***
Сидевшие рядом Кирилл с Владом максимально концептуально, по канонам всех бабских сериалов, хлебали вино. Правда, это единственный канон, который удалось соблюсти. Пили пакетированную гадость из обычных чашек, запивая пивом. Кирилл решил, что это лучшее, что можно взять к вину. Возражать никто и не стал. – А с этим, – Влад ставит обратно бутылку уже теплого пива. Ставить в холодильник никто ничего не хотел. – Серафимом твоим – все в порядке? – два взгляда впились в Глеба, будто планируя закусить им вино. Тот слегка хмурит брови и спокойно кивает, наливая себе в кружку чуть ли не с горой красной спиртяжной жидкости. – Заебись все. Только чето... – остатки вливает в себя уже с пакета. – Захотелось с вами бля. – поднимает кружку будто для тоста, но абсолютно игнорирует окружение, присасываясь к содержимому. – Тебе Серафима надо на руках носить. Тебя, блять, кроме него терпеть не будет. – Кирилл чокается с Владом. Явно не взволнован отношениями Глеба, просто... – Да идите вы нахуй, – рывком поднимается, чуть ли не заливая несчастным вином всю округу. По итогу страдает только белая домашняя футболка, получая еще один боевой трофей. Очередной. – Делать мне нехуй, на руках носить. Я ж ничего не говорю. Ахуенный он, просто... – Слушай, Глеб... – Влад аккуратно берет вибрирующий телефон, где светится милое "Симка". Глеб абсолютно не реагирует. – Знаешь, хочется отвлечься что-ли. Блять, типа, знаешь он красивый, ахуенный, сказать нечего... – спокойно выходит на балкон, облокачиваясь на край. Телефон вибрирует фоном. Влад не лезет. – Лениво, бля. Он в кино звал.. – У тебя пропущенный. – невозмутимо перебивает Кирилл, запивая эту новость пивом. Глеб спокойно оборачивается, смотрит на свой телефон, хлопает глазками. Брать в руки и смотреть не спешит, будто не ему упорно до последнего гудка звонили. – Не дозвался, видимо. – Влад расслабляется. Вряд-ли будут успокаивать Глеба, если его кинет Серафим. Скорее встанут на сторону самого Серафима. Следом за пропущенным приходит уведомление. Глеб читает. Втыкает в экран мутным, пьяным взглядом, потом закатывает глаза. – Чё там? – Влад кивает на телефон. Глеб отдает мобилку, с экрана Влад читает вслух: – "Завтра свободен давай сходим куда нибудь? Лб". – Кирилл расплывается. Влад вздыхает. – Блять, вот если тебе не нужен, давай мы его себе заберём? – Вы чё, охуели? – резким шагом ближе явно напугал обоих. Главное что не скомкались. – Шучу, бля, – Влад оправдывается. Прячется за Кирилла. – А чё такое элбэ? – Люблю, бля.***
Видеться с Серафимом надоедало очень сильно. Он не был навязчивым, не лез, не заставлял быть рядом – просто казалось, что все слишком хорошее слишком утомляет. Глеб со спокойным выражением лица брал по одной картофелине, не трогая ни соус, ни поднятую Серафимом тему. О чем-то он там говорил будто бы сам с собой. Пока не успокоится – не замолчит. Глеб знает. Это бессмысленно прерывать. А потом, вопреки правилу, "пока не договорю – не замолчу" – всё-таки замолкает. Резко. Бубнит "секунду", вскакивает с места и одергивает кого-то. Глеб оборачивается. Некоторое время смотрит на то, как Серафим максимально по-дружески общается. А потом переводит взгляд на лицо того, кто Серафима немногим выше. Где-то внутри сердце ударяется о ребра, выбивает лёгкие наружу, делает дыру в грудной клетке и в целом открывает путь для того, чтоб душа тело покинула. Дышать не получается – просто глядит на черты лица, с Серафимом абсолютно не схожие и абсолютно идеальные. Хочет подойти, попросить Серафима представить данного друга Глебу, а то непорядок. Что это за новые прекрасные невероятные друзья в окружении? Разных видел, а этого впервые. Тем более крашеные, да и блондины – в окружении Серафима большая редкость, как случайно было замечено. Улыбается так, что, кажется, колени дрожат. Жесты мягкие. А когда Глеб ловит мимолётный взгляд – готов скатиться под стол. Таких агрессивных птеродактилей в животе не было, наверное, никогда. Странное чувство, но Глебу нравится. Даже приподняться не получается, просто глядит на эту сутулящуюся фигуру, понимает, что он кивком головы указал на Глеба. Серафим обернулся, кивнул. Совершенно непонятно, о чем они. Но те же птеродактили очень хотели бы, чтоб этот некто заинтересовался Глебом. Потому что почему бы и нет? Попробовать действовать Глеб не успел: пока сердце вещало о том, как ему нравится неопознанная фигура, она же успела попрощаться. Серафим очень, очень быстро возвращался. Глеб сделал вид, что абсолютно не интересовался неизвестной персоной. И уж тем более не влюбился, нет. Ну как вообще можно влюбиться в человека, даже голоса не слыша, только раз