Гермиона сделала десятый круг по двухэтажному магазину, который обильно украсили к празднику, и остановилась рядом с разноцветной полкой бестселлеров. Покупка книг никогда не была для нее простым занятием: хотелось забрать домой либо все и сразу, либо милым сердцу не оказывался ни один экземпляр. Сегодня, следуя закону подлости, события развивались по второму сценарию. Конечно, ведь впереди неделя рождественских каникул, а значит, обзавестись хорошим чтивом на выходные было бы несправедливо, просто
неприлично хорошо.
Она взяла с полки роман одного претенциозного и бешено популярного автора в надежде, что первые страницы разожгут в ее сердце пламя интереса. Разве можно плохо написать о любви, зародившейся в Париже?
«Ее глаза были такими же мутными, как воды Сены, пока она кончала. Русые волосы, прилипшие ко лбу, напоминали шерстку крыс, снующих по набережной. Грязный и вонючий туалет бара, где мы трахались…»
От отвращения Гермиону передернуло, и она поспешно вернула книгу обратно на полку. Ей даже захотелось стереть с обложки свои отпечатки, чтобы никто и никогда не узнал, что она в принципе к ней прикасалась.
Есть в этом мире что-то хуже, чем секс, написанный мужчинами?
— Нашли для себя что-то интересное, мисс Грейнджер? — в поле ее зрения оказалась изящная рука с длинными тонкими пальцами, которая взяла тот самый
«Не французский поцелуй».
До мурашек по спине знакомый голос.
Гермиона повернулась, удивленно хлопая глазами. Справа, в безупречно сидящем шерстяном пальто, стоял ее преподаватель по литературе. Белоснежные волосы намокли из-за сильного снегопада на улице, но на стеклах очков не было ни капли — у профессора Малфоя наблюдалась маниакальная привычка их протирать. Обычно без надобности, но сегодня весьма кстати.
— Нет, — она покачала головой со смущенной улыбкой, — к сожалению.
— Понимаю, — преподаватель лениво пролистал первые пару страниц и поставил книгу на место. — Почему вы не берете Маркуса Флинта? Многие находят его литературу очень смелой.
Хмыкнув, она еще раз посмотрела на обложку «Не французского поцелуя». В силуэт длинных женских ног на каблуках была вписана Эйфелева башня. Самым кончиком та уходила под юбку, как бы намекая на процесс совокупления.
— Смелой или вульгарной? — переспросила Гермиона, кивая на иллюстрацию.
Его губы изогнулись, будто профессор Малфой едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он часто так делал на занятиях, и это казалось…
Ну, немного сексуальным.
Особенно в сочетании с его белыми рубашками, рукава которых он закатывал до локтей, и брюками с высокой посадкой, подчеркивающими крепкую мужскую задницу. «И как только он находит время для спортзала, получая степень доктора философии?..» — думала она на лекциях, обхватывая губами кончик карандаша. Да, у Грейнджер были
проблемы на протяжении всего семестра, что он преподавал английскую литературу восемнадцатого и девятнадцатого веков.
— Значит, вам не нравится Флинт? — Малфой оперся плечом о книжную полку, прерывая ее размышления, переходящие все грани субординации. Глаза за прозрачными стеклами сверкнули хитрым огоньком, на который она однажды уже повелась. Волосы идеально зачесаны назад, если не считать одной бунтарской пряди, спадающей на высокий лоб. Про таких как он обычно говорят с придыханием:
«Молодой доктор».
— Нет, — ответила Гермиона, поправляя прическу. Ее внешний вид, в отличие от некоторых, был немного подпорчен снегопадом. Да и свои очки она не протерла, а потому смотрела на мужчину через мутное стекло с разводами. — Флинт насквозь фальшивый. Его проза вызывающе наглая и пустая.
Профессор излучал любопытство.
— И кто же из современных британских писателей в таком случае вам нравится? — продолжал допытываться он, внимательно вглядываясь в ее лицо.
— Это что, какой-то тест? — она склонила голову набок, изучая его в ответ. — Еще один, где вы поставите мне девяносто восемь из ста
просто так?
Малфой больше не мог сдерживать веселья. Переполняемый удовольствием, что она вновь вспомнила о своей оценке за семестровый тест, он залился смехом. Тихим и мелодичным. О, как она любила и ненавидела этот звук последние четыре месяца — он заставлял ее нежную душу, воспитанную на классических романах, трепетать, а низ живота — жалобно хныкать.
