* * *
— Я заебался, Джин-хён, — жалуется Юнги, садясь на диван в гостиной, как только заходит вместе с Кимом в квартиру, — что не день, так фигня какая-то, не понедельник, а пиздец. Серьёзно... — Я наслышан об этом. Нелегко тебе, Юн-и, — улыбчиво лепечет и с виду не кажется таким уж уставшим, каким является его коллега, если можно так его назвать вообще. — Я же просил не называть меня так, — говорит с каменным лицом. — Хорошо, дядь, как скажешь. — Сокджин сейчас только ухудшает ситуацию, напоминая о парне, что довёл Мина до такого состояния истощения. — Только не ты, пожалуйста, — просит, потому что устал, даже сил на злость нет, иначе пульнул бы маленькой подушкой прямо в его личико красивое. Настроение поднять может только алкоголь, пара сигарет между заходов и, пожалуй, секс. Для полного счастья не хватает только последнего. Просто, потому что не с кем. Юнги, конечно, мог бы заняться этим с Кимом, но после парочки попыток, которые провалились неудачей, ему больше не хочется пробовать. Первый раз Юн был пьян и лез к нему после корпоратива в честь года его усердной работы, но его укачало так не вовремя, и он блеванул на него, когда они почти разделись. Зрелище было такое себе. Старший помог с заменой одежды и укрыл младшего одеялом, с трудом доведя до его кровати, поняв, что вышел облом и надо бы самому разобраться со своей проблемой внизу. Мин, не сказать, что виноват, просто перепил, ещё и ел всё, перемешивая, так что это можно было ожидать, но не в такой момент, увы. Второй раз был тоже по пьяни, но в другой обстановке. У Юнги тогда что-то не срослось с его недо-парнем, он пришёл в квартиру, купив заранее несколько банок с пивом и закуской, много болтал с Джином и в итоге они напились, но знали, что делали. Ким хотел сделать всё, как лучше, как он может и сделал бы, если бы Юн не уснул с так и не вставшем членом. Облом за обломом показал, что они ещё не готовы к таким отношениям. Хорошо, хоть между ними не было неловкостей, помимо шутеек со стороны старшего, которые прилетали, когда не ждали. Такое поправимо. Через время, конечно же. Сокджин всего-то коллега, который на год раньше Мина начал работать в полицейском участке и был таким же новеньким, как и тот в следующем году. Они почти сразу нашли общий язык. Работали, помогая друг другу и стали жить вместе из-за начавшейся дружбы, а также так было удобнее: недалеко место работы и аренда, поделенная на двоих, не так затратно, как на одного. — Я думал, свихнусь, если продолжу сидеть с ним, — начинает рассказывать о том, что накипело, — он либо реально тупой, либо прикалывается специально, чтобы выводить меня из себя. И у него, блять, это получалось, понимаешь? Что за фигня, скажи мне, хён? На кой хуй мне он сейчас, когда я и так весь в работе по голову? Сил моих нет, хочу взять отпуск, но знаю, что мне его не дадут. — Отпуск или просто не дадут? — пытается пошутить, но, повернув голову через плечо и увидев хмурый взгляд, понимает, что не стоило, хотя шутка была хорошая. — Тебе не впервой, пора бы привыкнуть, — отвечает Ким, нарезая соломинками овощи, которые после пожарит и добавит к сваренному рису, вместе с тем приготовит по-быстрому рамён, и они смогут поужинать как нормальные люди. — Если бы я тогда не отпустил его, отправив не домой, а на все четыре стороны, то не сидел бы сейчас на мягком диване. Жесть, он такой неугомонный и... — не знает, какое слово правильно будет подобрано, поэтому за него говорит Ким. Но не то, что он хотел сказать. — Возбуждённый? — улыбается хитро, зная, что не это даже имел в виду, просто произнёс, вспоминая, как тот вёл себя весь день, бегая туда-сюда. — Что? Не-е-ет. Он чересчур раздражительный. — Жмурится, потирая виски. Голова начинает побаливать. Это из-за стрессового дня или из-за Чон Хосока, ну или же того самого голода. Речь о еде, конечно же. — Чуть не прибил меня к стене, когда я только приехал на работу и собирался зайти. — Он сразу тебе не понравится, получается? — А должен был? — задаёт