взглянув? Череду размышлений и настроение спросить, кто это был, Серафим прерывает новостью: – Я, короче, тебя хочу с отцом познакомить. Вечером сегодня. Об этом и хотел поговорить. Глаза у Глеба занимали добрую часть лица от удивления. Отчасти ужаса. Для Серафима это очень серьёзные отношения, вот, с отцом познакомить хочет, а Глебу тяжело сказать, что буквально секунду назад хотелось Серафима и все время с ним променять на незнакомого человека, с которым Серафим как раз и говорил. Глеб нервно улыбнулся, отвернул голову будто постыдно. Нужно было срочно что-то придумать. – Слушай, тут... – Я не принимаю отказ. – грубо стукнул по столу, перебивая. Глеб подскочил почти. Подпрыгнул. Глазел удивлённо. – Такси вызову тебе, заезжать не буду, не успею. Не обидишься? – Нет конечно... – хотел бы сказать, что даже рад этому. Правда, не стал. Серафим будто нервничал немного, поглядывал на Глеба. Единственное что успокаивало, что не может сделать предложение. Никаких штампов в паспорте. – Ты ему понравишься, наверное. – Серафим подворовывает картошку. Думает о чем-то. – Не пей только как обычно. Или пей. Блять, не знаю. И вроде не хочется ни с кем знакомиться. Особенно с семьёй Серафима. Пускай и только с отцом. Это будто какой-то показатель, мол, вот, познакомил. Глеб Серафима тоже знакомил с родителями. Но как друга. Некомфортно было, когда сестра почти сразу выдала, какие они друг другу друзья. Обмысливание вечера длилось до самого вечера. Серафим писал о том, что такси минут через пять будет, Глеб глядел на бутылку водки, которую планировал выпить до того, как поехать. Вдох-выдох. Нужно плохое впечатление. Чтобы отец Серафима уговаривал Серафима бросить Глеба. Либо запретил. Главное, чтобы Серафим не оказался дохуя ангельским к своей любви и не попер против отца. Вдох-выдох. Вроде бросал футболку в вине в стирку – сейчас пригодится. Смотрится с какой-то стороны модно. А с какой-то стороны, если знать, что вино отстирается, модного там только этикетка, и то на год семнадцатый, а не двадцать второй. Поверх великой винной футболки – кофта спортивная. Как раз под спортивные штаны. Готов знакомиться с вашим отцом, Серафимка, если не оценит – я с ним буду полностью согласен. А бутылку водки взял с собой. Если в такси не выпьет, то уж точно преподнесёт отцу Серафима. В такси пить, кстати, не захотелось. Серафим даже у подъезда не встретил. Не то, чтобы Глеб обиделся, просто на знакомстве он ни с кем не настаивал пока что. Просто не успел, хотя, наверное, хотел бы. На нужном этаже долго звонил в дверь. Кто-то крикнул "я открою", щёлкнул замок дверной, с ветерком открылась дверь и Глеба сносило не ветром, а тем же глубоким взглядом на пороге, что и в кафе. Челюсть отвисла, щеки или вспыхнули, или лицо побледнело, или все вместе. – Я с одной стороны, кажется, ошибся дверью, а с другой нет... – только потом понимает, что говорит вслух. По коридору прямо показывается рожа Серафима. Исчезает, а потом сам Серафим подлетает к двери. – Пап, – чуть сдвигает вбок мужчину на пороге. У Глеба начал крошиться мозг. – Это... Глеб. – Понял. – улыбнулся достаточно доброжелательно. Глеб ухватился за Серафима будто в романтическом жесте. На деле ноги подкашивались. Отец Серафима представился Андреем и полностью принял тот факт, что жениха себе сын выбрал достаточно... Странного. Молчаливого, может. С очень странным стилем. Бутылку водки из рук пытался незаметно забрать Серафим, дабы не позорить суженого-ряженого. Единственное, что Глеб видел, пока не врезался в стену, пытаясь дойти до гостиной, это достаточно милого Андрея, одетого во всё домашнее. Ни квартиру, ни Серафима, из рук которого выдернули русскую алкогольную достопримечательность. Никогда такого не было, думает. А когда Андрей лично усадил на диван, глядя в глаза и спросил все ли в порядке – Глеб готов был в обморок падать. Если бы знал, что у Серафима такой отец, не тратил бы время зря. Когда Андрей отлучился за водой – почему-то стало стрёмно. Сидит, значит, в заляпанной футболке, в спортивном костюме, в доме у того, кому даже стараться не нужно было, чтобы завоевать Глеба. Паника накрыла – резво стянул кофту, вывернул футболку. С обратной стороны швы были едва видны, пятен нет. Почти нет... Вляпался, конечно. В кого угодно бы влюбился, даже в друга Серафима был бы не такой облом. И вроде нет никого у него – живёт судя по всему один. Фоток даже старых нет. Да и с Серафимом они координально разные, будто Серафим приёмный. Андрей явно понял, что Глебу не просто плохо стало. На лице все было написано будто. Аккуратно взял с чужих рук стакан воды – соприкоснулись пальцами. Глеб перестал