Intertemporal

      Возвращаясь в подобные моменты, никогда не знаешь, как стоит лучше их описать. Никогда не знаешь, с чего начать, боясь упустить важные детали. Стоит ли начать с утреннего поцелуя в щеку или с хриплого смеха на ухо, когда чужое тело прижимается к твоему собственному. А может быть лучше начать с подсчёта лун, рассыпанных на гладкой коже спины. Одна, две, три… — Чонгук, — тихо прошептал Чимин, снова выгибаясь над скомканными простынями, сжимая побелевшими пальцами одну из подушек. — Пожалуйста. — Прости, — уткнувшись в шею Пака, пробормотал мужчина. Он часто отвлекался на эти самые луны, когда они занимались сексом. Любил покрывать их поцелуями и пересчитывать раз за разом, как будто внезапно могла появиться еще одна, не менее прекрасная, чем остальные. Он был очарован каждой из них, наверное, по той простой причине, что он был их автором. Нарисовал, а затем набил на мягкой коже Чимина, каждый раз целуя того в покрасневший нос, когда старшему становилось слишком больно, чтобы терпеть. — Сначала закончи начатое, а потом можешь… — Не говори об этом так, как будто это обычное дело, — недовольно хрюкнул Чон, двигая бёдрами вперёд, чтобы вытолкнуть с пухлых губ Чимина еще один мягкий стон. — Это не обычное… Ох! Просто поторопись… Чонгук не любит торопиться. Когда дело касается его мужа, то он готов тратить часы, дни или недели, наслаждаясь мягкостью губ, упругостью бёдер или хриплостью стонов. Он готов растягивать каждый интимный момент с Чимином на года, а то и века. — Я люблю тебя, — уткнувшись носом в щеку Пака, прошептал Чонгук. — И никуда не отпущу. — Мы разберёмся с этим, как только… Черт! Я так близко, я… Хныканье Чимина превращается в один долгий стон. Колени мужчины разъезжаются в стороны, и Чонгук чувствует, как вместе с оргазмом он опускается ниже, прижимая Пака к белым простыням. Он не перестаёт двигаться, доводя своего партнёра до тихой мольбы, что слетит с пухлых губ, когда ощущений станет слишком много. Именно тогда Чон сдвигается в сторону, левой рукой притягивая к себе разгоряченное тело мужа, чтобы тот уткнулся аккуратным носом ему в грудь, приводя дыхание в норму. В любое другое утро, когда до работы остаётся чуть больше часа, они могут себе позволить понежиться в постели, спускаясь с высот оргазма. Но сегодня другой день. День, когда Чимин суетлив и нервозен, и именно поэтому, спустя меньше чем три минуты, Пак выпутывается из теплых объятий Чонгука и склоняется над младшим, чтобы оставить легкий поцелуй на раскрасневшейся щеке. — Останься, — дует губы Чонгук, вытягивая левую руку вперёд, намереваясь нырнуть длинными пальцами в черные волосы хёна. Немного помассировать кожу головы, чтобы успокоить учащено бьющееся сердце его мужа. — Не сегодня, — улыбнулся Чимин, заправив прядь вьющихся волос за ухо Чона. Закусив губу, старший откинул одеяло в сторону, выставляя своё прекрасное тело напоказ. — Поможешь мне собраться? Чонгук хмыкнул. — Ну, если ты так просишь. Любовно закатив глаза, Чимин соскользнул с постели и оглянулся, с трепетом в груди наблюдая за тем, как потягивается его муж. Как перекатываются мышцы на его теле, украшенном засосами тут и там. Как мягко падают вьющиеся волосы на его глаза, из-за чего тот хмурится, лениво сдувая прядь. Пальцы Чимина вздрагивают, готовые заправить непослушный локон за ухо. — М-м, ты пялишься, — заметил Чон, улыбнувшись. — Я просто жду, когда ты поднимешь свою задницу и отведёшь меня в душ, — скрестив руки на груди, заявил Пак. Улыбка не покидала его губ. — Отговорки, — сонно отмахнулся Чонгук, естественно, не веря