Энд
Supernova
Supernova — Ansel Elgort
Best part of me — Ed Sheeran
The 1 — Taylor Swift
Fire on fire — Sam Smith
I’m just a kid — Simple Plan
Chasing cars — Snow Patrol
Моей первой татуировкой было созвездие Кассиопеи на предплечье левой руки. Второй — аккуратная надпись «no longer impossible» почерком сестры немного выше первой.I
Черный чемодан брошен возле двери неразобранным. Простая рубашка с четырьмя галунами привычно оставлена на вешалке на сушилке в ванной вместе с лакированными ботинками, задвинутыми от усталости под раковину. Телефон каким-то чудом поставлен на зарядку, дверь все-таки закрыта на замок, а в кухонный шкаф запихана новая коробка аспирина. На кухне немного отодвинута от стены уже минуты две назад пропищавшая микроволновка, напоминающая о том, что в ней, вообще-то, стоит забытый разогретый ужин (запасы лапши быстрого приготовления в шкафу, кажется, никогда не кончались), а из открытого окна на пол капает дождь. Слышится грохот трафика и едва слышный шорох слишком длинных затемняющих штор. И тянет холодом. Надо закрыть окно, задернуть штору и вытащить из микроволновки ту злосчастную лапшу, иначе пачка из-за жара и влаги размокнет и прилипнет к подставке, а макароны остынут и их будет невозможно есть. Надо. Но сил хватило только на то, чтобы бережно повесить на вешалку пиджак, каким-то чудом влезть в рукава футболки и упасть поперек кровати, свесив руки на пол и, повернув голову набок, устало смотреть куда-то перед собой. На полу валяется брошенный там будильник, который показывает четыре двадцать утра, свет включен только на вытяжке на кухне, а мой оживший телефон разрывается от сообщений. Четыре тридцать восемь утра, суббота, двадцать четвертое апреля. Лапша съедена на треть, растянутая зарядка протестующе качается, окно по-прежнему не закрыто. Следующий рейс через шестнадцать часов. Часть сообщений по-прежнему остается непрочитанной.I
Фирменный галстук American Airlines, чашка кофе с найденной в шкафу пачкой печенья на завтрак и отложенный (пока что) из-за непогоды рейс. Слишком сильно шпарящий в комнате предполетной подготовки кондиционер и тонкий телефон в руках. Найденная в карманах куртки, захваченной из камеры хранения, пачка сигарет, одолженная у кого-то зажигалка и недовольный голос Лу, жалующейся, что я продинамил ее сообщения. Краткая сводка новостей, включающая в себя рассказ о том, что Милли уже «задолбала всем жаловаться на предстоящую сессию и ее тупых студентов» (наша кузина работала в NYU преподавателем по графике), Тим выиграл дело, над которым мучился больше года, а Ди уехала в тур со своим новым стенд-ап проектом. На мое замечание о том, что я вполне могу и сам это знать, Лу недовольно фыркает и заявляет, что мог бы, если бы читал их сообщения. Я ссылаюсь на отсутствие отпуска. Она мрачно шипит что-то про то, что мои три выходных дня в последний раз были в январе. Пачка «Мальборо» благополучно сдана вместе с курткой в камеру хранения, вылет, в конце концов, разрешен, а телефон вновь в авиарежиме. Вместе с мыслями. Следующие четыре часа перелета Нью-Йорк — Афины в голове сплошная свободна. Телефон и мысли в авиарежиме.I
В аэротеле сил все же хватает на короткое сообщение.Вы 22:37
Афины
И такой же короткий ответ, после которого пять часов до обратного рейса проходят в отчаянных попытках уснуть, а после нашарить в чемодане тональник. Он 22:43 Сан-Франциско Полет нормальныйI