дышать. Просто дрожащей рукой держал стакан, почти расплескал всё содержимое, по руке уже текла вода, капая на колени, но Глеб так же глядел на Андрея. Тот подкидывал в огонь дровишек: смотрел в ответ, говорил что-то. Аккуратно присел рядом на корточки, опёрся рукой на чужую коленку и прикоснулся ко лбу, будто температуру пробуя. – Закипишь, бля, – поднимает брови, отнимая ото лба Глеба руку. Глеб кивнул. Никогда так не хотелось флиртовать с чьим-либо отцом. Серафим на пороге комнаты выглядел взволнованно. Сожалел, что не слушал Глеба, что не говорил с ним и твердо решил вести знакомить. Думал, болеет суженый-ряженый, а его вытащили напрягаться, с людьми знакомиться. – Неси рюмки, Сим. – Андрей оглядывается на сына. Глеб обернуться не может. Глеб в целом замер в одном положении. Видеть Андрея вблизи – отличный подарок от женишка. – Бля, бать. – Серафим смущённо хмурится от сокращения имени и снова испаряется за дверью. Покоя ему не дадут. Глеб сам бы придумал миллион причин, чтобы его рядом не было. И придумывал. Глеб гонял Серафима буквально каждую минуту. Салфетки, другую рюмку, другую вилку, лимон, воды, соли, соды, расчёску (неважно, что последний раз Глеб расчёсывался на первом курсе). Что угодно. В очередной раз – выгнал Серафима за каким-нибудь шампанским, а то выпили за все, кроме знакомства. Напару с Андреем была выпита почти вся бутылка водки, а когда дверь хлопнула, закрываясь – Глеб снова поднял рюмку. Десятый раз подряд пили за Андрея, только раз в этот – на брудершафт. Глеб таял, выпил мгновенно, и не заметив, рюмка громыхнула о стол. Нетрезвый алкоголем и влюбленностью разум решил, что либо сейчас, либо никогда. Резко приподнялся, почти пугая жестом Андрея. Не доставал до него – увалил на диван. Успел только в губы чмокнуть, как дверь хлопнула снова. Сука, вернулся. Не мог сходить в дальний магазин, а? Андрей ответственно за долю секунды усадил обратно солдатиком и пригладил патлы. Серафим заглянул на подозрительную тишину, спрашивая, все ли в порядке. Глеба укачало резкими движениями, но кивнул жениху. Андрей вызвался помочь Серафиму в кухне помыть персики и открыть вино. Глеб размышлял о том, что, в целом, если Андрей все расскажет – будет прав. Но по голосам из кухни было понятно, что обсуждение ведётся за Серафима – инфузорию туфельку, неспелые персики и, в целом, не самое вкусное вино. Вернулись вдвоем. Серафим сел рядом, отгородил от Андрея. – В целом, – голос у Серафима чуть ли не пищал. После стакана вина Глеба размазало по столу. Втыкал на персик, который хрустел во рту, краем уха слушал Серафима и думал о том, что происходит. Доходило туго. Тошнило. – Если не считать того, что сейчас... – Серафим притягивает к себе Глеба за бедра. – Нормально все. – Андрей улыбается. Глеб сквозь отмерший язык пытается попросить Андрея не то выебать, не то любить его – что воспринимается странным хихиканьем. Как уложили полусознательное тело спать – абсолютно не понял и просто поддался, засыпая на чьей-то кровати в одежде.***
Глеб не брал трубки от Серафима неделю. Не отвечал на сообщения ни в одной сети, в целом просто глядел на вопросы "все ли хорошо" и "что я сделал не так". Все так, Серафим. Все в порядке. Даже ответить было тяжело. С бокала на футболку снова пролилось вино. А потом в друзья прилетела заявка от отца Серафима. На этом моменте Глеб потух надолго: взвизгнул и проинформировал абсолютно всех знакомых, что его в друзья добавляет тот самый Андрей. Мама и папа не поняли забавы – какой Андрей? От прошлой пассии (скорее активии) Глеба ещё не отошли, так тут новый появился? Семье объяснил, что все нормально, придумал какую-то историю про преподавателя с курсов, друга, брата... Может, даже матери и отцу разные истории. Неважно. Важно то, что Глеб принял заявку и тогда обратил внимание, что ему печатают сообщение. Смотрел на диалог. Сердце колотилось. Через несколько секунд решил, что не хочет создавать иллюзию, что только от Андрея и ждёт сообщение. Серафим снова звонил. На беззвучный и не брать трубку. Глеб вынырнул из диалога Андрея. А через секунду появилось сообщение, где Глебу предлагают сходить в кафе. Или в кино. Смотрел на сообщение. Думал. Час думал. Ответа не придумал – написал, что полностью за, в любое время любого дня в любом месте. Серафим живёт отдельно, может, может... Может Глеб останется переночевать у Андрея? Андрей не спугивал, ничего не писал лишнего, просто попрощался до вечера, спросил адрес и сказал, что заедет. Глеб не был уверен, но по рассказам Серафима – отец его машину не водил никогда. А при прошлых попытках его научить – уехал в кусты и долго втыкал на лобовое стекло, на