вопрос, искоса глядя на него, увлечённо готовящего поесть. — Что за фигню ты сказал? — выдыхает томно и всё-таки ложится на диван прямо так, в рабочей одежде, потому что лень переодеваться. Лень, потому что измотан. Измотан из-за Хосока, что в свой же первый день стажёрства-работы сделал из своего «дяди», как он выражался, уставшего деда. — Вставай давай. Иди переоденься, помой руки, ужин почти готов. — Ты такой хороший, хён. Настолько хороший, насколько можешь быть плохим. — О, если бы ты только знал, каким я могу быть плохим. — Я бы наказал тебя, — говорит неожиданно Юнги, вставая с дивана, направляется к себе в комнату, чтобы переодеться, а потом пойти в ванну. — Скорее, наоборот, — бубнит под нос и выглядит довольным чем-то. Сам Джин успел переодеться сразу, как зашёл домой, ибо по-другому он не может. Слишком уж чистоплотный и любящий красоту во всём, во всех, везде. Спустя каких-то почти десять минут в зал заходит Юнги, одетый в свободную футболку серого цвета с короткими рукавами, обнажающими его бицепцы, которые почему-то были скрыты от лишних для него глаз, и в бежевых шортах, что еле доходят до колен. Белоснежная кожа ему идёт. Киму всегда было интересно, как это у него такая кожа, как сохраняется светлый оттенок, когда он из Тэгу? Это горная местность с постоянным солнцем, а Мин выглядит так, словно всегда находился дома, который со всех сторон укрыт огромным одеялом, лишь бы не загореть. — Пахнет слишком вкусно. — Как всегда? — с улыбкой спрашивает Сокджин, которому льстит такое. — Как обычно, — отвечает брюнет, принюхиваясь к еде, только что поставленной перед ним на невысоком столике прямо напротив дивана, где он лежал недавно. — Ну и хорошо. — Старший садится не напротив, как было обычно, а справа, но за углом. — Приятного, — произносит, чувствуя ногой что-то под столом. Рукой шарит и находит бутылку. Бутылку соджу. — О, это моя, вчера вечером забыл, наверно, — говорит с набитым ртом, улыбнувшись, — давай выпьем? — предлагает, беря в свою руку бутылку, наливает, так и не услышав ответ с согласием или без. — В холодильнике должны быть ещё несколько бутылок, а то этого нам мало. — Думаешь? — Знаю. — Кивает Мин, кушая так, словно не ел долгое время и успел знатно проголодаться. — Ты ведь любишь выпить по вечерам во время ужина. — А ты любишь быть пьяным после тяжёлого рабочего дня и сразу засыпать сладким сном, напившись тремя бутылками соджу. — Не тремя, вообще-то. — Но любишь ведь? — Ешь уже, — цокает, отводя взгляд, делает глоток алкоголя и с наслаждением выдыхает, тут же закусывая. А Ким вроде как и есть не очень-то и хочет. Он во время готовки наполовину сыт становится, а когда видит Юнги, который так вкусно кушает, так полностью сытым становится. Это не объяснить понятными словами, но так и есть. Он смотрит на Мина, иногда попивая соджу, встаёт за ещё парой бутылок, потому что та уже закончилась, наливает тому, а сам из горлышка выпивает, закусывая для приличия, а то не съел ничего из приготовленного. Он сыт. Сыт едой, но голоден младшим, что сидит себе спокойно и ест как ни в чём не бывало. Спустя пару минут брюнет ощущает на себе взгляд со стороны старшего и чуть ли не давится рисом. Ком в горле образовывается и есть уже как-то не хочется больше. Вроде и наелся, а вроде и ещё хочется. Но как будто бы не еды. Сокджин подсаживается ближе и несильно бьёт по спине, улыбаясь уголками губ, снова делает глоток соджу и дышит отчего-то глубже и реже. — Юн-и, ты наелся? — спрашивает Ким, заинтересованно глядя на него. — Хочешь ещё? — вновь спрашивает, не услышав ответ на первый вопрос. Тот отрицательно машет головой, облизывая губы, где остались следы от еды и парочка рисонок. — Чего хочешь? — очередной вопрос, заставляющий поднять голову и взглянуть на хёна и задать немой вопрос, чтобы понять, что это с ним сегодня. — Ты такой неряха. «Милый», — хотелось добавить, но осталось недосказанным. Он наклоняется к лицу младшего, и Мин не знает, чего ожидать теперь. Поцелуй? Что-то