнул и расслабился. — Мама фотоальбом доставала огромный, помнишь? — Да, он и художник был талантливый, и фотограф... очень классные фото. И ты ещё, такой милаха там маленький... — Эй! Не милаха, а обычный ребёнок! — Щекастенький... — М-Марко! Сцена вторая. Сногсшибательная На первой стоянке группа учителя Смита остановилась, чтобы немного отдохнуть и заодно послушать короткую лекцию об истории этих мест, датирующихся ещё десятым веком нашей эры. Ученики зевали — и от свежего лесного воздуха, и от того, что похожую лекцию уже слышали в средней школе, но просто на уроке в кабинете. Все расселись кто где: на сваленном грозой старом дереве, на камнях, подложив кофту, прямо на рюкзаках. Леви ходил вокруг, разминая ноги, сидеть не хотелось. Слушал лекцию Эрвина. — По легенде, именно здесь император отдал приказ основать в долине храм, посвящённый богине солнца, в благодарность за то, что боги не бросили их и помогли им выбраться живыми из владений злых духов... — говорил учитель Смит, поймав взгляд Леви. Тот остановился около деревьев у склона, внимательно слушая. Эрвин улыбнулся краем губ и указал детям на крышу храма, краснеющую где-то внизу. — Когда храм был построен, сюда переехала сестра императора... — продолжал Эрвин, поднял взгляд, но Леви на том же месте не обнаружил. — Учитель Смит, мистер Леви упал! — крикнул Марко. — Да блять, чтоб я ещё раз в эти ебучие горы полез... — послышался живой и здоровый голос Леви. Сцена третья, финальная. Костёр Ужин ученики готовили самостоятельно, но под надзором Ханджи. Ханджи была под надзором Майка и Моблита. Пока у костра происходили активные кулинарные действия, Леви сидел поодаль, один. Втирал в лодыжку мазь, выуженную из аптечки Майка. Лодыжке легче не становилось. Леви подвернул ту же ногу, что и весной при падении с лестницы. — Ты точно в порядке? — около уха прозвучал голос Эрвина, а на плечо легла его ладонь. Леви натянул кроссовок обратно, морща нос. — Да, учитель Смит, в полном. Ваша лекция была очень интересной. — Можно сказать, выбивающей землю из-под ног, — вздохнул Эрвин с улыбкой. — Смотри, поедем в больницу. Майк и Моблит справятся с Ханджи. — А с тремя классами второклашек? Не хочу таких экспериментов. За ночь пройдёт. На мне всё заживает, как на кошке, — добавил он тише, и его слова затерялись в крике Жана: — Саша сожгла всю картошку! — Значит, будем есть жареную! — крикнула ещё громче Ханджи. — Пожалуй, я тоже не готов их оставлять, — вздохнул Эрвин и, выпрямившись, направился к костру. — Ребята, отойдите от костра, учитель Бернер, отведите учителя Зое от того, что когда-то было картошкой. Наконец сели ужинать. Жан всё пытался забрать у Саши подгоревшие картошины, но взвизгивал, когда обжигал пальцы. Моблит достал гитару и пытался настроить её на слух, возможно, чтобы впечатлить Ханджи, но Ханджи показывала незаинтересованной Энни какого-то жука и объясняла, что это очень редкий вид, который можно обнаружить только в их местности. Леви грелся около костра, вытянув пострадавшую ногу, и слушал, как Райнер, Конни и Эрен уже поют гимн их волейбольной команды. Внизу мерцал огоньками город, а в небе над головой — звёзды. Оттенки Выбравшись из автобуса, Леви ещё раз десять помахал рукой ученикам, которые высовывались из окон и желали им с Эрвином хорошего дня, а Леви вдобавок — здоровья и чтоб нога выздоравливала, мистер Леви! Ближайшая электричка приедет минут через сорок. Леви сидел на лавочке, уронив голову на колени — спать в спальном мешке на земле, пусть и в палатке, оказалось ещё хуже, чем просто спать на полу. Леви устал, не выспался. Нога ещё ныла. Леви устало вздохнул. Головы что-то коснулось. Леви посмотрел наверх. Эрвин протягивал ему чай из автомата с напитками и улыбался, тоже довольно устало. — Спасибо, — Леви подвинулся на лавочке, забирая чай, и заметил, что бутылка тёплая. — Как нога? — уточнил Эрвин. — Нормально, — Леви сделал пару глотков и почувствовал себя получше. Эрвин сел рядом, и Леви привалился к его плечу. — Болит? — спросил Эрвин. — Нет. — Сильно? — Нет. — Поехали в больницу? — Эрвин положил ладонь на его колено, мягко, осторожно, и Леви поморщился. — Уже почти прошло, — отозвался он. — Ты запрещал мне поднимать что-то тяжелее книги, — Эрвин вздохнул и посмотрел на наручные часы, прикидывая, сколько осталось времени. — А о себе не хочешь позаботиться? — Я же говорю, пару дней повязку поношу и всё, нормально. Весной помогло. — Помогло, что ты и на пляже со мной хромал. Хромал, и не спорь. Леви сделал ещё глоток чая. Эрвин пихнул его локтем. Леви ответил таким же тычком. Посмеялись, не обращая внимания, что на них косятся случайные прохожие. — Я тут думал всё над той книжкой, которую ты обсуждал с классом, — начал Леви. — Вы говорили про выбор, ну, что у человека он всегда есть. Кто-то в классе защищал позицию, что главный герой уже натворил столько плохого, что у него не остаётся выбора, кроме как дальше совершить преступление и понести за него наказание. А другие