котором красовалась царапина. Серафим беззвучно рыдал внутрь. Лобовуху жалко.. Так кто отвезёт-то? Серафим, что-ли? Да не, Андрей же... Вроде не дурак. И пригласил чуть ли не на свидание. Глеб долго раздумывал, как за ним заедут, пока деталь "чуть ли не на свидание" снова не появилась в голове. В тот момент Глеба точно выключило. Включило тогда, когда стоило бы выходить. Андрей ещё не писал, но это, кажется, второй случай, когда Глеб решил поспешить и не опаздывать. Первый был ещё в садике по инициативе матери. Стучал пальцами по полкам, будто от волшебной мелодии адекватная одежда сама на Глеба наденется. Утюг включил. Выбрал рубашку. Поглядел, отложил. Всё-таки понял прикол о том, что девушки долго собираются. Только вряд-ли у них все либо вином залито, либо убито чем-то другим. Забрал футболку, выключил утюг, написал Андрей, мол, выходи. Выплыл Глеб из дома спустя десять минут после сообщения на каких-то доселе неизвестных чувствах. Перед Андреем готов был упасть, правда, словили. Глеб уткнулся носом в грудь, отказываясь что-либо делать. Если вечер никаких оборотов не наберёт – не за чем такая жизнь. Вдох-выдох. Гулять дальше дома с кем-нибудь, кроме Серафима было не в новинку, конечно, но уже слишком непривычно. Андрей выглядел весьма культурно, вел себя весьма культурно, не настаивал. Не то чтобы становилось скучно, просто становилось понятно, в чем, собственно, схожесть отца и сына. Завечерело. На предложение зайти выпить ещё по чашке кофе или какой-нибудь другой хуйни (прямая цитата) – Глеб согласился. Ждал предложения явно не кофе пить. Чай, наверное. После которого не нужно мыть кружки... – Слушай, – Глеб наклоняется чутка ближе. Выбор заведений у Серафима с Андреем разный. Под столом нервно дёргается нога. Все в свои руки. – Может по бокалу вина? – в ответ на предложение Андрей слабо улыбается. Собирается что-то сказать, как Глеб перебивает: – Но тут шумно. Не поговоришь, не выпьешь, – у Андрея брови поползли вверх. Глеб реакции не понимает. Нога не унимается. Лишь бы все остальное не стучало нервно, как нога. – Может, к тебе? Взгляд Андрея пробежался по всей видимой части Глеба. Глаза сощурились. Готов хоть под стол к Андрею лезть, лишь бы не тупил. Реагировал, может, быстрее. "Ожидание отказа хуже чем отказ" – последнее, что успевает подумать Глеб, перед тем, как Андрей соглашается. Будто водой окатывает. На этот раз теплой. Горячей, даже. Тут Андрей не тормозит – счёт просит, к телефону тянется, такси заказывать. Ждать приходится недолго. Ехать недолго. В такси Андрей за руку взял – Глеба снова выключило из реальности. Судя по взволнованному вопросу Андрея "все ли в порядке" – лицо у Глеба в выключенном состоянии достаточно... Не улыбчивое как минимум. Не то чтобы Андрей руки распускал – просто не очень невинно выглядел жест Андрея, когда он пропускал Глеба в подъезд: аккуратно провести от лопаток до задницы. Пропустить первым в лифт. Правда, просто стоять в лифте никому не хотелось. Если бы Андрей не наклонился поцеловать – потянулся бы Глеб. Кнопку никто не нажал, лифт закрылся, Глеба ничего не волнует. Андрей зажимает его в углу лифта, целует. Глеб аккуратно обнимает за шею, прижимается, и вроде отвечает, пока между ног не устраивается колено. Тогда уже сосредоточиться не получается – да и Андрей не настаивает. Кажется, выебет тут: лезет руками под одежду, лапает, целует шею. Отвлекается на секунду, жмёт на этаж, потом снова целует. Не как Серафим, забирая весь воздух. Кусается, лижется нетерпеливо, жмется ближе. В квартире Глеб сам настаивает – заталкивает Андрея, хлопает дверью, тянется поцеловать. Где-то ещё в прихожей остаётся верх рядом с обувью, по дороге к спальне низ, который перебороть было тяжелее всего. Андрей сжимает задницу, прижимает ближе, тянет, почти поднимая на руки – Глеб бы и ноги от земли оторвал, если б не боялся случайно поломать чужой позвоночник. Резким жестом Андрей валит на кровать, сдергивает трусы. Как-то непривычно от чужой дерганности. Перехватывает дыхание, Глеб путается между руками Андрея, стаскивает с того трусы. И как-то или страшно, или стыдно, но пока Андрей сам не тянет руку Глеба к своему члену – пошевелиться не получается. А потом руки как-то сами... На каких-то подсознательных рефлексах – одной дрочит Андрею, другой ведёт по телу. Глеба самого ведёт от прикосновений. Андрей выдыхает куда-то на ухо. Глеб перестаёт бояться. Когда убирают руки от тела – лезет целоваться, касаться, лапать, потому что можно, потому что хочется. Разрешили ведь. Шаги у Андрея широкие. Возле стола оказывается быстро, ведёт рукой за компьютером, чертыхается, вытирая об игровое кресло