Катится клубок

      На крыльце Акамир задумался, прям рука сама потянулась к затылку — почесать. Раньше-то в двери бы стукнул, да в сенях пошумел, здороваясь, пока хозяйка отзовётся. Сейчас же, без Глаферьи, всё сразу сложнее стало. Пусть с Марьей они и виделись в деревне, вскользь, да мимоходом здоровались, сюда, в дом-то он не заходил.       — Здрава будь, хозяйка, — постучал и толкнул таки дверь. Вроде ж как пригласили его? Или послышалось? Прищурился, после яркого солнца, присмотрелся. Ничего вроде Марья — жива-здорова. Стоит перед ним, косу через плечо перекинула, руку в бок упёрла.       — Как поживаешь? — мирно спросил.       Кот, по-своему гостя привечая, начал около него круг наворачивать, потёрся о ноги боком.       — И тебе не хворать, — улыбнулся на громкое мурчание Акамир.       Марго окинула визитера взглядом придирчиво: сколько же их понабрали, всяких-разномастных?       С раздражением вспомнила вчерашних ряженых: дородную бабу и плюгавого мужика. Ефим не в счёт, уже считай свой. А этот…этот вроде ничего, смотрит серьёзно, не кривляется. Высоченный, фейс-ту-фейс разве что в прыжке изобразить получится. В плечах, как это… косая сажень? Только непонятно зачем они все ходят и как долго это будет продолжаться. И главное, чего именно хочет добиться Евгений этим маскарадом.       — Дело пытаешь аль от дела лытаешь? — усмехнулась Марго и ступила на светлое пятно от окна на полу.       — Ась? — моргнул даже, пытаясь сообразить, что происходит, Акамир. Марья вроде была, как Марья — коса, сарафан и даже кот на месте. Только настораживало… не пойми что. Или правду девчонка хуторская сказывала: головой ведьма ушиблась и в уме повредилась?       — В речку говорят, ты упала. Зашиблась. Зашёл вот, проведать.       То ли не разговаривали давно, то ли поменялось что во внучке глаферьеной, только не знал Акамир как беседу вести. Захотелось откланяться да по своим делам дальше следовать, вот только неладно тут — прям чуял.       — Может помочь чем? Дров там, наколоть? Воды принести?       Пусть и лето, но еду-то варить надо.       — Ну, официальная версия ведь такая? — глянула зачем-то на Ефима, тот тяжко вздохнул и почесал шею под бородой, решив отмолчаться. — Значит, зашиблась. А тебя, выходит, в помощь гному прислали? Ну, помогай тогда.       Взмахнула руками, мол, делай что хочешь.       И правда — непонятное говорит Марья. Слова молвит чудные, нездешние. И взгляд чужой стал, недобрый. Словно кто незнакомый из глаз её выглядывает. Кивнул молча Акамир, мол, добро, сделаю. На крыльцо вышел, двери за собой прикрыл. На солнце прищурился размышляя. Пусть и не ведун, но повидал в жизни многое, с разными людьми его судьба сводила, знающими. Ведал: случается такое, что натягивает нечисть на себя личину человеческую и даже промеж людьми ходит. Голосом схожим говорит, но всё равно себя выдаст — не могут гости потусторонние по-людски думать. Набрал он полное ведро из кадушки, что у дома стояла. Снял с шеи оберег заповедный серебряный, с бусиной осиновой, в воду окунул. Обратился к богам тихо, защиты и наставления просил. — Кто ты? Что ты? — окликнул, когда в дом зашёл, да воду из того ведра на Марью выплеснул. Брызги аж до окна разлетелись, кот брезгливо лапы подобрал. Хватая ртом воздух от неожиданности и отплевываясь, Марго зло сощурила широко распахнутые глаза: — Ты-ы! Ты… совсем… — змеёй прошипела, утерла рукавом лицо и потянулась к стоявшему у печи в ухвату. — Пи@дец тебе, Муромец! Акамир попятился. Бледная, мокрая, злющая — как есть стрыга! Потянулся к поясному ножу — в таких делах промедление смерти подобно. Замешкаешься и мигом к пращурам отправишься. — Марья она! Марья! — заверещал домовой, запоздало соображая, что происходит. — Ведьма она! Как есть! От рождения! И кровь в ней Глаферьена есть! — Ах, ведьма?! — Швырнула