В одиннадцать лет родители часто таскают нас с Лу в Лос-Анджелес по работе. Сестра на два года младше и пытается своим недовольным видом выклянчить у мамы стаканчик ее глясе, а отец со смехом оттаскивает меня подальше от них к панорамным окнам, хоть и знает, что я могу не отлипать от них часами. Я уже тогда не сплю в самолетах. В тринадцать лет до меня впервые докапываются с вопросом, что я планирую делать после школы. В шестнадцать лет мы с Тимом впервые уехали к его тете в Санта-Фе без сопровождения (заслужив тонну возмущенных сообщений Лу). Мы чуть не опаздываем на самолет, потому что окончательно теряемся во времени, потоке пассажиров, гуле и сердце аэропорта. В восемнадцать я поступаю в колледж на гражданское право. В двадцать один бросаю первый курс университета и ухожу на авиационную программу. Перед тем, как я впервые сам поднял в воздух самолет на выпускной практике, я не спал двое суток. Первая сотня летных часов начинается с ночного рейса в Сан-Франциско.I
У Лу прямые, выкрашенные в неоново-фиолетовый, волосы, которые она в последнее время любит подкручивать небольшим (таким же фиолетовым) утюжком, ярко-розовый берет Laulhère (который мы с Вик привезли ей Парижа), круглые очки с такими же розовыми стеклами, красные водолазка и твидовая юбка, черные полусапожки и поджатые губы, накрашенные ее любимой помадой от Dior. Новенький телефон, недоеденный вишневый чизкейк и венский кофе с корицей. Сестра сразу сказала мне, что юридический — не мое. Даже задолго до колледжа. Но я почему-то был уверен, что можно пойти учиться в сферу, которая хоть немного интересна, чтобы не тратить впустую кучу времени. Она лишь пожала плечами и в последний раз предложила пойти с ней на архитектурный (она закончила школу экстерном). В итоге у Лу на руках было два диплома, четыре фотокамеры дома и две выставки в Нью-Йорке и Чикаго только в этом году. Полгода назад законченные неудачные отношения, ее захламленная квартирка в верхнем вест-сайде, всегда открытое в браузере международное онлайн-табло, а в нашем с ней чате мое закрепленное расписание. Немного устало прищуренные глаза с гетехромией, всего лишь один вопрос по поводу того, когда я собираюсь брать выходные, а не болтаться в перерывах между вылетами, и коробка с китайской лапшой, которую под угрозой звонка Элтеру (нашему штатному врачу) заставили съесть. Играющая в кафе «Supernova», наконец-то пришедшее (явно сонное из-за смешанных букв) сообщение и какой-то винный сильногазированный (и следовательно слабоалкогольный) напиток, на который я согласился только из-за того, что следующий рейс через двое суток. — Ты сказал, что я тебя не разбудила, — Лу несильно пихнула меня по лодыжке, заставляя закатить глаза и одернуть капюшон своей толстовки, утром чуть не натянутой наизнанку. — Я много чего говорю. — Ой, если бы ты много говорил! — В месяц положено всего девяносто летных часов… — Ага, а остальные, — Лу коротко улыбнулась и пододвинула ко мне тарелку со своим чизкейком, бросив «доедай». — Шестьсот с чем-то ты в небе мыслями. И половину этого времени — я надеюсь — спишь. — Как ты четко делишь мою жизнь. — Чтобы завтра я от тебя ни слова не слышала до двух дня. Поехали, свожу тебя в кино, а то ты опять уговоришь меня смотреть какую-нибудь дурацкую документалку. — Ой, да брось, про Бэнкси тебе же понравилось. — Про Бэнкси — да, но это другое, я про вашу жуть с авиакатастрофами!!! У тебя для этого Тим есть! Милли почему-то сомневалась, что я смогу доучиться и не бросить. Знаю, она, конечно, в меня верит и все такое, но после колледжа, на который я забил, и университета, который вообще бросил, я понимал ее скепсис. Но мне тридцать один, в шкафу в папке с документами бережно хранится сертификат ATPL, а на тумбе в коридоре фирменный красный шарф АА, который я часто ношу на лекции к Ли (она затаскивает меня вольнослушателем, и я на них обычно откровенно сплю). Я опять отрастил волосы, которые в последний раз отрезал только на втором курсе колледжа, когда меня все конкретно достало, часто забывал снимать кучу браслетов вплоть до аэропорта (и приходилось бросать их вместе с пальто в камерах хранения), а по прилету первым же делом искал Wi-fi, чтобы проверить сообщения. Чаще всего с фотографиями, точками на карте и коротким и часто повторяющимся «хочу к тебе в НЙ». Заслуженные семьдесят дней отпуска в год, скорее всего, так и останутся не тронутыми вплоть до октября. В октябре закончиться мировой тур группы «Blackout». В декабре прошлого года у них закончился тур по стране, в феврале начался этот. В следующем январе начнется опять какой-то-там-проект. Режим еще более нестабильный, чем у меня. Города меняются быстрее, чем я получаю расписание. Я путаюсь в часовых поясах, пока отправляю сообщения. А редкие звонки по телефону, пока я жду вылет, наблюдая за подготовкой самолетов в два часа ночи, всегда идут под запись, чтобы переслушивать, пытаясь уснуть в очередном номере в аэротеле где-нибудь в Париже.I
Мы наконец-то совпадаем по часовым поясам только пятого мая. Я даже близко не дома. В Лондоне льет как из ведра, туман и совершенно отвратительная видимость, которые гарантируют отсрочку обратного рейса, мою головную боль, от которой в лучшем случае поможет разве что аспирин, и бессонницу. Он звонит мне во время концерта в Дублине, начав разговор ужасно сонным «представляешь, у них здесь нет кофемашины!»I
— Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир воздушного судна Энтони Мортен. Мы рады приветствовать вас на борту самолета Боинг-777. Сегодня мы совершим рейс Лондон — Нью-Йорк, полет будет проходить на высоте одиннадцать тысяч метров. В Нью-Йорке нас встретит ясная погода, и при заходе на посадку вы сможете увидеть все огни города. Наш самолет готов ко взлету и находится на взлетно-посадочной полосе. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности, приведите спинки сидений в вертикальное положение и поднимите шторы иллюминаторов. Я желаю вам приятного полета и мягкой посадки.I
— Здесь никакая звукоизоляция не спасет, — жалуется он, потирая глаза и явно пытаясь не уснуть прямо за столиком какой-то кафешки, которая работает в такое время. — Поэтому я не выдержал и свалил все на Арчи. Я без кофе просто не в состоянии буду разобраться с выездом из отеля и вылетом. Я устало дотягиваюсь до стакана с водой, пожимая плечами: — Я бы давно с ума сошел в таком количестве слушать рок. — Я люблю рок, но не когда мне нужно следить, чтобы они не спалили сцену!!! — Видел я, как ты это делаешь. У тебя на лице обычно написано «вы мне за это не доплачиваете». — Крис убьет меня, если что-то случится с Дином, но они действительно мне недостаточно платят за то, чтобы я перед выступлением искал им одинаковые кожаные