пыль. Глеба пробивает улыбаться. А ещё глядя на белую задницу появляется иррациональное желание шлёпнуть по ней. Поднимается, прицеливается – рука звонко ударяется о кожу, Глеба грубо укладывают грудью на клавиатуру, лежащую поперек стола. – Блять! – Глеб выталкивает из-под себя клавиатуру. Через плечо смотрит на Андрея. Куда-то улетучилась вежливость – осталась хитрость во взгляде и смазка на пальцах. – Больно? – волнения у Андрея нет. Будто из интереса. Или для галочки. Знает ведь, что не больно. – Нет, продолжай! – всё-таки отвернул голову от Андрея, шире расставляя ноги. Андрей ведёт по спине рукой. Нежно, Глеб расплывается, разливается по столу влюбленной лужицей. А потом принимает иные агрегатные состояния от холодных пальцев внутри себя. Андрей прижимается стояком, его длинные тонкие пальцы ощущаются совершенно иначе, нежели Серафимовы короткие. Глеб съеживается. А потом Андрей чутка меняет положение руки, сгибает пальцы и тогда уже Глеб с дрожью выдыхает, сам насаживается, тянется что-то сжать в руках или прикусить. Чем дальше – тем меньше мыслей в голове, больше пальцев, в комнате громче. Разом становится внутри пусто. Получается снова осознать себя на столе. Андрей с печалью смотрит на стянутую вбок клавиатуру, мышь на грани падения со стола. Пока Глеба валят снова на кровать – успевается только пискнуть. Уложил на спину, устроился между ног, наклоняясь ближе. От Серафимовой идеальности Глеб хотел утопиться, но явно утопиться не в глазах отца этой идеальности. Сейчас отец ведёт языком по щеке, притягивает ещё ближе, почти забрасывая Глебовы ноги к себе на плечи. – Папочка! – совершенно бессознательно выдает Глеб после резкого жеста. Андрей улыбается, почти смеётся, ведёт по бедру с нежностью и с грубостью входит. Глеб не дотягивается до плеч Андрея, хотя хочет. Не дотягивается до него вообще – только сжимает руками подушку над головой. – Ещё раз, что? – руки проходятся по телу. Андрей входит полностью, вышибает из лёгких воздух. Больновато так-то. – Пэ-э... – замялся. Андрей делает движение будто на пробу. Глеб набирает в лёгкие воздуха: – Папочка! Теперь Андрею забавно. Ведёт рукой по телу, медленно двигается, каждый раз на секунду задерживаясь, прижавшись бедрами. На секунду останавливается, мнет под коленями пододеяльник, почти полностью выходя из тела – и снова входит по самые яйца. Глеб выгибается, рука Андрея задерживается на чужом члене, мягко проходится рукой в остатке смазки. – Продолжай звать. – другой рукой сначала опирается рядом с головой Глеба, затем ведёт от щеки до по подбородка большим пальцем. Глеба размазывает с каждым жестом все больше. Выстанывает несчастное "папочка", пока не сбивается от стона над ухом. У Андрея красивый голос. И его слышать хочется больше, чем себя. Бедра ударяются о бёдра, чужие руки обводят тело и останавливаются на шее. Андрей придавливает совсем слегка – но уже закатываются глаза. Начинают дрожать колени. Глеб дрочит себе сам, жмурит глаза, тянет к себе Андрея за волосы, не даёт отодвинуться. Задыхается только, захлёбывается стонами, рука на шее сдавливает сильнее, Глеб сильнее сжимает волосы Андрея. Дрожащими руками дрочит себе, кончает только тогда, когда рука Андрея с шеи спускается ниже. Руки ослабше скатываются по швам, как у солдата. Андрей выпрямляет спину. Сердце и так колотится, а от его взгляда сверху вниз – Глеб вовсе млеет. Андрей ещё чуть-чуть и валится грудью на Глеба. Кажется, раздавит. Но Глеб отчаянно держится. Все ещё дрожат колени, колотится сердце, ещё и надышаться не получается. Через секунду становится свободней. Андрей спокойно падает рядом. Глеб думает о том, что, кажется, даже в Серафима так не влюблялся.***
Мысль всё-таки бросить Серафима навязчиво крутилась где-то вокруг его контакта. Ну потому что это как минимум неправильно. Мысль крутилась слишком долго. Неделю. За неделю игнора и сброшенных вызовов – Глеб понял, что если оставить все так, как есть и дальше морозиться, Серафим мало чего поймет. Звонок раз в день это не сказать чтобы прям жесть, просто как-то некомфортно, что кто-то ждёт ответов. Начинал стучать дома по столу, продолжил в чужой машине, а заканчивал уже по столу в кухне чужого дома. Серафим сидел напротив и ждал, когда они уже, собственно, начнут серьезно разговаривать. Глеб не знал как объяснить своему мужику, что он ебался с его отцом. Ну как-то нетипичная ситуация. Даже ответы майл.