ухват в незваного гостя, жаль, промахнулась. Уклонился сволочь. — Ведьма, значит?! Ну, щас я вам устрою ведьму, охренеете! Рывками выдрала ленту из косы, расплела, а скорее разодрала, разлохматила, растрясла по плечам. Засучила рукава до локтей. Осмотрелась по сторонам. — Что ж у вас тут реквизит такой фиговенький? Ни ступы, ни котла! — присмотрелась, в чугунке в печи закипала вода, кто и зачем её ставил Марго уже не интересовало. Склонившись над бурлящей водой Марго демонстративно размашисто закидывала в чугунок без разбору выисканные давеча на полках травки, корешки, обломки коры: — Бамбара, чуфара, лорики, ёрики, пикапу, трикапу, — раскачиваясь над варевом, замогильным голосом читала, — скорики, морики! Вжав голову в плечи, Ефим ошалело попятился за печь. Всякого он навидался, но чтоб вот такое… Чур меня, чур! Рука сама обережные знаки в воздухе чертила. — Злые ветры дуйте-дуйте! Башмаки мои колдуйте! — бесновалась над котлом Марго, собирая в кучу всё, что помнила из детства. В принципе, если отбросить обиду, это становилось даже забавно. — Ассара-дара-чуккара! Абра-швабра-кадабра! Крибли, крабле, бумс!       Прищурив желтые глаза, кот незаметно толкнул лапой с печи пустую глиняную крынку, и та с оглушительным грохотом разлетелась на осколки. Взвизгнув, Марго шарахнулась в сторону, налетела на Акамира, оттоптала ноги ему так, аж челюсти сцепил. — Что ты делаешь? — поймал девушку за плечи и аккуратно отставил в сторону. С Глаферьиной внучкой явно творилось неладное. — В смысле? Колдую, — как само собой разумеющееся пожала плечами Марго, оправляясь от испуга, и аккуратненько так отопнула от себя черепок. Зыркнула на кота, который как ни в чем не бывало развалился на на освободившемся месте. — Могу еще «трах-тибидох-тибидох» устроить. Надо? — поинтересовалась деловито, разглядывая гостя задрав голову. Колоритный, нечего сказать. Наверняка в качалку заглядывает. И шрамы такие… натуральные. И руки… Прям ручища, явно не ручку привыкшие держать. Где только выискали такого? — Не надо, — выкрикнул из-за печи Ефим, интуитивно понимая, что ничего хорошего сие предложение в себе не несёт. Высунулся чуток, опасливо осмотрелся. Вроде пронесло. Вынул из-за пазухи крохотную книжицу. — На вот лучше. Глаферьено. Но едва она коснулась Марьиной ладони, как начала увеличиваться в размерах и тяжелеть. Вот уже держать её пришлось двумя руками. Вот уже и гость помогает. Натуральная гримория. Даже переплет кожаный и уголки в железо закованы, чтоб не обтрепались. — Куда бы положить ее? — Знамо куда, — совсем осмелел Ефим, хлопнул в ладоши и посреди комнаты из ниоткуда возникла высокая массивная одноногая подставка, широко раскинувшая резные крылья-держатели. Кое-как вдвоем взгромоздили. Акамир задумчиво перелистнул страницу-другую. Так, травки разные зарисованы-описаны, а иные листы и вовсе чистые. Разочарованно отвернуться хотел, когда увидел, каким восторгом горят глаза ведьминой внучки. — Пустая же. — Это не иллюзия, — то ли с восторгом, то ли с ужасом Марго принялась ощупывать толстые страницы, теснённую кожу обложки. Тщательно, словно слепая, будто руками хотела проверить то, что глаза увидели. — Это… Это…       Магия? Волшебство? Да ладно! Марго подняла на Акамира изумленный взгляд. Идеально было бы грохнуться в обморок. И Марго бы многое за это отдала, но нет… Мозг, увы, функционировал без сбоев, а сознание оставалось предельно сознательным. Даже обидно. Девушка потянулась пощупать шрамы на мужском лице, но отдернула руку передумав. Обернулась к Ефиму.       — Домовой? — недоверчиво усмехнулась, бесцеремонно исследуя пальцами заломленную на бок шапку, бороду, рубаху-косоворотку, пояс — расшитый кушак с кисточками.       