ни единому слову своего мужа. Чимин пялился. Он пялился всегда, да так, как будто готов был сожрать его в сию же секунду. И Чонгука просто раздувало от гордости и желания. Поднявшись вслед за Паком с кровати, младший легонько шлёпнул того по заднице и под тихий смех последовал за ним в ванную комнату. Он всегда был ответственен за то, чтобы настроить температуру воды, пока Чимин чистил зубы, прислонившись поясницей к умывальнику. Чонгуку было достаточно пару раз услышать ужасный вопль, сорвавшийся с губ его любимого мужчины, чтобы взять ответственность за настройку воды на себя. — Не жалеешь, что взял выходной? — спросил Пак, ступив в душевую кабинку, становясь рядом с Чонгуком. — Ты же знаешь, что я буду рассеянным, если попытаюсь взяться сегодня за работу, — потянувшись за шампунем для волос, заговорил младший. — Буду постоянно думать о том, как прошло твоё прослушивание. Прослушивание, которое должно изменить их жизнь. — Думаешь, что дома тебе будет легче? — хихикнул Пак, прекрасно зная, что Чонгук будет сходить с ума всё это время, пока Чимин будет дожидаться своей очереди. — На самом деле, я собираюсь перебрать свою сторону шкафа, а затем поеду к Хоби, — вылив немного шампуня на голову Чимина, мужчина начал растирать содержимое по его черным волосам, образуя пену и делая из его намыленных волос странные фигуры. Это было любимое занятие Чона по утрам, ведь, видя в отражении стекла, что творят с его волосами, Пак заливисто смеялся. Чонгук обожал смех Чимина. Тот самый, с милым писком в конце. — О, — издал удивлённый звук мужчина, узнав о планах своего мужа. — Мы будем праздновать? — Мне нравится твой настрой, утёнок, — довольно улыбнулся Чон, массируя голову Пака. — И в чём-то ты прав. Заинтересованно изогнув бровь, Пак попытался обернуться, чтобы допросить мужа о его планах на вечер, но Чонгук был непобедим. Чимин бросил попытку повернуться к нему лицом, дуя свои губы. Неужели Хосок действительно что-то придумал? Джихё тоже будет участвовать в их маленькой сделке? Предвкушение забурило в животе Чимина, сменяя нервозность на искреннюю радость. — Тогда я несомненно должен порвать всем задницы, — с кривой ухмылкой заявил Пак, отплёвываясь, когда вода полилась на его голову, стекая по лицу мыльным раствором. — Ты готовился к этому прослушиванию несколько лет, после того, которое было в Сеуле, так что, конечно, ты порвёшь всем задницы! — заявил младший, гордый трудолюбием своего мужа. Он знал, что его поддержка была важна для Чимина, так как хён был склонен постоянно критиковать себя. — Когда ты так говоришь… — Серьёзно, Чимин-а, — наконец-то смыв всю пену с головы своего мужчины, заговорил Чонгук, — ты великолепный танцор и заслуживаешь быть одним из тех, кого артисты будут умолять поставить хореографию для их песни, — закончил свою браваду Чон, глядя в карие глаза Пака. Хён мягко улыбнулся, скользнув обеими руками вверх по голой груди младшего, останавливаясь на шее, нежно обхватив её ладонями. — Боже, ты сегодня такой эмоциональный. Наверное, потому что получив эту работу, Чимин будет реже появляться дома, а если и появится, то с лентами на плечах и спине, что будут плотно приклеены к его коже, чтобы ослабить боль. Чонгук будет рад, конечно, мать твою, ведь это то, чем грезит его муж. Но позвольте ему побыть немного эгоистом, которому всегда было мало Чимина. Пять лет назад или же сейчас, когда они живут в одном доме и спят в одной постели. — Не мог бы ты ещё немного подбодрить меня? — игриво спросил Пак, скользнув правой рукой выше, надавив большим пальцем на симпатичную родинку