ру не помогли. Типа, совсем. Ни по какому запросу не выдавало никаких толковых ответов. – Дай воды. – еле выдавил из себя Глеб. В глаза напротив смотреть было стыдно. Потому и не смотрел. Просто слушал, как набирают воды и видел, как ставят перед лицом стакан. Глоток. Второй. Чашка закончилась. Серафим поднялся, отходя набрать ещё воды. У Глеба все равно ком в горле стоял, сколько воды не пей. – Так, о чем ты собирался поговорить? – Серафим не давит. Говорит спокойно. Просто будто к слову пришлось. Демократично молчал, когда Глеб не шел на диалог. – Ну-у-у... – взгляд всё-таки поднял Серафиму в глаза. Где-то внутри хрустнуло сердечко. Серафим же правда хороший. Ну кто ж виноват, что у Глеба, собсна, предательская тяга на мужиков постарше, обычно на чьих-то отцов? Вдох-выдох. Через некоторое время Глеб всё-таки соображает: – Может выпьем? – Вино? – Серафим открывает холодильник. Глеб хлопает ресничками, кивает и спокойно угукает. На столе оказывается бутылка вина. Дорогого. – Пожалуйста. – Чем мне, блять, его открыть? Зубами нахуй? – резко поднимается. Серафим отшатывается, мирно выставляет руки вперёд. Бросать он никого не намерен. Глебу только дай повод, покажи оплошность – станет последней каплей. – Ясен хуй нет. – спокойно с кухонного на столовый стол перекладывает штопор. – Вот. Пожалуйста, блять. Глеб агрессивно смотрит на штопор. На Серафима. Уже готовит речь, мол, это последняя капля, штопор это чувства а бутылка с пробкой - мы, или наоборот, неважно, короче, вот нет никаких чувств, пока, я планирую и дальше ебаться с твоим отцом. Нет-нет-нет, наверное нужна более точная метафора со штопором и бутылкой. Пока Глеб размышлял – Серафим, глядя на злое ебало своего, вроде как, парня – успел открыть бутылку. Пробка улетела в мусор, штопор обратно на стол. Значит нужна другая метафора. – Мне по-твоему с горла ебашить? – снова стучит пальцами по столу. Серафим отрицательно мотает головой. Ставит бокал перед Глебом. – Ах я, блять, в твоём представлении ещё и алкоголик? Сам бухать буду, да? Может ты ещё.. – Конечно не сам! – рядом становится второй бокал. Глеб начинает нервничать. Понимаешь, Серафим, эти сосуды – это мы, а вино это чувства, я ебусь с твоим... Нет-нет-нет, что-то пропустил... Серафим разлил вино по бокалам. – Виноград хочу. Серафим виноград отродясь не ел. Полез в холодильник. Положил виноград на стол. Из-за очередной истерики Глеба – вымыл каждую виноградинку. Глебу срочно понадобилась шоколадка – тех у Серафима тоже оказалась парочка. Подарили недавно. Странное стечение обстоятельств, что в остальном холодильник был пуст. Оставались, конечно, кетчуп с горчицей, но трудно представить предлог, когда они нужны. После Милки с карамелью Глеб вскочил, продолжая истерику: – У тебя, блять, там супермаркет нахуй?! Со стола полетел бокал. Агрессивный Глеб разбил бы и второй, разбил бы и бутылку и вообще ебало кому-нибудь, кто подкинул такую в жизни подставу. Глеб успокоился. Сел. Серафим глубоко вздохнул и ушел за веником под тревожное стучание пальцами о стол.***
Хотелось увидеться с Андреем. Снова. Не то чтобы только сейчас, нет, каждый день и много раз. В мыслях он был и утром, и в душе, и при каждой попытке поесть, и при попытках работать, в целом – всегда. Серафим с десятого плана отошёл на отсутствие планов в целом. Нужно ему это как-то сказать. Раз не может сам Глеб, то пусть скажет Андрей. Да и с Андреем, честно говоря, тоже стоило бы выяснить отношения. Глеб за всю жизнь отношений выяснял меньше, чем должен был выяснить за эту неделю. К Андрею напросился в квартиру. Спросил, конечно, можно ли зайти на пять минут, просто кое-что уточнить, это вообще вопрос не для сети и не по телефону, напомни куда ехать. Путь был полон сомнений, голова была пуста. Перекати-поле каталось по несчастным задворкам разума. Когда звонок зазвенел, требуя впустить Глеба в квартиру, через ухо это перекати-поле укатилось обратно домой, оставляя в голове только сигнализацию, оповещение об ошибке и требование развернуться. Андрей открывает дверь. Разворачиваться больше не хочется. Аккуратно отступает в сторону, пропускает в квартиру. – Чай будешь? Сейчас ещё-... – Не буду. – перебивает сразу. Смотрит на Андрея. Ну, была не была. – У нас с тобой – что? – Хуйня какая-то. – облокачивается на стену. Глеб напрягается. Андрей невозмутим и отвечает весьма четко. – Ладно. Хорошо. – ещё вдох-выдох. Дыхание уже не успокаивает, Глеб просто убеждается, что дышит и пока не умер. – Мы с тобой продолжим... Ну... – Ебаться? – достаточно прямо спрашивает. Глеб прямо кивает. Андрей преспокойно жмёт плечами. – Как хочешь. Меня б устроило все. Отлично. Глеба тоже устроило бы. И сейчас устроило бы. Аккуратно носком кроссовка придерживает пятку другого. За секунду может разуться. Андрей по позе, готовой дёрнуться и рвануть – почти прочитал мысли. Стал напротив, расправил руки, мол, давай