𝐓𝐡𝐞 𝐜𝐨𝐧𝐪𝐮𝐞𝐫𝐨𝐫𝐬 𝐨𝐟 𝐝𝐞𝐚𝐭𝐡 | Победившие смерть

03.03.202* Учебный год выпускного класса начался без энтузиазма, лишь с едким юмором и депрессивным настроем из-за ощущения грядущего стресса, бессонных ночей и истерик. Неожиданный ливень за окном, сорвавший (возможно к счастью) линейку, сгущал тень на лицах учеников. Один среди хмурого 12 класса, он сиял улыбкой и вечно поправлял пушистые каштановые волосы. Ким Сону, любимый всей параллелью и младшими классами заодно, лишь он скрашивал хмурый и погодой и настроением день. Новенькие всегда были его сферой ответственности, дружелюбие и чуткость ему было не занимать, а расположить к себе удалось даже Ким Ён Ми, дважды совершившую попытки самоубийства из-за издевательств в прошлой школе. Она смотрела в глаза сверстникам, не скрытая теперь страшно длинной челкой, только благодаря его заботе. С самого утра он вился возле двоих новоприбывших, будто не замечая их надменно-насмешливых лиц в сторону окружающих, ссылая всё на непривычность обстановки. Пак Чонсон, позволивший «такой лапочке, как он» называть себя Джей, и Нишимура Рики, смотрящий на парня сверху с улыбкой, не предоставляющей возможности быть считанной однозначно, были не в восторге от шума и толкотни, зато от «покровительства» солнечного принца в новом классе не то, что не отказались, но и проявляли неожиданно для самого Сону много внимания в его адрес. Нишимура — не то дружеское внимание, которое предполагалось, а что-то настораживающее. Он, будто кот, устало, но сосредоточенно следил за осмелевшей мышкой, мелькающей перед его носом. Их посадили вместе, но по просьбе самого Рики за последнюю парту. Он уверил учительницу, что там комфортнее всего усваивается информация. А вообще-то, потому что удобнее наблюдать за классом, и не только. Но наблюдение за соседом не было всего лишь интересным, оно было мучительно запретным. Первые дни закружились в адаптации к новым преподавателям, предметам, составлении расписания, а Рики, как и в первый день, молчаливо косился на нежные руки, усердно строчащие первые вводные конспекты. Он никогда ничего не писал, сначала раздражая этим Сону, любящего серьёзность в обучении, но полагаясь на феноменальную память, разделённую, как оказалось, и с Чонсоном, сидевшим в одиночку за соседней со стороны Сону партой. Ими восхищались учителя и класс с первых дней, и никому не было понятно, что делают эти гении в школе без особого уклона. Оба утверждали, что учились до переезда в физико-математической в Нью-Джерси. А Кима они настораживали этим только больше. Уже две недели он сидел меж двух огней, чувствуя почти физически, как их энергетика сбивает поток его мыслей. Иногда по коже прокатывал холод, когда оба взгляда пересекались где-то в районе его переносицы, а потом разрозненно, но одинаково пугающе скользили до шеи, груди и, совсем сбивая с толку, остановливались на сжатых коленях, что тут же начинали неосознанно дрожать. А от Рики, вечно облизывающего пухлые, как дамасская роза, губы, хотелось испариться, иначе сосредоточиться на уроке окажется непосильной задачей. Они пугали и вводили Сону в смятение. И как ему подружиться с такими новенькими, когда они одним взглядом останавливали кровь в венах? На переменах он старался скрыться, заводя неизменно весёлые разговоры с кем угодно, но мышцы спины продолжали подрагивать под кипяточно-ледяными взглядами. Они кидали его ощущения из крайности в крайность, а он не решался выяснить причину пугающего внимания. *** 《Посадить нас за одну парту было большой ошибкой. Черт, как же бесит эта его вечная улыбка, если б он знал, как мучает меня жажда…а он весь аж искрится, только провоцирует. И эта мягкая белая кожа…как же, черт побери, хочется пронзить её клыками и испачкать в алой крови…》– Ругался про себя Рики, опять кусая губы, и не моргал, наблюдая за милыми пальчиками, складывающими тетрадный лист с непригодившейся шпаргалкой в бумажного лебедя. Тонкая материя оказалась беспощадна к мягким пальцам, на порезанной коже стала набухать ярко красная капля. Обоняние черноволосого вампирчика не дало этому происшествию шансов остаться незамеченным. Теперь он презрительно косился на соседа по парте, озабоченно разглядывающего ранку, а в желудке и по всему телу омерзительно заныло. Просочившись в мир людей, кровопийцы были подготовлены к необходимости глушить потребности, а благодаря лабораторным разработкам, которые и позволили вампирам свободно существовать в обществе, это было возможно и необходимо. Горсть капсул, дополняющих, но не заменяющих приём крови, и, собственно, сами синтетические или животного происхождения смеси. Они позволяли жить полноценно телу, а мозг желал плоти, если не принимать гормоны. Но они принимали, а одно только существо пробуждало инстинкты вне всяких глушителей. Кажется, грань его терпения была пройдена. Теперь не оставалось сомнений — он хочет его тело, хочет почувствовать его вкус. Сильная рука резким