под губой Чонгука. — Хах, — улыбнулся Чон, обхватывая руками талию любимого мужчины. — Мне спеть, станцевать или показать фокус? — поиграл он бровями. — В твоем фокусе будет принимать участие член? — вскинул бровь старший. — Ну… — Тогда не надо, — со смешком отмахнулся Чимин, выскальзывая из рук своего мужа, а затем и из душевой кабины. — У меня нет на это времени. — Это займёт всего пять минут, — клялся Чонгук, положив ладонь на голую грудь, следуя за Паком, как потерявшийся щенок. — Это никогда не занимало всего пять минут, — покачал головой Пак, стянув с вешалки банное полотенце. Сначала он вытер им волосы, а затем завязал на бёдрах, подойдя к туалетному столику. — Твое тело требует особого отношения, — хмыкнул Чонгук, скрестив руки на груди, прислонившись левым бедром к умывальнику. Абсолютно голый и мокрый. Он явно хотел соблазнить Чимина, но Пак на это не купился, сосредоточившись на своём отражении в зеркале. — Я буду рад особому отношению сегодня вечером, — хмыкнул старший, нанося на лицо солнцезащитный крем, — но прямо сейчас не мог бы ты высушить мне волосы? — За поцелуй, — выдвинул свои условия Чон, потянувшись за феном, лежащим на одной из полок, с левой стороны от зеркала. — Договорились! — улыбнулся Чимин отражению в зеркале, с любовью наблюдая за тем, как его муж принялся расчёсывать его влажные волосы, планируя начать сушить с затылка. Остальная часть утра прошла в некоторой спешке. С укладкой и лёгким макияжем на лице Чимин бегал из комнаты в комнату в поисках своего бумажника, ведь, чёрт побери, ему нужно было чем-то оплатить такси. Он бы мог попросить Чонгука, чтобы тот подвёз его, но Пак был уверен в том, что его муж и с места бы не сдвинулся, окажись он возле студии. Он бы проторчал под окнами все восемь часов, которые должны уйти на прослушивание. — Просто скажи, чем я могу тебе помочь, — спокойно заговорил Чонгук, когда хён в очередной раз пронёсся мимо него. Последние пятнадцать минут Чонгук спокойно перебирал коробки с собственными вещами, скопившиеся за пару лет в его шкафу. Несколько виниловых пластинок валялись на кровати рядом с ним, и еще через пару секунд компанию им составила старая видеокамера, подаренная Чонгуку родителями в первый день его обучения в Сеульском институте искусств. — Я не могу найти свой бумажник, — пыхтел Чимин, уже собранный и готовый к выходу. — Моё такси почти приехало. — Просто возьми мой, — пожал плечами Чон, подняв голову. — Там достаточно наличных. У тебя будет время, чтобы перекусить? — Да, — тут же кивнул мужчина, проведя ладонью по волосам и тут же раздраженно зашипев, вспомнив, что у него была идеальная укладка. — Ты не против? Младший закатил глаза, потянувшись за старой видеокамерой. Открыв крышку с экраном, мужчина навёл объектив на Чимина и серьёзно заговорил: — Мои деньги — твои деньги. И наоборот. Ты забыл? — глядя через помутневшую с годами линзу, спросил Чонгук. Камера не работала, по всей видимости, в ней сел аккумулятор, однако Чонгуку нравилось представлять, что прямо сейчас он вновь снимает Пака, как делал это раньше. Чимин опустил плечи, выдохнув с облегчением. — Я люблю тебя, — признался мужчина, глядя в объектив. — Я люблю тебя больше, — заключил Чон, тут же выставив указательный палец свободной левой руки. — И не спорь со мной! Я любил тебя с тех пор, как увидел через объектив этой чертовой камеры. — Ты продолжаешь измерять любовь временем, — нежно хихикнул Пак, повернув лицо профилем к камере, начав позировать. — Как давно ты снимал на неё? Чонгук опустил видеокамеру на колени, рассматривая потёртые края