куртки в Дублине, мать его. — Я смотрю ты очень не любишь Ирландию. — Я люблю круглосуточные магазины. Когда твой вылет? Я устало проверяю уведомления и пожимаю плечами. — Как разрешат. В Лондоне дождь. — У нас здесь такая духота, что я предпочел бы дождь. — Вы куда дальше? — Корк, потом Белфаст. А ты? — Бостон и ЛА. — BOS и LAX нам даже близко не светят. — Тебе ближе до DME. — Будешь в Москве — напиши. — Путаюсь в концертах — напоминай, где ты находишься. — У меня иногда ощущение, что я присылаю вам целую рассылку. Как жаль, что мелкие меня любят, давно бы все это бросил и уехал бы жить в пентхаус на Гавайях. — Ты терпеть не можешь такую жизнь. — Знаю. Поэтому торчу в круглосуточной кафешке в Дублине, пока моя группа отжигает на огромной площадке, которую я выбил недельными переговорами. Знал бы — еще бы в колледже ушел на лингвистический.I
Мы не совпадали по времени, часовым поясам, городам, странам и одиноким сообщениям. Пока он был на совещании по поводу продвижения в Ванкувере, я не мог уснуть в аэротеле в Тивате. Пока он носился перед концертом в Осло и жаловался мне на бездарных доставщиков, я был в небе во время перелета Чикаго — Сан-Франциско, который по непонятной причине повесили на меня. Пока я бессмысленно брожу по родному Нью-Йорку в два часа ночи из-за бессонницы после прилета, он отсыпается в поезде Франкфурт — Берлин. Мы не совпадали по ритмам жизни и авиарежимам. Но мы встречались уже пять лет.I
— Уважаемые пассажиры…I
Неофициально, чисто для работы, я взял фамилию Ала. От моей долгое время пугались пассажиры, да и вообще вечно косились. Многие сомневались, что мы сможем выдержать друг друга долго. Тем более — так долго. Особенно, после моих «отношений» с одной из наших бортпроводников (Кейт сейчас, кстати, встречается с Лу), и его отношений с парнем, с которым он разговаривал только тогда, когда приезжал домой. Мы с Кейт тогда оба думали, что искать партнера из того же коллектива как минимум удобно. Мы оба понимаем, почему мы мало времени проводим на земле, и не будем доставать вопросами по типу «а ты точно был на работе», «почему ты со мной не разговариваешь», «ты же только приехал, опять командировка»… Но спустя полгода мы поняли, что наша переписка, состоящая из сплошных «когда твой вылет» и «отсыпаюсь у себя, еда в холодильнике, если приедешь», мало тянет на отношения. Тем более — на более или менее адекватные. Я даже на полном серьезе собирался на них забить, но… В какой-то из моих выходных Тим потащил меня на встречу одногруппников. Какие-то ребята из колледжа захотели собраться и поржать, кто под каким мостом бомжует. От встречи я запомнил, если честно, мало. Дешевый алкоголь, от которого после одного бокала начала болеть голова, какой-то намешанный университетский плейлист и металлические перила на крыше.I
— Это Эд Ширан или мне кажется?
Я удивленно обернулся, чуть не подавившись дымом.
Он посмотрел на меня, присаживаясь рядом и опуская рядом бокал, и с усталым интересом добавил.
— И это ведь «мальборо»?
Да, это Эд Ширан, да, на нем все та же университетская футболка и черные дырявые джинсы, и да, это «мальборо».
Я молча протягиваю ему пачку и устало потираю глаза, пытаясь вникнуть в ряд одинаковых строчек в емейле.
Какие-то хаотичные внутренние рейсы…
— Ты не такой отчаянный, как я.
— Да ну?
— Я взялся продвигать молодежную рок-группу, хочешь поспорить?