«Глупая, глупая, глупая».
— Я больше ничего у вас не преподаю, — мужчина пожал плечами, продолжая широко улыбаться. — Так что вы можете ответить честно. И я снял два балла на тесте отнюдь не просто так.
Гермиона выждала несколько секунд, прежде чем ответить. Просто из упрямства. Она была в корне не согласна со своей оценкой и после рождественских каникул собиралась ее оспорить. С боем, если потребуется.
— Мне нравится Клэр Фуллер, — начала она перечислять, загибая пальцы, — Джулиан Барнс и Феникс Уайт. Хотя нет, не так, — Грейнджер энергично помотала головой, — Уайт мне не просто нравится, я его обожаю и считаю чертовым гением.
Глаза профессора округлились, а темные широкие брови резко взмыли вверх.
— В самом деле?
— А почему вас это удивляет? — смутилась она.
— Вы действительно считаете Уайта гением?
В ее систему ценностей никак не вписывался стыд за предпочтения в литературе, поэтому Гермиона ответила, гордо вскинув подбородок:
— Да, и мне очень жаль, что последние два года он ничего не пишет. С пятнадцати лет перед Рождеством я покупала его новые романы, все зачитала до дыр. Он пишет так… — она мечтательно вздохнула, погружаясь в воспоминания о вечерах в обнимку с книгами Уайта, — легко, остроумно и естественно. Каждую строчку хочется смаковать и перечитывать снова и снова. Есть там что-то от истинно английской литературы, на мой взгляд…
Малфой невежливо хмыкнул, выражая сомнение относительно заявлений студентки. А ведь еще просил отвечать
честно.
— Вы со мной не согласны? — переспросила Гермиона прохладно. Настолько, насколько возможно при общении с таким горячим мужчиной.
— Я считаю его посредственным автором, который ко всему прочему исписался. — С каждым его следующим словом глаза девушки лезли на лоб все сильнее, а внутри разгорался пожар несогласия. — Сентиментальный дилетант и нытик.
От возмущения она начала задыхаться, чем явно развеселила профессора. Циничная ухмылка, которая расцвела на возмутительно манящих губах, только подтвердила это. «Ну и сноб», — подумала она, яростно краснея.
— Уайт не исписался, — подчеркивая каждый слог, возразила Гермиона. — Я уверена, что он просто готовится к чему-то… — ее переполняли эмоции, поэтому она начала активно жестикулировать руками, —
важному. Возможно, планирует целую серию, и ему нужно немного времени, чтобы все обдумать!
Ей было так ужасно обидно, будто она сама написала эти романы.
— Вряд ли, — Малфой покачал головой.
«Ох, ну в самом деле, что за идиот».
Гермионе казалось, что она все-таки немного знала этого мужчину. И считала его едва ли не самым умным представителем несчастного, во многом обделенного пола. В тот августовский вечер, когда они были не преподавателем и студенткой, а просто парнем и девушкой, то разговаривали не меньше четырех часов только о книгах. И почти во всем друг с другом соглашались. А сейчас, спустя целый семестр, вдруг выяснилось, что он ничего,
совершенно ничего не смыслит в литературе.
«Ну невозможно называть Феникса Уайта сентиментальным дилетантом и при этом считать себя хорошим профессором! А уж человеком тем более».
Гермиона откинула волосы за спину и взглянула на собеседника исподлобья. Она олицетворяла собой безжалостный огонь, а он — ровную водную гладь, которой все нипочем. Взирая на нее с высоты своего почти двухметрового роста, Малфой излучал такую самодовольную уверенность, что хотелось вцепиться ногтями в его симметричное лицо.
— Я вам докажу.
Одна его бровь недоверчиво прыгнула вверх.
— Докажете
что?
— Что Уайт на самом деле не исписался. Я найду его.
Профессор покачал головой, широко улыбаясь.
— Это невозможно. Феникс Уайт — это псевдоним. Он не дает интервью и не афиширует свою настоящую личность.
— Я знаю, — громче, чем следовало в книжном магазине, ответила Грейнджер.
— Как вы его найдете? Вдруг это вообще женщина?
«Тогда я полюблю этого автора еще сильнее», — не сказала она.