движением впилась в ногу, чтобы развернуть Сону к себе. Его лисьи глазки округлились от шока, а ручка выпала из руки, когда Ники схватил его за запястье и положил порезанный палец на свой язык, бездумно показав острые клыки. Он действовал, движимый беспринципным инстинктом, не контролируя порывы утолить жажду. И жажду не физическую — присутствие среди молодых теплокровных без принятия утренней фасованной дозы закончилось бы его арестом и сиреной скорой помощи, а пути избежания этого были тщательно продуманы — он хотел почувствовать его тепло, разливающееся по пищеводу, из нужды в успокоении разыгравшихся за последнюю неделю нервов. Ему почему-то казалось, что с кровью может передаться и жизнерадостность, а может и человеческий блеск глаз, в которые хотелось зачем-то всмотреться до потери зрения. И хотя вампирам не известны были, а точнее — забыты, людские ласки и эмоции, он ощущал эту симпатию как желание съесть без остатка чудесного в своей приторности мальчика с запахом карамели. Сону в испуге отдернул руку, и вскочил с места, как только услышал ноты спасительного звонка с урока. Он знал, что вампирам теперь позволено жить среди людей, но и подумать не мог, что они окажутся так близко. Перепуганный старшеклассник спешил скрыться в уборной, пока Джей язвительно сверлил неестественно янтарными глазами Рики, смакующего с омерзительной для старшего гордостью почти растворившиеся ноты медовой крови на языке. — Ты безответственный придурок, Рики, — шипит, не сводя взгляда. — Можно подумать, стук его сердца тебе безразличен. — Но я держу себя в руках! — Это ненадолго, — ухмыляется злорадно, зная, что терпение старшего крепче лишь до первого прикосновения, — Ты разукрасишь его тело ещё безжалостней, чем я, если сорвёшься. — Гормоны только на него не действуют, Рики, но это не повод попросту не сдерживать себя. Не желая выслушивать дальше доводы «ребёнка», нашедшего конфету, о его осознанности в действиях, учитывая состояние одержимости, Джей вышел из класса. За две прошедшие недели ему не хуже стало ясно, что судьба по своей коварности свела их с аномалией среди не привлекательной после приёма медикаментов пищи. Рождённый под голубой луной и носящий четвертую группу крови — Ким Сону был одним из человеческих провокаторов для вампиров. Редкая кровь ценилась как лимитированный виски, но контроля лишала душа «лунного ребёнка», что превращала его из живого сосуда в энергетически драгоценную добычу. Привыкнув брать на себя ответственность за импульсивного Рики с самой их смерти, Джей уже шевелил мозгами в попытках придумать доходчивое, а главное — успокоительное объяснение ситуации для Сону, пока тот, испугавшись, не разнёс правду о необычных новеньких по всей школе. *** К концу первого месяца Сону мало-по-малу стал свыкаться с ошеломляющей информацией, вероятно потому что Рики появлялся на уроках реже, а Джей хмуро и раздраженно избегал разговоров, но до сих пор Ким чувствовал себя неуютно. Если быть в центре людского внимания было не только привычно, но и приятно, то как вести себя, будучи точкой фокуса двух вампиров со всеми психологическими признаками остро чувствительных подростков, Сону понятия не имел. В моменте Чонсон мог стать неоправданно, с точки зрения Сону, агрессивным в его сторону, как будто причиной всех его несчастий был именно он и права не имел так смело и беспричинно мило к нему обращаться. Хотя мальчику даже не соизволили объяснить, что кукольные глазки и дружеский тон его персоны изводили вампиров в запретном желании. Рики же, появляясь через день на нескольких первых уроках, вёл себя нервно, до первого замечания учителя укрывался капюшоном худи, пряча глаза борясь с желанием прожечь голодным взглядом гладкую кожу, а потом, резко вскочив с места за долю секунды перед звонком, заставлял весь класс подскочить на месте от грохота стула и исчезал ещё на полтора суток, а то и больше. 《На тебя докладную пишут, шизик》– звук уведомления на телефоне Рики, — 《Если не справляешься с элементарными обязанностями, зачем вообще решил жить, как обычные дети? 》 《Ты знаешь, почему я не могу находиться в душной школе. Всё вокруг теперь пропитано кровью и этой его приторной карамелью》 《Думаешь, мне легче? 》 《Ты ещё не знаешь, какой он на вкус》, — не заходил в сеть до конца этого дня. *** Первые дни апреля вновь принесли дожди, но Сону обращал внимание не на них, а на последующую радугу, и бежал на перемене засорять память одинаковыми фотографиями чудесного природного явления. Скрасить будни помогали ещё и ужины в кафе родителей друга неподалёку от школы. Как и обычно, шумная компания старшеклассников завалилась за угловой стол в отдалении от общей массы гостей. За соседний стол — 19 — принесли заказ вероятно отлучившегося посетителя. Момент, когда он появился за столом, Сону упустил, изучая давно выученное меню, чтобы в конечном итоге снова взять привычную порцию ттокпокки, и не уставал смеяться в бесконечном потоке дружных обсуждений школы, чьих-то отношений, жалоб на новых учителей. 