I
Самое забавное, что мы были знакомы еще с колледжа. Он учился на менеджменте (на кого ушел в универе вечно путаю) и часто кидал нам конспекты по общим предметам с пометками вроде «вот тут препод фигню несет». Но пересекались мы в основном на сессии, и то редко. Плохо помню, о чем именно мы разговорились. Ничего особенного. Но после куче их концертов по всему штату, когда он бывал дома от силы дважды в неделю, мы оба незаметно осознали, что такой график нас обоих устраивает. Приходить в пустую квартиру не слишком хотелось. Но отказываться от работы мы оба не собирались. А так хотя бы была цель в принципе возвращаться в Нью-Йорк. И даже несмотря на то, что мы не совпадали по часовым поясам и отключенным телефонам, это все уже сложно было изменить. Все вошло в привычку.I
Полет обычно вытесняет все другие мысли. Он дарует чувство какой-то невероятной свободны. И ощущения, что все возможно. Раньше даже такое было невозможно. Мы никогда не можем знать, что будет потом. К чему все это приведет, зачем нужна какая-то, казалось бы, мелочь… Просто всем нужно пройти путь от недосягаемого до неба.I
— Уважаемые пассажиры…I
Как-то он позвонил мне посреди ночи. Я в кое-то веки был дома, но заснуть как обычно не мог. Он устал настолько, что даже уснуть не мог. Вместо кончившегося кофе коробка эрл-грея, его футболка с одним из вариантов обложки последнего альбома и обновленное расписание на потухшем ноутбуке. Он хрипло жаловался на погоду в Италии, на перенесенный почти в последний момент концерт, из-за которого пришлось менять целую кучу билетов на самолеты, и недовольные голосовые от Лу, которая не могла дописаться ни до меня, ни до него, и ей приходилось отслеживать нас только по онлайн-табло и новостям в фанатских группах. Моя пустая чашка и его задумчиво брошенная фраза, заставившая меня окончательно проснуться. — Знаешь, у меня в жизни не было ничего лучше твоих сообщений между рейсами… Еще какие-то сонные рассуждения о том, что я не виню его в его работе, не заставлю отчитываться за каждое действие, не выключаю телефон, когда у него есть силы только жаловаться, и иногда словно чувствую, что ему нужно услышать. На мое замечание, что он делает то же самое, под запись идет сонный хриплый смех и просьба поспать хотя бы несколько часов перед выездом, потому что уже даже тональный крем не помогает от синяков под глазами.I
— Уважаемые пассажиры…I
Четверг, двадцать шестое августа и стаканчик ненавистного мне эспрессо, потому что главное было не заснуть. Касс неожиданно заболела и не смогла выйти на рейс, поэтому меня выдернули прямо за десять минут до того, как я уехал, чтобы я ее заменил. Видимо, больше некому, не знаю. Я только вернулся из Чикаго, и нам пришлось зайти на второй круг, поэтому морально я не слишком был готов к настолько внезапному рейсу в Торонто. Но от лишних перелетов я не отказывался никогда. И только после прилета, пройденного контроля и брошенного а аэротеле чемодана, я все-таки вспомнил про выключенный телефон и обратный рейс только через восемь часов из-за накладки.I
Мой сорокаминутный наконец-то сон в такси, кажущийся подозрительно тихим концертный зал в даунтауне и проход внутрь по скрину служебного пропуска. Дальше, правда, пройти было сложнее, ибо мои, увы, сонные пятиминутные объяснения мало сработали. Я уже собирался устало звонить Арчи и просить протащить меня через охрану, когда вдруг кто-то легко подхватил меня под локоть и, бросив «он со мной», легко протянул дальше по коридору. Я облегченно поправил ворот толстовки и посмотрел на Рейчел, натянуто улыбнувшись: — И что ты забыла в Канаде? — Если я не ошибаюсь, у тебя сегодня был рейс в Чикаго. — Меня попросили заменить. — Не поверишь, меня тоже, — она коротко сверкнула глазами, насмешливо дернула меня за ворот толстовки и развернулась. — Крис случайно укатил в Монреаль, поэтому лучшие места за кулисами в моем распоряжении. Думаю, твой прячется где-нибудь в коридоре с хорошей звукоизоляцией.I