Вместо этого:
— Во всех романах, — тон ее голоса стал сухим, идеально подходящим для занудства, — постоянно упоминается небольшая часть старой Англии, скорее всего, он с ней хорошо знаком. Может, вырос там или провел большую часть жизни. А еще, — она экспертно вскинула указательный палец, — в двух последних книгах приводятся названия настоящих заведений, я гуглила. Нужно лишь опросить местных жителей, кто-нибудь наверняка с ним знаком.
Было похоже, словно ее маленькая энциклопедическая справка если не впечатлила профессора, то хотя бы заставила задуматься. По крайней мере, вид его был уже не таким напыщенно самоуверенным.
— Зачем тебе это нужно?
«Тебе».
Впервые с их летнего
инцидента он обратился к ней на «ты». Это вырвалось случайно, и тем хуже. «Боже, успокойся, ты же знаешь, что из этого ничего не выйдет», — простонала она про себя, отводя взгляд в сторону. Ей нужна секунда, чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний.
— Это личное? — спросил он, устав ждать ее ответа.
— Нет, — Гермиона покачала головой, возвращаясь в реальность. — Просто каждый год, когда Уайт не выпускает роман, — она печально улыбнулась книжной полке напротив бестселлеров, — я чувствую себя маленькой девочкой, про которую забыл Санта.
И впервые с тех пор, как они столкнулись в этом магазине, Грейнджер не нашла в его взгляде снисходительной издевки. Ее сердце немного оттаяло.
— Это… — Малфой с какой-то невиданной раньше неловкостью засунул руки в карманы пальто, — мило, наверное?
— Я хочу рискнуть, — Грейнджер пожала плечами. — Два дня до Рождества — самое время чудес. Поедете со мной? — она протянула ему руку, чтобы заключить соглашение, и улыбнулась.
Малфой посмотрел на ее ладонь и хмыкнул.
— Мне все равно, что случилось с Уайтом, — ответил он после непродолжительных раздумий. — Но я не могу позволить девушке одной броситься в приключение, полное опасностей, — последовало нежное, но быстрое рукопожатие, которое, по ощущениям Гермионы, наэлектризовало воздух вокруг. А может, это лишь очередное проявление ее склонности к романтизации жизни, кто знает?
— Я бы справилась и без вас.
— О, разумеется, — он напоминал ее кота, наевшегося сливок — такой же довольный. — Но, если что-то пойдет не так, я себе не прощу.
Она закатила глаза, вызывая тем самым очередной приступ веселья у профессора.
— Когда выезжаем?
Хотелось сказать: «Прямо сейчас», но это было бы совершенно неразумно.
— Завтра утром, я пока составлю маршрут. Встретимся здесь же… — она возвела глаза к потолку, подсчитывая примерное количество пунктов назначения, — в восемь? Вернемся в Лондон к вечеру.
— Хорошо.
Профессор попрощался с ней еще одной мимолетной улыбкой и вышел из книжного магазина, так ничего и не купив. Его ленивая походка с идеально прямой осанкой вызвала новый прилив трепета внизу ее живота. Как же сильно последние полгода Гермиона жалела о том, что не поступила в какой-нибудь
другой университет.
И тогда, возможно, прошлым летом Драко Малфой все же трахнул бы ее на диване в гостиной.
— О, смотри! — К бестселлерам подошли две девушки лет восемнадцати на вид. — Здесь еще остался Флинт!
— Простите, — вмешалась Гермиона, забирая с полки последнюю книгу, — но я увидела его раньше.
Покупательницы, явно расстроенные, поджали губы и удалились. Грейнджер тем временем с брезгливой гримасой на лице спрятала экземпляр «Не французского поцелуя» за другим романом.
«Уж пусть лучше это чудо не достанется никому».
***
В маленьком коттедже пахло апельсинами, анисом и корицей. Гермиона жила здесь вдвоем с Падмой, но каждый вечер к ним наведывалась Пэнси — почти как третья соседка. Чаще всего она приходила с бутылкой вина, реже, но для протокола отметим, — с водкой. Все зависело от степени драмы, которая происходила между ней и ее парнем-хоккеистом.
Сегодня Паркинсон была в приподнятом настроении.
— Значит, романтическое путешествие с твоим секси-профессором? — спросила она и ухмыльнулась. Мопс в красном колпаке, вышитый на ее зеленом свитшоте, наоборот смотрел на окружающих с высокомерным осуждением.