сюда. В следующую секунду Глеб повисал на шее, целуя. Обнимал крепко, прижимался, в ответ руки аккуратно сползали с лопаток на задницу. Глеб сжимает волосы Андрею так, будто планирует вырвать. В подъезде слышно голоса – оба игнорируют. Дверь едва-едва прикрыта. Андрей с грохотом каких-то вещей прижимает Глеба к стене. Нога меж колен, прикусывает кожу на шее, ведёт языком – Глеб расклеивается. Выдыхает громко, прикусывает губу, когда Андрей снова кусает и грозится оставить засос. Ещё и руки держит, чтоб не отбился. Потом, может, поговорят. А потом вдвоем оборачиваются на возмущённое из дверного проема "э бля". Серафим глядит на своего отца и своего мужика ахуевше. Смотрит, как Андрей держит руки Глеба и немного потерянно глядит на сына. – Сука блять, – рычит Серафим. Глеб смирился с тем, что скоро его покромсают на кусочки. Да и Серафим прав будет. Если не сильно мучительно убьет – Глеб готов будучи прозрачным остатком души снять обвинения со своего убийцы. – Что это, блять, нахуй, такое? Рывком Серафим разворачивает к себе Андрея. Он, конечно, может шмыгнуть носом и случайно вдохнуть Серафима, но у второго вид такой, будто он в своем познании преисполнился и только недавно вернулся с турнира по боксу. Серафим почти гавкал на Андрея. Андрей спокойно отвечал, потом сам сорвался – грубо замахнулся на сына, дал явно болючую пощечину. После небольшой паузы Глеб понимает, что в такой ситуации уже ничего не поможет. Махаются в прихожей, то друг друга упирают в стены, пытаясь пару лишних раз ударить, то ручку двери дёргают, грозясь друг друга вытолкать. А когда у Серафим на щеке начинает темнеть страшный синяк – Глеб подскакивает и вмешивается. Разнимает, зовёт, но ничего не происходит, пока Глеб не становится посередине. Но гляделки продолжались. – Давай не будем ссориться. – Андрей спокойнее, чем когда либо. Выглядит жутко. А потом ещё страшнее улыбается. Серафим подхватывает, переводит взгляд на Глеба. – Согласен. Не будем ссориться... – пауза. Хочется опустить плечи и расслабиться. – Глеб, раздевайся. Стоит между двумя. Смотрит то на одну шпалу, то на другую... Никуда не уходит, руки не убирает, все равно держит, будто дальше махаться будут. Так нет, смотрят вдвоем, ждут. – Не понял немного. – признается Глеб. Серафим закатывает глаза, Андрей дружелюбно улыбнулся. – Раздевайся, говорят. – рука Андрея ложится к Глебу на плечо. Ещё немного, вот чуть-чуть надавит и у Глеба хрустнут коленки. В обратную сторону. Стоят молча. Глеб все равно не понимает, чего от него хотят. Андрей ждёт. А Серафим ждать заебался – буркнул, что ломается слишком долго и развернул Глеба лицом к себе, одним махом оставляя без верха. Сзади прижимается Андрей, аккуратно стягивая штаны. Глеб обрабатывает информацию. Думает. Думает, пока оставляют в одних трусах, перебрасываются размышлениями, где будет удобнее и ведут дальше. – А-а-а... Я понял... – Глеб улыбается, думает, сейчас уже все понял, когда тянут к дивану. Не сопротивляется абсолютно. Значит, выбирай? Или Серафим, или Андрей? – Надо же, что понял? – звучит Серафим агрессивно. С отцом перебрасывается парой взглядов. Кивает ему. – Нет, не понял.. – мнение меняется, когда Серафим садится на диван, ставит перед собой на колени. Андрей снова сзади. Хочется попросить, чтоб как-то местами поменяли или развернуться дали, а не грозились, что откусят голову. Серафим целует, зарывается в кудряшки. С ним спокойно почему-то. И очень неспокойно, что Андрей лезет в трусы, стягивает их. Исчезает, испаряется, а когда Глеб сосредоточился на Серафиме полностью, собирался на колени к нему пересесть, Андрей снова потянул на себя. Айкнул от прохладных пальцев, неприятно скользящим по коже. Серафим держит крепче, глядит в глаза, следит за выражением лица. Как раскрываются глаза, поднимаются брови, когда Андрей вводит пальцы, разводит внутри, сгибает. Тогда и взгляд мутнеет. Фокусироваться не хочется. На такого Глеба – член у Серафима вставал как по звоночку. До боли. Лезет языком к губам, между губ, за волосы тянет, только не замолкай, выдохни ещё раз. Глеб насаживается на пальцы Андрея сам. Глеб вообще любит и пальцы Андрея, и член Андрея, и остальные его части. Серафим смотрит. Смотрит, пока стягивает с себя и белье, и штаны. На чужой стояк Глеб реагирует не особо активно – сначала абсолютно спокойно укладывает голову на ногу Серафиму, а когда возмущённо тянут за патлы – всё-таки приподнимается, снисходительно ведёт языком по всей длине. По шальному взгляду – Глебу понятно, что многого Серафиму не надо. Андрей убирает пальцы, Глеб сосредотачивается на Серафиме. Ведёт рукой, размазывая слюну по всему члену, бросает