большее? Что он хочет сделать с ним? Кажется, он достаточно пьян, чтобы идти поскорее спать. Завтра на работу всё-таки. — Рис на губе, — неожиданно для Юнги произносит Джин, большим и указательным пальцами убирая с краешек губ рис, сам облизывается и делает следующее, что заставляет замереть того, кто младше: облизывает пальцы, на которых был рис, что секундой ранее убрал сам с его лица. — Ты чего? — усмехается с лица Юна, снова делая глоток горького напитка. — Я пойду спать! — резко встаёт с места, берёт пустые тарелки и кладёт в раковину, быстро моет руки и заодно лицо, чтобы прийти в чувства, а то застывать начинает. — Спасибо за ужин, но уже пора, завтра с утра на работу. Нам двоим, — подытоживает, забегая к себе в комнату, закрывает дверь и упирается спиной к ней, выдохнув тяжко. Перед глазами вся та же картина. Его хён облизывает свои пухлые губы, после облизывает пальцы, которыми ранее убрал с его же лица рис и выглядит так непринуждённо и одновременно так, словно ещё минуты-две и тормоза отказали бы точно. Мин отказывается видеть это снова, но не его подсознание, которое уже успело представить себе всякого и тело само реагирует теплотой внизу. Ругнувшись себе под нос, Юнги игнорирует свои же желания и прыгает под одеяло, думая о том – стараясь думать о том – как бы быстрее уснуть и забыть этот день как обычно забываются сны, как только просыпаешься на утро. Сокджин же в это время как-то по-грустному усмехается самому себе, допивая до последней капли алкоголя, встаёт и начинает убираться, считая и этот третий раз обломом. Когда-нибудь Юнги не сдержится и, наконец, сможет поддаться искушению, позволив желаниям исполниться, а телу расслабиться под этими самыми желаниями, которые обязательно должны сбыться. Когда-нибудь, но, увы, не сегодня. Не этой ночью точно. Но в скором будущем обязательно. Так долго не может больше продолжаться.One
3 октября 2022 г. в 09:00
Мотоцикл с рёвом останавливается прямо у участка. Молодой мужчина ступает сначала одной ногой на землю, поднимая голову, после выключения ключа зажигания своего чёрного мотора Harley Davidson. Он неторопливо снимает шлем и чуть покачивает головой. Коллеги-девушки восторженно вздыхают, видя полицейского, который не изменяет своим приоритетам и каждый раз приезжает на работу именно на своей малышке, которую любит, кажется, больше, чем свою работу. Так и должно быть, наверное. Иначе зачем ему это всё?
Встав второй ногой на земле, Мин оставляет шлем на сидении, хлопает по нему разок – это уже стало привычкой – будто говорит беззвучно «я поработаю и вернусь за тобой, малышка», после направляется к двери небольшого здания, поднимаясь по ступенькам, уже тянется рукой, чтобы открыть дверь, как вдруг оказывается тем, кого буквально припечатывают к стене полицейского участка.
— Что за?.. — не успевает начать покрывать трехэтажным матом, видя перед собой молодого парня лет двадцати пяти на вид.
Тот хлопает глазками и молчит с минуту, он удивлён не меньше, в его глазах видно, как ему жаль, но вот губы. Такое чувство, что ещё секунда и он не сдержится – рассмеяться хочет.
— Простите, дядя... — произносит и издаёт то ли смешок, то ли что-то похожее на это. — Я больше так не буду.
Это издевательство или Юну так кажется из-за резко появившегося раздражения с привкусом боли в плече и на затылке?
— Кто ты, чёрт возьми? — шикает тихо, отойдя от стены, открывает дверь на распашку и хочет было зайти, но перед выходом стоит его начальник – тот ещё неприятный тип. — Здравствуйте. — Делает поклон чисто из-за что он начальник, об уважении и речи не может идти.
— Здравствуй, Юнги. — Улыбается уголками губ, видно, что-то задумал.
Что же на этот раз? Больше работы? Так он и так сверхурочно работает на постоянке. Новые дела? Их с каждым днём больше, ничего удивительного. Новые заключённые? Справится, и не через такое приходилось проходить, подумаешь...
— Знакомься, это твой новый подчинённый! — хлопает парня по плечу, чуть приобняв. — Зовут Чон Хосок.