Гермиона, которая до этого вопроса спокойно жевала чипсы, поперхнулась. Падма тут же оставила глинтвейн на плите и заботливо постучала подругу по спине.
— Это не… — Грейнджер удалось справиться с крошкой, которая пару секунд назад предприняла попытку убить ее, — это
не романтическое путешествие. И он хоть и секси-профессор, но
не мой.
— Пока. — Паркинсон похлопала глазами, откидываясь на спинку обеденного стула. — Он ведь уже отвел у тебя семестр и теперь со спокойной совестью сможет наконец-то залезть в твои трусики.
— Да перестань ты, — Падма посмотрела на нее с веселым осуждением. Вроде: «Ты несешь полную чушь, но это смешно».
Грейнджер обвела взглядом подруг. Последние десять минут обсуждали встречу с Малфоем в книжном магазине — даже жаль, что сегодня Гарри не облажался, и они не посвятили вечер промыванию
его косточек. Из портативной колонки звучали рождественские поп-композиции, которые распаляли несдержанную Паркинсон только сильнее.
— Отправь свои письма Санте, крошка, поведай ему о всех сокровенных желаниях, — пропела она, поигрывая бровями.
В этой песне не было ничего сексуального до этого момента.
— Это просто… — Гермиона развела руками, —
поездка. Я хочу доказать ему, что Уайт на самом деле лучший современный английский писатель. Это дело долбаного
принципа.
Пэнси фыркнула и взяла бокал с вином, которое вообще-то предназначалось для глинтвейна. Но она забронировала половину в чистом виде, едва переступив порог, — еще одна причина, по которой Паркинсон была такой болтливой.
— А зачем это нужно ему, как думаешь? — спросила Падма, разливая пряный напиток по высоким стаканам.
— Я не знаю.
— Зато я знаю, — снова взяла слово Пэнси. Она приподнялась над столом и нависла над Грейнджер. — Он недавно развелся и ищет приключений с молоденькой студенткой. Я ничего не имею против папочек, ты знаешь, но будь осторожна.
— Он
не папочка, — Гермиона закатила глаза.
— Сколько ему?
— Ммм… тридцать? Тридцать два?
Пэнси села обратно на стул.
— А тебе двадцать. К тому же у его семьи денег больше, чем у Скруджа Макдака, так что технически он
папочка.
Этот разговор был бессмысленным.
— У нас ничего не будет. Могло бы произойти летом, но сейчас момент упущен.
К сожалению — не добавила она.
— Ты все еще злишься? — спросила Падма и поставила перед Гермионой глинтвейн. Шелковый халат с узором из лотосов немного распахнулся, демонстрируя всем присутствующим домашнюю футболку с «Доктором Стрэнджем».
— Нет, — тут же возразила она, а затем, подумав, добавила. — Может, немного. Не знаю. Скорее меня раздражает, что он так и не объяснился со мной.
«Просто, черт возьми,
сбежал».
— Тогда поездка — идеальный шанс, чтобы поставить точку в той истории, — Паркинсон допила последний глоток вина. — Возможно, тебе даже удастся заодно убедить его поставить сотню за тест.
— Это каким же образом, интересно?
Пэнси приподняла тонкие, аккуратно выщипанные брови, которые шли вразрез с современной модой. Но кого это волновало?
— Могу показать на карамельной тросточке.
Когда смысл ее слов дошел до подруг, обе засмеялись в голос.
— Господи, ты невозможна, — сказала Патил, все еще хихикая.
Тем временем Сия пропела на фоне: «Приводи друга, который любит поиграть, мы съедим все карамельные тросточки».
***
Следующим утром в восемь ноль две красный «Мини» остановился возле книжного магазина. Гермиона пригнулась и выглянула в окно автомобиля: на улице, подсвеченной фонарями, стоял Драко Малфой в сером двубортном пальто. Он ухмыльнулся, сделал последнюю затяжку сигареты и направился к машине, метко выкинув окурок в урну.
— Доброе утро, Гермиона, — бодро поздоровался профессор и тихо закрыл за собой дверь.
Ох, к такому она была не готова. Ни к терпкому запаху сигарет вперемешку с мужским парфюмом, ни к его широко расставленным ногам, обтянутым черными брюками со стрелками, и уж тем более Грейнджер не вооружилась против звуков своего имени из его уст.
«Это худшая идея из всех, что приходили тебе в голову», — подумала она, хватаясь за подставку для кофе.