Однажды, на курсе втором, ее занесло на вписку и там, нажравшись дряни, народ и не такие глюки ловил, причем с открытыми глазами. Марго тогда хватило мозгов по-тихому слинять, а тех, кого накрыло потом накрыли. И закрыли.       — Ты это, Марья, брось! — вспыхнув ярче рябины, Ефим отпрыгнул в сторону и исчез, когда Марго потянулась к его штанам.       Марго выпрямилась, думая о своем, технично заплела косу и сунула её за пояс, чтоб не болталась и не мешалась.       То, что домовой девушку признал, и не просто за человека, а хозяйкой дома и наследия Глаферьи — это хорошо. Акамир наблюдал и за Ефимом, что не так уж часто гостям показывался, и за девицей, вроде как Марьей. Её — не узнавал. Да и сама ведьма вокруг озиралась, словно впервые видела. Книжицу дивную так точно в первый раз. — Так кто ты, всё ж таки? — переспросил, когда девица перестала домового трясти. — Аналогичный вопрос, — Марго растрясла мокрый подол. — Как я понимаю, на Евгения Витальевича ты не работаешь? — скорее утвердила, чем спросила. Молчаливое моргание «богатыря» и насупленные брови вполне подтвердили её догадку. Забавно. Забавно… — Ты вообще кто такой? — Имени моего не помнишь? — Не знаю, — подняла указательный палец вверх Марго и глянула через плечо на домового: там ли ещё. Никуда не делся, — отметила то ли с облегчением, то ли с разочарованием. — Помнить и знать, вещи разные. Я — не знаю. А вот ты, по всей видимости, кто я такая — в курсе. Так что давай, мил-человек… Ты же мил-человек? — не получив ответа, снова обернулась на домового. — Ефим, он — мил-человек или не мил-человек?       — Мил, — со вздохом подтвердил домовой, смутно догадываясь, о чем спрашивает Марья. — Добрый он, хоть и смурёный.       — Чу-удесно, — ласково взяла Акамира под локоток Марго и повела к лавке. — Так вот, "добрый хоть и смурёный" человек, давай сейчас присядем и, максимально бережно сохраняя друг другу нервную систему и щадя психику, обменяемся информацией. Персена бы нам… или водки… обоим, но и чай с мятой сойдёт.       Пока уточняли, что он за человек, Акамир головой покрутил с травницы на домового. Однако локоть осторожно освободил.       — И то верно, — заохал, засуетился между там Ефим, замелькал по избе. — Гость в доме, а стол не накрыт. Непорядок.       — Подха-а-али-и-им, — смачно зевнул кот, потянулся и перевернулся на другой бок.       Ефим на него фыркнул, пошебуршался за печкой, забрался в сундук с головой, посопел и наконец извлек на свет кипенно-белую скатерть:       — Вот она, родименькая, — погладил с нежностью. — Глаферья-то её всего раз да два пользовала. Только по праздникам большим, а праздников-то всего два и было: когда дочь свою замуж выдавала и когда со внученькой её впервые принимала. Передал скатерть притихшей Марго, мол, на, накрывай. Полотно оказалось большущее, и не просто белое, а как жаккардовое, с выбитым рисунком. Красиво. Подала один конец гостю, предлагая вместе застелить.       Замешкавшись на миг, Акамир пожал плечами и помог — взял углы полотна, по центру стола скатерть ладонью расправил. Попутно на Марью-не-Марью поглядывал. Имени своего она так и не назвала — к худу ли? Явно не к добру. Темнит или просто выкручивается, как у их, женского роду, заведено? Тут вот и задумаешься, а не соседкин ли дух, матери Гната-пастуха в скромницу Марью вселился? Та ведь и глаза на Акамира лишний раз поднять робела, и краснела сразу, как маков цвет, — того и в помине не осталось.       