чёрного покрытия. Несколько наклеек на ней стёрлись и пожелтели, напоминая о том, как много времени прошло с тех пор, как ему понравился Чимин. — В последний раз это было… э-э, три года назад? Когда ты подумал, что я какой-то сталкер, — хмыкнул Чон, окунаясь в воспоминания. — Ты постоянно ходил с этой штукой, приклеенной к твоему лицу, — вспомнил Чимин, приводя доводы, последствием которых стала его реакция. — Это выглядело жутко. — Мы уже это выяснили, — отложив в сторону видеокамеру, взглянул на своего мужа Чонгук. — Пару лет назад ты сказал, что, возможно, именно из-за этой «штуки», приклеенной к моему лицу, ты не смог заметить меня и мою красоту. Хотя мы учились с тобой целых четыре года в одном здании. — Я заметил тебя, — поправил его Чимин, подходя ближе, чтобы поцеловать Чонгука перед уходом. — Но вместо твоего лица я видел эту штуку, — скосив взгляд в сторону на оставленную на покрывале видеокамеру, сказал Пак. — У тебя есть такая же, — закатил глаза младший, а затем и вовсе закрыл их, когда теплые губы накрыли его собственные, а лёгкий запах спелого персика ударил в нос. Боже, он обожал запах и вкус Чимина. — Ничего не имею против видеокамеры, пока она не закрывает твоё красивое лицо, — прошептал хён, наклоняясь, чтобы ещё раз поцеловать Чонгука. — Может быть, когда-нибудь мы бы могли снять на неё секс-видео. Чонгук замер, а затем отстранился. — Сейчас же уходи отсюда, иначе я поставлю тебя на колени на этой грёбаной кровати, — прошипел Чон, раздувая ноздри. Он уже успел представить, как настраивает камеру, а затем хорошенько трахает своего мужа, заставляя смотреть прямо в объектив. — Увидимся вечером, — подмигнул Чимин, отстраняясь и обходя кровать, чтобы захватить с прикроватной тумбочки бумажник Чонгука. Когда спустя минуту входная дверь со щелчком закрылась, младший медленно вздохнул, нервно проведя ладонью по тёмным волосам. Чёрт, это будет долгий день.       В третьем часу дня, когда Чонгук замешивал тесто для домашней пиццы, а Джихё готовила специальный соус, Хосок задал вопрос: — Ты ведь не проболтался Чимину про Джихё? — За кого ты меня принимаешь, хён? — наигранно надул губы Чонгук, даже не подняв взгляда на друга. Хоть Хосок и не был его давним другом, ибо знакомы они были чуть меньше двух лет, всё же Чон-младший чувствовал крепкую связь со старшим. Как будто тот был его давно потерянным братом. — За того, кто разболтает любые секреты вселенной, стоит Чимину состроить глазки, — хмыкнул хён, взявшись нарезать колбасу. — Секреты Джихё я никогда не разболтаю, — подняв голову, глянул он на жену Хосока. — Она же мне нос сломает. С другой стороны, как ты до сих пор ему не рассказала? Отложив в сторону пакетик с одним из соусов, выложенных в линию на деревянном столе, девушка переключила внимание на гостя, прищелкнув языком. — У него есть вещи поважнее, чем моя беременность. Поэтому я просто ждала сегодняшнего вечера, чтобы обрушить на него эту новость. Если он не пройдёт, то определённо порадуется за моё положение, что хоть немного поднимет ему настроение, — поставив галочку в воздухе, объяснила Джихё. — Если он пройдёт, то он сойдет с ума вдвойне, когда узнает о… — Он пройдёт! — настоял Чонгук, сдвинув брови. Мужчина и так нервничал уже который час, а слова его подруги и лучшей подруги Чимина заставляли его нервничать ещё больше. — Он сделает для этого всё возможное, — кивнула новоиспеченная по Австралийским законам миссис Чон. Джихё и Хосок поженились через несколько недель после свадьбы Чимина и Чонгука. Вдохновлённые шикарным торжеством и флюидами любви, витавшими в