— Доброе, — пробурчала девушка, передавая своему спутнику горячий напиток.
Он принял его с вежливым «спасибо».
— Итак, куда мы едем? — спросил профессор, делая первый глоток. По выражению его лица трудно было понять, что он думает о кофе из круглосуточного фастфуда.
— В Уилтшир, — ответила Гермиона, заводя двигатель. — Всю ночь я перечитывала книги Уайта и убедилась в том, что он хорошо знаком с той местностью.
— То есть я доверил свою жизнь водителю, который всю ночь не спал?
Она снисходительно ему улыбнулась.
— У меня есть кофе. И бодрая музыка.
Малфой тут же пристегнулся, чем вызвал у нее громкий смех. Грейнджер прибавила звук в аудиосистеме и нажала на газ. Обычно в машине она всегда пела, но сейчас ограничилась лишь постукиванием пальцами по рулю в такт мелодии.
«Есть что-то от Джеймса Дина в твоих глазах, а у меня есть красная помада, та, которая тебе нравится».
Несколько минут они ехали молча, а затем профессор повернул голову в ее сторону и сказал:
— Ты такая… — в интонации слышалась игривая улыбка, —
девчачья.
— В каком смысле? — уточнила Гермиона, не сводя глаз с дороги. Она начинала нервничать: из-за его аромата, глубокого голоса и тела внушительных размеров, которое сейчас было совсем близко.
— У тебя красный «Мини», ты слушаешь Тейлор Свифт, и на тебе всегда надето что-то розовое, — пальцем он указал на ее свитер с высоким горлом.
— Разве это плохо?
Она не стала комментировать тот факт, что Малфой, оказывается, обращал внимание на ее одежду. Грейнджер ведь делала то же самое, вроде как… постоянно.
Мужчина в белой рубашке? Заверните.
— Нет, я не к этому, — он устроился в кресле поудобнее, немного сместив его назад. — Ты лучшая студентка курса и должна быть невыносимой снобкой, одетой в клетчатую юбку и оксфорды, но нет. Ты не вписываешься в стереотип, и мне это нравится.
Она нахмурилась и мельком взглянула на своего спутника. На фоне Тейлор Свифт продолжала петь о том, что они с парнем, похожим на Джеймса Дина, никогда не выйдут из моды.
— Вам не кажется, что возвышение меня сейчас над девушками, одетыми в клетчатую юбку и оксфорды, это тоже не совсем правильно? Вы приравниваете определенную внешность к определенному характеру. И то, что я в него не вписалась, вас удивляет. Хотя вообще-то вам должно быть все равно.
— Правда?
Она хмыкнула.
— Да.
Раздался тихий смех.
— Ладно, я понял.
— Что вы поняли? — Грейнджер тоже улыбнулась.
Что ж, ему еще
учиться и учиться.
— Розовая одежда не означает, что человек глупый или поверхностный, и меня не должно это удивлять. И, если девушка одета в клетчатую юбку и оксфорды, это не значит, что она снобка, и это тоже не должно меня удивлять.
— Все верно, — просияла Гермиона, — ставлю вам девяносто восемь баллов, профессор.
— Ты все еще злишься из-за теста? — Малфой сделал второй глоток кофе.
— Нет, что вы, — она фыркнула, — вы просто угробили мой средний балл.
— На доли процента, — возмутился он, вновь поворачиваясь к ней. — Этого никто не заметит.
— Это замечу
я.
Несколько секунд профессор молчал, и Гермиона уже решила, что перегнула палку. Возможно, не стоило нападать на человека в восемь утра…
— Ты написала, — вдруг он снова заговорил, — что Вальтер Скотт использовал анахронизмы в «Айвенго» по незнанию. А это не так, — их взгляды встретились в зеркале заднего вида, — он делал это намеренно. И сам неоднократно заявлял, что по его книгам глупо пытаться выучить историю, там много неточностей. И вымысла.
Конечно, Грейнджер была с ним не согласна. За последние двенадцать часов это превратилось в привычку.
— Когда автор пишет исторический роман, — красный «Мини» выехал на трассу М4, — то должен учитывать лексику того времени. Принцип такой же, как в фэнтези. Нельзя написать восклицание «черт возьми» из уст эльфа, если он понятия не имеет, что такое христианство.
— Тебе кто-нибудь уже говорил, что ты страшно дотошная?
— Вы даже не можете представить себе, сколько раз.