защищали мысль, что несмотря на все плохие поступки у героя есть возможность поступить правильно, и это тоже будет его выбор. Что выбор между плохим и хорошим у него есть. По-моему, так говорят только те, кто никогда не совершал ничего плохого. Эрвин посмотрел на Леви; пальцем он ковырял этикетку бутылки, сжимая её в обеими руками. Руки его порозовели, хоть на улице и не было ещё слишком холодно. — Все люди находятся в разных обстоятельствах, — Эрвин кивнул. — Однако, полагаю, из большинства ситуаций есть как минимум два выхода, и не всегда один будет таким же плохим, какой выбрал герой книги. Если отстраниться, можно увидеть ещё больше возможностей. — Вот именно, что обстоятельств одинаковых нет, — Леви закрыл глаза, думая, расслабился он так из-за тёплого чая или присутствия Эрвина рядом. — То, что он поступил плохо, при том, что у него был шанс не идти на преступление, как раз и показывает, что выход у него был в итоге только один. И тут дело не выбора, а обстоятельств, в которые он попал. А значит, не может быть у человека двух путей. Он поступает плохо или поступает хорошо... — Леви замолчал, думая, что Эрвин что-нибудь ответит, но тот внимательно слушал его. — Знаешь, у меня раньше не было соцсетей, потому что там, где я жил и работал, лишний раз светить лицом не стоило. Удивительно, как всего за год моя жизнь поменялась. Я теперь могу позволить себе сфотографироваться с кем-то на память. Только бы Ханджи ту фотку не решила выложить... — Ты про ту, где у вас палочки в носу? — Эрвин улыбнулся. — Сделай вид, что ты забыл о её существовании, — Леви тюкнул его пустой бутылкой от чая по плечу. — Жизнь действительно меняется очень быстро. Я бы хотел узнать, какой была твоя жизнь, раз ты не позволял себе фотографий с друзьями. Было что-то незаконное? — А меня уволят, если я отвечу? — Я бы лучше Зика уволил, если бы мог, а тебя точно никто не уволит. — «Если бы», ага, рассказывай, профессор. Эрвин рассмеялся, и Леви почувствовал, как дрожит его плечо от смеха, и улыбнулся сам. — Не скажу, что я этим гордился. Я больше не связан с тем миром, просто внимание, которое привлекают соцсети... наверное, мне ещё предстоит понять, за что люди их так любят. И, раз уж ты вспомнил этого мудака, добавлю: он заебал подслушивать учеников и потом делать какие-то хуёвые намёки в твой адрес. — Только в мой? — Меня не беспокоит, что он там про меня пиздит, а тебя он должен уважать. — Знаешь, если кто-то хочет накопать грязи даже в чистом белье, он добьётся своего. — Ты снова говоришь как человек, никогда не поступавший плохо, — Леви усмехнулся, наблюдая, как этикетка медленно отклеивается от пластика. — Ты поступал плохо? — Вряд ли хорошо. — Уверен, в тот момент ты считал это верным решением. — Герой книги не считал свой выбор верным, но всё равно так поступил. — В жизни гораздо больше обстоятельств и деталей, на которые мы ориентируемся. Книга не всегда выражает полноту жизни, автор зачастую вообще ставит персонажей в контрастные рамки чёрного и белого, чтобы подчеркнуть свой замысел. В настоящей жизни много оттенков — какие-то светлее, какие-то темнее. Тебя ещё тревожит твоё прошлое, Леви? — Нет. Задумался об этом, пока слушал вашу лекцию, профессор. — Ты и поэтому упал вчера? О прошлом думал? — Глядя на тебя, о прошлом я думаю всё меньше. Ну, вроде того. — М? — Эрвин повернулся к нему, желая посмотреть Леви в лицо. Тот отвернулся, смяв в кулаке оторванную этикетку. — Ну... — Я понял, — Эрвин наклонился, лбом ткнувшись в плечо Леви. — Я тоже чаще думаю о будущем, когда я с тобой. — Я вообще не об этом! — Леви поднялся, потому что приближалась электричка. — Почему ты сейчас сказал, как будто мы в дораме. — Ты смотрел дорамы? — Эрвин искренне удивился. — Ханджи заставила, — Леви передёрнулся. — Бедняжка, — вздохнул Эрвин и тоже поднялся. Леви сделал шаг и цокнул языком. — Нога болит? — Болит. Фотография На столе у Леви стоит теперь фотография в рамке. Эрвин вручил ему, когда они вернулись из поездки. Когда успел? Останется такой же загадкой, как и чай, который Эрвин подарил ему рождественской ночью, когда все магазины уже давно были закрыты. На фотографии — всего лишь селфи, но Леви привык называть всё фотографиями — они вдвоём с Эрвином. В соцсетях этой фотографии нет. В предпоследний день на море они гуляли по берегу, провожая закат. — У тебя уже сотня фотографий, а солнце всё ещё то же самое, — сказал Леви, щурясь, пока розовый свет озарял силуэт Эрвина, идущего впереди. — Понял, — Эрвин засмеялся. — Тогда теперь фотографироваться будем мы. Леви прищурился, глядя на экран телефона, где заметил рядом с большим лицом Эрвина — камера всех толще делает, что ли — маленькую чёрную фигурку. В чёрной фигурке узнал себя. — Я с этого ракурса кажусь ещё меньше. Какое унижение, Эрвин Смит. — Ты с любого ракурса хорош, Леви Аккерман. — Ага, рассказывай, профессор, — Леви засмеялся, отворачиваясь к шумным волнам, а Эрвин всё делал снимки, с улыбкой глядя на него в экране телефона.