воздухе, пара организовала скромную выездную церемонию, дав друг другу клятвы на заходе солнца теплым летним днём. С тех пор прошло несколько месяцев, а их брак, как и брак их друзей, казалось, креп на глазах. Особенно теперь, когда Джихё пару дней назад узнала о том, что находится в положении. — Я должен был поехать с ним? — двадцать минут спустя, спросил младший у Хосока. — Нет, ты бы его нервировал, — качнул головой Чон-старший, не сводя взгляда с духовки. Они оба остались на кухне, присматривая за пиццей, пока Джихё отправилась принять душ. Чонгук провел ладонями по лицу, чувствуя, насколько были ледяными его пальцы. — Я схожу с ума, — признался мужчина, прикусив нижнюю губу. — Мне нужно ему позвонить. — Не лучшее решение, — качнул головой Хосок, взглянув на электронные часы, встроенные в духовку. — Он может быть в середине связки. Уф, Чонгука раздражало, каким рациональным всегда был Хосок. И это было его право, ведь он являлся лучшим другом Чимина уже несколько лет. Их дружба началась еще после окончания старшей школы, когда оба поступили в школу искусств Пусана. Джихё присоединилась к их маленькой компании на первом курсе в СИИ, так что с тех пор, эти трое были не разлей вода. В такие моменты Чонгук скучал по своим друзьям и больше всего по Юнги, ведь это именно он поддерживал младшего от начала и до конца обучения на кинорежиссёра в СИИ. — Чонгук-а, твой телефон в гостиной разрывается уже несколько минут, — сообщила Джихё, входя на кухню, завернутая в махровый халат. — Чёрт! — выругался младший, оттолкнувшись от столешницы. Ему могли звонить по работе, ведь сейчас во всю шли съёмки рекламы для очередного модного бренда, в которых Чон принимал участие. И так как младший за два года жизни в Австралии успел завоевать в Сиднее хоть какую-то репутацию, ему везло с частыми заказами, один из которых висел у него на носу. Например, завтра состоятся съёмки СК, глобальным амбассадором которого является Трой Сиван, которому, как планировал нашептать Чонгук, отлично бы подошёл Чимин в роли хореографа для его великолепных видеоклипов. Чонгук надеялся, что с его языка не сорвется жалкое ‘я был твоим фанатом с пятнадцати лет’ и их работа пройдет без сучка и задоринки. — Сейчас же надень тапочки, — услышал он голос Хосока, приближаясь к журнальному столику, на котором он и оставил свой телефон. — Не расхаживай босыми ногами по холодному полу. Забавляясь с чрезмерной опеки старшего, Чон поднял телефон и заметил несколько пропущенных, один из которых высветился буквально несколько секунд назад. Намереваясь перезвонить на неизвестный номер (ведь для Чонгука это не было проблемой, ему часто звонили с незнакомых номеров, и несмотря на то что он ужасный интроверт, парень привык к тому, что ему нужно поднимать и перезванивать, даже если этого номера нет в его телефонной книжке), мужчина разблокировал телефон и вздрогнул, как только тот завибрировал в его руках. Проведя по экрану пальцем вправо, Чонгук поднёс мобильник к уху. — Мистер Чон? — услышал он голос мужчины, смутно похожего на голос его начальника. — Да, это я, — кивнул мужчина, хоть этого никто и не видел. — Вам звонят из отделения реанимации Сиднейской больницы на Маккуори-стрит. Вы меня хорошо слышите? Трудно было сказать, хорошо ли слышал Чонгук, стоило ему переварить информацию о том, откуда ему звонят. — Да, — вяло сообщил Чон. — Ч-что-то случилось? — Мне очень жаль, мистер Чон. Ваш супруг, Пак Чимин, скончался после двухчасовой операции. Вашего мужа сбила машина и врачи изо всех сил боролись за его жизнь, но… Весь мир Чонгука рухнул.