— Можно просто Джей, — шепчет он, неловко улыбаясь.
— С сегодняшнего дня он наполовину стажёр, наполовину уже полицейский в нашем участке. Позаботься о нём.
— Да, позаботьтесь обо мне, дяденька! — со стороны выглядит, будто он говорит это воодушевлённо, но Мину кажется, что не всё так лучезарно, как могло бы быть.
В глазах начальника так и сияет долларовый символ. А у шатена полное нежелание работать вместе с желанием что-то эдакое сотворить, иначе со скуки помрёт.
— Конечно. — Тянет лживую улыбку, позволяя пройти мужчине. Тот, не преставая улыбаться, выходит и начинает закуривать сигарету, потирая ладонью свой большой живот. — Какой я, блять, тебе дяденька, мальчик? — обращается к парню, хватая того за шкирку белой рубашки и, наконец, заходит внутрь, проходя мимо охранника, что смотрит на них двоих широко раскрытыми глазами и походу пытается что-то сказать, но не успевает, так как они проходят мимо также быстро, как Юнги приехал на работу.
— Айщ... — шикает и хочет руку тяжёлую убрать, потому что начинает побаливать неприятно. Ему больше по душе приятная боль в другой ситуации, а не в той, в которой он оказался сейчас. — Чего сразу обижаться, не понимаю... — хмурится и только потом понимает, что очутился в кабинете, в котором был недавно. — Ой, мы опять тут?
— В каком смысле «опять»? — не понимает полицейский, изогнув бровь. — Рассказывай, кто ты и что тут забыл.
— Я? — спрашивает так, будто не услышал. На самом деле просто играется и смеётся с лица напротив, которое так и хлещет негодованием.
— Нет, блять, я.
Настроение его испортили с тех пор, как дверь открылась. Понедельник начался не очень хорошо, как хотелось бы.
— Если честно, то мне и самому не в кайф тут быть, но так уж вышло, что я наказан, и поэтому должен тут порабо...
Не договаривает, так как ему тошно от этого слова. Работать он не привык, зато тратить деньги – да запросто. А ещё хулиганить любит и много чего другого тоже.
— Что? — усмехается Мин, не зная, что и сказать ещё. — Папенькин сынок какой-нибудь, я правильно понял?
— Скорее, маменькин, но не су...
— Так ещё лучше... — закатывает глаза, закрыв дверь прямо перед лицами некоторых работников, которые уши пригрели, увидев зрелище с утра пораньше. — И сколько твоя мама заплатила этому му... мужчине?
Хотел сказать «мудаку», но не стал, вдруг, что случится.
— Понятия не имею. Очевидно, что много. Видел его довольное лицо? — Юн кивает, потому что видел и почти сразу понял всё. — Сколько не жри – сытым не останешься. Тем более, здесь, в этой... — он даже не знает, как назвать это место, куда его притащила собственная мать, дала крупную сумму денег главному и сына тоже, сказав, нет, приказав сделать из него человека.
— Следи за языком. По крайней мере, тут и перед нами. Особенно передо мной, — раздражённо говорит, потирая переносицу, проходит мимо Чона, что пятой точкой уселся на стол, садится за свой стол, — потерпеть надо недельку и тебя сразу заберут обратно.
— Откуда такая уверенность? Моя мама не...
— Не первый опыт в таком. Обычно скучают и забирают спустя пару-тройку дней, либо видят, что нет изменений, да и откуда им появиться, когда таких как вы тут не должно быть. Если только не в обезьяннике, — добавляет уже тише, хмыкнув, устремляет взгляд на папки, — и подними уже свою задницу со стола, сядь на стул как нормальный человек.
— Не будь таким, дядь, огорчаешь.
— Ещё раз назовёшь меня дядей, мало не покажется, поверь. — Кидает на стол одну тонкую папку, где тот секундой ранее сидел, слушается и садится на стул. — Это тебе на рассмотрение. Жду письменный и устный отчёт через полтора часа.
«Полтора часа тишины и покоя, и пофиг, что он не знает, как и что делается, пусть хоть что-то делает, но молча», — думает, выдохнув, пока Чон вздыхает шумно, нехотя беря в руку папку, открывает, смотрит секунды пять и снова закрывает, голову опуская на стол, снова вздыхает. За что ему это всё?
За что Юнги этот Чон Хосок?