взгляд в глаза Серафима. А потом опускается обратно, аккуратно вбирая в рот головку, облизывая, стараясь представить, что перед ним два Андрея. Вернее, почти перед. Представляет, как спереди один нежно ведёт по волосам, по щеке, немного давит на затылок с требованием взять глубже. Глеб слушается. Дёргается, когда по заднице отвешивают шлепок, но старается не отвлекаться. Глаза жмурит больше, пытается брать больше, втягивает щеки. Волосы на затылке сжимают. Двигать головой не получается, глаза слезятся, хочется посмотреть в эти наглые серые глазища, издевающиеся над беззащитным Глебом. Андрей бы так, наверное, не сделал. У Андрея свое занятие. Звякает пряжка ремня, брюки спадают до колен, по члену раскатывается презерватив. Смазки на нем и уже в Глебе – будет достаточно, думает. Руки обводят тело с наглецой, задевают соски, ощупывают собственнически. Серафим зло э-блякает, напоминая, чей это был мужик изначально. Неприятненько. Серафим отпускает волосы, не командует и не направляет, дает выпустить член изо рта. Держит за щеки и подбородок, смотрит, как у Глеба снова закатываются глаза. Как снова расплывается. Выдыхает с дрожью, снова тянется к Серафиму рученками. Серафим с Андреем оба тянут на себя, будто грозятся не поделить и разорвать. У Глеба никто ничего не спрашивает, но он явно не против. – Папочка, – вырывается у Глеба уже будто привычное. Андрей прижимается к себе больше. Резче входит, слышно его судорожные выдохи на ухо. Серафим все ещё не направляет. Тянет за волосы, даёт насладиться моментом. А потом, всё-таки, после некоторых размышлений, Серафим повторяет: – Ах-х, папочка... Правда, в отличие от Глеба, на Серафима замахнулись. Замахнулись не угрозой. Ляснул Андрей от души, на чтение морали не отвлекаясь от Глеба. Глеба, который несдержанно стонет, пока через него друг в друга Серафим с Андреем глазами стреляют. Но продолжается перестрелка недолго: пока Глеб снова не насаживается горлом на член Серафима. Тогда ему явно интереснее становится обратная сторона век или потолок, но уж точно не соревнование с отцом. Отцом, который после ещё нескольких движений, всё-таки замирает внутри, видимо, общего их мужика. А потом оставляет Серафима с Глебом наедине. Глеб думал, наоборот будет. Дольше продержится Андрей. Но дольше назло держится Серафим, нагло выглядывая из-под полуприкрытых век. И делать ничего не надо, думается. Только терпеть, как дёргают за волосы. Стонет откуда-то сверху. Показушно низко. Дабы не ждать помощи извне – Глеб, стараясь снова отвлечься на мысли, сбивчиво дрочит. Серафим тянет на себя максимально, Глеб давится. Смотрит слезящимися глазами и падает перед диваном, когда отпускают. Кашель давит, зажимая рот рукой. А теперь хотя бы просто не мешайте уже, блять. Спасибо обоим, думает. Дрочит быстрыми движениями, жмется спиной к дивану, сидя под ним. Между Андреем и Серафимом все равно продолжается противостояние. Усаживаются перед Глебом, вдвоем лезут облапать и облизать, друг другу перебивают руки, и даже так Глеб умудряется кончить. Откидывает голову на сам диван и выдыхает. Ебанутые, думает. Хотя сам, наверное, такой же. – Знаешь, Серафимка, – любезно начинает Андрей, поднимаясь и надевая брюки. Этот звенящий ремень Андрея хочется спиздить. Потому что прекрасно звучит... – Мужики приходят и уходят... – Так. – в ожидании мудрости, Серафим тоже поправляется. Глебу подниматься пока не хочется. – А батя всегда будет рядом. Когда друг к другу полезли – Глеб брезгливо отвернулся, вообще выскальзывая из комнаты. Предположил, что это шутка у них такая была для Глеба. Обернулся. Блять, не шутка. – Пиздец нахуй, – возмущённо бубнит, натягивая на себя свою одежду, разбросанную по дому. – Я в ахуе. И без меня бы обошлись. Глеб застёгивает пуговицу на штанах, ширинку, заглядывает мельком в зал, где все ещё происходила эдакая битва титанов. Ну, пусть разбираются между собой, думает Глеб. Ползет к выходу из квартиры. Не дом а проходной двор, думает Глеб, когда хлопает дверь. А потом глядит на мужика на пороге. Дыхание перехватывает снова. Больше, чем с Андреем. Глеб сразу опирается на стену, одними губами произнося "здрасьте". – Федор Дмитриевич, будем знакомы, – официально представляется причина будущих эротических снов. Глеб кивает, не зная, оставаться на чай или бежать, пока Федор Дмитриевич не распознал в грохоте по полу – отпавшую челюсть Глеба. – А вас, мсье, как величать? – Хе... Гле... Как хотите. – выдавливает наконец. Из-за дверного косяка выглядывает ебальник Серафима, расползается довольной лыбой. На шее у Федора Дмитриевича Серафим виснет с криком "дед приехал". Глеб обречённо вздыхает.