Говорила теперешняя Марья чудно. Вроде и понятно о чём, а слова не те, слух режут да поперекручены. Хотя что бражки ведьма хлебнуть хотела — уж это он смекнул. Ефим наблюдал от печи, не вмешивался, а как удостоверился, что всё готово, то ловко сдвинул печной заслон. Марго аж рот приоткрыла в недоумении, когда это гном успел пирожков напечь. Да так много. А домовой расстарался — ещё и блюдо с запечённой птицей с пыхтением водрузил на стол. Марго потянулась было помочь, испугалась, что не сумеет он к столу дотянуться, но Ефим будто выше ростом стал. — Да охренеть, — села на лавку Марго, хохотнула и тут же зажала рот ладонями. — Я ведь просто чай с мятой попросила… Отправив манеры и стыд туда, куда у самой не получилось, аккуратненько надломила большую часть пирожков, проверяя начинки. — Вот эти морковные, эти с брусникой, вот эти с луком и яйцом. А вот эти — без понятия, не поняла с чем, по запаху как ливерные, — водила руками над блюдами Марго, как до того, над котелком, делясь сведениями, полученными только что опытным путем. — Ты тоже в шоке? Это хорошо. Нет-нет, это, конечно, плохо. Но мне, признаться, от этого легче. Оторви мне ножку. Куриную, — уточнила на всякий случай и даже пальцем показала на зажаренную птицу, тоже не всякий случай. — Это тетерев, — сам не зная зачем поправил Акамир, но просьбу исполнил.       — Начнём сызнова… — хотел он добавить «Марья», но осёкся. — Кличут меня Акамир и та Марья, которая здесь жила, с бабкой своей, Глаферьей, она померла не так давно, меня от ран лечила. Так что знали мы друг друга давно. Зашёл я ноне глянуть, потому как сказывали — тонула она, но жива. А вот кто ты такова и откуда взялась? Раз с лица как она, но другая?       От такой долгой и путанной речи Акамир аж подустал, взял кружку с ягодным узваром и надкусил пирог, не особо присматриваясь, с чем он там. Ясно же, что вкусно, раз сам домовой на стол подаёт.       — А-ка-мир, — немного нараспев повторила Марго имя, задумчиво рассматривая гостя. — Почти как цветок. Аконит. Говорят, он ядовит для оборотней и прочей нечисти. Мне вот больше нравится «Венерин башмачок», но не суть. Говоришь, утонула моя тёзка? Я ведь тоже тонула… А может, это я тонула. А Марья твоя раньше умерла, — Марго вмиг посерьезнела и отодвинула от себя пирожки. В рот не лезли. — Мне этот дом в наследство достался. От троюродной бабки. Мне обещали старинный почти особняк, но оказалась рухлядь на краю деревни. Но интересно не это. А то, что когда я входила — запнулась о порог. Вот тогда я и сюда совершила переход. Да, — щелкнула пальцами, фиксируя догадку. — Вопрос номер один: сюда — это куда? Вопрос номер два — почему? И вопрос номер три — почему я? Как говорится: «Кто виноват? и Что делать?»       То, что происходящее не мистификация, уже было очевидно. Визжать от изумления, ахать и охать было поздно и нелепо, закатить глаза и рвануть в обморок организм отказался сам и, значит, оставалось только оперировать фактами. А факты — вещь упрямая. И сколько бы Марго не высмеивала разных гадалок и мистиков, сама она чётко знала — это правда. Многослойный мир, похожий на торт Наполеон, не ограничивался гео и гелиосистемами. А иные измерения — отнюдь не фантастика и не сказка. Люди ведь верят в Бога, верят в то, что есть душа. Многие даже верят в реинкарнацию. Даже в языческих богов, в конце концов. И если поразмыслить, разве всё это относится к Млечному пути? К космосу? Разве место их обитания гора на Земле, или Юпитер, или Проксима Центавра? Так или иначе каждый верит так, будто знает наверняка, что не подтверждённые наукой «тонкие миры» существуют. И она, касаясь в прошлом карт, именно в них или с их помощью и пыталась заглянуть в судьбы людей. Так чего теперь изображать кисейную барышню?       — Мария — меня зовут, — глядя куда-то в сторону, будто в никуда, негромко ответила, наконец, Марго. То-то ей всё пики валились, «дорога дальняя» и бубновый король в последнем раскладе. А она ведь думала сначала — командировка, в которую они с Женей планировали лететь вместе, потом — поездка за наследством, но уже без него, деревня — это вам не эмираты. Это на Персидский залив — вместе, а грязь месить по бездорожью — уж увольте, врозь. А оно вот как обернулось. — По вашему получается — Марья.