《Опять его счастливый смех…》– Рики, укрытый по привычке отгораживаться от людей капюшоном, проклинал этот вечер за решение выйти на не нужный ему к чертям ужин, чтобы быть как все и развеяться — стены комнаты съёмной на «заработанные» в лотерее деньги стали давить и прижимать к твёрдому полу, по которому гулял сквозняк, заставляя давиться желанием, ненавидеть его причину и необходимость противоестественно убивать это желание. Вместе с проклятиями, в голову, как вирус, пробирались и распространялись ядовитые мысли. Ему повезло быть социализированным соответствующими службами почти сразу после перерождения, поэтому сейчас разгоревшиеся инстинкты пугали его самого, но от феномена «лунных детей» лекарства ещё не придумали — этот процент людей подвергался опасности, пускай не смертельной, но быть магнитом для безжалостных к телу клыков перспектива не из лучших. Съев порцию рамёна почти до конца только из-за нервозности, хотя собирался лишь попробовать, Рики готов был биться головой об стену, а лучше просто провалиться под землю, где должен был оказаться ещё три года назад, если бы не обстоятельства смерти. Сону не знал о его присутствии, от этого вёл себя так легко и смеялся так искренне, пока этот смех отдавался в мёртвых конечностях за соседним столом сводящей судорогой. Решение помыть руки, уверенная лисья походка мимо столика 19 и врезавшийся в голову Рики план облегчить мучения хотя бы частично сделали этот вечер похожим на дело серийного маньяка. Выждав время, он срывается с места, тут же замедляется в опасении обратить на себя слишком много внимания. С лживым спокойствием движется к двери в углу зала и терпит отвращение к собственному неизлечимому притяжению. Дверь закрывается за неизвестным в чёрном худи, после чего Сону, поправлявший волосы у подсвеченного тусклой лампой зеркала, оказывается прижатый к раковине сильным телом и жмурится от холодной ладони, зажимающей рот. Он не проявлял попытки вырваться, кроме ударов свободными руками, а почти моментально оцепенел, издав только короткий писк, — узнал безумные глаза за упавшей на лицо угольной челкой и руки, когда-то так же вцепившиеся в его тело на уроке. — Прости, Сону, в мои планы не входило пугать тебя, но ты бы стал кричать, — голос вибрирует у самого уха, и Сону видит в отражении зеркала, как единственно алые на фоне серой кожи губы расплываются в довольной улыбке, ведь живое сердце в эту секунду бьётся особенно часто, а стук его отдаётся толчками в замершем на веки организме, — Тебе нечего бояться, мне нужны только твои руки, — Рики, следя за испуганными глазками, на которых подрагивали длинные ресницы, медленно — пытался быть менее грубым — вёл рукой от плеча к нежному запястью и чувствовал, как каждая мышца и сухожилие сокращались, не желая поддаваться его касанию. Сону недоверчиво отдергивал руку и мычал в сжатые пальцы, чем раздражал нетерпеливого Рики, и поплатился резким рывком кисти к оголённым клыкам. — Будет не больнее пореза о бумагу, — пообещал Рики и, растерев безымянный палец до иголок под кожей, пронзил мягкую подушечку. Сону только поморщил нос, но не сводил глаз с зеркала — наблюдал с неожиданным для себя любопытством, как пальцы в крепкой хватке наливались кровью и светло-алая жидкость пачкала удивительно живые губы, растекалась по языку. И хотя страх пронизывал сжавшееся тело, интерес к вампирской сущности, полной мифов, разгорался при сближении со скрытой от общих глаз запретной правдой. Один из слухов — разделённое удовольствие при испитии крови. Легенды о том, что укус вампира доставляет состояние эйфории обоим, сейчас возникли в памяти особенно ярко и волновали особенно сильно, когда контакт был настолько тесным. И хотя укуса фактически не было, Сону с ужасом заметил, как расслабился в его руках, а что-то подсознательное хотело почувствовать эти губы не только пальцами. Рики больше не держал Сону насильно, свободная рука осторожно опустилась на шею, и мурашки заставляли Кима подергиваться, когда вампир, перебирая пальцами по тонкой коже, слабо давил на сонную артерию. Рассудок вернулся лишь когда из-за двери донеслись приближающиеся шаги и Рики выпустил окровавленную руку. Обещанный бумажный порез оказался глубокой и всё еще кровоточащей раной, боль от которой лишь сейчас пробила всю руку и донесла до мозга сигналы бедствия. Минутное забытие теперь казалось Сону омерзительным гипнозом, позволившим ввести его в заблуждение о взаимном удовлетворении — только одному из них теперь стало легче. — Промой рану. И соври, что напоролся на гвоздь в двери, — проинструктировал Рики и за секунду исчез за дверью. Он, сунув руки в карманы худи, поспешил покинуть кафе, оставив заказанную еду с парой мятых купюр остывать на столе, а Сону — приходить в себя в тесном помещении, смывая алые капельки с белой раковины и своих рук. ***