На самом деле, забавнее всего были случаи, когда мы все же совпадали по городам, но совершенно не совпадали по выездам. Потому что довольно часто случалось, что я приезжал гораздо позже него. А будить, учитывая, что он не спал двое суток, а мне уезжать уже через два часа обратно в аэропорт, было бессмысленно и жестоко. Поэтому мы обычно ограничивались двадцатью сообщениями, пятью фотографиями, оставленными вещами и беззвучно закрытой дверью в квартиру. И даже такие мимолетные часы в квартире хоть немного удерживали меня на земле.I
Да, я не спал уже часов двадцать, но это было настолько же привычно, как дышать или летать. Да, на мне какая-то растянутая толстовка, потому что это все, что я смог наскоро запихать в чемодан, и заляпанные краской кеды (Лу раскрашивала свои, а мои не успела, поэтому они теперь представляли собой нечто непонятное и цветное). Да, я бы не отказался от кофе и пары часов сна (неважно, в каком порядке), и да, он действительно прячется на диване в самом дальнем конце коридора, где едва слышно орущую из-за стен толпу. Да, на нем водолазка и такой же черный пиджак, да, у него в руках банка Monster, и да, судя по раздраженному взгляду, которым он пытался сжечь телефон, он не спал дня два. И да, это первая наша личная встреча с февраля. Он был в Нью-Йорке в апреле, но у меня тогда был рейс в Мельбурн. Когда я на пару часов заехал домой в мае, он спал после тринадцатичасового перелета, и я физически не смог бы его разбудить. Двадцать четыре видеозвонка, сорок три — обычных и бесчисленное количество сообщений, часто остающиеся непрочитанными часами. Давно неподдающееся счету количество городов и часовые пояса, в которые легче даже не вникать. И наконец-то спустя полгода его пораженные глаза, брошенный на диван телефон и облегченное «я испугался, что ты побочка от энергетиков», когда он виснет на мне, тут же зарываясь в мою толстовку. — Сколько у тебя времени? Я нехотя смотрю на часы, демонстративно-недовольно отвечая: — Даже «привет» не сказал, конечно. — Это как раз и зависит от того, сколько у тебя времени, — он упрямо продолжает цепляется за мою толстовку, явно морально готовясь услышать, что меня внизу ждет такси и что мне уезжать через десять минут. В Торонто час ночи, а обратный рейс только в половину десятого. У меня ощущение, что он даже мне не поверил. — То есть ты не свалишь прямо сейчас? — Надеюсь, нет. — Тебе бы отоспаться, — устало вздыхает он, протягивая мне банку энергетика. Я пожимаю плечами: — Ты будешь в Нью-Йорке как минимум через два месяца, я в универе и дольше без сна держался. — Если будет рейс в Монреаль — пиши. — Напомни, когда у вас концерт в Сан-Франциско?I
— Уважаемые пассажиры…I
Последнюю татуировку на данный момент я сделал где-то год назад. Это было довольно спонтанное решение после сообщения Лу в два ночи. Я просто увидел у знакомого мастера эскиз — а у него все равно был свободный час. Но теперь рубашка скрывала ряд аккуратных созвездий с красными деталями над ключицей и аккуратную надпись прямо под ней. «JFK». Наверное, только мне понятную. Место, где я чувствую себя между небом и землей. Так же я чувствую себя только дома.I
Семнадцатое октября, два двадцать девять ночи, аэропорт Кеннеди. Сильно шпарящий кондиционер и недавно закончившийся дождь, вынудивший меня сегодня утром натянуть легкий черный плащ и белый шарф, под которыми очень удачно прячется форменная рубашка. Я редко попадал сюда через вход для пассажиров. Но я как и в детстве не могу оторвать взгляд от панорамных окон. Заставляю себя повернуть голову только тогда, когда на табло мелькает номер нужного мне рейса. Я вернулся из Сиэтла два часа назад. У них вчера был последний концерт в Вашингтоне. Перед вылетом он написал мне, что прибытие оставил на Арчи и выйдет через эконом-класс. Я даже не сразу узнаю его в красной куртке, с простой спортивной сумкой и рюкзаком. Уже за несколько метров вижу, что он опять не спал несколько дней и что нет сил даже добраться до метро. Он беспомощно и устало утыкается мне в плащ, и я слышу только сонное «дома», прежде чем с короткой улыбкой отвечаю: — Приземлились. Выдыхай.